В поисках нового Казахстана: экономический и международно-правовой анализ

За последние несколько лет Казахстан добился больших успехов в экономической сфере. Рост ВВП в 2021 г. составил 4,3%, а в 2022 г. — 3,4% (Россия — 5,6% и 2% соответственно). ВВП на душу населения в 2023 г. составил 32 тыс. долл. по покупательной способности и 12,8 тыс. долл. по номиналу (Россия — 36 тыс. долл. и 15,4 тыс. долл. соответственно). Казахстан занимает 101-е место в мире по индексу восприятия коррупции, 83-е место по индексу инноваций, 25-е место в рейтинге «Doing Business» (удобство ведения предпринимательской деятельности). Профицит товарооборота в 2022 г. составил 36,4 млрд долл.; профицит платежного баланса — 8,5 млрд долл. На январь 2023 г. объем прямых иностранных инвестиций достиг 169,2 млрд долл., из них 43,83 млрд долл. — инвестиции из США. В относительном выражении все эти показатели превышают показатели других центральноазиатских государств, а некоторые из них — показатели РФ. Важным фактором этих успехов представляется правотворческая и договорная политика. Инвестиционное законодательство Казахстана является дружественным по отношению к инвестору, динамичным и прозрачным.

Экономическое развитие Казахстана ставит Россию перед диалектическим выбором. Казахстан является ее естественным конкурентом на сырьевых рынках — усиление его позиций неизбежно ослабит ее позиции. Реализация регионального интеграционного проекта, в свою очередь, уменьшит зависимость от России всех центральноазиатских государств и может привести к возникновению (обострению) исторических, политических и экономических противоречий. Конфликтный потенциал региона достаточно высок и может быть реализован довольно быстро.

С другой стороны, центральноазиатская интеграция может стать решением не только проблем стран региона, но и проблем самой России — особенно, если Россия станет ее полноправным участником. Действительно, создание в регионе независимого и процветающего интеграционного объединения компенсирует экономическую зависимость России от Китая, гарантирует востребованность российских товаров в долгосрочной перспективе; позволит ей диверсифицировать транспортные маршруты и станет стимулом к реализации собственных внешнеполитических и внутриполитических проектов.

За последние несколько лет Казахстан добился больших успехов в экономической сфере. Рост ВВП в 2021 г. составил 4,3%, а в 2022 г. — 3,4% (Россия — 5,6% и 2% соответственно). ВВП на душу населения в 2023 г. составил 32 тыс. долл. по покупательной способности и 12,8 тыс. долл. по номиналу (Россия — 36 тыс. долл. и 15,4 тыс. долл. соответственно). Казахстан занимает 101-е место в мире по индексу восприятия коррупции, 83-е место по индексу инноваций, 25-е место в рейтинге «Doing Business» (удобство ведения предпринимательской деятельности). Профицит товарооборота в 2022 г. составил 36,4 млрд долл.; профицит платежного баланса — 8,5 млрд долл. На январь 2023 г. объем прямых иностранных инвестиций достиг 169,2 млрд долл., из них 43,83 млрд долл. — инвестиции из США. В относительном выражении все эти показатели превышают показатели других центральноазиатских государств, а некоторые из них — показатели РФ.

19 мая 2023 г. была принята Сианьская декларация саммита «Китай — Центральная Азия», зафиксировавшая положение Казахстана (и Центральной Азии в целом) в качестве ключевого элемента проекта «Один пояс — Один путь» (и исключившая данный статус для России). В июне 2023 г. Казахстан, Азербайджан и Грузия договорились о развитии Транскаспийского международного транспортного пути (Среднего коридора, Middle Corridor). Казахстанское общество неоднозначно относится к переходу под экономический «зонтик» Китая (государство пытается сгладить проявления синофобии), тем не менее, экономические преимущества этого перехода очевидны.

Важным фактором этих успехов представляется правотворческая и договорная политика. Инвестиционное законодательство Казахстана является дружественным по отношению к инвестору, динамичным и прозрачным. Наиболее важные документы — Закон об инвестициях 2003 г. и Закон об арбитраже 2016 г. В 2021 г. был разработан новый инструмент поощрения инвестиций — соглашения об инвестициях. Казахстан заключил 52 двусторонних инвестиционных договора; в 2018 г. были заключены договоры с ОАЭ и Сингапуром, в 2022 г. — с Катаром. В отличие от России Казахстан участвует в Вашингтонской конвенции об урегулировании инвестиционных споров и признает юрисдикцию МЦУИС. Он принял участие в 19 международных инвестиционных спорах: семь из них были разрешены в пользу государства, шесть — в пользу инвестора; последний спор был передан в 2018 г. (Windoor v. Kazakhstan); большинство споров касаются незначительных нарушений со стороны государства (неверный расчет налогов, невыполнение платежной гарантии и проч.) и лишены политического подтекста. В 2018 г. был открыт Международный финансовый центр «Астана», созданный по образцу центра в Дубае. При МФЦ функционирует Арбитражный центр, проведший 2 200 арбитражей и медиаций, и Суд, состоящий из девяти английских судей и рассматривающий споры между резидентами МФЦ на основании английского права (всего около 100 дел). Казахстан заключил 53 соглашения об избегании двойного налогообложения (последние — с Саудовской Аравией, Словенией и Ирландией). В соответствии с Налоговым кодексом налог на дивиденды иностранных акционеров составляет 10% (в России — 15%).

С 2015 г. Казахстан является членом ВТО. Он выступил ответчиком всего в одном (!) процессе, по иску Украины в связи с антидемпинговыми мерами, принятыми Комиссией ЕАЭС (DS530: Kazakhstan — Anti-dumping Measures on Steel Pipes) (Россия была участником 19 процессов). Он также является членом ЕАЭС и принимает активное участие в деятельности Суда ЕАЭС: его министерства регулярно обращаются в Суд с запросами о вынесении консультативных заключений, а его предприниматели — с исками к Комиссии. Так, в июле 2023 г. Коллегия Суда ЕАЭС удовлетворила заявление четырех ассоциаций бухгалтеров из Казахстана и Кыргызстана о признании решения Комиссии от 17 января 2023 года № 8 не соответствующим Договору о ЕАЭС.

Важным фактором, обеспечивающим инвестиционную привлекательность Казахстана, стал транзит власти, состоявшийся в 2019 г. После того, как Н. Назарбаев заявил о своей отставке, обязанности президента стал исполнять председатель Сената К.-Ж. Токаев; в июне он был избран на эту должность. Среди центральноазиатских стран опыт такого транзита есть лишь у Кыргызстана; Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан, наоборот, фактически отказались от сменяемости высших должностных лиц.

Сергей Сазонов, Любовь Нечаева:
Развитие региональной связанности в Евразии: роль России и Китая в налаживании транспортных маршрутов на континенте

Казахстан адаптировал свое законодательство к антироссийским санкциям. 28 декабря 2022 г. был принят Закон «О контроле специфических товаров» (товаров двойного и военного назначения), установивший лицензионный порядок их экспорта и импорта (ст. 11, 12) и разрешительный порядок их транзита и реэкспорта (ст. 13, 16). В выдаче разрешения может быть отказано в случае причинения ущерба интересам РК, нарушения международных обязательств РК, отрицательного результата по итогам оценки рисков и др.

Указанные успехи, однако, не отражают внутреннюю устойчивость казахстанской экономики. Они скорее определяются действием конъюнктурных факторов. К их числу относится рост мировых цен на нефть (с 40 долл. за баррель в 2020 г. до 90 долл. в 2023 г.); специальная военная операция России на Украине и последовавшая релокация ряда предприятий и части рабочей силы из России в Казахстан; санкции против России, в результате которых часть европейских потребителей сырьевых товаров переориентировалась на Казахстан. Эти факторы могут носить временный характер — после прекращения их действия (либо возникновения новых негативных факторов) экономика Казахстана может столкнуться с серьезными вызовами, преодоление которых станет для нее трудной задачей.

Действительно, главной проблемой экономики Казахстана является ее критическая зависимость от внешних обстоятельств, существование которых не гарантировано в среднесрочной и долгосрочной перспективе.

Зависимость от спроса и цен на сырьевые товары. Доля нефти и нефтепродуктов в общем объеме экспорта Казахстана приближается к 60%, металлов — к 20%. Озвученный К.-Ж. Токаевым в сентябре 2023 г. «Экономический курс справедливого Казахстана» не предусматривает серьезной диверсификации национальной экономики — добывающая промышленность должна остаться главным источником ее роста. Запланированный в Европе и США переход к возобновляемой энергетике неизбежно вызовет падение спроса и цен на казахстанскую нефть, а постепенное введение углеродного налога в ЕС снизит рентабельность продаж металлов и удобрений.

Зависимость от нескольких торговых партнеров. Основными торговыми партнерами Казахстана являются Россия, Китай и Италия, доля остальных, в том числе стран Центральной Азии — значительно ниже (в два раза и более). Кризис в одной из этих стран неизбежно сказывается на экономике Казахстане. Так, в июне 2023 г. инфляция в Казахстане составила 14,6 % — этот высокий показатель является прямым результатом падения курса рубля по отношению к доллару. Ожидаемая стагнация китайской экономики, в свою очередь, может негативно отразиться на экспорте казахстанской нефти и металлов.

Зависимость от транзитеров нефти. 80% экспорта казахстанской нефти осуществляется через Новороссийск или систему «Дружба» (т.е. через территорию РФ). Санкции против России и нерегулярная работа новороссийских терминалов [1] вынуждают Казахстан искать альтернативные маршруты. Сегодня единственный такой маршрут проходит через Азербайджан [2]: его пропускная способность, однако, ограничена, а стоимость велика (100 долл. против 38,4 долл.). При этом его использование затруднено из-за более высокого качества азербайджанской нефти. Как результат, Казахстан продолжает зависеть от России — экономически, и, как следствие, политически.

Зависимость от китайского транзита. Значительная часть китайских товаров поступает в Россию и Европу через Казахстан. Объем этого транзита вырос на фоне санкций, введенных против России. Его сохранение, однако, не гарантировано. Во-первых, Китай разрабатывает новые маршруты — в обход Казахстана, через Узбекистан и Кыргызстан. Во-вторых, прогнозы развития экономики КНР носят пессимистический характер: производство перестает быть низкозатратным, а западные партнеры стремятся снизить свою зависимость от поставок из Китая. В-третьих, анонсированный в сентябре 2023 г. проект экономического коридора «Индия — Ближний Восток — Европа» (IMEC) выглядит серьезной альтернативой проекту «Один пояс — один путь», а Индия намерена заменить Китай в роли «мировой фабрики».

Все эти вызовы требуют превентивной стратегии, включающей оригинальные экономические, политические и правовые решения. Некоторые из этих решений относятся к сфере международно-правовой политики и рассмотрены ниже.

Посредничество в региональных конфликтах. Серьезную угрозу для стабильности экономики Казахстана создают конфликты с участием его соседей. Сам он вряд ли способен повлиять на текущее противостояние России и Украины или Азербайджана и Армении; его нейтральная позиция по отношению к этим конфликтам, пожалуй, является единственно верной. Его дипломатические усилия, однако, могут быть востребованы в рамках разрешения конфликта между Кыргызстаном и Таджикистаном по поводу анклава Ворух.

Данный конфликт, несмотря на свой длящийся характер и периодические обострения, не выглядит системным: его разрешение предполагает урегулирование вопросов, касающихся использования воды, гравия и автодорог [3]. Возможным решением является обмен территориями или создание особой приграничной зоны, предусматривающей свободное пересечение границ, включение Воруха в таможенную территорию Кыргызстана и использование в нем кыргызского сома.

Кыргызстан и Таджикистан не могут договориться; Казахстан в этой связи мог бы взять на себя роль посредника — предложить свои варианты обмена, параметры режима особой зоны, подготовить проект соглашения и др. Он также может взять на себя функцию постоянного мониторинга данного конфликта и поддержания связи между его сторонами. Разрешение ворухского спора при посредничестве Казахстана существенно повысило бы авторитет казахстанской дипломатии и стало бы мощным стимулом для развития центральноазиатской интеграции.

Определение правового статуса Каспийского моря. Сегодня статус Каспия определяется устаревшими договорами между СССР и Ираном (1921 и 1940 гг.) и двусторонними договорами о разграничении секторов недропользования, заключенными в 1990-х и 2000-х гг. Последние не охватывают южную часть Каспия: Иран считает использование линии эквидистанции несправедливым и настаивает на равном распределении, т.е. претендует на сектор площадью 20%, а Азербайджан и Туркменистан до сих пор не согласовали использование пограничных месторождений. В 2018 г. Азербайджан, Иран, Казахстан, Россия и Туркменистан подписали Конвенцию о статусе Каспийского моря; она, однако, не была ратифицирована Ираном; Россия сегодня также едва ли заинтересована в ее вступлении в силу.

Определение статуса Каспия — необходимое условие для организации системного транзита казахстанской нефти через территорию Азербайджана и строительства транскаспийского трубопровода, который мог бы вывести данный транзит на новый уровень. Речь идет не только об установлении принципов территориальной делимитации, но и о решении вопросов, имеющих отношение к судоходству, загрязнению окружающей среды, прокладке кабелей и трубопроводов, а также о создании институциональных механизмов сотрудничества.

Казахстан имеет объективный интерес в определении данного статуса и может предпринять усилия в этом направлении — в частности, инициировать заключение четырехсторонней (без участия Ирана) или трехсторонней (без участия России и Ирана) конвенции о принципах использования акватории; разработать и предложить заинтересованным государствам документы soft law; внедрить программы защиты окружающей среды, основанные на Тегеранской конвенции по защите морской среды Каспийского моря 2003 г.; учредить постоянно действующие механизмы координации предпринимательской деятельности и т.д. Он также мог бы вступить в переговоры по этим вопросам с Ираном, который, несмотря на его отказ от ратификации Конвенции 2018 г., возможно, связан некоторыми ее положениями в силу сформировавшегося после распада СССР обычая и принципа эстоппеля.

Установление порядка распределения водных ресурсов. Экономики Узбекистана (в большей степени) и Казахстана (в меньшей степени) зависят от стока Сырдарьи, берущей начало в горах Кыргызстана; Кыргызстан, в свою очередь, импортирует углеводороды и иные товары из этих стран. После распада СССР государства региона предприняли несколько попыток согласовать алгоритм распределения стока, предусматривающий обмен «летней» воды на энергию и нефтепродукты. Они, однако, не принесли больших результатов. Соглашение о совместном использовании водных ресурсов 1992 г. и Рамочное соглашение об использовании водно-энергетических ресурсов бассейна Сырдарьи 1998 г. характеризуются низким уровнем юридической техники и не обеспечиваются эффективными механизмами мониторинга. В итоге основным инструментом водно-энергетического бартера сегодня выступают двусторонние и трехсторонние ежегодные соглашения, заключаемые под эгидой Координационной водохозяйственной комиссии. Практика их заключения, похоже, приобрела регулярный и упорядоченный характер [4], они, однако, не основаны на системе общих обязательств и предполагают постоянное согласование интересов, требующее значительных дипломатических усилий со стороны «нижних» государств (в том числе Казахстана). Достигнутый в их отношении консенсус в этой связи представляется ненадежным.

Казахстан в данном случае мог бы выступить инициатором нового международно-правового режима, охватывающего комплекс вопросов, относящихся к распределению стока, поставкам топлива и решению проблемы Арала. Нормативной основой этого режима могла бы стать новая Конвенция, заменяющая Соглашения 1992 и 1998 гг. и выступающая в качестве «водной конституции» Центральной Азии, а его институциональными инструментами — межправительственная организация, обладающая наднациональными полномочиями, и водно-энергетический консорциум, объединяющий государственные структуры, сельскохозяйственные и энергетические организации.

Строительство Трансафганской железной дороги. Анонс индийского коридора и тревожные тенденции в китайской экономике являются стимулом для радикального пересмотра казахстанской транспортной политики и ее переориентации (хотя бы частичной) на южное направление — через Узбекистан и Афганистан в сторону Пакистана и Индии. Переговоры о строительстве Трансафганской железной дороги ведутся уже несколько лет; ее запуск обеспечит центральноазиатским государствам выход к морю и свяжет их с рынками Южной и Юго-Восточной Азии. Основным интересантом данного проекта в настоящее время выступает Узбекистан, его усилий и средств, однако, может оказаться недостаточно. Помимо технических сложностей (дорога должна пройти по высокогорью) и экономических рисков (стоимость участка, связывающего Узбекистан и Пакистан, составит 6–7 млрд долл.), существуют политические риски, связанные с непризнанностью режима талибов и конфликтом между Индией и Пакистаном [5].

Афганистан уже предложил России и Казахстану участвовать в проекте строительства; решение (во всяком случае на официальном уровне) пока не принято. Между тем участие сулит Казахстану целый ряд выгод — Пакистан и Афганистан заинтересованы не только в поставках нефти и нефтепродуктов, но и в поставках зерна и муки; новая дорога обеспечит доступ Казахстана к южным портам и свяжет его с индийским коридором (IMEC); экономическое сотрудничество с талибами снимет ряд политических рисков. Параллельный маршрут, связывающий Центральную Азию и Пакистан, может пройти через Таджикистан, трансафганская дорога в этой связи станет стимулом для центральноазиатской интеграции. Казахстан мог бы взять на себя функции спонсора данного проекта, организатора межгосударственного консорциума и разработчика необходимых правовых инструментов (соглашений, уставов, регламентов).

Центральноазиатская интеграция. После распада СССР государства региона пытались создать собственные интеграционные структуры, последняя из них — «Центрально-Азиатское Сотрудничество» — в 2005 г. была поглощена ЕАЭС; Узбекистан и Таджикистан дистанцировались от этого проекта. Сегодня идея центральноазиатской интеграции актуализировалась: ключевые внешние акторы — Россия, Китай и Турция — не в состоянии гарантировать экономическую стабильность региона и вовлечены в крупные геополитические конфликты; процессы конституционного строительства в странах Центральной Азии в основном завершились, и политические элиты могут сосредоточиться на решении новых задач; интеграция даст ответы на новые вызовы, вставшие как перед регионом в целом, так и перед отдельными странами в частности.

Новое интеграционное объединение могло бы поставить перед собой сразу несколько стратегических целей:

• создание общего рынка (Казахстан мог бы поставлять на этот рынок продукцию высокого передела);
• реализация глобальных инфраструктурных проектов (строительство Трансафганской дороги и Транскаспийского трубопровода);
• координация водно-энергетического обмена и развитие водной инфраструктуры;

• решение экологических проблем (в том числе проблемы Арала), митигация и адаптация экономики к изменению климата;
• формирование единой внешнеэкономической политики, разрешение экономических споров;
• унификация гражданского и предпринимательского законодательства, разработка и заключение международных договоров.

Владислав Толстых:
Конфликтный потенциал Центральной Азии: советское наследие

В более общем плане проект центральноазиатской интеграции может способствовать консолидации Центральной Азии и ее превращению в крупного геополитического игрока, выступающего с единой позицией по важнейшим вопросам международного сотрудничества.

Этот проект часто воспринимается как утопия — действительно, существует целый ряд препятствий, многие из которых выглядят непреодолимыми [6]. Новое поколение управленцев, однако, может сделать этот проект реальностью.

Экономическое развитие Казахстана ставит Россию перед диалектическим выбором. Казахстан является ее естественным конкурентом на сырьевых рынках — усиление его позиций неизбежно ослабит ее позиции. Реализация интеграционного проекта, в свою очередь, уменьшит зависимость от России всех центральноазиатских государств и может привести к возникновению (обострению) исторических, политических и экономических противоречий. Конфликтный потенциал региона достаточно высок и может быть реализован довольно быстро. Источниками соответствующих конфликтов могут стать решения, принятые в советский период (голод в Казахстане 1919–1922 гг. и 1932–1933 гг., освоение целинных земель, испытания ядерного оружия на Семипалатинском полигоне и др.); территориальные претензии [7]; национальный вопрос [8]; специальная военная операция на Украине [9] и, наконец, экономическая конкуренция.

С другой стороны, центральноазиатская интеграция может стать решением не только проблем стран региона, но и проблем самой России — особенно, если Россия станет ее полноправным участником. Действительно, создание в регионе независимого и процветающего интеграционного объединения компенсирует экономическую зависимость России от Китая, гарантирует востребованность российских товаров в долгосрочной перспективе; позволит ей диверсифицировать транспортные маршруты и станет стимулом к реализации собственных внешнеполитических и внутриполитических проектов.

Чтобы этот прогноз сбылся, необходима кропотливая дипломатическая, организационная и юридическая работа, направленная не только на улучшение официального взаимодействия, но и на сближение народов, проживающих на постсоветском пространстве. Что еще более важно — он потребует перестройки российской экономики с целью ее адаптации к потребностям центральноазиатских рынков. Речь идет о развитии сферы услуг и высокотехнологичных секторов экономики. Аналогичные амбиции есть у Казахстана, обострение двусторонней конкуренции в этой связи выглядит неизбежным. Данная конкуренция, однако, не исключает кооперацию, формами которой могут быть совместные предприятия и инвестиционные проекты.

1. 6 июля 2022 г. Приморский районный суд Новороссийска постановил приостановить работу морского терминала Каспийского трубопроводного консорциума (КТК) на 30 суток «для устранения экологических нарушений». 11 июля Краснодарский краевой суд заменил это решение на административный штраф в 200 тыс. рублей.

2. «Азербайджан… имеет ключевое значение. Это пробка в сосуде, содержащем богатства бассейна Каспийского моря и Средней Азии. Независимость государств Средней Азии можно рассматривать как практически бессмысленное понятие, если Азербайджан будет полностью подчинен московскому контролю… Независимый Азербайджан, соединенный с рынками Запада нефтепроводами, которые не проходят через контролируемую Россией территорию, также становится крупной магистралью для доступа передовых и энергопотребляющих экономик к энергетически богатым республикам Средней Азии» (Бжезинский З. Великая шахматная доска (господство Америки и ее стратегические императивы). М.: Международные Отношения, 1998. C. 26).

3. Подробнее см.: Толстых В.Л. Национально-государственное размежевание 1924 года и его международно-правовые последствия // Сравнительное конституционное обозрение. 2023. № 2 (153). С. 25–28.

4. Информация об этих соглашениях содержится на сайте Международного фонда спасения Арала (URL: http://cawater-info.net) в разделе «Ежегодник “Вода в Центральной Азии и в мире”».

5. Движение Талибан внесено в список террористических организаций и запрещено на территории РФ.

6. Главными препятствиями являются неразвитость правовой (в том числе международно-правовой) традиции; отсутствие стратегии интеграции; авторитаризм и стремление национальных элит сохранить контроль над жизнью страны; различия экономических и политических систем, небольшой взаимный товарооборот; неразрешенные территориальные, водные и межэтнические конфликты; различные векторы внешней политики (от открытости и многовекторности в Казахстане до изоляционизма в Узбекистане и Туркменистане); конкуренция между Казахстаном («щитом» Центральной Азии) и Узбекистаном (его «душой»); абсентеизм Туркменистана, обусловленный статусом постоянно нейтрального государства; соперничество внешних акторов (Вторая Большая игра, на этот раз с участием России, Китая и США); большая привлекательность ЕАЭС и ОДКБ. См.: Акунова Г.Ч. Страны Центральной Азии: трудности на пути сближения // Проблемы постсоветского пространства / Post-Soviet Issues. 2020. № 7 (3). С. 300–311; Малышева Д.Б. Проблемы регионализации постсоветской Центральной Азии // Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право. 2020. Т. 13. № 3. С. 144–145; Costa Buranelly F. Central Asian Regionalism or Central Asian Order? Some Reflections // Central Asian Affairs. 2021. № 8. P. 4–5; Kembayev J. Legal Aspects of the Regional Integration in Central Asia // ZaöRV. 2006. Vol. 66. P. 975–976; Толипов Ф. Центральная Азия: теория дезинтеграции / Центральная Азия – 25: мысли о прошлом, проекция будущего. Под ред. М. Ларюэль, А. Курмановой. 2017. С. 24–28; Толипов Ф. Центральная Азия: теория интеграции / Там же. С. 28–32.

7. В декабре 2020 г. депутат Государственной Думы РФ В. Никонов заявил, что «территория Казахстана — это большой подарок со стороны России». В ответ МИД Казахстана «выразил недоумение» и заявил, что провокационные выпады некоторых российских политиков наносят серьезный ущерб союзническим отношениям. Директор же Института истории и этнологии Казахстана З. Кабульдинов заявил об «аннексии» северных земель Казахстана (в настоящее время юг Оренбургской, Курганской, Тюменской и Омской областей). См.: Северные области Казахстана — это не подарок России, а возвращение ранее аннексированных ею земель. 15 декабря 2020 г. https://informburo.kz/mneniya/ziyabek-kabuldinov/severnye-oblasti-kazahstana-eto-ne-podarok-rossii-a-vozvrashchenie-ranee-anneksirovannyh-eyu-zemel.html

8. См.: Бейсембаев С. Феномен казахского национализма в контексте сегодняшней политики: от отрицания к пониманию. 2015.

9. См.: Томберг И.Р. Политико-дипломатическая позиция стран Центральной Азии в отношении Специальной военной операции России на Украине // Проблемы постсоветского пространства. 2022 № 9 (4). С. 437–446. Автор отмечает: «Страны Центральной Азии, опираясь на принципы проведения многовекторной внешней политики, стремятся придерживаться нейтральной позиции по отношению к украинскому конфликту, стараясь сохранить дружественный характер отношений как со странами коллективного Запада, так и с Россией. Между тем геополитическая ситуация в мире все больше накаляется, а формирующаяся социально-политическая реальность сужает странам региона возможности для внешнеполитического маневрирования. Не исключено, что в перспективе странам Центральной Азии все-таки придется сделать более однозначный выбор. Также см.: Рахимов К., Короткова Е. Центральная Азия: испытание спецоперацией // Независимая газета, 12 марта 2023 г.