Есть ли формула популистской внешней политики?

Популизм стал устойчивой характеристикой современного политического процесса в Европе. Популистские партии правой и левой окраски прочно обосновались в национальных парламентах и Европейском парламенте, успели возглавить правительства в странах Центрально-Восточной (Австрия, Венгрия, Польша) и Южной Европы (Италия, Греция).

Исследователям в области международных отношений необходимо преодолеть скептическое отношение к изучению популистских партий, их программ, идеологий и стратегий. Популизм уже не представляет собой изолированный во внутренней политике феномен. Популистская «картина мира», которая, главным образом, определяется антагонистическим соперничеством «народа» и «элиты», имеет проекцию и на сферу международных взаимодействий.

Если популизм создает собственные проекции для внешней политики, то любопытен вопрос, возможно ли вывести формулу внешней политики популистов?

На международной арене левый популизм демонстрирует большую заинтересованность в работе многосторонних институтов для решения проблем в первую очередь «глобального Юга», чем популизм в его правой вариации. Международные институты и глобальные проблемы начинают интересовать правых популистов только тогда, когда речь заходит о национальной безопасности, например, в ходе миграционного кризиса или террористической угрозы, где национальные государства не так эффективны в одиночку. Может показаться, что их внешнеполитические позиции могут быть выражены набором основных требований, среди которых: изменение вектора развития евроинтеграционного проекта от Европейского союза к «Европе наций» путем восстановления национального суверенитета в том числе и в вопросах контроля границ; игнорирование международных институтов и ограниченное участие в решении глобальных проблем.

Вывести общую формулу внешней политики популистов не позволяет зависимость популизма от внутреннего контекста: партийной конкуренции и электоральных перспектив, а в случае доступа к власти — мейнстримизации и логики национального интереса.

О «популистском духе времени», выражаясь словами политолога Каса Мюдде, написаны уже сотни статей. Популизм стал устойчивой характеристикой современного политического процесса в Европе. Популистские партии правой и левой окраски прочно обосновались в национальных парламентах и Европейском парламенте, успели возглавить правительства в странах Центрально-Восточной (Австрия, Венгрия, Польша) и Южной Европы (Италия, Греция).

Лев Сокольщик:
Революция «трампизма»: радикализм как новая норма американской политики

Как следствие, исследователям в области международных отношений необходимо преодолеть скептическое отношение к изучению популистских партий, их программ, идеологий и стратегий. Причина в том, что популизм уже не представляет собой изолированный во внутренней политике феномен. Популистская «картина мира», которая, главным образом, определяется антагонистическим соперничеством «народа» и «элиты», имеет проекцию и на сферу международных взаимодействий.

Если популизм создает собственные проекции для внешней политики, то любопытен вопрос, возможно ли вывести формулу внешней политики популистов?

Начнем с того, что главная категория для популистов — это «народ», интересы которого ставятся выше существующих институтов и тем более интересов элит. Абстрактный «народ» описывается популистами в категориях «невидимого большинства», как в случае Марин Ле Пен во Франции или «народной армии» в случае Найджела Фараджа в Великобритании. При этом левые (Сириза в Греции и Подемос в Испании) и правые (Национальное объединение во Франции и Лига в Италии) популисты определяют «народ» по-разному.

Для правого характерна стигматизация социальных групп (мигрантов, цыган, мусульман и т.д.), этнически или культурно отличающихся от «молчаливого большинства». Левая вариация популизма носит более включающий характер, интегрируя в понятие «народа» те социальные группы, которые оказываются на обочине в ходе неолиберального экономического курса европейских правительств. Левый популизм не ограничивает понятие «народа» территориальным рамками, делая его транснациональным. В случае же правых работает модель двухуровнего врага «народа» (национальные и европейские элиты — по вертикали, мигранты — по горизонтали), которая подкрепляет эксклюзивность их трактовки «народа» и акцент на национализме в этническом понимании.

Как следствие, на международной арене левый популизм демонстрирует большую заинтересованность в работе многосторонних институтов для решения проблем в первую очередь «глобального Юга», чем популизм в его правой вариации. Международные институты и глобальные проблемы начинают интересовать правых популистов только тогда, когда речь заходит о национальной безопасности, например, в ходе миграционного кризиса или террористической угрозы, где национальные государства не так эффективны в одиночку. Может показаться, что их внешнеполитические позиции могут быть выражены набором основных требований, среди которых: изменение вектора развития евроинтеграционного проекта от Европейского союза к «Европе наций» путем восстановления национального суверенитета в том числе и в вопросах контроля границ; игнорирование международных институтов и ограниченное участие в решении глобальных проблем.

Алексей Чихачев:
Франция в ожидании Ле Пен?

Однако внимательный взгляд на эволюцию программ и стратегий европейских популистов дает более пеструю и динамичную картину. Попытки выявлять формулу внешней политики популистов различной окраски сталкиваются с рядом серьезных ограничений, связанных с самой природой партийного популизма.

Во-первых, высока вероятность «концептуальных натяжек» при определении его внешнеполитических позиций. Популисты не проводят и не могут проводить идентичную политику исходя из концептуальной сущности популизма как фрагментарной идеологии, и, как следствие, эклектизма партийных программ и стратегий под влиянием динамично развивающейся внутренней и внешней среды. Дихотомия «народ-элиты» и вариации евроскептицизма — недостаточный знаменатель для выработки общих внешнеполитических позиций в случае популизма. Указанный тезис демонстрирует наиболее явно та часть политических программ, которая посвящена настоящему и будущему европейской интеграции. Как утверждает исследователь С. Василопулу, евроскептицизм, в случае правых популистов, «базируется на острожном балансе между представительством интересов, электоральной политикой и партийной конкуренцией». Это значит, что содержание позиций по «европейскому вопросу» меняется в ходе внешних и внутренних импульсов. Прекрасная иллюстрация этого — стратегия маневрирования «Национального объединения». После неудачных парламентских выборов 2017 г. и импульса Brexit М. ле Пен перешла от дискурса коллапса ЕС и необходимости «Фрекзита» к дискурсу о необходимости реформировать ЕС.

Во-вторых, ограниченность возможностей популизма транслировать программы и установки во внешнеполитический курс. В случае «популизма в оппозиции» инструментарий популистов практически полностью ограничен борьбой за содержание политической повестки. Когда же популисты оказываются у власти, то сталкиваются с инерцией и давлением внешней среды.

Сергей Шеин, Юлия Тимофеева:
Коронакризис: стресс-тест для популистов?

С одной стороны, причина в вынужденной мейнстримизации и принятии правил игры после прихода к власти. Анализ литературы и европейского материала говорит о том, что влияние популистов во внешней политике, когда они находились у власти, было ограниченным. В этом случае они прагматичны и действуют вполне в русле тех правил, против которых выступали в оппозиции. Популизм у власти не совершает крутой поворот во внешнеполитическом курсе государства в соответствии со своими программами. Исключение составляют правые популисты и миграционные вопросы. Здесь правый популизм вынуждает партнеров по коалиции кооптировать свою программу в этом вопросе (как в случае первой коалиции Австрийский народной партии и Австрийской партии свободы и «коалиции перемен» в Италии).

С другой стороны, когда популистские партии находятся у власти, они не могут игнорировать логику национальных интересов, о чем писал исследователь Криссогелос. «Фидес» в Венгрии и итальянская «коалиция перемен» отметились декларативной поддержкой отмены санкций ЕС в отношении России, но не заблокировали санкционный курс на уровне Евросоюза. Принятие мейнстримной позиции ЕС по антироссийским санкциям произошло из-за незначительности российской проблематики по сравнению с миграционными сюжетами и вопросами развития экономического и валютного союза. «Тема России» имела потенциал для осложнения взаимоотношений страны с западноевропейскими элитами, не принеся при этом политических дивидендов.

Таким образом, вывести общую формулу внешней политики популистов не позволяет зависимость популизма от внутреннего контекста: партийной конкуренции и электоральных перспектив, а в случае доступа к власти — мейнстримизации и логики национального интереса.

Экспертный комментарий подготовлен по итогам семинара «Популистская волна» и внешняя политика ЕС: есть ли импульс?» в рамках гранта РНФ 20-78-00103 «Популизм как фактор онтологического измерения безопасности ЕС: вызовы для России».