Трансформация мировой валютно-финансовой системы под влиянием токенизации

Подписание Закона о руководстве и создании национальных инноваций для стейблкоинов в США (GENIUS) непосредственно воздействует на текущие процессы трансформации мировой валютно-финансовой системы (МВФС). С одной стороны, закон легализирует финансирование государственного долга США за счет эмиссии частных денег, создавая альтернативу деньгам коммерческих и центральных банков. С другой стороны, стейблкоины могут укрепить международные позиции доллара благодаря открывающимся технологическим возможностям всеобщей токенизации финансовых и реальных активов на глобальном уровне. В сохранении за долларом роли монетарной оси действующего мирового валютного порядка заинтересованы ключевые глобальные финансовые институты, инвестиционные портфели которых состоят преимущественно из долларовых активов. Интрига, однако, состоит в том, что доллар уже порядочно «износился» в роли мировой валюты, но заменить его нечем.

Глобальные банки и близкие к ним институты поддержки бизнеса (аудиторские, аналитические, консалтинговые компании, рейтинговые агентства) пророчат стремительный рост капитализации цифровых финансовых активов (ЦФА). Между тем реальные цифры токенизации гораздо скромнее потенциальных.

Пока еще незначительный прогресс токенизации финансовых активов вызван многочисленными проблемами регулирования, операционной совместимости и ликвидности ЦФА, сдерживающих их эмиссию и обращение. Однако, несмотря на множество проблем технического и регуляторного характера, главным тормозом масштабной токенизации финансовых активов выступает сама МВФС. Вернее сказать, сопротивление ее двух базовых составляющих — кредитных денег и банковского посредничества.

В токенизированной МВФС транзакции могут совершаться без посредников и на безденежной (не кредитной) основе посредством умных контрактов с программируемой логикой. С одной стороны, такое положение вещей может поставить крест на системе глобального финансового посредничества, выстроенной в интересах США. С другой стороны, американские банки могут сохранить свое влияние в МВФС и даже усилить его, если поставят под собственный контроль дальнейшую модернизацию ключевой цифровой технологии — блокчейна.

Возвращаясь к закону GENIUS, привязка стейблкоинов к финансированию государственного долга США несет в себе риски долларизации финансовых систем экономик-конкурентов. Очевидно, что ни еврозона, ни Китай не смогут дать адекватного цифрового ответа на глобальном уровне, учитывая ограниченный спрос на евро и юань в глобальной банковской индустрии, а также то, что свыше 99% стейблкоинов деноминированы в долларах.

Потенциальным ответом на вызов США могли бы стать цифровые валюты центральных банков стран мирового большинства, выпущенные на платформах с распределенным реестром. Например, путем их объединения на единой цифровой платформе, совместимой с национальными платежными системами (CIPS, UPI, СПФС, SEPAM, QRIS, PIX). Тем не менее реализация подобных инициатив требует от участвующих сторон определенного технологического превосходства, чтобы гарантировать иммунитет против санкций.

Мировая валютно-финансовая система чрезвычайно зависима от технологических решений, опосредующих международное денежное обращение. Однако не все технологии имеют стабилизирующее воздействие. Современный кризис МВФС обусловлен неадекватностью действующей системы кредитных денег и системы финансового посредничества, вышедших из-под всякого национального и наднационального контроля. США стремятся продлить свое доминирование в трансформированной МВФС путем оцифровывания активов финансового и реального сектора экономики и установления контроля над блокчейн-экосистемами. Страны мирового большинства поставлены перед небогатым выбором — либо следовать в фарватере навязываемой им цифровой парадигмы, либо разрабатывать собственные концептуальные подходы, независимые от американских технологий создания денег и глобального финансового посредничества.

Подписание Закона о руководстве и создании национальных инноваций для стейблкоинов в США (GENIUS) непосредственно воздействует на текущие процессы трансформации мировой валютно-финансовой системы (МВФС). С одной стороны, закон легализирует финансирование государственного долга США за счет эмиссии частных денег, создавая альтернативу деньгам коммерческих и центральных банков. С другой стороны, стейблкоины могут укрепить международные позиции доллара благодаря открывающимся технологическим возможностям всеобщей токенизации финансовых и реальных активов на глобальном уровне. В сохранении за долларом роли монетарной оси действующего мирового валютного порядка заинтересованы ключевые глобальные финансовые институты, инвестиционные портфели которых состоят преимущественно из долларовых активов. Интрига, однако, состоит в том, что доллар уже порядочно «износился» в роли мировой валюты, но заменить его нечем. Претензии евро на глобальный статус не оправдываются. Евро — это валюта 20 независимых государств, не готовых отказаться от своих национальных суверенитетов и объединить свои банковские, финансовые, фискальные системы и рынки капиталов. Экономики Японии и Великобритании недостаточно велики, чтобы вызывать доверие к глобальному статусу иены или фунта стерлингов. Китай не в состоянии обеспечить полную конвертируемость юаня на внешних рынках из-за опасений дестабилизации внутреннего национального развития. Причина отсутствия достойных «наследников» в МВФС кроется также в двух важных особенностях ее функционирования. Во-первых, современная МВФС — это система кредитных денег. Во-вторых, основу ее функционирования составляет финансовое посредничество картельного типа. Рассмотрим эти две особенности более подробно.

Алексей Кузнецов:
Мировые финансы в эпоху торговых войн

Кредитные деньги

Формально на межправительственном уровне доллар США был признан мировыми деньгами в 1944 г. Именно тогда действующий формат МВФС был согласован на уровне суверенных государств, подписавших Статьи Соглашения Международного валютного фонда. Однако понятие «мировые деньги» зародилось задолго до проведения Бреттон-Вудской конференции и возникновения самого термина. Фактически мировые деньги существуют с тех пор, как они выполняют функцию меры стоимости и средства обращения (платежа) за пределами выпускающих их «юрисдикций».

Первый такой опыт был получен во времена правления Дария Великого (522–486 до н.э.), который не только распространил хождение собственной звонкой монеты на обширных просторах Персидской империи, но и впервые стал взимать в ней налоги с покоренных территорий (что-то сродни современной системы международного резервирования и кредитования). Далее инициативу перехватил Александр Македонский (356–323 до н.э.), чьи «филиппинки» на протяжении 150 лет пользовались большим международным спросом, повышая доходы греческой метрополии. Между тем тайна монетарного обогащения была раскрыта еще в VII в. до н. э. лидийским царем Крезом, прославившимся своим необычайным богатством. Секрет его процветания был связан не только с тем, что он, как считается, первым в истории (635 год до н.э.) стал чеканить монету из золота и серебра [1], а тем, что снижал в ней содержание благородного металла, присваивая разницу между номинальной и реальной стоимостью монеты.

Крезова технология получения дохода от выпуска денег находилась в употреблении европейских суверенных и частных эмитентов вплоть до XII в., прежде чем Венецианский банк не революционировал ее, записав стоимость депонированных металлических денег в кредит в своих бухгалтерских книгах [2]. Так появились современные деньги, возникающие не из какого-либо металла или бумаги, а благодаря тому, что банк выдает их в кредит. Сегодня кредитные (безналичные) деньги коммерческих банков доминируют в мировом денежном обращении. Так соотношение безналичных денег кредитных учреждений и наличных, выпускаемых центральными банками, составляет в США 88% к 12%, в Великобритании 97% к 3% [3]. Например, в международных расчетах через систему SWIFT используются исключительно безналичные деньги коммерческих банков. Таким образом, фиатные деньги, обслуживающие современную МВФС, не имеют внутренней стоимости, создаются за счет депозитов и основываются исключительно на доверии к выпускающим их кредитным организациям.

Глобальный банковский картель

Следует отметить, что долгое время доверие к кредитным организациям было очень низким. Банкротство банков было привычным явлением. Достаточно упомянуть, что с наступлением Великой депрессии в 1929 г. только в США обанкротилось 17 тыс. банков [4]. Проблема несостоятельности кредитных учреждений была связана с отсутствием механизма круговой поруки. Такой механизм впервые возник в США в 1933 г. [5] с принятием закона о банках (закон Гласса-Стиголла), который обязывал создание федеральной системы страхования депозитов, тем самым гарантируя успех каждому коммерческому банку. Другим механизмом картелирования стало установление нулевой ставки процента по текущим вкладам и ограничение максимальных ставок по срочным вкладам (Regulation Q). Помимо этого, коммерческим банкам было запрещено заниматься инвестиционной деятельностью, связанной с выпуском и размещением ценных бумаг и других инвестиционных продуктов. Банки, нарушавшие данные положения, подвергались высоким штрафам, вплоть до изъятия лицензии.

Все эти ограничения стимулировали выход американских банков на глобальные рынки с перенесением практики картелирования на международный уровень. Постепенно американские банки стали доминировать во всех значимых узлах МВФС. Так, сегодня две трети расчетов на межбанковском валютном рынке (ежедневный оборот которого составляет более 9,5 трлн долл.) осуществляются через платежную систему CLS, поднадзорную ФРС США. Крупнейшие американские банки напрямую или через аффилированные инвестиционные компании (небанковские институты) осуществляют управление триллионными финансовыми активами. Например, американский банк BNY Mellon — крупнейший в мире традиционный кастодиальный банк, управляющий активами на сумму 43 трлн долл.

Картельная сущность американских банков проявляется, также в том, что они являются основными участниками (маркет-мейкерами) валютного рынка, устанавливающими курсы (котировки) валют, а также крупнейшими дилерами на фондовых и товарных биржах, где происходит торговля ключевыми финансовыми активами и товарами стратегического назначения. Таким образом, американский банковский картель оказывает непосредственное влияние на мировое ценообразование на рынках финансовых (валюты, акции, облигации) и реальных (нефть, золото, зерно) активов, стоимость которых выражается преимущественно в национальной денежной единице США. В условиях рыночной парадигмы ценообразование не является объектом государственного регулирования, что открывает перед банками широкие возможности манипулирования ценами. При этом цены на реальные товары могут занижаться, а цены на финансовые активы завышаться. На практике о таких злоупотреблениях свидетельствует динамика цен реальных активов, хронически отстающая от динамики цен финансовых активов, при том, что издержки производства первых гораздо выше затрат на выпуск вторых. Такое положение вещей ставит производителей товарной и сырьевой продукции в непреодолимую зависимость от глобальной финансовой индустрии.

Перейдем теперь к анализу возможностей и рисков, связанных с токенизацией МВФС.

Светлана Перцева:
Стейблкоины: риски и возможности для мировой финансовой системы

Потенциал токенизации

Токены — это цифровое представление стоимости какого-либо актива (наличных, ценных бумаг, недвижимости) в распределенном реестре данных или блокчейне. В отличие от традиционной финансовой системы в токенизированной системе учет транзакций объединяется с местом их совершения. Считается, что токенизация активов помогает потенциальным инвесторам преодолеть такие институциональные барьеры, как минимальные требования к капиталу, ограничения доступа к заемным ресурсам и другие регуляторные ограничения.

Формально цифровые финансовые активы можно сравнить с производными финансовыми инструментами, поскольку основу их стоимости тоже составляет базовый актив (валюта, акция, товар). Поэтому рост интереса инвесторов к токенизированным активам в первую очередь обусловлен значительным размером уже созданных активов. Так, капитализация глобального фондового рынка акций и облигаций в 2024 г. составляла 271,8 трлн долл. Сюда можно добавить быстро растущие рынки частных инвестиций и частного кредитования в размере 6 трлн долл. и 2 трлн долл. соответственно. Альтернативой инвестициям на рынке ценных бумаг выступает рынок биржевых товаров, как инструмент диверсификации портфельных стратегий и хеджирования рисков. В 2024 г. номинальная стоимость контрактов на этом рынке оценивалась в 121 трлн долл. Однако все эти цифры меркнут на фоне возможностей токенизации на рынках жилой и коммерческой недвижимости, стоимость которой в 2024 г., по некоторым оценкам, составляла 634 трлн долл. Таким образом, совокупный объем потенциальных активов для токенизации превышает квадриллион долларов.

Насколько реалистична трансформация традиционных финансовых активов в цифровые?

Глобальные банки и близкие к ним институты поддержки бизнеса (аудиторские, аналитические, консалтинговые компании, рейтинговые агентства) пророчат стремительный рост капитализации цифровых финансовых активов (ЦФА). Между тем реальные цифры токенизации гораздо скромнее потенциальных. В середине июня 2025 г. рыночная капитализация токенизированных акций составляла около 424 млн долл., что соответствовало 0,0003% от глобальной рыночной капитализации традиционных акций. По состоянию на 2024 г. было выпущено 60 токенизированных облигаций на общую сумму 8 млрд долл., включая облигации корпораций, суверенных эмитентов и международных организаций — эквивалент 0,006% глобальной рыночной капитализации традиционных облигаций.

Пока еще незначительный прогресс токенизации финансовых активов вызван многочисленными проблемами регулирования, операционной совместимости и ликвидности ЦФА, сдерживающих их эмиссию и обращение. Однако, несмотря на множество проблем технического и регуляторного характера, главным тормозом масштабной токенизации финансовых активов выступает сама МВФС. Вернее сказать, сопротивление ее двух базовых составляющих — кредитных денег и банковского посредничества.

В токенизированной МВФС транзакции могут совершается без посредников и на безденежной (не кредитной) основе посредством умных контрактов с программируемой логикой. С одной стороны, такое положение вещей может поставить крест на системе глобального финансового посредничества, выстроенной в интересах США. С другой стороны, американские банки могут сохранить свое влияние в МВФС и даже усилить его, если поставят под собственный контроль дальнейшую модернизацию ключевой цифровой технологии — блокчейна. Подтверждением таких планов можно считать современные инвестиции системообразующих американских банков не только и не столько в криптовалюты, сколько в связанные с ними блокчейн-экосистемы, такие как Axoni, Metamask, Coinmetrics, Chainalysis, Digital Asset, Certic, Consensys и др.

Ярослав Матвиенко:
Токенизация госдолга США как инструмент финансовой гегемонии

Возвращаясь к закону GENIUS, привязка стейблкоинов к финансированию государственного долга США несет в себе риски долларизации финансовых систем экономик-конкурентов. Очевидно, что ни еврозона, ни Китай не смогут дать адекватного цифрового ответа на глобальном уровне, учитывая ограниченный спрос на евро и юань в глобальной банковской индустрии, а также то, что свыше 99% стейблкоинов деноминированы в долларах. Между тем инвестирование в стейблкоины не защищает инвесторов от рисков использования данного инструмента [6]. Во-первых, ликвидность стейблкоинов ниже ликвидности фиатных валют при совершении конверсионных операций. Во-вторых, невозможность верификации фактического обеспечения стейблкоинов повышает риски неисполнения эмитентом своих обязательств перед держателями ЦФА. В-третьих, обращение стейблкоинов в подконтрольных США операционных системах создает опасность применения недружественных действий в отношении других государств.

Потенциальным ответом на вызов США могли бы стать цифровые валюты центральных банков стран мирового большинства, выпущенные на платформах с распределенным реестром. Например, путем их объединения на единой цифровой платформе, совместимой с национальными платежными системами (CIPS, UPI, СПФС, SEPAM, QRIS, PIX). Тем не менее реализация подобных инициатив требует от участвующих сторон определенного технологического превосходства, чтобы гарантировать иммунитет против санкций. Примером технологической незащищенности выступает проект <mBridge — цифровая платформа, разработанная Банком международных расчетов (БМР) для проведения расчетов в цифровых валютах между монетарными органами КНР, Гонконга, Таиланда, ОАЭ и Саудовской Аравии без посредничества доллара и глобальной платежной инфраструктуры. Сегодня реализация этого проекта находится под вопросом в связи с выходом из него БМР из-за санкций, введенных против стран БРИКС. В целом уязвимость к санкциям характерна для многих международных финансовых институтов, создаваемых странами мирового большинства (НБР, АБИИ, МИЧМ, ПУВР БРИКС), которые пока так и не смогли раскрыть свой потенциал.

Заключение

Мировая валютно-финансовая система чрезвычайно зависима от технологических решений, опосредующих международное денежное обращение. Однако не все технологии имеют стабилизирующее воздействие. Современный кризис МВФС обусловлен неадекватностью действующей системы кредитных денег и системы финансового посредничества, вышедших из-под всякого национального и наднационального контроля. США стремятся продлить свое доминирование в трансформированной МВФС путем оцифровывания активов финансового и реального сектора экономики и установления контроля над блокчейн-экосистемами. Страны мирового большинства поставлены перед небогатым выбором — либо следовать в фарватере навязываемой им цифровой парадигмы, либо разрабатывать собственные концептуальные подходы, независимые от американских технологий создания денег и глобального финансового посредничества.

Литература

1. Бернстайн П. Власть золота. История наваждения. М.: ЗАО «Олимп–Бизнес», 2004. С. 29–38.

2. Homer S., Sylla S. A History of Interest Rates. Fourth Edition. Hoboken, New Jersey: John Wiley & Sons, Inc., 2005. pp. 134-135.

3. Бьерг У. Как делаются деньги? Философия посткредитного капитализма. М.: Ад Маргинем Пресс, 2023. С. 190.

4. Ротбард М. История денежного обращения и банковского дела в США: от колониального периода до Второй мировой войны. Челябинск: Социум, 2005. С. 303.

5. Там же. С. 328.

6. Механизмы международных финансовых отношений Российской Федерации в условиях санкций. Под общ. ред. Е.С. Соколовой и А.В. Кузнецова. Москва: КНОРУС, 2026. С. 127.