На пути становления эффективного цифрового государства в России

В последние годы идея построения эффективного цифрового информационного общества, буквально означающая комплексный перевод системы госуправления, деловой и иной активности в виртуальное пространство, получила мощный импульс. Пандемия новой коронавирусной инфекции с ее характерными «локдаунами» и иными ограничениями на традиционное физическое взаимодействие людей и обществ по всему миру явным образом ускорила цифровую трансформацию.

Однако параллельно этому процессу экспоненциально возросло количество случаев и видов электронного мошенничества, утечек персональных данных пользователей, атак на государственные и коммерческие базы данных, инфосистемы и порталы. Иными словами — в дополнение к «старым» неотработанным рискам и угрозам цифровизации, связанным, например, с недостаточным нормативно-правовым и этическим регулированием внедряемых передовых технологий в общественные процессы, добавились новые проблемы. Решать их многим государствам приходится в условиях острого дефицита времени, технологической неготовности, несовершенства действующего законодательства и отсутствия комплексного сценарного моделирования развития информационного общества с учетом возникающих рисков. Сказанное выше в полной мере относится и к России.

С одной стороны, мы слышим убедительные заверения уполномоченных чиновников и представителей бизнеса в том, что все внедряемые цифровые новации, продукты и сервисы надежны, безопасны и удобны для пользователей. В совокупности они развивают российское информобщество и переводят экономику на инновационные рельсы. С другой стороны, невольно возникает вопрос о том, насколько в нашей стране все действительно под контролем? Каков сценарий идущей полным ходом цифровизации? И где та самая конечная цель или желаемый результат, к которому планируется прийти?

Укоренившиеся в России и многих других странах представления о том, что крупные государства должны иметь сложную многоуровневую бюрократическую машину — это, по сути, отголоски проросшей в массовом сознании людей «бумажной логики». Действительно, в XIX и даже XX веке для обеспечения вертикали власти на федеральном, региональном и местном уровнях в различных частях любой большой страны объективно требовалось дублирование работы госучреждений, коммерческих и иных организаций, включая повсеместный сбор и учет данных о гражданах и их деятельности с привязкой к месту жительства. При этом в век цифровых алгоритмов такое дублирование лишь удлиняет и усложняет цепочку действий в механизме функционирования электронного государства.

Несмотря на огромный потенциал бесшовного алгоритмического управления, переход или выбор в пользу него не так прост и имеет множество сдерживающих факторов. Среди них можно отметить банальное непонимание уполномоченными лицами принципов работы современных алгоритмов. В представлении многих чиновников, оцифровка бумажного документооборота по схеме: набрал документ на компьютере, затем распечатал, отсканировал, повесил на сайт или переслал по электронной почте — и есть цифровая трансформация. Такое восприятие в корне неверно, и оно ведет лишь к переносу в электронный вид архаичной многоуровневой бюрократии, а также к умножению рисков в сфере безопасности. Кроме того, сбор избыточных сведений о человеке и общественных процессах в русле бумажного анкетирования, прежде всего, выгоден бизнесу, поскольку всесторонние знание клиента упрощает схему его вовлечения в коммерческие взаимоотношения. Внедрение алгоритмов лишит бизнес оснований легально аккумулировать избыточные данные в целях изучения и таргетированной работы с потребителем. Пока в обществе и среди всех заинтересованных сторон не будет выработано консенсусное или компромиссное решение относительно вектора комплексной цифровой трансформации, цифровизация в России будет развиваться хаотично и с существенными рисками для безопасности и прав человека. Эти риски следует знать и с ними нужно работать.

В последние годы идея построения эффективного цифрового информационного общества, буквально означающая комплексный перевод системы госуправления, деловой и иной активности в виртуальное пространство, получила мощный импульс. Пандемия новой коронавирусной инфекции с ее характерными «локдаунами» и иными ограничениями на традиционное физическое взаимодействие людей и обществ по всему миру явным образом ускорила цифровую трансформацию. За какие-то месяцы привычным стал удаленный формат работы, существенно расширился перечень услуг в электронном виде (включая государственные), в гражданском обороте появились тысячи сервисов и цифровых решений, позволяющих осуществлять горизонтальную и вертикальную коммуникацию внутри социума на расстоянии, то есть без физического контакта. Все это теперь неотъемлемая часть нашей жизни.

Людмила Гонтарь:
Защита персональных данных в условиях развития цифровых платформ: международные концепции и решения

Однако параллельно этому процессу экспоненциально возросло количество случаев и видов электронного мошенничества, утечек персональных данных пользователей, атак на государственные и коммерческие базы данных, инфосистемы и порталы. Иными словами — в дополнение к «старым» неотработанным рискам и угрозам цифровизации, связанным, например, с недостаточным нормативно-правовым и этическим регулированием внедряемых передовых технологий в общественные процессы, добавились новые проблемы. Решать их многим государствам приходится в условиях острого дефицита времени, технологической неготовности, несовершенства действующего законодательства и отсутствия комплексного сценарного моделирования развития информационного общества с учетом возникающих рисков. Сказанное выше в полной мере относится и к России.

С одной стороны, мы слышим убедительные заверения уполномоченных чиновников и представителей бизнеса в том, что все внедряемые цифровые новации, продукты и сервисы надежды, безопасны и удобны для пользователей. В совокупности они развивают российское информобщество и переводят экономику на инновационные рельсы. В поддержку этого тезиса ведется мощный маркетинг новых электронных «примочек», побуждающих (а в некоторых случаях обязывающих) граждан сдавать в «доверительное управление» не только свои установочные персональные данные, но и биометрию. С другой стороны, невольно возникает вопрос о том, насколько в нашей стране все действительно под контролем? Каков сценарий идущей полным ходом цифровизации? И где та самая конечная цель или желаемый результат, к которому планируется прийти? Попробуем разобраться.

Оцифровка бумаги или алгоритмическое управление?

На сегодняшний день в динамично развивающихся странах мира реализуются, по сути, два магистральных подхода к внедрению передовых информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) для целей комплексной цифровой трансформации. В первом случае речь идет о переносе (оцифровке) устоявшихся в обществе горизонтальных и вертикальных связей в цифровое измерение при сохранении стандартных механизмов функционирования госаппарата, в том числе частичного дублирования функционала отдельных учреждений и ведомств из-за региональной специфики. В этом сценарии цифровизация, по сути, сводится к сканированию или преобразованию бумаги (документов, писем, справок, анкет, реестров, чертежей, таблиц, статистических выкладок, отдельных архивов и т.д.) в электронный вид, иначе попросту невозможно использовать потенциал цифровых технологий по передаче, обработке и хранению данных. При этом логика и принципы «бумажной» системы госуправления и общественного взаимодействия остаются неизменными. Что-то похожее мы наблюдаем в России и некоторых других странах мира, стремящихся без революционных мер и чрезмерных затрат перейти на новые цифровые технологии, не отказываясь от привычной многослойной бюрократии. Однако надо понимать, что простое сканирование бумаги автоматически переносит в цифровое пространство также весь перечень характерных для бумажного документооборота проблем, главным образом связанных с «человеческим фактором». Достаточно упомянуть стабильно высокий процент ошибок при перепечатке информации вручную из одного документа в другой. Никуда не уходит риск избирательной обработки «электронной бумаги» ответственным лицом в следствие халатности или злоупотребления служебным положением. Кроме того, несмотря на внедрение ИКТ, скорость управленческого процесса в целом остается низкой из-за постоянного «пинг-понга» документов в целях согласования или «по принадлежности» от одного чиновника/исполнителя к другому. Иными словами, для стран с громоздкой многоуровневой бюрократией и сильной региональной спецификой такой сценарий не слишком подходит, но вполне приемлем для небольших унитарных государств.

Стоит отметить, что данный подход прямым образом связан также с неизбежными, вернее, неустранимыми рисками и угрозами краж или иного несанкционированного доступа к оцифрованным данным: одно дело каким-то образом физически залезть в бумажный архив с тысячами папок и попытаться найти в них что-то ценное без привлечения внимания, а другое — за считанные секунды анонимно скачать этот же архив в отсканированном виде. Еще несколько минут уйдет на поиск нужной информации или структурирование поисковой выдачи, копирование и пересылку ценных сведений. В итоге за считанные мгновения целостность и сохранность сведений будет безвозвратно нарушена, а виновный вряд ли когда-нибудь понесет наказание, потому что его практически невозможно определить. И таких примеров уже накопилось в избытке.

Второй подход к развитию информобщества значительно радикальнее, но и намного перспективнее. Он подразумевает хоть и поэтапный, но в конечном счете полный отказ от каскадной «бумажной логики» в связи с внедрением бесшовного алгоритмического линейного управления как внутри госсектора, так и для целей взаимодействия государственных институтов с обществом. За горизонтальные и вертикальные связи вместо рядовых чиновников и делопроизводителей (сотрудников канцелярий, архивариусов, секретарей и т.д.) федерального, регионального и муниципального уровней впредь отвечают программные алгоритмы. А вместо дублирующих друг друга государственных и коммерческих баз данных, наполненных отсканированной бумагой, используется единая децентрализованная система из тысяч сообщающихся между собой обезличенных баз данных и инфорегистров (бумага больше не сканируется, а все необходимые «анкетные» сведения дробятся на как можно большее число самостоятельных хранилищ в целях повышения устойчивости и безопасности системы).

Основные принципы алгоритмического управления

Как из кусочков мозаики по запросу специальные алгоритмы осуществляют моментальную сборку цифровой картины жизни общества или отдельного гражданина. При этом все заинтересованные стороны, тот же госсектор или бизнес, получают доступ к этой системе лишь в том объеме, который подразумевается функционалом и компетенцией конкретной организации или ее ответственного сотрудника. Таким образом, взломать или «слить» базу данных, например, полиции, банка, почты или госуслуг с установочными, контактными и иными сведениями о гражданах невозможно, потому что такой базы при алгоритмическом управлении не может существовать в принципе. Чисто теоретически «слить» можно только отдельные неинформативные и непривязанные к кому-либо и чему-либо фрагменты. Чтобы собрать хоть какую-то мало-мальски объективную картинку о человеке или о работе интересующего учреждения необходимо получить доступ к сотням обезличенных баз и инфорегистров, а также раскодировать алгоритм, который эти разрозненные сведения связывает воедино. Сделать это крайне проблематично, поскольку на каждого человека или организацию приходится свой уникальный программный алгоритм, способный вычленять опять же только «свои» сегменты данных в миллиардах строках кода.

Алексей Туробов:
Ищем Грааль, но находим новые «ящики Пандоры»: конфиденциальность в сфере международной безопасности

Кроме того, в сценарии алгоритмического управления в обязательном порядке очерчивается узкий круг лиц, обладающих правом, а также специальной методологией сбора персональных и иных данных о человеке (для корректной работы алгоритмов и качественного наполнения инфорегистров все аккумулируемые сведения должны иметь единообразную разметку). Таким образом, для подавляющего большинства акторов, с удовольствием коллекционирующих персональные данные граждан в привычном нам аналоговом мире, вводится прямой запрет на формирование и ведение собственных баз и инфорегистров. С одной стороны, это позволяет радикально снизить риски несанкционированного доступа и использования в личных целях персональных данных человека и иной чувствительной информации. Ведь по факту ни у кого нет законного права и технической возможности видеть полную цифровую картину общества. С другой стороны, правоохранительным органам намного проще вести борьбу с киберпреступлениями, поскольку по характерным особенностям утекших сегментов обезличенных данных (хотя в них нет практической ценности для злоумышленников) можно относительно легко установить источник.

Главный и самый очевидный плюс алгоритмического управления — сведение к минимуму «человеческого фактора», то есть на каждом витке трансформации слой за слоем упраздняется многоуровневая бюрократия, а вслед за ней исчезает и свойственная ей коррупция. Впредь любое взаимодействие по линии заявитель-исполнитель происходит автоматически, то есть без возможности для третьих лиц вклиниться в процесс принятия управленческого решения и/или использовать служебное положение в личных целях. Также радикально сокращается время, необходимое для осуществления абсолютного большинства управленческих процессов, связанных в числе прочего со сбором и обработкой информации, принятием решений, предоставлением услуг населению и т.д.

Однако не все так радужно. Основная проблема при внедрении алгоритмического управления — это жизненная необходимость в комплексном, инженерно-безупречном и научно-обоснованном подходе к написанию и внедрению алгоритмов. Важно уделить достаточное внимание проблемам прозрачности и надежности алгоритмов, поскольку любая, даже самая незначительная программная ошибка или несостыковка, будет неизбежно масштабироваться на всю систему. По этой причине в странах, избравших путь алгоритмической цифровой трансформации, ее осуществляют поэтапно, начиная с небольших замкнутых систем. Например, путь успешных цифровых государств мира (Эстонии, Финляндии и Сингапура) 20 лет назад начинался с налаживания автоматического бесшовного взаимодействия внутри аппарата правительства с последующим шкалированием обкатанной системы на весь госсектор. С годами увеличивался охват вовлеченных в алгоритмическое управление государственных и частных организаций, подключались иные сторонние акторы [1].

Кроме того, алгоритмическое управление в обязательном порядке подразумевает сложный с технической точки зрения и весьма дорогостоящий подход к сохранности данных. В упомянутой тройке стран давно внедрены и постоянно развиваются криптографические методы защиты на основе блокчейн-технологии. На законодательном уровне персональные данные человека, а также биометрия по степени важности приравниваются к сведениям, составляющим государственную тайну. Таким образом, ответственные лица, занимающиеся сбором, обработкой и хранением персональных данных (даже в расщепленном и обезличенном виде), несут такую же ответственность по закону, как и допущенные к государственным секретам чиновники.

Цифровая трансформация госсектора — основа всего

Отдельно следует подчеркнуть, что несмотря на очевидные различия, оба описанных выше магистральных подхода к построению цифрового информобщества подразумевают, прежде всего, перевод всей системы госуправления на ИКТ. Без этого шага дальнейшая цифровизация не имеет смысла, поскольку возникает прямая угроза взаимосвязанности государственного аппарата (продолжающего действовать в старой парадигме) и общества (апробирующего новую цифровую реальность). Грубо говоря, чиновники всех уровней, работающие с бумагой, на бумаге и в «бумажной логике» объективно не способны задавать вектор работы алгоритмическим процессам, контролировать их, а также обеспечивать законность применения программных средств в электронных услугах и сервисах в интересах граждан.

К слову, некоторые тревожные сигналы нарождающегося «цифрового кризиса» в связи с неравномерной и разноскоростной цифровой трансформацией мы можем наблюдать и в России. Так, часть федеральных и региональных госуслуг населению оказывается исключительно в электронном виде при том, что действующим законодательством предусмотрено иное. И такой разрыв между аналоговой и цифровой реальностями продолжает постепенно нарастать. Есть основания полагать, что корень этой настораживающей тенденции кроется не столько в халатности или инертности ответственных федеральных и региональных чиновников, сколько в попытках государственного аппарата как такового всеми силами остаться в русле привычной «бумажной логики», абсолютно не применимой в рамках последовательной математической логики цифрового информобщества.

Есть все основания полагать, что гарантированное российским законодательством право человеку взаимодействовать с государственными институтами в бумажном виде должно так и оставаться в виде самостоятельного бумажного документооборота. В свою очередь цифровая трансформация может идти или вместо, или параллельно бумажной бюрократии, но никак не в комбинированном виде.

Максим Федоров, Юрий Цветков:
Искусственный интеллект и социальный рейтинг: начало эпохи цифрового концентрационного лагеря «в интересах человечества»?

Что касается перспектив построения действительно всеобъемлющего и безопасного информационного общества, то, как показывает практика, при должном целеполагании и ресурсах к нему вполне реально прийти в течении 10–15 лет. Следует лишь двигаться по алгоритмическим рельсам в рамках понятного, подвергшегося всесторонней экспертизе и тестированию на стабильность инженерному маршруту. Попытки подменить алгоритмы отсканированной бумагой при сохранении в законодательстве и на практике аналоговой системы принятия управленческих решений только вредят цифровой трансформации. Эти действия кроме смешения жанров, а также дискредитации идеи эффективного электронного государства в интересах человека и общества, ничего путного в нашу жизнь привнести не могут.

Уместно подчеркнуть, что цифровизация общества без первичной цифровизации госуправления будет лишь усиливать разрыв между уровнями принятия и исполнения решений, что неизбежно приведет к глубокому управленческому кризису, выходом из которого станет цифровая «перестройка», то есть — необходимость начинать все с начала, но в гораздо худших условиях. Именно по этой причине, хотим мы этого или нет, но именно госсектор — это точка старта любой комплексной цифровой трансформации с последующим плавным движением от центра сосредоточения власти в сторону поэтапного вовлечения в цифровое взаимодействие тех или иных сфер общественных отношений.

Говоря о России и ведущейся в нашей стране последние годы масштабной цифровой трансформации, стоит отметить, что на данном этапе трудно однозначно соотнести наблюдаемую цифровизацию с первым или вторым сценарием. Очевидны отдельные заимствования из обоих подходов, однако не прослеживается некий объединяющий вектор, который по логике вещей должен быть в основе всего. Главная проблема на пути становления эффективного и надежного цифрового государства, учитывающего права и интересы российского общества, видится в следующем.

Прежде всего, отсутствует комплексный дизайн-проект цифрового государства, которое планируется построить, с контрольными точками по времени, технологическими этапами, подбором конкретных средств и методов реализации задуманного в установленные сроки. Такой дизайн-проект в обязательном порядке должен дополняться планом внедрения законодательных изменений под каждый конкретный виток цифровой трансформации. На практике мы наблюдаем не поступательное движение к некой конечной цели, а скачкообразную цифровизацию, подчиненную в значительной степени интересам крупного ИТ-бизнеса без привязки к генеральному плану (возможно он в каком-то виде существует, но по неизвестным причинам не доступен для всеобщего обозрения). Отсюда, как представляется, и разрозненные нормотворческие инициативы вроде принятого в декабре 2022 г. ФЗ «Об осуществлении идентификации и (или) аутентификации физических лиц с использованием биометрических персональных данных», которые призваны узаконить в ряде сфер сложившийся status quo вне рамок комплексного подхода к гармонизации или адаптации законодательства к новым цифровым реалиям [2].

Динамика цифровой трансформации России в сравнении со странами-лидерами

В век цифровых технологий популярный лозунг прошлого «кадры решают все» должен звучать следующим образом: «высокая эффективность государства для решения насущных проблем общества не должна зависеть от состояния управленческих кадров». В сценарии алгоритмического управления стандарт «качества» закладывается один раз при запуске системы и впоследствии его можно только повышать при появлении новых улучшенных технологических решений: хуже система работать не будет по причине исключения «человеческого фактора» из большинства вертикальных и горизонтальных взаимоотношений в госсекторе и по линии государство-общество. Именно об этом свидетельствует двадцатилетний опыт передовых электронных государств. Однако в случае с переносом устоявшихся в обществе связей в цифровое измерение при сохранении «аналоговых» механизмов функционирования госаппарата, совокупная эффективность системы по-прежнему определяется качеством управленческих кадров, то есть конкретных исполнителей в конкретный момент времени. Сказанное вовсе не означает, что при запуске алгоритмического управления о работе с кадрами можно забыть, как об изжившем себя атавизме (в конце концов те же операторы и инженеры, работающие с системой электронного государства, всегда должны быть на самом высоком уровне). Однако без снижения удельного веса негативных проявлений «человеческого фактора» при реализации комплексной цифровой трансформации все равно не обойтись. Косвенно этот аспект проходит красной нитью сквозь множество международных рейтингов и индексов развития цифрового государства и общества.

Пожалуй, главный и наиболее авторитетный из них — обновляемый раз в два года Индекс развития электронного правительства ООН (UN Global E-Government Development Index). Он представляет собой комплексный показатель, оценивающий готовность и имеющиеся возможности национальных государственных структур использовать ИКТ для предоставления гражданам государственных услуг. По итогам 2022 года Россия заняла весьма скромное 42-е место. Это немного обескураживает на фоне масштабной информкампании об успехах отечественной цифровизации. Однако это не самая плохая новость. Намного печальнее, что 42-е место в индексе — это наихудшая позиция России с 2010 года (тогда было 59-е место). По мнению экспертов ООН, отечественная цифровая трансформация, несмотря на внедрение передовых технологий (одно только распознавание лиц в метро и в системе городских камерах чего стоит), появление новых действительно удобных сервисов, услуг и законодательных новаций, идет куда-то не туда.

Инфографика о месте России в Индексе развития электронного правительства ООН по итогам 2022 г. Источник: https://publicadministration.un.org/egovkb/Data-Center

Самый лучший результат в этом индексе Россия занимала с 2012 по 2014 гг. (27-е место), о чем в профильном разделе сайта Минцифры России свидетельствует ооновская инфографика десятилетней давности. Более свежие результаты пока не публиковались. В принципе, большинству граждан не составит особого труда вспомнить ряд непроработанных должным образом или даже сомнительных новаций последнего десятилетия, приведших к очевидной разбалансировке цифрового развития страны.

Англоязычная версия сайта Минцифры России содержит сведения о позиции России в Индексе развития электронного правительства ООН с 2010 по 2014 гг. Источник: https://digital.gov.ru/en/activity/statistic/rating/index-razvitiya-elektronnogo-pravitelstva/#tabs|Compare:Place

К слову, ранее упоминавшиеся Финляндия, Эстония и Сингапур по итогам 2022 г. заняли в ооновском индексе 2-е, 8-е и 12-е места.

Однако Индекс развития электронного правительства не всеобъемлющий. При комплексном анализе цифровой трансформации на страновом уровне целесообразно также учитывать Индекс электронного участия ООН (E-Participation Index), который показывает, насколько эффективны и полезны услуги электронного государства для целей вовлечения граждан в процесс принятии решений, и Индекс ООН по степени охвата и качеству интернет-услуг (Online Service Index). В обоих рейтингах по итогам 2022 г. Россия заняла весьма удручающие позиции: 57-е и 61-е место. Лучший результат нашей страны был в далеком 2012 г. — 19-е и 37-е место соответственно.

Инфографика о месте России в Индексе электронного участия ООН по итогам 2022 г. Источник: https://publicadministration.un.org/egovkb/Data-Center

Для сравнения: в Индексе электронного участия ООН за 2022 г. Эстония заняла 3-е, Сингапур — 4-е и Финляндия — 6-е место, а в Индексе ООН по степени охвата и качеству интернет-услуг Эстония — мировой лидер, Финляндия занимает 2-е место, а Сингапур — 5-е.

О чем свидетельствует статистика ООН? О том, что портал Госуслуги, система Face Pay в московском метро (оплата проезда «лицом») или биометрическая аутентификация личности в мобильных приложениях ведущих российских банков — это лишь отдельные невзаимосвязанные цифровые инициативы. В совокупности они мало что дают для целей комплексной цифровой трансформации, поскольку функционируют под управлением разных операторов, осуществляют независимый друг от друга сбор и обработку персональных (в том числе биометрических) данных человека и, что самое главное, фактически находятся вне рамок прямого государственного контроля и управления. Отсюда и постоянно ухудшающиеся с 2014 года позиции России в рейтингах ООН, оценивающих развитие электронного государства как некой единой системы, но никак не цифровизацию отдельных сфер или бизнес-процессов.

Вместо заключения

Ярослав Ярутин:
Финансовая цифровизация «с китайской спецификой»

Укоренившиеся в России и многих других странах представления о том, что крупные государства должны иметь сложную многоуровневую бюрократическую машину — это, по сути, отголоски проросшей в массовом сознании людей «бумажной логики». Действительно, в XIX и даже XX веке для обеспечения вертикали власти на федеральном, региональном и местном уровнях в различных частях любой большой страны объективно требовалось дублирование работы госучреждений, коммерческих и иных организаций, включая повсеместный сбор и учет данных о гражданах и их деятельности с привязкой к месту жительства. При этом в век цифровых алгоритмов такое дублирование лишь удлиняет и усложняет цепочку действий в механизме функционирования электронного государства.

Несмотря на огромный потенциал бесшовного алгоритмического управления, переход или выбор в пользу него не так прост и имеет множество сдерживающих факторов. Среди них можно отметить банальное непонимание уполномоченными лицами принципов работы современных алгоритмов. В представлении многих чиновников, оцифровка бумажного документооборота по схеме: набрал документ на компьютере, затем распечатал, отсканировал, повесил на сайт или переслал по электронной почте и есть цифровая трансформация. Такое восприятие в корне неверно, и оно ведет лишь к переносу в электронный вид архаичной многоуровневой бюрократии, а также к умножению рисков в сфере безопасности. Кроме того, сбор избыточных сведений о человеке и общественных процессах в русле бумажного анкетирования, прежде всего, выгоден бизнесу, поскольку всесторонние знание клиента упрощает схему его вовлечения в коммерческие взаимоотношения. Внедрение алгоритмов лишит бизнес оснований легально аккумулировать избыточные данные в целях изучения и таргетированной работы с потребителем. Пока в обществе и среди всех заинтересованных сторон не будет выработано консенсусное или компромиссное решение относительно вектора комплексной цифровой трансформации, цифровизация в России будет развиваться хаотично и с существенными рисками для безопасности и прав человека. Эти риски следует знать и с ними нужно работать.

1. В той же Эстонии на 1 декабря 2022 г. государственная система алгоритмического управления (носит название «X-tee» — «Перекресток») работала без сбоев 1851 день и состояла из 1578 инфосистем/баз данных/регистров со 175 серверами безопасности (прослойки между пользователем в Интернете и конкретной информационной системой). 3156 услуг (99,6% от общего числа) предоставлялось в электронном виде. При этом протоколы обмена данными, то есть те самые алгоритмы, с 2001 г. менялись всего 4 раза, что говорит об изначально грамотном инженерном подходе к внедрению цифры.

2. В России отсутствует комплексное понимание и нормативно-правовое регулирование биометрии, как отдельного вида персональных данных человека, однако это не мешает законодателям идти дальше в формулировании новых норм.