Пик партнерства

Россия и Сербия сейчас находятся практически на пике своего партнерства: торговля бурно растет, политическое взаимодействие всё больше напоминает союзничество, а руководство двух стран на этой волне пытается преодолеть как можно больше барьеров. Впрочем, Белград и Москва обнаружили друг друга не в самом устойчивом для себя положении — скорее новое старое партнерство выглядит как успешный кризис-менеджмент: в критический момент страны смогли разглядеть друг в друге надежных «партнеров по несчастью».

1990-е и начало 2000-х годов можно откровенно считать «потерянным» временем. Смещение Слободана Милошевича привело (буквально за рулем бульдозера) в сербскую политику новых людей, которые были всё же более заинтересованы в евроинтеграции, чем в восстановлении диалога с относительно далекой Москвой. Принципиальная позиция Москвы по непризнанию независимости Косово вдохнула в отношения двух стран новую жизнь: Россия из относительно далекого и не самого очевидного партнера превратилась в одного из ключевых игроков, отстаивающих сербские интересы на международной арене.

Активизация двустороннего взаимодействия в настоящее время была связана с обострением украинского кризиса. Сербия — единственная из балканских стран и практически единственная из европейских — не стала вводить санкции в отношении России, чем навлекла на себя значительную критику Брюсселя. И, оставшись практически единственным партнером Москвы на континенте, Белград в самом начале кризиса поистине сорвал джекпот. Приятным бонусом к по большому счету «оборонительному» партнерству стал сюжет о передаче российскими спецслужбами информации о готовящихся протестах в Сербии; в дополнение к этому Москва признала свежие парламентские выборы и выразила в этом вопросе самую решительную поддержку официальному Белграду. Также партнерство было закреплено новыми поставками российского вооружения.        

Сотрудничество в сфере исторической памяти — то, что, говоря откровенно, приносит максимальный эффект при минимуме издержек — постепенно становится мейнстримом в отношениях России и Сербии. Эти отношения многогранны: они простираются от официального памятования (цветы к памятнику советским воинам — освободителям Белграда возложили даже министры здравоохранения двух стран во время последнего визита в Сербию российского визави) до полноценных дипломатических и институциональных усилий (например, российское вето на резолюции Совета Безопасности ООН по признанию событий в Сребренице геноцидом). И главное: даже создание видимости внимательного отношения к общей истории уже составляет то, что некоторые эксперты называют мемориальным союзом.

Россия и Сербия сейчас находятся практически на пике своего партнерства: торговля бурно растет, политическое взаимодействие всё больше напоминает союзничество, а руководство двух стран на этой волне пытается преодолеть как можно больше барьеров. Впрочем, Белград и Москва обнаружили друг друга не в самом устойчивом для себя положении — скорее новое старое партнерство выглядит как успешный кризис-менеджмент: в критический момент страны смогли разглядеть друг в друге надежных «партнеров по несчастью».

Перспективы российско-сербских отношений в условиях санкционного давления. Доклад РСМД

1990-е и начало 2000-х годов можно откровенно считать «потерянным» временем: Москва в самом начале балканских конфликтов болезненно для Белграда делала ставку на Загреб и «демократа» Франьо Туджмана (вместо «коммуниста» Слободана Милошевича), не смогла компромиссно остановить Балканские войны, а «разворот над Атлантикой» и приштинский марш-бросок российских десантников выглядел больше отблеском былой сверхдержавности, чем реальной борьбой за сербские интересы. Смещение Слободана Милошевича привело (буквально за рулем бульдозера) в сербскую политику новых людей, которые были всё же более заинтересованы в евроинтеграции, чем в восстановлении диалога с относительно далекой Москвой.

Однако отделение Черногории и провозглашение независимости Косово обнаружили новый ресурс фрустрации и конфликтности, актуальный сразу для двух стран: для Сербии был сформулирован жесткий вопрос о «европейском пути» в обмен на Косово (и все вопросы, связанные с сохранением сербской идентичности и исторической памяти), для России появился «прецедент», на который можно ссылаться при претворении своей политики в жизнь (и который до сих пор довольно сильно раздражает Белград). Принципиальная позиция Москвы по непризнанию независимости Косово вдохнула в отношения двух стран новую жизнь: Россия из относительно далекого и не самого очевидного партнера превратилась в одного из ключевых игроков, отстаивающих сербские интересы на международной арене. Для Москвы, которой узлы противоречий были необходимы для укрепления своего веса в мировой политике, дружба с Сербией всё же поначалу служила лишь позитивной экстерналией с перспективами проекции своего влияния. Так анахронизм времен Антанты снова стал вполне осязаемой политической реальностью.

Активизация двустороннего взаимодействия в настоящее время была связана с обострением украинского кризиса. Сербия — единственная из балканских стран и практически единственная из европейских — не стала вводить санкции в отношении России, чем навлекла на себя значительную критику Брюсселя. И, оставшись практически единственным партнером Москвы на континенте, Белград в самом начале кризиса поистине сорвал джекпот.

Милан Лазович:
Переворот на паузе

В апокалиптическом 2022 году все тренды двустороннего взаимодействия России и Сербии резко пошли вверх. Впрочем, бурный рост внешнеторгового оборота санкционного 2022-го (увеличение экспорта из Сербии в Россию на 20% по сравнению с 2021-м и импорта из России — на 71%) купировался откатом до показателей докризисного 2021 года (экспорт из Сербии вырос всего на 6%, а импорт из России сократился на 42%).

Но относительный спад внешнеторговой активности не нашел отражения в политической сфере. Во-первых, Россия по-прежнему не признает независимость Косово и оказывает решительную поддержку Белграду в отстаивании его суверенитета над автономным краем. Во-вторых, Сербия по-прежнему не приняла решение о вводе антироссийских санкций (даже несмотря на то, что это остается серьезным препятствием на пути в Европейский союз — российские официальные лица, впрочем, осознавая это, с пониманием относятся к вынужденным уступкам Сербии — в частности, к голосованию по антироссийским резолюциям в Генеральной Ассамблее ООН). Приятным бонусом к по большому счету «оборонительному» партнерству стал сюжет о передаче российскими спецслужбами информации о готовящихся протестах в Сербии; в дополнение к этому Москва признала свежие парламентские выборы и выразила в этом вопросе самую решительную поддержку официальному Белграду. Также партнерство было закреплено новыми поставками российского вооружения.

Сотрудничество в сфере исторической памяти — то, что, говоря откровенно, приносит максимальный эффект при минимуме издержек — постепенно становится мейнстримом в отношениях России и Сербии. Эти отношения многогранны: они простираются от официального памятования (цветы к памятнику советским воинам — освободителям Белграда возложили даже министры здравоохранения двух стран во время последнего визита в Сербию российского визави) до полноценных дипломатических и институциональных усилий (например, российское вето на резолюции Совета Безопасности ООН по признанию событий в Сребренице геноцидом). И главное: даже создание видимости внимательного отношения к общей истории уже составляет то, что некоторые эксперты называют мемориальным союзом. Разовое официальное памятование с участием российских делегаций все-таки не отменяет общий курс Сербии на «приватизацию» памяти. Также нельзя не отметить некоторый отход официального Белграда от почитания партизанского прошлого в сторону реабилитации националистического движения четников — не самого антифашистского, но зато самого сербского из имеющихся в наличии.

Даниил Растегаев:
Тенёты и тени: сербская политика памяти о Второй мировой войне

Примечательно, что «исторические» черты партнерство России и Сербии стало приобретать лишь с общим потеплением отношений: в 2008-м Приштина в одностороннем порядке объявила о своей независимости, а уже в 2009 году «Газпром» завершил приобретение контрольного пакета акций сербского нефтяного монополиста NIS — в том же году президенты России и Сербии возложили венок к памятнику советским воинам — освободителям Белграда. Взаимовыгодное памятийное сотрудничество продолжилось и далее: в 2014 году в Белграде прошел парад в честь 70-летия освобождения города, на котором также присутствовали высшие официальные лица двух стран, а через год Россия ветировала в ООН резолюцию о геноциде в Сребренице. Ряд подобных исторических реверансов можно повторять бесконечно.

Общий контур взаимодействия России и Сербии показывает голый прагматизм из разряда just business: страны по заветам Макиавелли могут, не обязывая друг друга к жесткому партнерству, эффективно выстраивать выгодный диалог в областях, представляющих для них интерес. Сербия, имеющая серьезные озабоченности по поводу суверенитета над Косово, пользуется поддержкой России; Москва же, в свою очередь, пользуется контрсанкционными услугами своего белградского контрагента. Даже вопросы исторической памяти, которые обе страны возводят в разряд одних из главных ценностей, не лишены прагматизма. Получается, Россия и Сербия в моменты кризисов могут предложить друг другу то, что способно позитивно влиять на них обеих: продать или купить больше товаров, отстоять позицию в международной организации или внести вклад в увековечение исторической памяти. Такой формат вполне устраивает и Москву, и Белград, и в таком смысле если не друг, то уж точно партнер познается в беде.

Впервые опубликовано в «Известиях».