«Зеленый» диалог России и ЕС: начать с Италии

Энергетический переход влечет за собой несколько важных геополитических вызовов, требующих от ЕС трансформации стратегии взаимодействия с теми регионами с странами, чья роль в обеспечении энергетической безопасности ЕС до сих пор была очень велика, среди которых, безусловно, и Россия.

Первый вызов заключается в изменении характера взаимозависимости с регионом Ближнего Востока и Северной Африки (БВСА) и с Россией. Переход ЕС на возобновляемые источники энергии (ВИЭ) снижает зависимость от углеводородов из этих стран, особенно в перспективе после 2030 г., когда планируется сокращение потребления газа. Для государств БВСА и России это повлечет за собой серьезное падение доходов национальных бюджетов, потребует трансформации модели экономики, а в ряде государств, возможно, спровоцирует и социальную нестабильность. Последний фактор наиболее важен для ЕС, принимая во внимание миграционную ситуацию в Средиземноморье. Поэтому уже сейчас в ЕС быстро принимают концептуальные документы, которые создадут новую рамку для формирования нового типа взаимозависимости.

Второй вызов, который стоит перед ЕС в связи с развитием ВИЭ, — это сохранение и развитие своего нормативного влияния в регионах ближайшего соседства, ибо снижение взаимозависимости способно повлечь за собой и сокращение рычагов влияния на направление развития соседних государств, толкая их в сторону диверсификации партнерств и поиска сотрудничества с потенциальными конкурентами ЕС, не связывающими свои инвестиции с какими-либо обязательствами в вопросах демократизации и прав человека. В случае Северной Африки речь идет прежде всего, конечно же, о Китае, объем инвестиций которого в сферу ВИЭ, также как и общий объем торговли со странами Южного Средиземноморья, неуклонно растет. В отношении России справедливо аналогичное опасение, что снижение экспорта углеводородов в ЕС повлечет за собой его увеличение в восточном направлении и, как следствие, усиление зависимости от Китая. К этому стоит добавить все возрастающую технологическую конкурентоспособность Китая, особенно в сфере солнечной энергетики.

И третий вызов, который во многом проистекает из первых двух, — это необходимость усиления дипломатического диалога с международными партнерами, дабы «зеленый курс» не был воспринят исключительно в реалистической парадигме как zero-sum game, т.е. повышение собственной конкурентоспособности за счет создания барьеров для других. Причем игнорирование возможностей для сотрудничества в борьбе с изменением климата с теми или иными государствами из-за политических разногласий, несомненно, навредит репутации ЕС как глобально ответственного лидера. Таким образом, развитие диалога в данном направлении — это скорее не выбор, а необходимость.

Для России вызов состоит не только в том, чтобы адаптироваться к неизбежно сокращающемуся рынку углеводородов и диверсифицировать свою экономику, но и в том, чтобы не потерять возможности ведения бизнеса в других странах и регионах. По большому счету вопрос заключается в том, как не оказаться на обочине нового европейского зеленого энергетического курса и китайского «Пояса и пути», чьи интересы неизбежно пересекаются в Средиземноморье? Достаточно ли конкурентоспособны будут российские компании для того, чтобы участвовать в международных «зеленых» энергетических проектах и не окажутся ли они исключенными в силу несоответствия новым экологическим стандартам? Может ли Россия стать не только rule-taker, но и rule-maker глобального зеленого курса?

В изучении своих внутренних возможностей и потребности в ВИЭ России вряд ли кто-то поможет, здесь основными акторами выступают традиционно государство, бизнес и гражданское общество, артикулирующее потребность в «озеленении» и внедрении климатически нейтральных инноваций. Но коль скоро такая потребность осознана и артикулирована, самое время обратить взор на потенциальных партнеров, которые, с одной стороны, являлись бы технологическими лидерами отрасли, способными стать источником best-practices во внутренних проектах и одновременно «проводниками» России в проектах международного сотрудничества, а с другой — не отличались бы стремлением политизировать экономическое сотрудничество. Представляется, что таким партнером для России вполне могла бы стать Итальянская Республика. Италия видит в «зеленом переходе» возможность для нового витка экспансии своих технологических лидеров за рубежом и, в отличие от многих других государств ЕС, преуспевших в развитии ВИЭ, не склонна политизировать экономическое сотрудничество. Ведь во многом именно энергетическое сотрудничество России и Италии, начавшееся в эпоху жесткого межблокового противостояния, и тонкая энергетическая дипломатия в отношениях с СССР и государствами Южного Средиземноморья позволили Италии завоевать статус средней державы во второй половине ХХ в.

«Зеленая сделка» (The European Green Deal), одобренная Европейским союзом в 2019 г., и ознаменованная ею интенсивная фаза энергетического перехода оцениваются в России по-разному. Ряд экспертов предпочитает делать акцент на том, что развитие зеленой энергетики в ЕС — это еще один шаг в направлении избавления от энергозависимости от России и нестабильных государств Ближнего Востока, способ наращивания конкурентоспособности ЕС за счет повышения эффективности использования ресурсов, развития новых технологичных отраслей и введения пограничного углеродного налога для углеродоемкой продукции из государств за пределами ЕС. Борьба с изменением климата в данном случае — это та ниша, где ЕС пытается повысить собственную глобальную роль и где у Союза действительно есть шансы стать лидером. Данный подход, сформировавшийся в духе реализма, подсчитывает возможные потери для России и сосредоточивается на мерах их минимизации. Другое мнение, более характерное для либеральной парадигмы, исходит из того, что в борьбе с климатическими изменениями ЕС априори не способен добиться результата в одиночку, поскольку не является главным загрязнителем планеты, а большая часть выбросов приходится на Китай, США, Индию, Россию. Поэтому без действительно глобального сотрудничества достижение поставленных ЕС целей едва ли возможно, а значит, открывается эпоха новых возможностей для наращивания взаимодействия под лозунгами разделяемой ответственности за спасение планеты. Как никогда большое внимание было уделено президентом России В. Путиным в Послании Федеральному Собранию вопросам предотвращения изменения климата и загрязнения окружающей среды, в чем тоже нельзя не заметить след новой климатической повестки ЕС и стремление показать, что и России данные общечеловеческие ценности борьбы за качество жизни для будущих поколений не чужды.

Как бы то ни было, России целесообразно принимать во внимание аргументы обоих типов — и в духе реализма, и в логике либерализма — с одной стороны, изучать возможности и принимать меры по наращиванию собственной конкурентоспособности в зеленой энергетике, с другой стороны — не упускать шанс для использования взаимозависимости и перезапуска отношений с ЕС на основании новой глобальной «зеленой» повестки.

Новая геополитика «зеленой энергетики» ЕС

Наталья Пискулова:
«Зеленая сделка»: риски и возможности для ЕС и России

Энергетический переход влечет за собой несколько важных геополитических вызовов, требующих от ЕС трансформации стратегии взаимодействия с теми регионами с странами, чья роль в обеспечении энергетической безопасности ЕС до сих пор была очень велика, среди которых, безусловно, и Россия.

Первый вызов заключается в изменении характера взаимозависимости с регионом Ближнего Востока и Северной Африки (БВСА) и с Россией. Переход ЕС на возобновляемые источники энергии (ВИЭ) снижает зависимость от углеводородов из этих стран, особенно в перспективе после 2030 г., когда планируется сокращение потребления газа. Для государств БВСА и России это повлечет за собой серьезное падение доходов национальных бюджетов, потребует трансформации модели экономики, а в ряде государств, возможно, спровоцирует и социальную нестабильность. Последний фактор наиболее важен для ЕС, принимая во внимание миграционную ситуацию в Средиземноморье. Поэтому уже сейчас в ЕС быстро принимают концептуальные документы, которые создадут новую рамку для формирования нового типа взаимозависимости. Так, в частности, 9 марта 2020 г. Европейская комиссия объявила о новой стратегии ЕС в отношении Африки, которая включает пять приоритетных сфер: переход к экологической безопасности, цифровую трансформацию, устойчивый рост, мир и управление, миграцию и мобильность, — и призвана открыть эру более тесного сотрудничества с государствами Африки. А в феврале 2021 г. в Брюсселе была представлена новая «Повестка для Средиземноморья», в которой утверждается, что кризис, с которым регион столкнулся под влиянием пандемии COVID-19, дает Европе и другим государствам региона уникальный шанс сотрудничества, направленного на экологическое, цифровое, устойчивое и справедливое восстановление. Общий объем финансирования «Повестки» в рамках Инструмента соседства, развития и интернациональной кооперации, (Neighbourhood and Development and International Cooperation Instrument, NDICI) составит 7 млрд евро (с перспективой расширения до 30 млрд евро). Пять из двенадцати приоритетных направлений сотрудничества касаются вопросов зеленого перехода, устойчивого развития, региональной связности, цифровизации, зеленого роста и климата.

С одной стороны, новый этап сотрудничества ЕС с государствами Средиземноморья призван помочь им избежать негативных последствий перестройки экономики, способствовать экономическому развитию и социальной стабильности в регионе посредством внедрения новых технологий, улучшения качества среды и создания новых рабочих мест. С другой стороны, сам ЕС оказывается в состоянии новой зависимости от государств Южного Средиземноморья, поскольку нуждается в ветровой и солнечной энергии, которым так богат регион. Поэтому ЕС крайне заинтересован в как можно скорейшем создании новых партнерств и их имплементации. Так, в частности, уже функционирует немецко-марокканское партнерство в сфере водородной энергетики, французские компании развивают ветровую и солнечную энергетику в Тунисе. Новый импульс получило создание электросетей, связывающих северное Средиземноморье с южным. В частности, Италия и Тунис строят подводную соединительную линию Elmed, которая свяжет энергосистему Туниса с европейской сетью в 2025 г., а Марокко в 2019 г. уже начал экспорт электроэнергии в Испанию, с которой его соединяют семь подводных кабелей.

Второй вызов, который стоит перед ЕС в связи с развитием ВИЭ, — это сохранение и развитие своего нормативного влияния в регионах ближайшего соседства, ибо снижение взаимозависимости способно повлечь за собой и сокращение рычагов влияния на направление развития соседних государств, толкая их в сторону диверсификации партнерств и поиска сотрудничества с потенциальными конкурентами ЕС, не связывающими свои инвестиции с какими-либо обязательствами в вопросах демократизации и прав человека. В случае Северной Африки речь идет прежде всего, конечно же, о Китае, объем инвестиций которого в сферу ВИЭ, также как и общий объем торговли со странами Южного Средиземноморья, неуклонно растет. В отношении России справедливо аналогичное опасение, что снижение экспорта углеводородов в ЕС повлечет за собой его увеличение в восточном направлении и, как следствие, усиление зависимости от Китая. К этому стоит добавить все возрастающую технологическую конкурентоспособность Китая, особенно в сфере солнечной энергетики.

Елена Маслова:
Экологический диалог Россия — ЕС: собеседники поневоле

И третий вызов, который во многом проистекает из первых двух, — это необходимость усиления дипломатического диалога с международными партнерами, дабы «зеленый курс» не был воспринят исключительно в реалистической парадигме как zero-sum game, т.е. повышение собственной конкурентоспособности за счет создания барьеров для других. Причем игнорирование возможностей для сотрудничества в борьбе с изменением климата с теми или иными государствами из-за политических разногласий, несомненно, навредит репутации ЕС как глобально ответственного лидера. Таким образом, развитие диалога в данном направлении — это скорее не выбор, а необходимость.

Россия — вынужденный rule-taker?

Для России вызов состоит не только в том, чтобы адаптироваться к неизбежно сокращающемуся рынку углеводородов и диверсифицировать свою экономику, но и в том, чтобы не потерять возможности ведения бизнеса в других странах и регионах. В частности, большой вопрос, как новые стратегии ЕС в отношении Африки и Средиземноморья повлияют на планы и перспективы российского экономического присутствия в регионе, существенная доля которых связана с проектами в сфере энергетики. По большому счету вопрос заключается в том, как не оказаться на обочине нового европейского зеленого энергетического курса и китайского «Пояса и пути», чьи интересы неизбежно пересекаются в Средиземноморье? Достаточно ли конкурентоспособны будут российские компании для того, чтобы участвовать в международных «зеленых» энергетических проектах и не окажутся ли они исключенными в силу несоответствия новым экологическим стандартам? Может ли Россия стать не только rule-taker, но и rule-maker глобального зеленого курса?

Как правило, чтобы быстрее понять, как устроены правила игры, необходимо начать играть. Особенно важно успеть, если правила игры еще не до конца сформулированы.

Институционально и риторически Россия придерживается курса на борьбу с изменением климата и загрязнением окружающей среды. Страна ратифицировала Парижское соглашение 2019 г., приняв затем ряд внутренних стратегических документов, таких как Национальный план мероприятий первого этапа адаптации к изменениям климата на период до 2022 г., затем Стратегию долгосрочного развития РФ с низким уровнем выбросов парниковых газов до 2050 г., разработав также ряд национальных проектов в сфере климата и экологии. Однако фактически продвижение России на данном направлении не отличается успехами. Так, в частности, в 2021 г. страна заняла 73-е место из 115 в ежегодном рейтинге Всемирного экономического форума, который измеряет прогресс стран в транзите к чистой энергетике, а доля ветровой и солнечной электроэнергии в балансе ЕЭС России в 2019 г. составила всего 0,15%. Расчеты показывают, что при реализации самых амбициозных планов доля ВИЭ в выработке электроэнергии в России к 2035 г. достигнет лишь 2–2,5%. Вместе с тем российские компании начали активно «зеленеть» и «очищаться», выделяя «грязные» активы в отдельные дочерние предприятия, с тем чтобы иметь возможность и далее привлекать инвестиции и экспортировать свою продукцию на рынок ЕС, а продукцию с высоким углеродным следом оставляют для внутреннего потребления. При этом запускающиеся на территории страны «зеленые проекты» из-за отсутствия внутреннего рынка имеют ярко выраженную экспортную ориентацию, в частности, по оборудованию для ВИЭ и водороду. В изучении своих внутренних возможностей и потребности в ВИЭ России вряд ли кто-то поможет, здесь основными акторами выступают традиционно государство, бизнес и гражданское общество, артикулирующее потребность в «озеленении» и внедрении климатически нейтральных инноваций. Но коль скоро такая потребность осознана и артикулирована, самое время обратить взор на потенциальных партнеров, которые, с одной стороны, являлись бы технологическими лидерами отрасли, способными стать источником best-practices во внутренних проектах и одновременно «проводниками» России в проектах международного сотрудничества, а с другой — не отличались бы стремлением политизировать экономическое сотрудничество. Представляется, что таким партнером для России вполне могла бы стать Итальянская Республика.

Италия — в числе лидеров ВИЭ

Георгий Москаленко:
Водородная логистика: перспективы, проблемы, задачи для России

Италия, безусловно, входит в число лидеров по развитию ВИЭ. Стремление одной из самых энергозависимых стран ЕС такую зависимость снизить вполне рационально и обоснованно. В 2019 г. на возобновляемые источники энергии из солнечной, ветровой и гидроэнергетики приходилось около одной трети общего производства электроэнергии. Примерно пятая часть потребностей Италии в отоплении и охлаждении удовлетворяется за счет ВИЭ, что немного выше среднего показателя по ЕС. В сфере транспорта ВИЭ составляют 7,6% от общего конечного потребления энергии, что немного ниже среднего показателя по ЕС.

Италия занимает седьмое место в мире по накопленным инвестициям в возобновляемые источники энергии в период 2010–2019 гг. (82 млрд долл. США), опережая такие страны, как Франция, Бразилия и Испания. Италия раньше срока достигла целевых показателей по доле ВИЭ в энергопотреблении к 2020 г. (17,8% в 2018 г., 14-е место в ЕС). Страна лидирует по выработке электроэнергии из геотермальных источников в Европе. В 2017–2018 гг. Италия заняла второе место в ЕС по производству солнечной энергии, третье — по производству биогаза, и второе в гидроэнергетике, пятое — в ветровой энергетике. 33% потребляемого в Италии электричества в 2018 г. производилось из возобновляемых источников энергии, 60% из которых заняла гидроэнергетика. Страна также находилась на 6 месте в ЕС в 2018 г. по использованию биотоплива в транспортной отрасли и на 4 по производству первичной энергии из муниципальных бытовых отходов. Национальный энергетический и климатический план Италии (NECP) устанавливает цель достичь 30% ВИЭ в валовом конечном потреблении к 2030 г., что в ЕС сочли достаточно амбициозным. Согласно итальянскому NECP, страна находится на пути к достижению целей ЕС на 2030 г. Реализация плана приведет к сокращению выбросов парниковых газов на 33% (не охватываемых системой торговли выбросами (транспорт, жилищное строительство, сельское хозяйство и отходы). Для достижения этой амбициозной цели планируется увеличить производство солнечной энергии с 19 до 52 ГВт и ветровой от 10 до 19 ГВт (в основном береговой). Италия также планирует превысить целевые показатели ЕС в 14% доли ВИЭ в сфере транспорта и достичь доли в 22% за счет использования биотоплива, три четверти которого должен составлять биометан. Данная цель кажется экспертам вполне достижимой, поскольку уже сейчас в Италии самый большой в Европе парк автомобилей на газовом топливе. По результатам исследования пяти стран ЕС в 2021 г. (Германия, Франция, Италия, Испания и Польша) Италия заняла первое место в области производства, потребления, управления отходами, инвестиций и занятости в сфере переработки, ремонта, повторного использования отходов.

России и Италия: важность не только двустороннего партнерства

Итальянские и российские компании уже начали сотрудничество в сфере ВИЭ. Так, в частности, «Роснано» и «Энел Россия» намерены реализовать первый в России проект по выпуску «зеленого» водорода на базе ветроэлектростанции в Мурманской области. Кроме того, стороны намерены создать совместный фонд поддержки зеленой генерации в РФ в 2025–2035 гг., куда каждая сторона вложит по 36,5 млрд руб. (всего 800 млн евро). В случае серьезности намерений российского руководства в развитии ВИЭ внутри страны и экспорта водорода в ЕС взаимная выгода российско-итальянского партнерства очевидна, учитывая потенциал ветровой и солнечной энергии в России и большой опыт Италии в развитии данных отраслей и технологий. Другими перспективными сферами, безусловно, могут стать переработка отходов, производство биотоплива и использование ВИЭ в транспортной сфере.

Виктор Катона:
Африканское будущее российского нефтегаза

Однако потенциал сотрудничества не ограничивается двусторонним уровнем.

Италия серьезно относится к фактору энергоперехода и устойчивого развития в своих взаимоотношениях со странами Средиземноморья и Африки, рассматривая изменение климата в регионе как непосредственную угрозу безопасности. Официальные документы итальянского МИДа уже включили данную сферу в число приоритетных для развития сотрудничества с государствами Африки. В экспертном сообществе высоко оценивают важность Средиземноморья для развития зеленой энергетики ЕС и Италии, в частности, а также необходимость содействовать справедливому переходу в особенно уязвимых странах, чтобы избежать нового повышения миграционного давления.

Для российских компаний перспективы присутствия в сфере энергетики в Средиземноморье в контексте объявленного в ЕС энергоперехода остаются весьма туманными, а санкционное давление делает все более сложным участие в проектах международного сотрудничества, что показывает опыт Алжира. С учетом того, что «зеленая энергетика» пока еще не подвержена воздействию санкций, а у России и Италии есть накопленный опыт совместного успешного сотрудничества в регионе (в частности, в Египте на месторождении газа «Зохр»), то, очевидно, было бы целесообразно тщательно проанализировать возможности участия российских и итальянских компаний в совместных проектах ВИЭ в Средиземноморье.

Для Италии, которая с приходом М. Драги на пост премьер-министра страны, демонстрирует строгую приверженность евроатлантической солидарности, такое сотрудничество с Россией не противоречило бы данной позиции, а, напротив, содействовало бы поддержанию имиджа средней державы, искусно выстраивающей мосты между конфликтующими сторонами. Италия видит в «зеленом переходе» возможность для нового витка экспансии своих технологических лидеров за рубежом и, в отличие от многих других государств ЕС, преуспевших в развитии ВИЭ, не склонна политизировать экономическое сотрудничество. Ведь во многом именно энергетическое сотрудничество России и Италии, начавшееся в эпоху жесткого межблокового противостояния, и тонкая энергетическая дипломатия в отношениях с СССР и государствами Южного Средиземноморья позволили Италии завоевать статус средней державы во второй половине ХХ в.