Ветка сакуры за заиндевевшим ставнем
Вход
Авторизуйтесь, если вы уже зарегистрированы
(Голосов: 1, Рейтинг: 5) |
(1 голос) |
PhD, исследователь-японист, научный сотрудник Института Азии Университета Гриффита (Австралия), специалист по международным отношениям в Восточной Азии, эксперт РСМД
Несмотря на ожидаемое отсутствие японского премьер-министра на Красной площади в Москве в День Победы, конец мая 2015 г. был отмечен оживлением в отношениях между Россией и Японией. С обеих сторон прозвучали сигналы к возобновлению диалога, в том числе и по территориальному вопросу. Признаком начала «потепления» стало, в частности, обсуждение визита Владимира Путина в Японию, который был намечен на осень 2014 г., но перенесен на неопределенный срок из-за разногласий вокруг украинского кризиса и давления Вашингтона.
Почему правление Синдзо Абэ – еще не закрытая «форточка возможностей» в российско-японских отношениях
Несмотря на ожидаемое отсутствие японского премьер-министра на Красной площади в Москве в День Победы, конец мая 2015 г. был отмечен оживлением в отношениях между Россией и Японией. С обеих сторон прозвучали сигналы к возобновлению диалога, в том числе и по территориальному вопросу. Признаком начала «потепления» стало, в частности, обсуждение визита Владимира Путина в Японию, который был намечен на осень 2014 г., но перенесен на неопределенный срок из-за разногласий вокруг украинского кризиса и давления Вашингтона.
По слухам в прессе, Белый дом и в этот раз решил осадить японских союзников, спешно воспринявших сочинские переговоры Дж. Керри и С. Лаврова как зеленый свет в отношениях с Москвой. Однако даже такой фальстарт лишний раз показывает, что тайм-аут, взятый Токио в отношениях с Кремлем из-за украинского кризиса, вызван не серьезностью двусторонних разногласий, а внешнеполитической конъюнктурой, в которую вернулся призрак блоковости. У нынешнего премьер-министра Японии Синдзо Абэ по-прежнему есть возможности для преодоления этих и других препятствий на пути улучшения российско-японских связей.
Важные условия для нормализации межгосударственных отношений – сохранение наработанного диалога между лидерами и дальнейшая подготовка почвы для последующего принятия решений, которую в японской организационной культуре называют «нэмаваси». Возвращение С. Абэ к власти в декабре 2012 г. внесло оживление в отношения между Москвой и Токио, прежде всего, за счет контраста с прошлым и благодаря инициативности японского премьера. Несмотря на отдельные знаковые диалоги первых лиц, например, Б. Ельцина и Р. Хасимото, взаимодействие Кремля и Касумигасэки (правительственный квартал в Токио) после распада СССР долгое время сводилось к дипломатическому клише – «стороны договорились продолжать договариваться». Ритуальная риторика воспроизводилась вокруг курильского гордиева узла без ощутимого прогресса. За постсоветские десятилетия набор юридических и исторических аргументов обеих сторон стал предсказуем, как шахматные табии. Преодолеть непреклонность, изменить статус-кво могла только политическая воля, но ее оказывалось недостаточно.
Казалось бы, после окончания холодной войны у России и Японии нет фундаментальных расхождений за исключением территориального спора. Японский русист и бывший дипломат Кадзухико Того насчитал не менее пяти упущенных возможностей за прошедшие три десятилетия [1]. Примечательно, что значительную долю ответственности он возложил на японскую сторону, сочетающую бескомпромиссность с требованиями изменить статус-кво.
Шансы в нулевые
Государство и порядок по-японски
Помимо курса В. Путина на сближение с Западом в его первое президентство и прецедентов компромиссного разрешения территориальных споров России с Норвегией и КНР, существовали и благоприятные маржинальные предпосылки к российско-японскому соглашению. К ним можно отнести владение В. Путиным дзюдо и возможности коммуникации посредством правительственных контактов, в частности, благодаря принадлежности нескольких японских премьеров к фракции прагматически настроенного Иосиро Мори, одной из ключевых фигур в правящей Либерально-демократической партии Японии (ЛДПЯ). Однако наметившиеся позитивные изменения всякий раз оказывались в заложниках либо внешнеполитической тектоники в отношениях Вашингтона и Москвы, либо таких внутриполитических проблем, как «дело Судзуки», которое привело к отходу от активной деятельности ключевых специалистов по России в японском МИДе.
После ухода в 2006 г. с премьерского поста «долгожителя» Д. Коидзуми в Токио возобновилась правительственная чехарда, осложняя сохранение преемственности курса и долгосрочное внешнеполитическое планирование. Не оправдались надежды на подвижки в отношениях двух стран при Ю. Хатояме, премьере от Демократической партии, дед которого подписал с Никитой Хрущевым в 1956 г. совместную советско-японскую декларацию, до сих пор служащую ориентиром для официальной позиции МИД России. Преемник Ю. Хатоямы Наото Кан успел в порыве гнева даже отозвать посла из Москвы в связи с курильской поездкой президента Дмитрия Медведева. Невольно помогло несчастье: после аварии на АЭС «Фукусима-1» Япония взяла курс на отход от атомной энергетики, сделав выбор в пользу природного газа, где естественным партнером оказывалась Россия. В токийских политических кругах решили подождать обратной рокировки в Кремле, считая, что с ожидаемым преемником Д. Медведева будет легче договориться. Лед тронулся, когда В. Путин перед своим переизбранием в марте 2012 г. использовал в беседе с японским журналистом термины из дзюдо – «хикивакэ» (в данном контексте взаимовыгодная ничья) и «хадзимэ» (сигнал к началу переговоров). Японская пресса незамедлительно растиражировала эти слова, ставшие для местных экспертов по российской политике предметом разнообразных трактовок. Однако в 2013 г. в Токио опять сменилось правительство – к власти вернулась ЛДПЯ во главе с С. Абэ.
С места в карьер
Тайм-аут, взятый Токио в отношениях с Кремлем из-за украинского кризиса, вызван не серьезностью двусторонних разногласий, а внешнеполитической конъюнктурой, в которую вернулся призрак блоковости.
Несмотря на «ястребиную» репутацию правоконсерватора и близость к американскому истеблишменту, С. Абэ довольно быстро продемонстрировал активную готовность к диалогу с Кремлем. Россия стала одной из первых стран, которые он посетил: в марте 2013 г. впервые за долгие годы глава японского кабинета министров совершил визит в Москву. Перед отъездом из Токио С. Абэ заявил журналистам, что разделяет общие ценности с президентом В. Путиным, подтвердив тем самым прагматический настрой и обособленность от общезападной позиции. Впоследствии В. Путин и С. Абэ общались напрямую еще пять раз, в частности, на полях саммитов «Группы восьми», «Группы двадцати» и форума АТЭС. Официальный Токио проявил активность в учреждении механизма двусторонних консультаций в формате «2+2» с главами дипломатических и оборонных ведомств России. Стоит отметить, что у Японии такой формат действует только с узким кругом западных держав (Австралией, США и Францией) и находится на стадии становления с Индией. С. Абэ стал единственным из глав государств тогда еще «Группы восьми», посетившим церемонию открытия зимних Олимпийских игр 2014 г. в Сочи.
Помимо интереса к природно-ресурсному сотрудничеству с Россией С. Абэ и его основным советником по внешней политике Сетаро Яти двигали, прежде всего, соображения из области realpolitik, в частности, стремление уравновесить подъем Китая и способствовать урегулированию северокорейской ядерной проблемы. Таким образом, был сделан беспрецедентный задел для сотрудничества. Точки соприкосновения между Токио и Кремлем касаются нормализации ситуации вокруг Ирана, примата ООН в международной безопасности, сохранения общего послевоенного статус-кво при повышении активности Японии в миротворческих операциях ООН.
После Крыма
Коррективы в российско-японскую разрядку внес украинский кризис. Однако и здесь японское руководство во главе с С. Абэ старалось проявлять максимальный прагматизм. На протяжении месяцев оно уклонялось от введения антироссийских санкций, аналогичных западным, и ограничивалось дежурными отповедями. Когда же промедление с санкциями стало уже невозможным из-за сильнейшего давления Вашингтона, принятые японцами меры оказались на деле «косметическими», затронув и без того пробуксовывавшие двусторонние проекты. Украинская политика Кремля использовалась Токио, прежде всего, как повод привлечь внимание Запада к китайско-японским трениям, чтобы перестраховаться на случай возможного одностороннего пересмотра Пекином границ в спорных районах. Список чиновников, подвергшихся японским санкциям, не публиковался, хотя, по слухам, в него были включены среди прочих и номинальные фигуры, вплоть до Н. Хрущева и И. Сталина. Российские официальные лица беспрепятственно посещали Токио. Так, Фестиваль русской культуры в июне 2014 г. по традиции открыл спикер Госдумы Сергей Нарышкин, еще с первого срока С. Абэ хорошо знакомый с японским премьером и некоторыми его соратниками. Наименее безболезненными из японских санкционных мер стали запреты нескольким российским банкам выпускать ценные бумаги в Японии, ограничение японского оборонного экспорта в Россию и откладывание на неопределенный срок ответного визита В. Путина в Страну восходящего солнца.
Невольно помогло несчастье: после аварии на АЭС «Фукусима-1» Япония взяла курс на отход от атомной энергетики, сделав выбор в пользу природного газа, где естественным партнером оказывалась Россия.
Празднование 70-летия Победы в Москве для С. Абэ не было в числе приоритетных протокольных мероприятий, поэтому демаршем такое манкирование не считается. Об этом говорит как разница в датах и обстоятельствах окончания Второй мировой войны в Европе и в Азии, так и сохраняющееся по инерции негативное отношение отдельных японцев к нарушению Советским Союзом пакта о нейтралитете в 1945 г. Хотя следует заметить, что десятилетием ранее это не помешало Д. Коидзуми, предшественнику и некогда начальнику С. Абэ, принять аналогичное приглашение В. Путина. Однако Россия в середине нулевых годов была популярна у японских предприятий не только как источник сырья, но и как рынок капиталовложений и сбыта за счет растущей на нефтедолларовых дрожжах покупательной способности. Судя по сокращению российских бизнес-операций компаниями из Японии, сегодня мы наблюдаем скорее обратную тенденцию. Что касается углеводородов, то это подходящее топливо для «абэномики», но не уникальное конкурентное преимущество России из-за наличия альтернатив – от Австралии, пытающейся снизить зависимость от замедляющейся китайской экономики, до Ирана, чьи месторождения по-прежнему интересны и Пекину, и Токио.
Нехарактерный премьер
В чем же заключается гипотетический «шанс Абэ» как договороспособного визави Москвы?
Во-первых, у него есть временной ресурс. Успешно пройдя горнило нескольких выборов и даже роспуска парламента, правящая ЛДПЯ располагает большинством в обеих палатах. Поэтому премьер может рассчитывать на пребывание у власти в ближайшие три года – период, по японским меркам, длительный, а горизонт «после 2018 г.» туманен как в Японии, так и в России. Большинство предшественников С. Абэ за отведенный им в среднем год на высшем посту не успевали даже посетить все намеченные страны, не говоря уже о долгосрочном планировании.
Во-вторых, как и в первый срок, японского премьера отличает решительность при проведении законопроектов через парламент, в том числе потенциально непопулярных. В том, что касается внешнеполитической и оборонной стратегии, и С. Абэ, и его советник С. Яти предпочитают инициативные лидерские действия в традициях сильной исполнительной власти. Такая смелость редка в японском политикуме, который сильно зависит как от изменчивых рейтингов, так и от бюрократических и фракционных препятствий. Как отмечает со ссылкой на американские источники японовед-политолог Джулио Пульезе, ни одному демократически избранному лидеру в мире, кроме С. Абэ, не удавалось за полтора года добиться стольких изменений в политике безопасности [2]. Помимо закрепления мандата в нескольких выборных баталиях и сохранения популярности харизматичного премьера ему помог и недавно принятый закон о государственной тайне, сокращающий общественную подконтрольность действий правительства в вопросах национальной безопасности. Автономность С. Абэ и готовность держать удар выделяют его на фоне большинства предшественников и возможных преемников. Поскольку любой компромиссный вариант решения территориального вопроса неизбежно будет использован во внутриполитической борьбе, маловероятно, что преемник нынешнего премьера решится ради сделки с Москвой пройти сквозь строй бюрократов и парламентских оппозиционеров. Кроме того, готовность Японии увеличить свой вклад в оборонный союз с США и курс на вступление в продвигаемое Вашингтоном Транстихоокеанское партнерство дают С. Абэ козыри перед Белым домом на случай противодействия последнего разрешению курильского вопроса.
Точки соприкосновения между Токио и Кремлем касаются нормализации ситуации вокруг Ирана, примата ООН в международной безопасности, сохранения общего послевоенного статус-кво при повышении активности Японии в миротворческих операциях ООН.
Вопреки распространенному мнению о внешнеполитической несамостоятельности Страны восходящего солнца, было бы шаблонно и некорректно характеризовать современную систему принятия решений в Японии как дипломатию «караоке», где американцы сочиняют текст, а японцы только исполняют предписанное. В пользу спорности этого мнения говорит и тот факт, что С. Абэ удается последовательно пересматривать конституцию в сторону большей самостоятельности японской оборонной политики. Речь идет скорее о лавировании Токио между Вашингтоном и Пекином, причем исторически японские элиты находили способы наладить партнерство с доминирующими в разные эпохи державами – Китаем, Голландией, Великобританией, Германией, США. Не стоит исключать возможность экстраполяции этой логики в долгосрочной перспективе и на японско-китайские отношения, несмотря на их нынешний конфронтационный характер. Вопреки репутации правоконсервативного ревизиониста, С. Абэ никогда не пренебрегал отношениями с Поднебесной, о чем свидетельствуют обстоятельства его визитов в Пекин.
Между ветром с Востока и ветром с Запада
Украинская политика Кремля использовалась Токио, прежде всего, как повод привлечь внимание Запада к китайско-японским трениям, чтобы перестраховаться на случай возможного одностороннего пересмотра Пекином границ в спорных районах.
Интерпретация японским руководством недавних российско-американских переговоров в Сочи как сигнал к действию наводит на размышления о «никсоновском шоке», память о котором жива в Токио. Речь идет о стремлении японцев не оказаться проигнорированными США в их сближении с КНР или, согласно той же логике, какой-либо третьей страной, с которой Вашингтон находится в натянутых отношениях. Как известно, со времен Мао японцы всячески пытались сохранить связи с огромным континентальным китайским рынком, однако старший партнер по оборонному союзу требовал поддержки Тайваня. Когда же Белый дом при Р. Никсоне в начале 1970-х годов решил восстановить связи с коммунистическим Пекином, японский премьер узнал о смене позиции союзников из СМИ. Несмотря на то, что вышеупомянутое пренебрежение имело место в американо-японском треугольнике с Китаем, аналогичные ситуации можно усмотреть с Россией или Ираном. В отношениях с ними Японии иногда приходилось отказываться от прагматизма, подстраивая свою внешнюю политику под мнение Вашингтона. Согласно исследованиям историка Андрея Кравцевича [3], нежелание Белого дома потворствовать улучшению отношений между Пекином и Токио в середине 1950-х годов сыграло свою роль и в пробуксовывании советско-японской нормализации.
Тем не менее не стоит упрощенно трактовать отношения Москвы и Токио в контексте блокового мышления, поскольку такая трактовка не является исчерпывающей и сохраняется скорее по инерции со времен холодной войны. В интересах Токио – избежать как возможного «концерта» Вашингтона и Пекина в рамках «Большой двойки», концепция которой была предложена З. Бжезинским, так и «битвы титанов» с их же участием – во втором случае Япония оказалась бы между двух огней. Исходя из этого, ее сближение с Россией не должно рассматриваться как «игра с нулевой суммой» для КНР или США – разве что считать их единственными бенефициарами сохранения курильского территориального спора. Японские элиты понимают, что Кремль не будет участвовать в антикитайском сдерживании, да и ряды токийских сторонников сближения с Москвой в пику Пекину начинают редеть. Интересам же России отвечает утверждение многополярного порядка не только во всем мире, но и на региональном уровне в Азии, где многие партнеры Москвы вслед за японцами испытывают обеспокоенность по поводу роста китайского могущества и ядерной программы КНДР. Российско-японское направление остается важным неизвестным в этом общеазиатском уравнении, тогда как разрешение территориального спора может способствовать снижению общей конфликтогенности Азиатско-Тихоокеанского региона, которому предрекают участь очага будущих противостояний.
Как отметил в своей недавней статье историк Василий Молодяков, 2015 г. богат на круглые российско-японские юбилеи. Среди наиболее знаковых – годовщина Симодского трактата (1855 г.), первого основополагающего договора между нашими странами, 110-летие Портсмутского мирного договора, завершившего русско-японскую войну, и окончание Второй мировой войны, в итогах которой кроются истоки спора о принадлежности Южных Курил. Следующий год – год 60-летия совместной декларации 1956 г., заложившей основы советско-японского примирения, – можно было бы отметить если не прорывом, то хотя бы продвижением в наших отношениях. «Форточка возможностей» пока остается открытой.
1. Того Кадзухико. Хоппо редо косе хироку: усинаварэта 5-до но кикай. (Секретная запись переговоров по Северным территориям: шанс, потерянный 5 раз.) Токио: Синте-бунко, 2011.
2. Torri M., Mocci N. (eds.) Japan: Between a China Question and a China Obsession // Asia Maior. 2014. Vol. 25. Bologna: Emil di Odoya, 2015.
3. Кравцевич А.И. Угроза Даллеса: миф или реальность? // Япония. Ежегодник. 2014. № 43.
(Голосов: 1, Рейтинг: 5) |
(1 голос) |
