Увидит ли мир жемчужину: что ждет нефтегазовую отрасль Ирана?

В январе Иран отпраздновал первую годовщину своего избавления от большинства международных санкций. Первый глоток свободы был сделан, однако после прихода в Белый дом Дональда Трампа тучи над Ираном — его экономикой и нефтегазовым сектором — стали снова сгущаться. Что Иран успел сделать в нефтегазовой отрасли за прошедший год надежд и свободы? Как на нее смотрят международные, в частности российские, инвесторы?

В январе Иран отпраздновал первую годовщину своего избавления от большинства международных санкций. Первый глоток свободы был сделан, однако после прихода в Белый дом Дональда Трампа тучи над Ираном — его экономикой и нефтегазовым сектором — стали снова сгущаться. Что Иран успел сделать в нефтегазовой отрасли за прошедший год надежд и свободы? Как на нее смотрят международные, в частности российские, инвесторы?

Реализовали ли иранцы свои обещания?

Больше всего обещаний в период до отмены санкций Иран связывал с наращиванием добычи и экспорта нефти. В июле 2015 г. — до подписания Совместного всеобъемлющего плана действий по ядерной программе — Иран добывал порядка 2,85 млн барр. нефти/день. Тогда представители местных компаний заявляли, что страна нарастит добычу до 4 млн барр./день уже через три месяца после снятия санкций. Для иностранной прессы министр нефти озвучивал немного другие сроки — 4 млн барр./день к июню – сентябрю 2016 г.

Сегодня Иран, хоть и с опозданием, но практически реализовал свои планы по добыче «черного золота». По последней информации ОПЕК со ссылкой на вторичные источники, на декабрь 2016 г. добыча в Иране составила 3,7 млн барр./день, сами иранцы сообщали о производстве 3,9 млн барр./день. При этом иранские власти обещают, что уровень добычи в 4 млн барр./день будет достигнут к середине апреля 2017 г.

За год Исламская Республика сумела вернуть свою долю на многих рынках. Экспорт сырой нефти и конденсата, по сообщению американского агентства EIA, находится на уровне 2,4 млн барр./день, что почти вдвое выше показателей санкционного периода. Традиционно крупнейшие импортеры иранских углеводородов — Китай, Индия, Япония и Южная Корея. Они первыми увеличили закупки. Далее иранская нефть направилась на рынки Европы. По данным Bloomberg, в январе 2017 г. европейцы получили порядка 600 тыс. барр./день иранского сырья, в то время как лишь годом ранее этот показатель был равен нулю.

Отметим, что кроме восстановления поставок своим прежним европейским покупателям, Тегеран прощупывает возможность долгосрочных поставок и на новые для себя рынки. Так, в 2016 г. иранцы впервые направили нефть на НПЗ Польши, причем покупателями выступили два крупных местных нефтепереработчика, которые в основном закупают российское сырье. Поляки не исключали возможности заключения с Ираном долгосрочных договоров. В феврале 2017 г. громко прозвучала новость о поставках нефти в Беларусь.

Reuters

Несмотря на огромные запасы природного газа, которыми обладает Иран, он никогда не был крупным экспортером этого сырья. Газовый сектор страны работает в первую очередь на обеспечение потребностей емкого внутреннего рынка. Кроме того, 17% от добытого газа иранцы закачивают в нефтяные месторождения для увеличения их нефтеотдачи (три предыдущих предложения). Потребление энергии в Иране растет быстрыми темпами, что означает, что Иран будет вкладывать в проекты газодобычи и газопереработки прежде всего ориентируемые на удовлетворение нужд местного рынка. В среднесрочной перспективе иранский газ вряд ли будет экспортироваться дальше, чем в страны-соседи, с которыми Иран уже связан газопроводами или планирует их строительство (Ирак, Пакистан, Оман, Индия).

Итак, к февралю 2017 г. Иран подошел с хорошими результатами: объемы добычи и экспорта нефти почти достигли обещанных высот. Однако значительно выше нынешнего потолка иранцы, судя по всему, прыгнуть не смогут пока в нефтегазовый сектор не придут реальные инвестиции. Изнуренная многолетними санкциями иранская энергетика требует серьезных вложений и технологического обновления на протяжении всей цепи — от разведки сырья до его переработки в топливо и электроэнергию. Возможно, именно с тем, что технический потенциал наращивания добычи практически исчерпан, связано ноябрьское решение Ирана присоединиться к соглашению ОПЕК по сокращению добычи. Тогда Иран обязался ограничить прирост добычи нефти 90 тыс. барр./день до июня 2017 г. Такая «жертва» удивила многих экспертов. Однако вполне возможно, что никакой жертвы не было, а было лишь понимание того, что на более чем 90 тыс. барр./день Тегеран увеличить добычу не сможет. По крайней мере до тех пор, пока международные компании не начнут вкладывать в проекты разведки, добычи и повышения добычи нефти и газа.

Международные инвесторы: кто возвращается, кто ждет, а кто передумал?

Ядерная сделка лета 2015 г. лишь приоткрыла парадные двери в Иран для международных инвесторов, однако в открывшееся пространство хлынули многочисленные желающие — крупнейшие инвесторы со всего мира. За 2016 г. Иран посетило столько деловых делегаций и представителей иностранных государств и компаний, что при всем желании их было бы сложно перечесть. Приоткрытые двери дали возможность взвесить перспективы и попытаться застолбить свое место под жарким иранским солнцем, однако подавляющее большинство заключенных инвестиционных договоренностей в нефтегазовой сфере носят характер предварительных соглашений.

За прошедшие полтора года меморандумы о взаимопонимании и предварительные соглашения по изучению перспектив участия в конкретных проектах с Тегераном подписали лидеры нефтегазовой отрасли. Эти же компании в январе 2017 г. удачно прошли предквалификацию и получили право участия в международных тендерах на разработку иранских углеводородов. Среди победителей — российские «ЛУКОЙЛ» и «Газпром», европейские Shell, Eni, Total, OMV, лишь одна американская компания — Schlumberger, китайские Sinopec, CNPC, CNOOC, CNPW, а также крупнейшие компании Индонезии, Малайзии, Японии, Индии.

Учитывая положительные отношения с Ираном по многим международным проблемам, в России часто высказывались мнения о том, что отечественные компании имеют шансы получить преференции при заключении контрактов с Ираном. Это справедливо лишь отчасти.

Ридер РСМД.
Нефтедобывающие государства в период
кризиса

Дело в том, что Тегеран ясно дал понять, что он заинтересован в первую очередь в получении передовых технологий для модернизации своего нефтегазового сектора. Для иранцев это не пустой звук или постоянная составляющая позитивно-патриотических планов правительства: Иран привык быть самостоятельным и жить в условиях санкций. Так, иранская госкомпания обладает крупнейшим в мире нефтетанкерным флотом, по количеству танкеров оставляя далеко позади своих соседей. Все это для того, чтобы обеспечить самостоятельную торговлю нефтью в период санкций. Министр нефти страны Б.Н. Зангане, к слову, как никто лучше понимает необходимость обеспечения независимости национальной промышленности: он занимал должности министра важнейших для выживания государства отраслей в самые сложные периоды для Ирана.

Кроме того, очевидно, что в условиях финансовых ограничений инвесторы, готовые оказать дополнительную помощь в финансировании проектов, наиболее интересны. Не случайно то, что по количеству компаний, прошедших предквалификацию, лидируют Япония и Китай. Эти страны готовы выделять кредиты под проекты, тем более в стратегически важной для них энергетической сфере.

Несмотря на нехватку передовых технологий и свободных средств для финансирования, Россия имеет шансы получить право реализовывать ряд прибыльных проектов в Иране. Опыт деятельности в соседнем Ираке показал, что политические связи и дипломатия могут существенно поспособствовать получению выгодных нефтегазовых контрактов. Как справедливо отметил Федор Лукьянов, торговать отношениями с Ираном ради гипотетической возможности улучшить отношения с США России нельзя, как по геостратегическим, так и по экономическим причинам. В конце концов присутствие в энергетическом секторе страны-конкурента — хороший экономический инструмент. В этом свете позитивными кажутся результаты прошедшего 27–28 марта 2017 г. визита президента ИРИ Х. Рухани в Москву [1].

Возвращаясь к вопросу об иностранных инвестициях, отметим, что подписание реальных договоров по геологоразведке и добыче сырья тормозили два фактора. Во-первых, это задержка со стороны иранских законодателей, которые за прошедшие полтора года так и не смогли подготовить и официально презентовать перед инвесторами новый вид типовых контрактов — «иранские нефтяные контракты» (IPC). Презентацию IPC неоднократно переносили — сначала на осень 2016 г., затем на весну 2017 г.

Во-вторых, преградой для инвестиций остаются санкции, часть из которых с Ирана так и не сняли. Это пакет санкций, вводившихся США против Корпуса стражей Исламской революции (КСИР) с 1979 г. Из-за санкций международные компании, ведущие бизнес в США, опасаются попасть под горячую руку американцев, поэтому им приходится запрашивать разрешение американского казначейства на ведение деятельности в ИРИ. Иностранные компании, в особенности банки, опасаются повторения горького опыта французского BNP Paribas, который был вынужден выплатить американскому казначейству штраф в размере 9 млрд долл. за ведение бизнеса с Ираном.

Для иранских компаний до сих пор осложнены финансовые операции в долларах США. Тегерану часто приходится использовать другую валюту для финансовых операций. По некоторым данным, евро стал валютой при подписании контрактов о поставках нефти с французской Total, испанской Cepsa и дочерней компании российской «ЛУКОЙЛ» Litasco. Некоторые иностранные корпорации все еще не выплатили свои долги Тегерану за поставки нефти, осуществленные им еще до ужесточения санкций в 2011 г., в других случаях, наоборот, иранцы так и не заплатили по счетам (например, погашения задолженности ждет компания Eni).

Кроме того, приходится находить схемы для получения кредитов и их страхования. В конце 2016 г. нефтетрейдер Vitol выдал кредит иранской стороне в размере 1 млрд долл. под гарантии нефтяных поставок.

Доклад РСМД «Партнерство России и
Ирана: текущее состояние и перспективы
развития»

Однако куда более глобальная угроза, чем вышеперечисленные сложности, понадобилась для того, чтобы появились первые «передумавшие» инвесторы. В январе стало известно о том, что британский нефтегазовый гигант — компания ВР — отказалась от участия в иранских международных тендерах. Сообщается, что причиной тому стали опасения по поводу возвращения международных санкций. Британцы вряд ли приняли это решение спонтанно: ранее сообщалось, что в компании была сформирована специальная группа для изучения перспектив инвестиций в Иран, причем в эту группу не был включен глава компании, имеющий американское гражданство (а все для того, чтобы не попасть под санкции).

На краю обрыва, или отношения с США

Уже осенью 2016 г. стало понятно, что успех иранской энергетики в долгосрочной перспективе будет зависеть от двух факторов — политики новой администрации США по отношению к Ирану и результатов выборов в самой Исламской Республике (намечены на май 2017 г.). Именно это может повлиять на судьбу иранской ядерной сделки и, соответственно, на то, останется ли экономика ИРИ свободной от международных ограничений.

К февралю 2017 г. одна из этих переменных стала обрисовываться, еще не четко, но определенно «негативно» по отношению к Ирану. Несмотря на неоднозначность и часто откровенную противоречивость заявлений самого нового президента США, состав его администрации не сулит ничего хорошего для иранцев. Резко против соглашения по иранской ядерной программе выступают глава Пентагона Джеймс Маттис, новый глава ЦРУ Майк Помпео, вице-президент Майк Пенс, а также недавно ушедший в отставку Майкл Флинн. Лишь главу госдепартамента Рекса Тиллерсона можно отнести к «нейтрально» настроенным по отношению к иранскому соглашению. Первые указы Д. Трампа лишь уверили скептиков в том, что ядерное соглашение с Ираном может скоро остаться в прошлом.

На данный момент США — единственные подписанты иранского ядерного соглашения, недовольные сделкой. Европейский союз, Иран и Китай четко выступили за сохранение договоренности в ее настоящем виде. Руководитель внешней политики ЕС Федерика Могерини назвала своей обязанностью следить за тем, чтобы все стороны соглашения с Ираном исполняли договоренности. Она также напомнила о том, что нельзя забывать о еще четырех подписантах (ЕС, ООН, России и Китае), добавив, что США единолично не могут решить судьбу соглашения. Газета The Wall Street Journal со ссылкой на источники сообщила, что в ноябре–декабре 2016 г. Евросоюз направил в США своих представителей, которые должны были убедить новоизбранного президента в необходимости сохранить иранское соглашение.

Наиболее активно за сохранение соглашения в Европе выступают французы. По данным Bloomberg, именно Франция в последние месяцы стала крупнейшим покупателем иранской нефти в Европе. Французы надеются и на проекты в нефтедобыче и переработке. Почти как ответ на усиление давления с американской стороны выглядел состоявшийся в январе визит крупной французской делегации в Тегеран. Делегацию возглавил министр иностранных дел Ж-М. Эйро.

Однако, как справедливо отмечает эксперт Европейского Центра Карнеги К. Адебар, иранское ядерное соглашение держится на «благосклонности» лишь двух акторов — руководителях США и Ирана. Проблема в том, что американцы могут серьезно подпортить настроения в Исламской Республике и подорвать позиции иранских реформистов, которые выступали за соглашение и открытие нефтегазовой отрасли для иностранного бизнеса.

Тем временем в Иране

MSC / Kuhlmann
Ирина Федорова:
Обострение американо-иранских
отношений: что дальше?

17 мая 2017 г. иранцы изберут нового президента, в результате чего у руля страны могут оказаться намного менее доброжелательные по отношению к Западу силы. Глава республики реформист Хасан Рухани уже зарегистрировал свою кандидатуру, однако гарантии того, что он будет переизбран, нет. В стране сильны позиции консерваторов, которые традиционно ведут линию на минимизацию иностранного участия в национальной экономике.

Сейчас Иран активно работает над либерализацией законодательства и его реформированием специально для привлечения иностранного бизнеса. Уже известно, что, в отличие от используемых ранее контрактов обратного выкупа, долгожданные IPC будут предоставлять инвесторам намного больше прав.

Судя по всему, торг за условия иностранного участия в инвестиционных проектах идет до сих пор. Этот процесс происходит как между иранцами и представителями международных корпораций, так и внутри иранской элиты. Важно понимать, что далеко не все в Иране рады ослаблению санкций. Консерваторы, большая часть которых связана с КСИР (а структуры КСИР тесно связаны с нефтегазовой отраслью страны), выступают если не против прихода иностранных инвесторов, то точно за минимизацию их прав. Основной посредник в этой борьбе — министр Ирана Б.Н. Зангане, умудренный опытом, влиятельный и сильный руководитель. Нахождение во главе энергетического ведомства такого политика, безусловно, является положительным для потенциальных инвесторов. Б.Н. Зангане всегда выступал за привлечение иностранного капитала, что означает его договороспособность и готовность идти на компромисс. Во всяком случае, в той мере, в которой это будет возможно при политическом давлении со стороны консерваторов и КСИР.

Именно поэтому сегодня как нельзя деструктивными кажутся выступления новой администрации США против ядерного соглашения с Ираном — они не только заставляют беспокоиться иностранных инвесторов, но и усиливают позиции иранских консерваторов в преддверии выборов. Приход консерваторов к власти в 2005 г. привел к деградации нефтегазового комплекса страны из-за ужесточения международных санкций и разрастания административного аппарата Министерства нефти (за счет буквально сотен тысяч членов КСИР). Уход команды реформистов во главе с президентом Х. Рухани, министром иностранных дел Дж. Зарифом и министром нефти Б.Н. Зангане может поставить крест на будущем нефтегазового сектора страны.

Правительство ИРИ заявляло о том, что нефтегазовой комплекс нуждается в 180 млрд долл. инвестиций в период до 2022 г. Звучали и другие оценки — например, глава итальянской Eni называл цифру в 150 млрд долл. Однако очевидно, что иранская энергетика сможет реализовать свой потенциал лишь при условии привлечения значительных иностранных инвестиций.

Сегодня обозначаются три варианта развития событий. Первый — негативный, при котором США выходят из ядерного соглашения с Ираном, вызывая тем самым антагонистическую реакцию Тегерана. Новые санкции и практически обеспеченный рост консервативных настроений в Исламской Республике тогда гарантируют откат иранской экономики и нефтегазового сектора в изоляцию.

При реализации второго сценария США и Иран не идут на отказ от ядерного соглашения, но ситуация хрупкой неопределенности по поводу будущего иранской экономики сохраняется. Это будет крайне негативно влиять на настроения иностранных инвесторов. В долгосрочной перспективе этот вариант равносилен первому, ведь он повлечет за собой недовольство населения отсутствием экономического прогресса (а ведь ради него была принесена в жертву национальная гордость — ядерная программа страны). Это, в свою очередь, усилит влияние иранских консерваторов, выступающих против либерализации нефтегазового комплекса.

Третий, позитивный вариант, будет реализован, если международные игроки окажут достаточное давление на США. России необходимо придерживаться жесткой позиции, используя свои рычаги для обеспечения исполнения иранской ядерной сделки. Если сторонам удастся сохранить достигнутые договоренности, а у власти в Иране останутся реформисты, то проект по привлечению иностранных инвестиций в экономику ИРИ будет доведен до конца. При отсутствии призрака международных санкций инвесторы придут в нефтегазовый сектор Ирана при любых ценах на нефть и не взирая на такие проблемы, как неразвитость инфраструктуры или коррупция. И тогда мир спустя десятилетия, наконец, увидит жемчужину, которую представляет собой нефтегазовый сектор Исламской Республики.

1. Стоит отметить, что в области энергетики стороны соглашений не заключили, хотя и сообщили, что обсудили проекты в этой сфере. Министр нефти Ирана Б. Н. Зангане не был в составе иранской делегации.