Стратегическая разведка и стратегические решения

О деятельности отечественной политической и военной разведок в последние 20–25 лет написано немало, в том числе с использованием архивных материалов — правда, как правило, весьма дозированным. Тем не менее, как показывают недавние труды бывшего заместителя начальника Главного разведывательного управления Генштаба Вооруженных сил РФ генерал-лейтенанта Вячеслава Викторовича Кондрашова, приращение знаний на этом направлении нашей исторической науки вполне возможно. В данном случае хотелось бы остановиться на некоторых темах весьма насыщенной фактами и мыслями книги В. Кондрашова «Военные разведчики».

В. Кондрашов довольно подробно, на основе немалого числа уникальных архивных материалов ГРУ ГШ ВС РФ показывает работу основных структур разведки наших Вооруженных сил в годы Великой Отечественной войны, оперативную деятельность ряда советских военных разведчиков. Наряду с рядом других тем в книге В. Кондрашова особый интерес представляют освещение и анализ работы двух едва ли не самых мощных резидентур в мировой истории спецслужб — «Рамзай» и «Дора», — которые были важной частью глубинной агентурной разведки Наркомата обороны СССР.

Нет никаких сомнений в том, что советская военная разведка внесла очень весомый вклад в достижение одной из самых выдающихся побед в мировой истории — в победу в Великой Отечественной войне и, соответственно, во Второй мировой войне. По доступу к высшим секретам государств — объектов разведывательной деятельности резидентуры «Рамзай» и «Дора» превосходили, по-видимому, любые другие резидентуры иностранных государств в период Второй мировой войны — как в вопросе содержательности информации, так и соответствия ее потребностям принятия решений высшим государственным руководством и военным командованием. Таких оперативных позиций и результатов в эти годы не было ни у Англии, ни у Франции, ни у нацистской Германии, ни тем более у США, где стратегическая разведка только-только зарождалась.

Крупные достижения в тот период были и у советской политической разведки, которые внесли свой вклад в принятие стратегических решений советским руководством в обеспечение выдающейся победы Советского Союза в Великой Отечественной войне.

О деятельности отечественной политической и военной разведок в последние 20–25 лет написано немало, в том числе с использованием архивных материалов — правда, как правило, весьма дозированным. Тем не менее, как показывают недавние труды бывшего заместителя начальника Главного разведывательного управления Генштаба Вооруженных сил РФ генерал-лейтенанта Вячеслава Викторовича Кондрашова, приращение знаний на этом направлении нашей исторической науки вполне возможно.

В данном случае хотелось бы остановиться на некоторых темах весьма насыщенной фактами и мыслями книги В. Кондрашова «Военные разведчики» [1].

Андрей Кортунов:
22 июня

В. Кондрашов довольно подробно, на основе немалого числа уникальных архивных материалов ГРУ ГШ ВС РФ показывает работу основных структур разведки наших Вооруженных сил в годы Великой Отечественной войны, оперативную деятельность ряда советских военных разведчиков. Причем делает он это со многими новыми, очень важными деталями и штрихами, ценными для углубленного понимания такого тончайшего инструмента стратегического управления, как разведка. Имеет первостепенное значение то обстоятельство, что Вячеслав Викторович является профессионалом высокого уровня, тонко разбирающимся в вопросах функционирования всех компонентов военной разведки — стратегического, оперативного, тактического.

Наряду с рядом других тем в книге В. Кондрашова особый интерес представляют освещение и анализ работы двух едва ли не самых мощных резидентур в мировой истории спецслужб — «Рамзай» и «Дора», — которые были важной частью глубинной агентурной разведки Наркомата обороны СССР.

Резидентуры «Рамзай» и «Дора» возглавляли соответственно немецкий коммунист Рихард Зорге, ставший в 1925 г. и членом ВКП(б), и венгерский коммунист Шандор Радо. Это были люди исключительных и разносторонних способностей в целом и в разведывательной работе в частности. Они были преданы идеям социализма, Советскому Союзу как первой в мире социалистической стране. Работа на глубокой идейной основе в значительной мере предопределяла их экстраординарные достижения.

Рихарду Зорге, Шандору Радо и их соратникам по резидентурам была свойственна глубокая вера в особую роль Советского Союза в борьбе против фашизма и японского милитаризма. Ради этой веры и своих идейных убеждений они шли на высочайший риск, готовы были пожертвовать своими жизнями (жертвовал как Р. Зорге и его сподвижник Хоцуми Одзаки, казненный в Японии в 1944 г.).

Такое отношение к СССР, идеям социализма в международном коммунистическом движении создавало уникальные возможности для советской политической и военной разведок, которые нередко опирались на весьма обширный кадровый потенциал Коминтерна. Глубинная агентурная разведка советского военного ведомства, блестяще проявившая себя накануне и в ходе Великой Отечественной войны, создавалась, начиная с середины 1920-х гг., во многом усилиями такого выдающегося руководителя как Ян Карлович Берзин (Кюзис) (1889–1938 гг.).

Резидентура «Рамзай»

В. Кондрашов еще раз убедительно показал, что Рихард Зорге — один из самых крупных разведчиков в мировой истории спецслужб. Он был блестящим аналитиком, ярким журналистом, человеком незаурядных организаторских способностей, смелости, энергии, инициативы, обаяния, что способствовало его огромным успехам в разведывательной работе. Рассказал В. Кондрашов и о крупных результатах деятельности резидентуры нашей военной разведки во главе с Р. Зорге в Китае в 1930–1933 гг., откуда его в 1933 г. перевели в Японию в качестве корреспондента нескольких немецких газет.

Япония, как и Китай, была страной исключительно сложной для ведения разведки — значительно более сложной, чем европейские страны и тем более США. А Р. Зорге, заметим, не был ни в коей мере японистом (как не был он и китаистом).

В. Кондрашов как профессионал обратил внимание на то, что Центр не ставил перед резидентурой «Рамзай» задачу по вскрытию планов Берлина в отношении СССР. Она работала сугубо на дальневосточном направлении, а Япония на протяжении нескольких лет считалась наиболее вероятным военным противником СССР. Но Р. Зорге в инициативном порядке добыл значительный объем информации по германскому направлению. В своих сообщениях он отмечал, что нападение нацистской Германии на СССР неизбежно, что возможное время нападения — вторая половина июня 1941 г. Он предоставлял сведения и о составе возможной группировки вермахта против СССР, которые, однако, были недостаточно точными и профессиональными.

Мария Орешина:
В поисках вакцины от нацизма

Р. Зорге как исключительно осведомленный и обладающий аналитическим складом ума журналист смог поддерживать в предвоенные годы особые отношения с послом Германии в Токио и военным атташе вермахта. Руководитель группы «Рамзай» получил уникальный доступ к важнейшим закрытым документам посольства и атташата, в том числе поступавшим из Берлина. Он с огромным риском фотографировал их (малоформатной «лейкой») прямо в немецком посольстве, меняя пленки, которые проносил с собой. Как пишет В. Кондрашов, всего за время своей работы в Японии Р. Зорге провел около сотни (!) таких операций. Отснятые фотопленки регулярно отправлялись почтой через курьера в Москву. Шел поток важной, а подчас особо ценной документальной (выделено мною — А.К.) информации.

От ветеранов советской военной разведки мне доводилось слышать, что объем поступавшей от Р. Зорге информации был настолько велик, что её не успевали должным образом обрабатывать в центральном аппарате Разведуправления РККА, ослабленном в результате чисток и репрессий.

Представляется, что и германский посол, и военный атташе в Токио шли на грубейшие нарушения правил допуска к служебным материалам, попав под влияние Р. Зорге. Это влияние, как можно предположить, объяснялось среди прочего и тем, что от него они получали ценную аналитику внешней и военной политики Японии, которую им не давали другие источники в Токио.

В. Кондрашов в своей книге проанализировал ранее не бывшие достоянием публики документы из архива ГРУ, ярко освещающие исключительно высокий уровень информированности резидентуры «Рамзай» о настроениях и планах высшего руководства Японии. Он отмечает, что на связи у Р. Зорге и его помощников Хоцуми Одзаки и Ётоку Мияги находились более 20 источников-информаторов из числа местных политиков, военных и журналистов, передававших сведения об обстановке в Японии и вокруг нее. И это, как пишет Кондрашов, «хорошо знали в Центре, откуда неоднократно направляли резиденту срочные запросы, зная, что Р. Зорге может добыть любые закрытые данные».

Исключительно важная роль принадлежала, конечно, ближайшему соратнику Р. Зорге японскому коммунисту Хоцуми Одзаки, который был советником премьер-министра Японии принца Каноэ. Х. Одзаки сумел скрыть свое членство в Коммунистической партии Японии, как и Р. Зорге смог скрыть свое членство в КПГ. Он передал в резидентуру «Рамзай», наряду с другими документами, план действий японского правительства на ближайшие годы, содержащий сведения особой важности. Из него следовало, что, несмотря на заключение Антикоминтерновского пакта в 1936 г., Япония не собирается предпринимать активные действия против СССР, а главным направлением ее военной экспансии является Китай. Очевидно, этот план должен был представлять исключительную ценность для советского руководства в принятии политических и военно-стратегических решений.

Еще один пример выдающейся работы Х. Одзаки, описанный в книге «Военные разведчики»: он добыл копию секретного документа генерального штаба Японии, который содержал полный перечень и районы дислокации всех японских пехотных дивизий не только на Японских островах, но и в Китае, и в марионеточном государстве Маньчжоу-Го, примыкавшем к советским границам. Япония, совершив агрессию против Китая в 1936 г., увязла в нем. Там находилась значительная часть японских сухопутных сил и авиации, которые могли бы быть использованы для нападения на СССР, если бы они не были нацелены на Китай.

Источники резидентуры «Рамзай» в японских высших политических и военных кругах, как пишет В. Кондрашов, в предвоенные месяцы 1940 и в 1941 гг. не отмечали каких-либо признаков подготовки Японии к нападению на СССР. Х. Одзаки удалось узнать правительственную позицию по этому вопросу: даже в случае начала германо-советской войны Токио будет выжидать и соблюдать нейтралитет в течение достаточно длительного времени. Если немцы будут остановлены под Москвой, то Япония не выступит против СССР; переброска войск в Маньчжурию не отмечается; после 15 сентября Советский Союз может абсолютно не опасаться наступления Японии на Дальний Восток. Далее В. Кондрашов пишет о том, что в начале октября Х. Одзаки узнал, что Япония в случае непринятия до середины месяца Вашингтоном ее условий начнет войну на юге.

Одновременно резидентура Р. Зорге информировала Москву о начавшейся на юге подготовке японцев к агрессивным действиям, которые будут включать «операцию ВМФ в южных морях». Эти прогнозные сведения Одзаки-Зорге полностью подтвердились.

Остается не совсем ясным, как данные резидентуры «Рамзай» учитывались руководством Советского Союза, но можно предположить, что они могли играть роль в подписании 13 апреля 1941 г. в Москве Советско-японского договора о взаимном нейтралитете, который тогда был исключительно важен для нашей страны (чтобы избежать войны на два фронта).

Достижения группы «Рамзай» на японском направлении были крупными и редкими для мировой истории спецслужб. Как отмечают отечественные историки советских спецслужб, ни политической, ни военной разведкам нашей страны не удалось получить накануне Великой Отечественной войны аналогичного рода документы по планам и намерениям нацистской Германии.

Вячеслав Трубников:
Взгляд разведчика

У В. Кондрашова, видимо (и к сожалению), не оказалось архивных материалов, указывающих на то, как информация Р. Зорге по Японии повлияла на принятие соответствующих решений Ставки верховного главнокомандования после начала Великой Отечественной войны. По имеющимся в исторических публикациях оценкам, в значительных масштабах войска с Дальнего Востока стали перебрасываться на Запад, только когда в октябре–ноябре 1941 г. возникла угроза потери Москвы. Переброска же значительного числа хорошо укомплектованных и оснащенных соединений с дальневосточного направления на советско-германский фронт — конкретно для действий под Москвой — как указывают отечественные военные историки, в немалой мере способствовала поражению группы армий «Центр» вермахта и успешному контрнаступлению Красной армии на этом важном участке фронта.

Мое знакомство с несколькими десятками ранее рассекреченных донесений резидентуры «Рамзай» в июне–октябре 1941 г. показывает, что они отражали всю динамику настроений японских политиков и военных относительно сроков и условий выступления Японии против Советского Союза после нападения него Германии 22 июня 1941 г. Такие колебания в государственных структурах или в настроениях конкретных лиц, участвовавших в принятии решений, характерны для многих кризисных ситуаций. В политическом анализе это надо всегда принимать во внимание и аналитикам разведки, и дипломатам, и экспертам академического мира.

Если же говорить о влиянии той или иной информации, в том числе разведывательной, на принятие политико-военных и военно-стратегических решений, то этот вопрос нуждается в специальном системном рассмотрении в общем политическом контексте соответствующего исторического периода. Здесь, как представляется, еще много неясного, различных, подчас полярных интерпретаций.

В отечественной исторической науке воздействие результатов разведывательной деятельности на принятие политических и военно-стратегических решений остается пока мало исследованным. Этот вопрос представляет несомненный интерес для истории спецслужб. Но он чрезвычайно важен и для анализа опыта того, как функционируют системы стратегического управления (руководства) в области обороны и безопасности. Этот вопрос имеет большое и научное, и прикладное, практическое значение.

7 ноября 1941 г., как известно, Япония напала на США, уничтожив внезапным ударом значительную часть американского Тихоокеанского флота в Перл-Харборе. Одновременно она развернула масштабные действия в Юго-Восточной Азии, что привело, в частности, к падению Сингапура, принадлежавшего в то время Великобритании.

Нападение Японии на США, развертывание ею боевых действий против Великобритании подтвердили высочайшую ценность информации группы «Рамзай». К этому времени, увы, она уже была разгромлена японской контрразведкой, а сам Р. Зорге, Х. Одзаки, Ё. Мияги и другие участники резидентуры оказались в тюрьме.

В. Кондрашов пишет о том, что долгое время после провала в конце 1941 г. резидентуры «Рамзай» в Центре не знали, что же произошло с Р. Зорге. Поступали данные о том, что он был застрелен при задержании, по другой информации, его якобы казнили уже в 1942 г.

Возможно, этим можно объяснить то, почему советской стороной не были предприняты попытки обменять Р. Зорге на арестованных в СССР японских разведчиков. Думаю, такое объяснение звучит более убедительно, чем то, которое предлагается в книге П.А. Судоплатова. Он считал, что Р. Зорге не пытались обменять, потому что в Центре были недовольны его поведением в ходе следствия в Токио [1]. В 1964 г., через 20 лет после казни Рихарда Зорге, ему было присвоено звание Героя Советского Союза посмертно.

Резидентура «Дора»

Андрей Кортунов:
Вальтер Шелленберг и пустота

Резидентура советской военной разведки «Дора» базировалась в нейтральной Швейцарии и работала под прикрытием известного в Европе картографического агентства «Геопресс» с середины 1930-х гг. по 1943 г., когда швейцарской полиции, действовавшей по требованию немцев, удалось обнаружить две радиоквартиры группы «Дора» и арестовать нескольких ее членов. Сам Шандор Радо, как и большинство членов резидентуры и информаторов, благодаря своим быстрым и профессиональным действиям остались на свободе. После войны он прибыл в Москву, где был задержан и обвинен военной контрразведкой «Смерш» в том, что среди переданных его резидентурой донесений было выявлено несколько дезинформационных. Ш. Радо, как пишет В. Кондрашов, пытался объяснить это тем, что у него не было времени и сил в жестких условиях работы резидентуры и исключительных требований Центра к оперативности фильтровать всю информацию, поступавшую к нему. Фильтровать информацию должны были аналитические подразделения Центра, сопоставляя с другими источниками, разведданными и собственной аналитикой. Но в этом, по-видимому, было немало проблем. Ш. Радо находился в заключении до 1954 г., был освобожден, вернулся в Венгрию, занялся научной деятельностью в области географии. В 1972 г. его наградили орденом Отечественной войны I степени.

В книге В. Кондрашова показано, с какой результативностью, с каким напряжением работала в Европе резидентура, возглавляемая Ш. Радо. В начале 1943 г. она состояла из 77 (!) человек. Агентурные группы находились в Женеве, Берне, Цюрихе и ряде других городов Швейцарии. Добывали информацию на территории Германии 17 источников, в Австрии — три, во Франции — пять, в Италии — два.

Работа резидентуры «Дора» и самого Ш. Радо, обрабатывавшего оперативную информацию, была исключительно интенсивна. Так, например, с января до середины 1943 г., как пишет В. Кондрашов, из этой резидентуры в Центр поступило 750 (!) информационных телеграмм. Все три ее агентурные радиостанции работали с огромной нагрузкой, подчас находясь в эфире по несколько часов. К сожалению, к этому времени в Германии были достигнуты значительные результаты в развитии радиопеленгаторных устройств. По словам В. Кондрашова, такими современными радиопеленгаторами нацистская контрразведка снабдила швейцарскую полицию.

Рассказывая о деятельности резидентуры «Дора», В. Кондрашов выделил роль уникальной информации, которую предоставлял ей источник под псевдонимом «Люци», до сих пор являющийся неразгаданной фигурой. Люци, имевший сильнейший позиции в весьма информированных военных кругах нацистской Германии, работал на швейцарскую разведку, но Ш. Радо, как отмечает В. Кондрашов, обеспечил такой подход к нему, что тот согласился работать и на советскую разведку.

По словам В. Кондрашова, Люци «поставил только одно условие: он не будет сообщать личные данные на своих информаторов на территории Германии и о путях доставки ему добытых им сведений». И с этим Центр вынужден был согласиться, хотя это условие не соответствовало существовавшим в то время правилам агентурной деятельности советской разведки. В переписке резидента с Центром назывались только условные имена источников Люци: Вертер (офицер в генеральном штабе вермахта), Тедди (офицер в штабе Верховного командования вооруженных сил), Ольга (офицер на пункте связи Верховного командования вооруженных сил), Анна (группа источников в министерстве иностранных дел) и т.п.

В. Кондрашов отмечает, что со второй половины 1942 г. информационные телеграммы из Швейцарии «стали носить уникальный в мировой практике спецслужб характер». Это утверждение он подкрепляет новыми данными архива советской военной разведки. Из этой нейтральной страны, находящейся на расстоянии более 3 тыс. км от советско-германского фронта, поступали сведения не только военно-стратегического, но и оперативно-тактического характера с указанием районов дислокации, номеров дивизий и армейских корпусов вермахта (курсив мой — А.К.). Из Москвы поступали исключительно конкретные запросы, например, «где находятся оборонительные позиции на участках Сталинград-Клецкая и Сталинград-Калач? Их характеристика», «выясните, где теперь 11-я и 18-я танковые дивизии, раньше находившиеся на Брянском фронте» и т.п. «На все запросы из резидентуры поступали детальные ответы», — пишет В. Кондрашов. В своей книге он указывает на то, что Ш. Радо удалось получить некоторые дополнительные сведения об источниках Люци. Среди них стоит особенно выделить генерала Г. Томаса — начальника такого исключительно важного органа, как Управление военной промышленности и вооружений Верховного командования вермахта, имевшего доступ к военным и военно-экономическим секретам Третьего Рейха высшей категории. По ряду данных, Г. Томас после неудавшегося заговора немецких генералов и дипломатов против А. Гитлера в 1944 г. был арестован, заключен в тюрьму и концлагерь, но не казнен, как многие другие участники заговора. Можно предположить, что в ходе следствия соответствующими нацистскими органами работа Г. Томаса на советскую и швейцарскую разведку не была вскрыта.

Генерал Кондрашов отмечает, что «Разведывательное управление Генштаба Красной армии очень высоко оценивало итоги работы швейцарской нелегальной резидентуры в 1942 г.», что в подготовленной в Разведуправлении Генерального штаба Красной армии оценке среди прочего отмечалось: «Группа Доры располагает широкой сетью и солидными возможностями. Она поставляет обширный материал по следующим вопросам: планы и намерения военно-политического руководства Германии и командования ее вооруженных сил, резервы армии, переброска войск по странам Европы и на Восточный фронт, возможности Германии по производству танков, самолетов, артиллерии, сведения о возможности развязывания химической войны против Советского Союза».

Андрей Кортунов:
На пути к искусственному интеллекту — пришествие демона Лапласа

В оценке Центром деятельности резидентуры «Дора» также говорилось о том, что на основе ряда материалов этой резидентуры «были составлены специальные сообщения для высших правительственных и военных органов СССР». К числу таких ценных сведений были отнесены «сообщения о стратегическом плане германского командования на лето 1942 г.»; «анализ причин задержки немецкого наступления на Восточном фронте»; «ряд сообщений о планах германского командования в отношении ведения химической войны, о новых немецких отравляющих веществах и способах их применения, об опытах использования внутриатомной энергии урана для производства атомных бомб».

Увы, важнейшие данные о планах А. Гитлера и его военного командования на летнюю кампанию 1942 г., добытые резидентурой «Дора», не были приняты во внимание Ставкой Верховного главнокомандования. Как вспоминал маршал Советского Союза А.М. Василевский, «обоснованные данные нашей разведки о подготовке главного удара на юге не были учтены. На юго-западном направлении было выделено сил меньше, чем на западном» [2]. В результате ошибок в стратегических решениях, стратегическом планировании действий РККА наша страна в этот момент Великой Отечественной войны столкнулась снова, как и в 1941 г., с серьезнейшей угрозой. Противник, оправившись после весьма серьезного поражения под Москвой, дошел тогда, как известно, до Северного Кавказа и Волги, но затем последовала Сталинградская битва, увенчавшаяся крупнейшим стратегическим успехом Советского Союза.

Огромным достижением резидентуры «Дора» была информация о подготовке вермахтом наступления летом 1943 г. в районе Курска. Эта информация стратегической агентурной разведки поступала наряду с ценнейшими данными от фронтовой и войсковой разведок Красной армии. Заблаговременно были вскрыты многие характеристики немецкой группировки в этом районе, получены весьма исчерпывающие данные о новейших немецких вооружениях. На этот раз информация резидентуры «Доры», подтверждаемая другими источниками, в отличие от весны-лета 1942 г. сыграла очень важную роль в планировании действий Красной армии, в создании исключительно мощной системы активной обороны. Эта оборона была эшелонирована на большую глубину, в высокой степени обеспечена всем спектром необходимых сил и средств, включая значительные резервы, которые были предназначены для нанесения мощных контрударов по противнику. Такую оборону невозможно было создать по всему гигантскому советско-германскому фронту. Так что весьма точное определение основных направлений удара немецких войск имело огромное значение для обеспечения победы в Курской битве.

Сведения советской военной разведки наложились на собственные представления о наиболее вероятных действиях вермахта против Красной армии летом 1943 г., которые сложились к этому времени у таких крупнейших наших военачальников, как Г. Жуков, А. Василевский. А. Антонов. Первым двум удалось убедить И. Сталина в необходимости на первом этапе этого гигантского сражения использовать хорошо подготовленную и тщательно оборудованную оборону, а не наносить упреждающий удар, как это было сделано в 1942 г. В дальнейшем в Ставке ВГК предполагали на этом направлении начать контрнаступление, переходящее в общее наступление. В результате полного успеха этого замысла стратегическая инициатива окончательно и бесповоротно перешла в руки Красной армии.

Как отмечал А. Василевский, именно в период Курской битвы И. Сталин как Верховный главнокомандующий стал «в полной мере владеть методами и формами руководства вооруженной борьбой по-новому, разбираться не только в стратегии, но и в оперативном искусстве» [2].

Нет никаких сомнений в том, что советская военная разведка внесла очень весомый вклад в достижение одной из самых выдающихся побед в мировой истории — в победу в Великой Отечественной войне и, соответственно, во Второй мировой войне. По доступу к высшим секретам государств – объектов разведывательной деятельности резидентуры «Рамзай» и «Дора» превосходили, по-видимому, любые другие резидентуры иностранных государств в период Второй мировой войны — как в вопросе содержательности информации, так и соответствия ее потребностям принятия решений высшим государственным руководством и военным командованием. Таких оперативных позиций и результатов в эти годы не было ни у Англии, ни у Франции, ни у нацистской Германии, ни тем более у США, где стратегическая разведка только-только зарождалась.

Крупные достижения в тот период были и у советской политической разведки, которые внесли свой вклад в принятие стратегических решений советским руководством в обеспечение выдающейся победы Советского Союза в Великой Отечественной войне. Но это отдельная большая тема.

1. Кондрашов В.В. Военные разведчики. М.: «Стратегические приоритеты». 2019 г.

2. Судоплатов П. Разведка и Кремль. ТОО «Гея», М.: 1997 г., с. 167-168.

3. Василевский А.М. Дело всей жизни. М.: Политиздат, 1973. С. 184-185.