30 лет спустя

Ровно 30 лет назад, 11 июля 1995 г., мусульманский анклав Сребреница был взят армией Республики Сербской. Это событие Боснийской войны стало прологом к одному из самых страшных военных преступлений в Европе, совершенных после Второй мировой. Споры о количестве жертв, масштабах и границах ответственности за это преступление, о том, как вспоминать об этой трагедии и какие уроки можно из нее извлечь, не утихают до сих пор. Более того, эти споры реанимируют старые разграничительные линии между противоборствующими сторонами, оказывая прямое воздействие на современную политику в Балканском регионе.

В открытом доступе размещено множество материалов (рассказов очевидцев, уголовных приговоров, протоколов расследований, фотографий и прочего), которые могут помочь восстановить ход и содержание происходившего в Сребренице в июле 1995 г. При этом в западном дискурсе сложилась довольно четкая картина, которую сложно опровергнуть, находясь в рамках интерпретаций отдельно взятого события. Режим памяти, формировавшийся на протяжении всех 30 лет со дня преступления, был выстроен таким образом, что боснийские мусульмане были представлены исключительно как жертвы, а сербы как палачи. Такая версия событий опирается на многочисленные приговоры Международного трибунала по бывшей Югославии, утвердившие обвинения сербских военачальников в совершении геноцида, на резолюции национальных и наднациональных парламентов, провозглашавших «дни памяти о геноциде в Сребренице», и наконец на резолюцию Генеральной Ассамблеи ООН 78/282 с похожим содержанием, принятую в 2024 году.

Ошибочность такого восприятия невозможно объяснить простой неточностью изложения фактов (которая так или иначе оспаривается сербской стороной) и неправильностью интерпретации мотиваций сторон. Югославские войны стали примером тотального этнического насилия, совершаемого всеми против всех. Следовательно, каждая из противоборствующих сторон — и сербы, и мусульмане, и хорваты — была и жертвой, и палачом. Именно поэтому обвинение в геноциде, теперь уже закрепленное в резолюции ГА ООН, вызывает такую негативную реакцию сербов — как в Белграде, так и в Баня-Луке — административном центре Республики Сербской, энтитета в составе Боснии и Герцеговины, появившегося по итогам войны в Боснии.

Распределять «ярлыки» между сторонами конфликта, используя отдельно взятый его эпизод, в корне неверно. Поэтому вокруг расширения временных рамок публичной интерпретации конфликта и разворачивается тот процесс, который в научной литературе называют «соперничеством за обладание статусом жертвы».

Таким образом, признание резни в Сребренице 1995 года геноцидом стало вызовом для сербского общества, пораженного несправедливостью подобной меры. Сербы стремятся обратить внимание внутренней и внешней аудитории на те эпизоды войны в Боснии, где были жертвами они сами. Конечно, ни боснийские мусульмане, ни сербы никогда не признают себя палачами — каждая из сторон будет настаивать на том, что она была главной жертвой прошедшей войны. Это обстоятельство, к сожалению, надолго закрывает перспективы окончательного примирения сторон.

Ровно 30 лет назад, 11 июля 1995 г., мусульманский анклав Сребреница был взят армией Республики Сербской. Это событие Боснийской войны стало прологом к одному из самых страшных военных преступлений в Европе, совершенных после Второй мировой. Споры о количестве жертв, масштабах и границах ответственности за это преступление, о том, как вспоминать об этой трагедии и какие уроки можно из нее извлечь, не утихают до сих пор. Более того, эти споры реанимируют старые разграничительные линии между противоборствующими сторонами, оказывая прямое воздействие на современную политику в Балканском регионе.

Даниил Растегаев:
История раздора

В открытом доступе размещено множество материалов (рассказов очевидцев, уголовных приговоров, протоколов расследований, фотографий и прочего), которые могут помочь восстановить ход и содержание происходившего в Сребренице в июле 1995 г. При этом в западном дискурсе сложилась довольно четкая картина, которую сложно опровергнуть, находясь в рамках интерпретаций отдельно взятого события. Режим памяти, формировавшийся на протяжении всех 30 лет со дня преступления, был выстроен таким образом, что боснийские мусульмане были представлены исключительно как жертвы, а сербы как палачи. Такая версия событий опирается на многочисленные приговоры Международного трибунала по бывшей Югославии, утвердившие обвинения сербских военачальников в совершении геноцида, на резолюции национальных и наднациональных парламентов, провозглашавших «дни памяти о геноциде в Сребренице», и наконец на резолюцию Генеральной Ассамблеи ООН 78/282 с похожим содержанием, принятую в 2024 году.

Ошибочность такого восприятия невозможно объяснить простой неточностью изложения фактов (которая так или иначе оспаривается сербской стороной) и неправильностью интерпретации мотиваций сторон. Югославские войны стали примером тотального этнического насилия, совершаемого всеми против всех. Следовательно, каждая из противоборствующих сторон — и сербы, и мусульмане, и хорваты — была и жертвой, и палачом. Именно поэтому обвинение в геноциде, теперь уже закрепленное в резолюции ГА ООН, вызывает такую негативную реакцию сербов — как в Белграде, так и в Баня-Луке — административном центре Республики Сербской, энтитета в составе Боснии и Герцеговины, появившегося по итогам войны в Боснии.

Распределять «ярлыки» между сторонами конфликта, используя отдельно взятый его эпизод, в корне неверно. Поэтому вокруг расширения временных рамок публичной интерпретации конфликта и разворачивается тот процесс, который в научной литературе называют «соперничеством за обладание статусом жертвы». Сербы, которым во многом несправедливо была отпущена роль палачей, теперь стремятся доказать себе и всему миру, что и они были жертвами той войны. И этот процесс во многом идет по нескольким направлениям, главные из которых — критика «геноцидного» определения событий 1995 года и активное обращение к тем эпизодам войны в Боснии, где жертвами были сербы.

Первое направление в целом довольно традиционно для сербской аудитории. В местных СМИ периодически появляются различные публикации, содержащие мнения экспертов или показания очевидцев, опровергающие определение «геноцид», ставящие под сомнение количество мусульманских жертв. Совсем недавно на сербском телевидении вышел документальный фильм «Сребреница — анатомия обмана». Очевидно, его показ был приурочен именно к 30-летию тех трагических событий.

Относительно новым явлением в публичном дискурсе стало то, что внимание внутренней и внешней аудитории обращают на те эпизоды этнического насилия в Сребренице, где жертвами были сами сербы. До того как этот город стал мусульманским анклавом внутри Республики Сербской и получил статус «зоны безопасности», закрепленный в резолюции Совета Безопасности ООН, сербы стали жертвами этнической чистки со стороны боснийских мусульман. В 1992 г. армия республики Босния и Герцеговина под командованием Насера Орича совершила серию массовых военных преступлений против сербов, населявших Сребреницу и ее окрестности. Впрочем, в отличие от сербских военачальников, сам Орич был оправдан Международным трибуналом по бывшей Югославии.

Даниил Растегаев:
Рутинизация представления о коллективной жертве как механизм поиска онтологической безопасности: случай Сербии

Сербы ведут активную работу по обнародованию фактов преступлений мусульман, устанавливают новые памятные даты, проводят коммеморативные мероприятия. Так, 5 июля отмечалась 33-я годовщина преступлений в Среднем Подринье и Бираче, панихида по погибшим сербам прошла на кладбище в Братунаце (Республика Сербская). При этом появляются и новые поводы для коммеморации. Так, на днях в Восточном Сараево был открыт бюст бывшему постоянному представителю России при ООН Виталию Чуркину, который в 2015 году наложил вето на резолюцию Совета Безопасности ООН, содержавшую определение «геноцид» в отношении резни в Сребренице. Памятник с надписью «Спасибо за Русское Нет» был установлен к десятилетию того самого вето.

Поддержка «геноцидной» версии изложения событий в Сребренице в сербском обществе уже устоялась как индикатор «врага» — и не важно, внутренний он или внешний. Так, например, в ходе недавних акций в Белграде консервативная пресса обвиняла протестующих в том, что они выступают за признание резни в Сребренице геноцидом, а проправительственные активисты разместили баннер с надписью: «Протестующие, Сербия — не геноцидное государство». Статус жертвы во многом стал основной идеей, на которой выстраивается историческое самосознание современного сербского общества. Через призму жертвы рассматриваются и другие исторические события, в ходе которых пострадали сербы, — это и Вторая мировая война, и бомбардировки Югославии 1999 года.

Таким образом, признание резни в Сребренице 1995 года геноцидом стало вызовом для сербского общества, пораженного несправедливостью подобной меры. Сербы стремятся обратить внимание внутренней и внешней аудитории на те эпизоды войны в Боснии, где были жертвами они сами. Конечно, ни боснийские мусульмане, ни сербы никогда не признают себя палачами — каждая из сторон будет настаивать на том, что она была главной жертвой прошедшей войны. Это обстоятельство, к сожалению, надолго закрывает перспективы окончательного примирения сторон.

Впервые опубликовано в «Известиях».