Заветы дипломатам от наркома Чичерина

Октябрьская революция 1917 г. поставила вопрос о судьбах дипломатического ведомства. Всероссийским Съездом Советов Лев Троцкий был назначен на пост комиссара по иностранным делам. Новая власть отдавала себе отчет в сложности нахождения новых квалифицированных кадров для работы на дипломатическом поприще.

В мае 1918 г. во главе НКИД встал Георгий Васильевич Чичерин. В большевистском руководстве он был единственным профессиональным дипломатом, работавшим в свое время в царском МИД. Не только некоторые черты личности Чичерина, но и его позиции по вопросам внешней политики зачастую вызывали раздражение у членов руководства партией. В своих письмах Чичерин констатировал, что Молотов упрекает его в слабости, Ворошилов в большей защите интересов других правительств, Рудзутак в глупости, Калинин в плохом соблюдении интересов СССР. Подобные обвинения явились, по мнению наркома, свидетельством стремления руководства страны к «самоотгораживанию, как и в XVII веке». Он решительно противился самоизоляции страны и последовательно выступал за политику мирного сосуществования и сотрудничества с другими державами.

Октябрьская революция 1917 г. поставила вопрос о судьбах дипломатического ведомства. Всероссийским Съездом Советов Лев Троцкий был назначен на пост комиссара по иностранным делам. Новая власть отдавала себе отчет в сложности нахождения новых квалифицированных кадров для работы на дипломатическом поприще. Поэтому Лев Троцкий, выступивший перед дипломатами 27 октября, предложил им лояльно сотрудничать с советской властью. Стоит заметить, что за несколько месяцев до этого те же дипломаты не отказались от сотрудничества с Временным правительством, хотя и принимали в свое время присягу царю. К тому же, по мнению радикальных марксистов, близящаяся мировая революция окончательно покончит с буржуазными государственными институтами, включая дипломатию. Задача советского дипломатического ведомства — опубликовать секретные договоры России с союзниками и перевести на иностранные языки «Декрет о мире», после чего, по словам наркома, «лавочка будет закрыта». В течение нескольких месяцев продолжалась публикация материалов, в дальнейшем изданных как «Сборник секретных документов из архива бывшего министерства иностранных дел».

Известно, что подавляющее большинство дипломатов отказались от признания новой власти и были уволены из ведомства, переименованного в Народный комиссариат по иностранным делам (НКИД). Правда, представительства Временного правительства за рубежом еще в течение ряда лет признавались иностранными правительствами в качестве законных. В новое ведомство набирали людей, разделяющих идеи революции, а также знающих иностранный язык политэмигрантов.

По примеру радикалов французской революции (якобинцы тут же упразднили все дипломатические ранги, направляя за рубеж «эмиссаров», пропагандистов революционной идеологии) советское правительство перешло к немедленному избавлению от прежних атрибутов дипломатии: дипломатических рангов, иерархии должностей, протокола. Все должны были считаться равными участниками дипломатического процесса. Когда закончивший свою миссию в России испанский поверенный в делах, явившись в НКИД, намекнул, что рассчитывает на получение положенного ордена, сотрудник комиссариата открыл ящик стола, в котором лежала куча сданных дипломатами при увольнении орденов, и с революционной бравадой предложил выбрать любой из них [1]. Вскоре, однако, стало очевидным, что времена мировой революции отодвигаются далеко за горизонт, а новая Россия нуждается в определении своего места на международной арене.

Чичерин, дворянин и большевик

Александр Чубарьян:
Революция 1917 г.: меняя геополитическую карту мира

В мае 1918 г. во главе НКИД встал Георгий Васильевич Чичерин. В большевистском руководстве он был единственным профессиональным дипломатом, работавшим в свое время в царском МИД. Чичерин происходил из старинного дворянского рода Чичериных, основоположником которого считается выехавший из Италии в свите Софии Палеолог в 1472 г. Афанасий Чичерини. Брат отца Чичерина известен как один из основоположников конституционного права России. Сестра будущего наркома была статс-дамой императрицы Марии Александровны. Отец Чичерина служил в российских дипломатических миссиях в Турине и Париже. На дипломатическом поприще проявили себя и несколько представителей материнской линии прибалтийских немецких баронов Мейендорфов, в частности, посол граф Штакельберг, принявший участие в Венском конгрессе 1815 г. Не случаен поэтому интерес маленького Чичерина к дипломатии, все игры со сверстниками в войну у него заканчивались подписанием трактата о мире.

С юных лет Чичерин изучает философию, литературу, много времени посвящает игре на рояле. Его страсть к музыке нашла свое воплощение в работе «Моцарт. Исследовательский этюд», впервые изданной в 1970 г. Выехав в 1904 г. в Германию, Чичерин вступает в РСДРП. Революционная деятельность принуждала его к неоднократному переезду из страны в страну. После февральской революции Чичерин занялся в Лондоне защитой прав политэмигрантов и их отправкой в Россию, за что был арестован британскими властями. При содействии английского посла Бьюкенена в январе 1918 г. ему удалось вернуться в Санкт-Петербург и получить членский билет РКП (б). После отставки Троцкого Чичерин весной 1918 г. был назначен наркомом и вплотную занялся подбором сотрудников. В основном это были выходцы из аристократических семей. Например, питомец Императорского лицея, еще до революции служивший в МИД А. Сабанин стал заведующим эконом-правового отдела, будучи одновременно профессором университета по кафедре международного права. К дипломатической деятельности был привлечен и племянник Чичерина Гуттен-Чапский, а также сын профессора Киевского университета Д.Т. Флоринский, профессиональный дипломат, до революции бывший вице-консулом в Нью-Йорке и Рио-де-Жанейро. Барон Б.С. Штейгер, тоже выходец из аристократической семьи швейцарского происхождения, стал сотрудником НКИД, тесно связанным со спецслужбами Главного Политического Управления. Его миссия состояла в том, чтобы служить каналом общения между НКИД и иностранными дипломатами. В результате Чичерину удалось подобрать для своего ведомства готовых служить режиму интеллигентов, обладавших широким кругозором и владевших иностранными языками.

Полоса признаний Советской России

Чичерин отказывается от радикализма предыдущего периода. В верительные грамоты возвращается определение главы представительства как Чрезвычайного и Полномочного Посла. Правда, для внутреннего пользования еще долгое время сохраняется название «полпред» (полномочный представитель, так называли советских послов в странах Запада), и «постпред» (в странах Востока). Нарком также полемизирует с теми, кто призывает отказаться от «буржуазного дипломатического этикета» и не «погрязнуть в болоте дипломатического церемониала, рядясь в непривычные для советских перья».

Это не означает, конечно, что НКИД полностью возвращается к традиции. В частности, впервые в мире в 1922 г. двери внешнеполитического ведомства открываются для женщин. Первая в мире женщина-посол А.М. Коллонтай, принадлежавшая к оппозиционно настроенным членам партийного руководства, направляется за границу и за годы своей успешной дипломатической карьеры возглавляет советские представительства в Норвегии, Мексике и Швеции.

Первоочередная задача Чичерина — добиться дипломатического признания Советской России. В 1918 г. после заключения Брест-Литовского мира только кайзеровская Германия обменялась дипломатическими представителями с Россией, однако после ноябрьской революции в Германии отношения были разорваны. При поддержке НКИД В.В. Воровский, М.М. Литвинов, Я.А. Берзин, Л.Б. Красин в своей деятельности за рубежом стремились достичь прекращения изоляции России. В октябре 1918 г. Чичерин направляет ноту президенту США В. Вильсону о готовности советского правительства вступить в мирные переговоры с союзными державами. Аналогичные ноты были переданы странам Антанты и Японии. В январе 1919 г. нарком по радио обращается к правительствам Великобритании, Франции, Италии, Японии и США. Ответа на эти призывы так и не последовало [2]. Установить или возобновить дипломатические отношения удалось с Ираном, Турцией, Афганистаном, Монголией, Китаем и Японией, в начале 1920-х гг. советское правительство направило своих послов в Латвию, Литву, Эстонию и Польшу. Готовя материалы для участия в Генуэзской конференции 1922 г., нарком лично руководил дискуссией на совещаниях экспертов по мировой экономике и, желая освободиться от назойливости посторонних лиц, на двери своего кабинета вывесил предупреждение «С наркомом запрещено говорить о Генуе» [3]. В ходе Генуэзской конференции Чичерину удалось заключить Рапалльский договор с Германией, порывавший с изоляцией и позволивший восстановить с ней дипломатические отношения. Уже в 1924 г. советские послы появились в Великобритании, Италии, Франции, Норвегии, Австрии, Швеции, Греции, Дании и Мексике.

«Хулиганизированный» Коминтерн

Русская дипломатия в эмиграции. Вызов Октябрю 1917 г. Спецпроект РСМД

Усилия Чичерина по нормализации отношений с Западом наталкивались на радикализм позиций ряда партийных руководителей и пропагандистов, что, по мнению наркома, делало «невозможными никакие международные отношения». «Ужасное безобразие — наше радиовешание», — писал он, считая «совершенно недопустимым» призывать немецких стачечников к борьбе или немецких солдат к неповиновению [4]. Нарком также неоднократно советовал руководителям большевистской партии выйти из состава Исполкома учрежденного в Москве в 1919 г. Третьего коммунистического интернационала. В газете «Правда» даже появилась карикатура, изображавшая произносящего с трибуны пламенные революционные речи председателя Исполкома Коминтерна Зиновьева, а на заднем плане стоит Чичерин и от ужаса рвет на себе волосы [5]. Тщетно пытался Чичерин заверить немецкого посла в Москве Брокдорф-Ранцау в том, что «мы не ответственны за Коммунистический интернационал», ибо советское правительство — государственная, а не партийная структура [6]. Большие сложности возникли у Чичерина буквально спустя несколько месяцев после успешного восстановления дипломатических отношений с Германией, когда партийное руководство включило его в состав комиссии по подготовке революции в Германии. «Проституированный Наркоминдел! Хулиганизированный Коминтерн!» — отчаянно восклицал он [7]. Чичерин гневно писал Сталину, что, игнорируя настоятельную необходимость улучшения отношений с Германией, Исполком Коминтерна «срывает всю нашу работу выпадами против Германии, портящими все окончательно, ибо нет хуже несоответствия между тактикой и существующими силами» [8]. В циркулярных письмах советским послам нарком настоятельно подчеркивал абсолютную непременность принципа взаимного невмешательства во внутренние дела другой страны.

Нетерпимо Чичерин относился к попыткам партийных инстанций вмешиваться в вопросы его компетенции. В письме секретарю ЦК В.М. Молотову он выступил против «дезорганизации работы загранучреждений» со стороны партийных органов [9]. Нарком смело предупреждал руководство, что «возмутительнейшая ерунда “Правды”», выливающаяся в «нелепые разговоры о мнимой подготовке войны против нашей страны, только портят и подрывают международное положение СССР» [10].

Идеологизированные подходы временами доводили ситуацию до абсурда. В 1927 г. прибывший в Москву новый посол Франции с юмором вспоминал, как на платформе был встречен исполнением «Хабанеры» Бизе вместо полагавшегося французского национального гимна. Оказалось, что дирижеру оркестра поступил приказ ни в коем случае не исполнять «Марсельезу». Дело было в том, что «Марсельезу» пели меньшевики, с которыми велась беспощадная борьба. Нападкам подвергалась и присущая дипломатии необходимость в значительных средствах на поддержание «имиджа». Чичерин резко реагировал на подобные выпады: «Наша простота или бедность вызывают не “уважение”, но насмешки и вредят нашей кредитоспособности, торговой и политической, ибо торгуем мы с буржуазией и кредиты получаем от буржуазии» [11].

Антиподы — нарком и его заместитель

Татьяна Зонова:
Кровавая волна репрессий советских дипломатов

Очень сложные отношения сложились у Чичерина с его заместителем М.М. Литвиновым. Помимо чисто субъективной глубокой взаимной антипатии, о чем, в частности, свидетельствуют письма самого Чичерина, и воспоминания помощника Сталина Б.Г. Бажанова [12], их разделяло видение приоритетов внешней политики. Чичерин с самого начала держал курс на приоритет хороших двусторонних отношений, прежде всего с Германией, отмечая «коренящееся в экономическом и географическом положении взаимное хозяйственное тяготение наших стран» [13]. Авторы мемуаров вспоминали, как часто в наркомате он принимал германского посла Брокдорф-Ранцау, которого называл своим «личным другом» [14] и с которым далеко за полночь засиживался за рюмкой коллекционного коньяка, обсуждая проблемы мировой политики [15]. Литвинов, напротив, не исключал целесообразности членства СССР в Лиге наций и системы коллективной безопасности, ему принадлежало авторство международно-правовой формулы о «неделимости мира». Он, в частности, ратовал за сближение с Великобританией, которую хорошо знал, долго в ней прожил, был женат на англичанке и имел связи в английском обществе. Отмечали, что и по-русски Литвинов говорил с легким английским акцентом. С самого начала Литвинову было поручено вести дела с большинством западных держав. Это давало ему возможность непосредственно обращаться в руководящие партийные инстанции и выступать на заседаниях Политбюро основным докладчиком по отношениям с западными странами, что у Чичерина вызывало раздражение. Создавало трудности и возникшее в НКИД соперничество «западников» и «восточников». Часть «западников» не исключала быстрой победы мировой революции и рассчитывала на подталкивание революции в странах Азии. Большинство «восточников», напротив, считало, что, разрабатывая подобные планы, Коминтерн занимается авантюрами. Нарком полностью разделял взгляды последних.

Чичерин жил на работе — в буквальном смысле, то есть в наркоминделе. Его рабочий день длился с послеобеденного до десяти¬–одиннадцати утра, вынуждая секретарей работать посменно. «Все, что нужно в наркомате, делает Чичерин. Каждая бумага проходит через его руки, и это прохождение не является пустой формальностью. Если он дома, то он работает без пиджака, укутав шею старым серым шарфом. В девять часов вечера и в четыре утра он обедает, обед прост — суп и каша. Самовар кипит всю ночь», — писал о работе советского наркома один из иностранных корреспондентов, работавших в России.

Большое внимание Чичерин уделял изданиям «Международная жизнь», «Вестник НКИД», еженедельному «Бюллетеню НКИД», публикующему труды зарубежных авторов. Нарком понимал, в частности, что зарубежная печать вообще и эмигрантская печать в частности — это такой источник информации, который помогает лучше видеть собственные просчеты и ошибки [16].

Диктатура «языкочешущих»

Бесцеремонное вмешательство службистов Главного политического управления в дела НКИД досаждало Чичерину. Уже в 1922 г. в наркомате появились т.н. тройки, которым предоставлялось право решения широкого круга вопросов. В одном из своих писем Чичерин писал: «Вы напрасно думаете, что какие-то “представители НКИД” входят в Комиссию. Тройка “от Сталина” решает все» [17]. «Тройки» напрямую занимались тем, что называлось «чисткой» кадров. Улаживать ситуацию временами удавалось консультанту при отделе протокола Б.С. Штейгеру. Не лишними в этих случаях были и хорошие отношения с Дзержинским друга Чичерина и его второго заместителя Л.М. Карахана.

Использование обвинений в «правом» или «левом» уклоне создавало благоприятную почву для репрессий. Чичерин, не скрывая своего возмущения, смело осуждал противоправную деятельность ГПУ, протестовал против политических процессов над священниками, социалистами-революционерами, критиковал так называемый Шахтинский процесс (1928 г.), рассматривая все это с точки зрения ущерба, который таким образом наносится интересам советской внешней политики. В письме к Куйбышеву Чичерин писал: «С 1929 г. были открыты шлюзы для всякой демагогии и всякого хулиганства. Теперь работать не нужно, нужно "бороться на практике против правого уклона", т.е. море склоки, подсиживаний, доносов. Осуществилась диктатура языкочешущих над работающими» [18]. В этой атмосфере сталинским репрессиям подверглись многие соратники Чичерина. Закончил жизнь в застенках ГПУ Н.Н. Крестинский, направленный в 1922 г. полпредом в Германию. Его судьбу разделили участник переговоров в Брест-Литовске и Гааге, посол в Англии и Франции Х.Г. Раковский, полпред в Великобритании Г.Я. Сокольников, полпред в Литве и Чехословакии А.Я. Аросев, полпред в Бухаре, Латвии, Чехословакии, Италии, Персии, Австрии, Японии, Германии К.К. Юренев, дипломаты Левицкий и Шумяцкий. Невозвращенцем решил стать посол в Афганистане, Эстонии, Дании и Болгарии Ф.Ф. Раскольников. По обвинению в «антисоветском правом заговоре» был расстрелян Л.М. Карахан. Заведующий отделом Центральной Европы А.А. Штанге, когда его пытались арестовать, предпочел покончить жизнь самоубийством. «Книга памяти работников советской дипломатической службы — жертв репрессий» насчитывает 212 репрессированных дипломатов. В результате в предвоенный период, период особой значимости дипломатических акций, полпредства вследствие «чисток» совершенно обезлюдили. Были отозваны и арестованы главы представительств в Варшаве, Будапеште, Бухаресте, Вене, Риге, Тегеране, Токио, Осло. Причем полпредства в Болгарии, Румынии, Польше, США, Германии были обезглавлены на длительный срок — иногда более двух лет [19].

relevantinfo.co.il
Г. Чичерин и М. Литвинов

Диабет окончательно подорвал здоровье Чичерина, он отошел от дел, его настроение становилось все более пессимистичным. Этому способствовал и принятый в 1934 г. закон об уголовном преследовании за «мужеложество». Закон стал удобным поводом для расправы с инакомыслящими, в том числе со многими соратниками и друзьями Чичерина. Среди них расстрелянный как «немецкий шпион» автор первого советского пособия по протоколу для работающих за рубежом дипломатов Д.Т. Флоринский, а также ставший после ухода из наркоминдела заведующим иностранным отделом Комитета по искусству Б.С. Штейгер.

Мысль об отставке не покидала Чичерина. В 1928 г. он уехал лечиться в Германию и писал оттуда Сталину: «Прошу на моей могиле написать: «Здесь лежит Чичерин, жертва сокращений и чисток. Чистка означает удаление хороших работников и замену их никуда не годными» [20]. Существует предположение, что возвращаться в СССР он не хотел. Сталин дважды посылал за ним Карахана, и в конечном итоге спустя два года Чичерин в Москву вернулся. На этом закончилась его дипломатическая карьера. На пост наркома был назначен Литвинов.

Против «самоотгораживания» и изоляции

Не только некоторые черты личности Чичерина, но и его позиции по вопросам внешней политики зачастую вызывали раздражение у членов руководства партией. В своих письмах Чичерин констатировал, что Молотов упрекает его в слабости, Ворошилов в большей защите интересов других правительств, Рудзутак в глупости, Калинин в плохом соблюдении интересов СССР. Подобные обвинения явились, по мнению наркома, свидетельством стремления руководства страной к «самоотгораживанию, как и в XVII веке» [21]. Он решительно противился самоизоляции страны и последовательно выступал за политику мирного сосуществования и сотрудничества с другими державами.

И сегодня слова Чичерина, сказанные им в 1923 г., звучат как никогда актуально: «Дипломатия должна заключаться не в том, чтобы любезно отвечать на любезные авансы, спускать с лестницы при отсутствии любезных авансов и неподвижно сидеть на стуле, если другая сторона неподвижна. Дипломатия должна пускать в ход миллион всяких средств, но идти вперед, а не топтаться на месте, действовать активно, а не только реагировать на то, что делает другая сторона. Дипломатия не должна исходить из того, что все будут бросаться в наши объятия. Дипломатия должна активно подготовлять стремление других сближаться с нами» [22].

1. Н. Бассехес. Исчезнувшие советские дипломаты. Русские записки. Ежемесячный журнал под редакцией П.Н. Милюкова. Июль XIX, Париж 1939. С. 121.

2. Очерки истории Министерства иностранных дел России. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002 г. т.2. C. 46.

3. См. Там же. С 65.

4. Последняя служебная записка Чичерина/ Информационный бюллетень ИДД, 2000 (проект) С. 79.

5. Т.В. Зонова. Дипломатия. Модели, формы, методы. М.: Аспект Пресс, 2017. С. 324.

6. Г.В. Чичерин. Статьи и речи по вопросам международной политики. М.: 1961. С. 272.

7. Ф.И. Чуев. Молотов. Полудержавный властелин. М.: Олма-Пресс, 2000.

8. АВП РФ, ф. 08, оп. 20, п. 170, д. 1, л. 8. Цит.по: В. Соколов. Неизвестный Чичерин / Информационный бюллетень. С.21.

9. Очерки истории Министерства иностранных дел России. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002 г. т.2. С. 102.

10. АВП РФ, ф. 08, оп. 12, п. 74, д. 55, л. 89. Цит.по: В. Соколов. С. 35.

11. АВП РФ, ф. 08, оп. 12, п. 74, д. 55, л. 88. Цит.по: Информационный бюллетень. C.34.

12. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. — СПб.: Всемирное слово, 1992.

13. Г.В. Чичерин: Выступления, статьи, письма, телеграммы/Информационный бюллетень. С.62.

14. Речь народного комиссара иностранных дел СССР Г.В.Чичерина на приеме в Москве по случаю пятой годовщины деятельности У.Брокдорф-Ранцау на посту посла Германии в СССР[8] 4 ноября 1927 г. Информационный бюллетень. С. 64.

15. Карлис Озолс. Мемуары посланника. Париж, 2017.

16. И. Ховратович. Публицистика Чичерина. Информационный бюллетень ИДД. С. 53.

17. АВП РФ, ф. 08, оп. 20, п. 170, д. 1, л. 12. Цит.по: В. Соколов. С. 21.

18. «Источник», Документы русской истории / Вестник Архива Президента Российской Федерации. Приложение к журналу Родина. М.: 1995 г. С. 107.

19. Очерки истории Министерства иностранных дел России. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002 г. т.2. 241.

20. Новая и новейшая история. 1994. 72. С. 12-13.

21. АВП РФ, ф. 08, оп. 20, п. 170, д. 1, л. 102 – 103. Цит.по: В. Соколов. С. 31.

22. С. Зарницкий, А. Сергеев «Чичерин». М.: Молодая гвардия, 1966 г. Стр. 34.