Тенёты и тени: сербская политика памяти о Второй мировой войне

17 октября 2023 г. в Белграде открылся музей, посвященный лидеру движения четников Драголюбу (Драже) Михайловичу, а 20 и 22 октября отмечались годовщины двух значимых для Сербии событий Второй мировой войны — массового убийства сербов нацистами в Кралеве и Крагуеваце в 1941 г. и освобождения Белграда в 1944 г. Здесь привычное свойство календаря ставить рядом совсем разные по значению и эмоциям даты приобретает особый символизм: в памятийном дискурсе Сербии действительно ведутся большие (и в некоторой степени ожесточенные) идеологические и исторические споры — о победителях и героях, о жертвах и преступниках. Полярность идущих подряд дат — своеобразный символ полярности этих споров.

Официальная память Сербии о Второй мировой войне концентрируется в основном вокруг трех крупных сюжетов: проблемы сербских жертв военных преступлений, оценки действий партизан и Красной армии, а также отношения к четникам. Как правило, сумма этих нарративов приводит к парадоксам памяти, разрешаемым либо замалчиванием отдельных «нежелательных» (или сложных для однозначной оценки) событий, либо «изобретением» новых нарративов и приписыванием части исторических персонажей преувеличенных или вовсе не существующих ролей.

Отношение к четникам неоднозначно: часть сил считает их коллаборационистами и предателями, относимыми к движению сопротивления лишь условно, другая часть — полноценными героями Народно-освободительной войны, невинно пострадавшими от произвола коммунистов. Реабилитация четников стала главным вектором в официальной политике памяти Белграда с момента падения режима С. Милошевича. Юридические процедуры дополняются возведением памятных монументов, и такая активная коммеморация не может не вызывать недовольство со стороны «партизан».

Исторический нарратив Сербии крайне эклектичен и носит скорее политический, нежели исторический характер. Предельное внимание сербов к собственной памяти говорит о довольно серьезном кризисе если не идентичности, то уж точно их онтологической безопасности. Поиск ответа на вопрос «Кто мы?» продолжается, и вполне вероятно, что главным ответом все-таки окажется «жертва». Белград и для Москвы сумел найти нужный сюжет в своем восприятии истории, который при этом не противоречил бы базовому нарративу: вечная жертва обрела своего вечного спасителя. Внимание к жертвенности, наверное, можно связать с исторической бесспорностью страданий сербского народа во Второй мировой войне, но статус жертв не мешает сербам продолжать пока еще вечный спор между партизанами и четниками.

Для народов социалистической Югославии общая победа в войне служила одной из главных «скреп». Для современной Сербии коммунистическое прошлое все еще остается нежелательным: «партизанский ренессанс» был вызван прежде всего желанием сблизиться с Россией, вставшей в определенный момент на защиту стратегических интересов Белграда (в отношении Косова — уж точно). Но чаша весов в новом эпизоде борьбы партизан и четников все же склоняется к последним: уже сейчас получается, что символически Тито и Михайлович добыли победу над фашизмом вместе, плечом к плечу, хотя это совсем не так. Так сербы в своей памяти от Интернационала постепенно (и уже вполне явно) переходят к национализму, и если жертвы этой войны — сербские, то и герои, по всей теперешней логике, тоже должны быть сербскими.

17 октября 2023 г. в Белграде открылся музей, посвященный лидеру движения четников Драголюбу (Драже) Михайловичу, а 20­ и 22 октября отмечались годовщины двух значимых для Сербии событий Второй мировой войны — массового убийства сербов нацистами в Кралеве и Крагуеваце в 1941 г. и освобождения Белграда в 1944 г. Здесь привычное свойство календаря ставить рядом совсем разные по значению и эмоциям даты приобретает особый символизм: в памятийном дискурсе Сербии действительно ведутся большие (и в некоторой степени ожесточенные) идеологические и исторические споры — о победителях и героях, о жертвах и преступниках. Полярность идущих подряд дат — своеобразный символ полярности этих споров.

Официальная память Сербии о Второй мировой войне концентрируется в основном вокруг трех крупных сюжетов: проблемы сербских жертв военных преступлений, оценки действий партизан и Красной армии, а также отношения к четникам. Как правило, сумма этих нарративов приводит к парадоксам памяти, разрешаемым либо замалчиванием отдельных «нежелательных» (или сложных для однозначной оценки) событий, либо «изобретением» новых нарративов и приписыванием части исторических персонажей преувеличенных или вовсе не существующих ролей.

Геноцид и сакрализация жертв

Александр Пивоваренко:
Внешняя политика Сербии в картине региональных взаимоотношений

Один из главных (мета)нарративов в общественном дискурсе Сербии ­выступает сюжет о страданиях и жертвах сербского народа, которые он претерпевал на протяжении всей своей истории — от битвы на Косовом поле до бомбардировок НАТО и сецессии все того же Косова. Особая составляющая этого нарратива — память о сербских жертвах во Второй мировой войне. Символична в этом контексте фраза президента Сербии А. Вучича: «Мои предки не были ни четниками, ни партизанами, а обычными погибшими сербами, как и многие другие». Естественно, этот ответ на вопрос журналиста не может стать каким-либо негласным девизом, но он многое иллюстрирует.

Помимо 9 мая на государственном уровне отмечаются еще две даты, связанные со Второй мировой войной: День памяти жертв Холокоста, геноцида и других фашистских преступлений (22 апреля — в годовщину побега заключенных из концентрационного лагеря Ясеновац в 1945 г.) и День памяти сербских жертв во Второй мировой войне (21 октября — в годовщину расстрела 7 тыс. сербов в Крагуеваце в 1941 г.). Других «исторических» праздников в Сербии всего два: День перемирия в Первой мировой войне и День св. Вита (годовщина битвы на Косовом поле).

Онтологический статус Ясеноваца в сербском дискурсе предельно понятен — это место памяти о страшной трагедии, унесшей жизни (по официально признанным сербским данным) сотен тысяч сербов, евреев и цыган. Персонификация преступников — фашистского режима усташей в Независимом государстве Хорватия (НГХ), создавшего целую систему «лагерей смерти», главным из которых был именно комплекс «Ясеновац», — объяснимо вызывает полярную реакцию со стороны самой Хорватии. Белград и Загреб не могут прийти к единому мнению о количестве жертв (700 тыс. для сербов и 83 тыс. для хорватов), обвиняют друг друга в манипуляциях с цифрами. Символически Ясеновацу официальная Хорватия противопоставляет сюжет о капитуляции усташей в Блайбурге 15 мая 1945 г., закончившейся массовыми казнями. Годовщина события — рифма сербских мемориальных мероприятий — отмечается там на государственном уровне как «День памяти хорватских жертв в борьбе за свободу и независимость».

Ясеновац сейчас становится и объектом дипломатических скандалов: так, в 2022 г. президента А. Вучича, намеревавшегося посетить мемориал, не пустили в Хорватию (хотя сам Вучич не предупреждал Загреб о своем визите, чем нарушил дипломатический протокол). Отдельной темой в сербском дискурсе остается роль (и оспариваемое участие) католического духовенства в геноциде со стороны усташей: показательны «обличающие» публикации и новости в отношении (тогдашнего) папы Пия XII и хорватского кардинала А. Степинаца (которые якобы знали о зверствах против сербов, но никак этому не препятствовали).

Особый сюжет, связанный с памятью сербов о Ясеноваце (и вообще со всеми сербскими жертвами Второй мировой войны), — его интроекция в общий нарратив о Холокосте (сравним при этом бурную реакцию сербов на сравнение Холокоста и массового убийства в Сребренице). Дело не касается исключительно официального названия памятной даты, приуроченной к годовщине побега заключенных из лагеря — символическая речь здесь, кажется, идет вообще об отождествлении (по крайней мере, для внутренней аудитории) сербов и евреев как одинаково пострадавших от преступлений в годы Второй мировой войны. Фреймируется метафора Ясеноваца как «балканского Освенцима» (и не просто на уровне выступлений отдельных комментаторов, а уже в рамках научных конференций). Подобный памятийный оборот, возможно, нужен и для «экспорта» нарратива о сербских жертвах Второй мировой войны на внешнюю аудиторию.

Также Ясеновац стал отправной точкой для начала официальной сакрализации жертв (причем в прямом смысле этого слова) — в 1980-х гг. Сербская православная епархия в США и Канаде первой стала чтить память Святых Ясеновацких новомучеников. Официально девять мучеников были канонизированы Сербской православной церковью в 2000 г., а сейчас канонизируются жертвы Второй мировой войны и из других мест памяти: из концлагерей Ястребарско и Сисак, из Житомысличского монастыря, из исторической области Бачка. Этим (в том числе) Сербская православная церковь расширяет свое место на мнемоническом поле (через распространение культа мучеников веры на жертв Второй мировой войны).

Доминирование «жертвенного» нарратива в дискурсе приводит не только к вертикальному, но и к горизонтальному «распространению памяти»: негласно поощряется коммеморация как можно большего числа событий из травматического прошлого (это видно и на примере канонизации новых святых). Например, активно предлагается ввести новые памятные даты (например, 28 апреля — годовщина первого эпизода геноцида сербов в НГХ у Гудовца), учреждаются новые места памяти или расширяются старые, создаются новые мемориалы или обновляются старые, появляются все новые публицистические обзоры памятных событий. Мемориальные новости, появляющиеся в ленте все чаще и чаще, все крепче и крепче фреймируют жертвенный нарратив.

Деконструкция и реконструкция

Перспективы российско-сербских отношений в условиях санкционного давления. Рабочая тетрадь РСМД

Вторая Югославия (сначала ФНРЮ, затем СФРЮ) — государство, созданное победителями во Второй мировой войне, югославскими партизанами-коммунистами. Память о победе в предыдущей войне, соответственно, составляла легитимность новой власти. Такое представление было отражено и в государственной символике (на гербе Югославии была запечатлена дата 29 ноября 1943 г. — день принятия решения на сессии Антифашистского веча народного освобождения Югославии о строительстве демократического федеративного государства югославянских народов под руководством Коммунистической партии Югославии — КПЮ), и в качестве государственных праздников помимо Дня республики (29 ноября) были учреждены еще День борца (4 июля — в годовщину образования КПЮ), а также различные республиканские даты, связанные с формированием освободительных фронтов или первыми заседаниями местных антифашистских собраний.

Распад Югославии и последовавшая декоммунизация национальных республик приводила к неоднородным и разнонаправленным процессам. Основой символической политики первого постсоциалистического лидера Сербии С. Милошевича стала приватизация партизанского наследия параллельно с принижением заслуг остальных югославских народов (и пока еще не ярко выраженной декоммунизацией): победа в войне стала исключительно сербской, хорватов стали клеймить усташами. При этом только в 1997 г. вместо коммунистических праздников, связанных со Второй мировой войной, был учрежден День победы — 9 мая. Кстати, символично, что Хорватия (с откровенно антикоммунистическим правительством) праздничным днем оставила именно 22 июня — годовщину начала вооруженной антифашистской борьбы хорватскими партизанами, отреагировавшими восстанием на нападение Гитлера на СССР (интересно, как эта дата сочетается с официальными мероприятиями по случаю годовщины бойни в Блайбурге, упомянутой выше).

Для преемников С. Милошевича основным нарративом стала декоммунизация. В рамках отношения к войне это иллюстрируется, например, активным переименованием улиц в Белграде, ранее носивших имена военачальников Красной армии (например, маршала Толбухина и генерала Жданова, руководивших Белградской операцией) или игнорированием празднования Победы в Москве (на 60-летний юбилей Победы в 2005 г. в Москву не явился никто из высших чиновников Сербии, в то время как премьер-министр В. Коштуница возложил венок к памятнику погибшим летчикам Королевских ВВС Югославии — героям самого начала Второй мировой войны).

Однако курс на разрыв с коммунистическим военным прошлым оказался не таким долгим. Изменение внешнеполитических обстоятельств (отделение Черногории в 2006 г. и провозглашение независимости Косова в 2008 г.) вынудило Белград пересмотреть свое отношение хотя бы к Красной армии, и уже 20 октября 2007 г. (в годовщину освобождения столицы Сербии) президент Сербии Б. Тадич возложил венок к памятнику освободителям Белграда — впервые после долгого перерыва. На том же месте в тот же день через два года Б. Тадич и президент России Д. Медведев вместе приняли участие в мемориальных мероприятиях. В ходе встречи Б. Тадич поблагодарил Москву за принципиальную позицию по Косову и попросил миллиард евро финансовой помощи. Через пять лет (снова в тот же день) в Белграде прошел первый за 29 лет военный парад — в честь 70-летия его освобождения, среди почетных гостей был президент России В. Путин, над городом пролетела пилотажная группа «Стрижи». А еще через два года, в 2016 г., вернули старые названия улицам Белграда, переименованным ранее. Так сложилось «памятийное партнерство» (если не союз) России и Сербии. Белград сумел найти нужный для Москвы сюжет в своем восприятии истории, который при этом не противоречил бы базовому нарративу: вечная жертва, кажется, обрела своего вечного спасителя.

Герои и злодеи

Вектор на декоммунизацию в сочетании с отказом от «партизанского наследства» сделал место национальных героев вакантным. После непродолжительных поисков выбор пал на движение четников (официально — Югославская армия на родине, сложившаяся из частей Королевской югославской армии, не признавшей поражения страны в Апрельской войне 1941 г.). Отношение к четникам неоднозначно: часть сил считает их коллаборационистами и предателями, относимыми к движению сопротивления лишь условно, другая часть — полноценными героями Народно-освободительной войны, невинно пострадавшими от произвола коммунистов. Кто-то акцентирует внимание на конкретных фактах военных преступлений или коллаборационизма (особенно это чувствительно для сербской публики в случае фактов сотрудничества с усташами), кто-то — на фактах их героизма (и наиболее яркий пример последнего времени — выход художественного фильма «Герои Халиярда» о четниках, помогавших эвакуироваться американским летчикам в 1944 г.).

Александр Вершинин:
Дивизия СС «Галиция»: между исторической реальностью и политической конъюнктурой

Реабилитация четников стала главным вектором в официальной политике памяти Белграда с момента падения режима С. Милошевича. В 2004 г. четники получили права ветеранов Народно-освободительной войны (наряду с партизанами). В 2006 г. (кстати, в ответ на резолюцию ПАСЕ о «двух тоталитаризмах») был принят закон о реабилитации — под его действие подпадают все лица, преследуемые по закону по политическим и идеологическим причинам с 6 апреля 1941 г. (то есть с даты начала Апрельской войны в Югославии). В 2009 г. были учреждены две государственные комиссии: по выяснению обстоятельств казни лидера четников Дражи Михайловича и по поиску всех захоронений лиц, расстрелянных после 1944 г. Финальным аккордом новой политики памяти пока можно считать официальную реабилитацию Д. Михайловича в 2015 г.

Юридические процедуры дополняются активным возведением монументов лидерам четнического движения. Первый памятник Д. Михайловичу был открыт в 1991 г в Белграде, затем в 1992 г. перенесен в Вуковар, в 1998 г. — в Брчко, а в 2004 г. — в Вышеград, предполагаемое место его ареста в 1946 г. Другой монумент был открыт в 1992 г. в месте основания Югославской армии на родине, Равна Горе; чуть позже мемориал расширился за счет церкви Святого Георгия (1998), а также музея и библиотеки. В 2003 г. монумент лидеру четников появился на его малой родине, в Иваньице, — памятник был открыт в честь 110-летия со дня рождения Д. Михайловича. Далее мемориалы Михайловичу стали появляться все чаще: в Лапове (2006), в Субеле (2012), в Билече (2019) и даже в Белграде (2023 — в доме, где он жил с семьей до начала Второй мировой войны). Впрочем, такая активная коммеморация не может не вызывать недовольство со стороны «партизан» — есть пример споров о переименовании улицы в Крагуеваце в честь генерала Д. Михайловича.

Памятовать до беспамятства: вместо выводов

Исторический нарратив Сербии крайне эклектичен и носит скорее политический, нежели, собственно, исторический характер. Предельное внимание сербов к собственной памяти говорит о довольно серьезном кризисе если не идентичности, то уж точно их онтологической безопасности. Поиск ответа на вопрос «Кто мы?» продолжается, и вполне вероятно, что главным ответом все-таки окажется «жертва». Внимание к жертвенности, наверное, можно связать и с исторической бесспорностью страданий сербского народа во Второй мировой войне, но статус жертв не мешает сербам продолжать пока еще вечный спор между партизанами и четниками.

Для народов социалистической Югославии общая победа в войне служила одной из главных «скреп». Для современной Сербии коммунистическое прошлое все еще остается нежелательным: «партизанский ренессанс» был вызван прежде всего желанием сблизиться с Россией, вставшей в определенный момент на защиту стратегических интересов Белграда (в отношении Косова — уж точно). Но чаша весов в новом эпизоде борьбы партизан и четников все же склоняется к последним: уже сейчас получается, что символически Тито и Михайлович добыли победу над фашизмом вместе, плечом к плечу, хотя это совсем не так. Так сербы в своей памяти от Интернационала постепенно (и уже вполне явно) переходят к национализму, и если жертвы этой войны — сербские, то и герои, по всей теперешней логике, тоже должны быть сербскими.