Южная Европа: из кризисного прошлого в туманное будущее

Кризис суверенных долгов в странах Южной Европы давно сошел с первых полос мировых СМИ. Опасения финансового краха Италии, Испании и Португалии ослабли, их ВВП растет с 2014 г. Греция, несмотря на периодические потрясения, также держится на плаву. Тем не менее при более подробном рассмотрении ситуация, сложившаяся в странах Южной Европы, оптимизма не внушает. Сколько-нибудь заметного экономического роста удалось добиться только Испании, тогда как государственный долг у всех четырех стран по-прежнему велик. Борьба стран с кризисом обернулась ухудшением ситуации в социальной сфере, что, в свою очередь, привело к возникновению и быстрому росту популярности новых политических сил, которые бросают вызов существующей политической системе.

Кризис суверенных долгов в странах Южной Европы давно сошел с первых полос мировых СМИ. Опасения финансового краха Италии, Испании и Португалии ослабли, их ВВП растет с 2014 г. Греция, несмотря на периодические потрясения, также держится на плаву. Тем не менее при более подробном рассмотрении ситуация, сложившаяся в странах Южной Европы, оптимизма не внушает. Сколько-нибудь заметного экономического роста удалось добиться только Испании, тогда как государственный долг у всех четырех стран по-прежнему велик. Борьба стран с кризисом обернулась ухудшением ситуации в социальной сфере, что, в свою очередь, привело к возникновению и быстрому росту популярности новых политических сил, которые бросают вызов существующей политической системе.

Долговая яма

После начала мирового финансово-экономического кризиса правительства Испании, Италии, Греции и Португалии выделили колоссальные средства на спасение банков, оказавшихся в тяжелом положении. Только за период с 2008 по 2011 гг. им были перечислены более 200 млрд евро. Благодаря этой щедрой помощи банки выстояли, однако оборотной ее стороной стало резкое увеличение государственных долгов. Собственно, это и создало проблему суверенных долгов.

Однако, начиная с 2010 г., власти ЕС и международные финансовые институты стали настаивать на том, что кризис был порожден не астрономическими вливаниями в банковский сектор, а расточительностью государств Южной Европы, тративших огромные суммы на социальные нужды. Из такой трактовки кризиса следовал логический вывод о том, что лучшим средством борьбы с ним является бюджетная экономия, подразумевающая существенное урезание государственных (прежде всего социальных) расходов, и переориентация национальных экономик с модели, основанной на внутреннем потреблении, на модель, нацеленной на всемерное поощрение экспорта. В условиях, когда государство обладает собственной валютой, повысить конкурентоспособность экспортных товаров можно путем ее девальвации. Однако страны, перешедшие на евро, не контролируют денежную эмиссию, поэтому для повышения конкурентоспособности им следует проводить так называемую «внутреннюю девальвацию», проще говоря, сокращение зарплат.

Борьба за снижение бюджетного дефицита привела к тому, что государства Южной Европы отказались от кейнсианского стимулирования экономического роста путем наращивания государственных расходов. В результате рецессия затянулась на несколько лет, ВВП во всех четырех странах сократился и до сих пор не вернулся на уровень 2008 г., а безработица резко увеличилась, превысив в 2013 г. отметку в четверть экономически активного населения в Испании и Греции. В то же время целевого показателя по уровню бюджетного дефицита, определенного Маастрихским договором на уровне 3% от ВВП, удалось достичь только Италии, хотя и здесь в количественном выражении бюджетный дефицит по-прежнему превышает уровень 2007 г. Государственные долги также заметно превышают докризисные показатели; причем, если в Греции уровень госдолга в количественном выражении достиг пика в 2011 г. и затем стал постепенно снижаться, то в остальных трех рассматриваемых странах этот показатель увеличивался непрерывно: в Италии он вырос на треть, в Португалии — на 90%, а в Испании — в 2,8 раза.

Неравенство и безработица

economydecoded.com
Владислав Белов:
Португалия и группа PIGS: основные уроки
выхода из кризиса

Снижение уровня жизни, растущее социальное неравенство и все более очевидная зависимость национальных правительств от властей ЕС не могли не повлиять на расклад политических сил.

Однако последствия кризиса не ограничиваются лишь увеличением государственного долга или падением ВВП. Второй аспект, на который следует обратить внимание, — это социальные изменения. Прежде всего, заметно усилилось неравенство — как имущественное, так и по уровню доходов. Ежегодные отчеты Исследовательского института швейцарского финансового конгломерата Credit Suisse, показывают, что в последние годы национальное богатство все больше сосредоточивается в руках пресловутого одного самого богатого процента населения, тогда как наименее обеспеченные слои продолжают беднеть. Например, в Италии в 2011 г. верхняя центиль (1% самых богатых граждан) владела 17,4% национального богатства, а на нижнюю дециль (10% самых бедных) приходилась 0,1%; в 2016 г. эти показатели составляли соответственно 25% и -0,1% (отрицательные значения показывают, что у данной категории долги превышают стоимость имущества). В Испании с 2011 по 2016 гг. доля богатейшей центили в национальном богатстве выросла с 22,6 до 27,4%, тогда как доля нижней децили уменьшилась с 0,1 до -0,3%.

Тревожная тенденция усиления социального неравенства не естественное следствие кризиса, а вполне закономерный результат неолиберальной политики. Высокий уровень безработицы вкупе с реформами, направленными на повышение «гибкости» рынка труда, привели к внутренней девальвации. Во всех четырех странах Южной Европы упала доля трудовых доходов в ВВП. Государственная политика в области трудовых отношений поощряла создание низкооплачиваемых и временных рабочих мест. Cредние реальные зарплаты в Италии стагнировали, а в Испании, Португалии и Греции заметно упали в 2009–2012 гг. и затем фактически не росли. При этом выросла разница в доходах между наиболее и наименее обеспеченными слоями населения: по данным ОЭСР, с 2008 по 2013 гг. соотношение между доходами нижней и верхней децилей увеличилось в Португалии с 10,1 до 10,7, в Греции с 9,4 до 11,4, в Италии с 9,1 до 11,4, а в Испании с 9,7 до 12,8. Иными словами, доходы богатых, несмотря на кризис, продолжали расти, тогда как доходы бедных стагнировали или сокращались.

Тень «тройки»

REUTERS/Sergio Perez
Анастасия Борик:
И снова здравствуйте, сеньор Рахой

Еще один важный аспект, о котором нельзя не упомянуть, говоря о финансовом кризисе в Южной Европе и его последствиях, — это внешнее вмешательство. Непопулярные неолиберальные реформы проводились под сильным давлением со стороны «тройки» в лице Европейской Комиссии, Европейского центрального банка и Международного валютного фонда. Кризис наглядно продемонстрировал, насколько ограничены возможности проведения самостоятельной политики у национальных правительств стран ЕС, входящих в зону евро.

В 2011 г., в самый разгар кризиса суверенных долгов, правительства четырех стран Южной Европы пытались избежать тех мер, которые диктовала им «тройка». И во всех четырех случаях власти ЕС, поддерживаемые Германией и Францией, сумели добиться своего, отстранив от власти политические силы, не желавшие мириться с их диктатом [1].

В Испании и Португалии при смене власти были соблюдены необходимые формальности. В обеих странах находившиеся у власти социалисты потерпели поражение на парламентских выборах, пусть и досрочных, и передали власть правым партиям, которые скорректировали политический курс в соответствии с требованиями ЕК и ЕЦБ и согласились взять многомиллиардные кредиты на санацию банковской системы в обмен на обязательство значительно сократить государственные расходы. В Италии Сильвио Берлускони ушел в отставку в ноябре 2011 г. под прямым нажимом Брюсселя, а на смену ему пришел технический премьер Марио Монти, много лет проработавший в Европейской Комиссии и осуществивший за год своего премьерства реформы, которым сопротивлялся «кавальере». В Греции неугодное властям ЕС правительство было устранено безо всяких церемоний: социалистический премьер-министр Георгиу Папандреу, заявивший о необходимости провести референдум относительно новых мер бюджетной экономии и получивший поддержку парламента, несколько дней спустя был вынужден подать в отставку, оказавшись под сильнейшим давлением ЕК и ЕЦБ. Его место занял технический премьер Лукас Пападемос, бывший вице-президент ЕЦБ, который добился от парламента одобрения нового кредитного соглашения, предусматривавшего сокращение пенсий и минимальной зарплаты и либерализацию рынка труда.

Новые политические силы

REUTERS/Alkis Konstantinidis
Юрий Квашнин:
Кризис в Греции: новое обострение

Не менее важный аспект финансового кризиса — это изменение политического пейзажа в странах Южной Европы. Снижение уровня жизни, растущее социальное неравенство и все более очевидная зависимость национальных правительств от властей ЕС не могли не повлиять на расклад политических сил. До кризиса во всех четырех странах действовали политические системы, в которых ведущую роль играли две крупнейшие партии. В последние годы эти системы подверглись серьезной эрозии вследствие появления новых сил, быстро набирающих популярность. Новые политические движения выступают против неолиберальных реформ, призывают к борьбе с коррупцией и настаивают на расширении прямой демократии. Несмотря на то, что эти силы существуют всего несколько лет, они уже сумели добиться значительных успехов. В Италии «Движение 5 звезд», возникшее в 2009 г., получило четверть голосов избирателей на парламентских выборах 2013 г. и сегодня, по сути, является крупнейшей оппозиционной силой в стране. В Испании партия «Подемос», основанная в 2014 г., всего за два года превратилась в третью политическую силу в стране и завоевала 13% голосов избирателей на выборах 2016 г. Однако самой яркой историей успеха, бесспорно, стал взлет греческой коалиции левых сил «Сириза», которая, появившись в 2004 г., десять лет спустя победила на национальных выборах и сформировала собственный кабинет. Исключением здесь является Португалия, где за последние годы не возникло новых сильных политических движений. Однако можно отметить, что на выборах 2015 г. заметно укрепили свои позиции левые силы, критикующие неолиберальную политику правительства: «Левый блок» и «Коалиция демократического единства» набрали 19% голосов, т. е. в полтора раза больше, чем на предыдущих выборах.

Массовое недовольство неолиберальной политикой проявляется не только на выборах, но и на референдумах. Так, на референдуме 5 июля 2015 г. в Греции более 60% проголосовавших выступили против принятия плана нового соглашения с «тройкой» по вопросу о порядке выплаты долга и новых кредитах. В Италии 4 декабря 2016 г. прошел референдум по конституционной реформе, предполагавшей сокращение полномочий парламента и расширение полномочий правительства. За реформу ратовал итальянский премьер М. Ренци, которого всецело поддерживали ЕС и США. Однако, несмотря на массированную кампанию в СМИ и на то, что в апреле 2016 г. проект реформы получил абсолютное большинство голосов в парламенте, около 60% пришедших на избирательные участки проголосовали против предлагавшихся изменений. Решающими стали голоса молодежи, безработных и наименее состоятельных слоев населения, иными словами, тех социальных групп, которые в наибольшей степени пострадали от неолиберальных реформ. По справедливому замечанию А. Кортунова, результаты референдума в Италии стали «очередным провалом попыток “унификации” Европы по немецким стандартам».

***

EPA/ALESSANDRO DI MEO/Vostock Photo
Андрей Кортунов:
Итоги итальянского референдума: головная
боль Рима или Брюсселя?

Политическая обстановка в странах Южной Европы все больше усложняется. Находящиеся сегодня у власти силы в большей или меньшей степени дискредитировали себя постоянными уступками Брюсселю и непопулярными неолиберальными реформами, в результате которых расплачиваться за последствия кризиса пришлось не банкам, а налогоплательщикам. Неолиберализм с его непоколебимой верой в саморегулирование рынков, восхвалением преимуществ глобализации, утверждением, что альтернативы ему не существует, и жонглированием словами, благодаря которому урезание социальных расходов превращается в «структурные реформы», а ухудшение условий найма и сокращение зарплат — в «либерализацию» или «повышение гибкости» рынка труда, на глазах теряет поддержку. Слишком многих людей он оставляет за бортом, лишая надежды на лучшее будущее. Истеблишменту все труднее убеждать массы в том, что рост социального неравенства и подтачивание демократических процедур — необходимая плата за выход из кризиса, а угрозы того, что «неправильный» исход голосования вызовет панику на финансовых рынках и поставит страну на грань финансового краха, больше не действуют. В этих условиях усиление позиций популистов, евроскептиков, антиглобалистов и прочих протестных сил представляется вполне естественным процессом. И этот процесс характерен не только для Южной Европы. Результаты июньского референдума в Великобритании и победа Дональда Трампа в США — явления того же порядка. Неолиберализм терпит одно поражение за другим. И это неплохая новость. Его постепенное отступление открывает пространство для альтернативных идей и проектов общественного устройства, которые еще предстоит разработать, и есть надежда на то, что они окажутся справедливее и честнее несостоявшегося неолиберального рая.

1. См. Подробнее: Финансовая помощь как инструмент политического принуждения: уроки европейского долгового кризиса // Вестник Московского университета. Серия 25: Международные отношения и мировая политика. 2015. №1. С. 120-151.