Сирийский Идлиб: что дальше?

Октябрь 2020 г. реанимировал внимание мирового сообщества к событиям в Идлибе на фоне сообщений о возобновившихся ударах ВКС РФ по отрядам местной вооруженной оппозиции, передислокации турецких наблюдательных постов и участии сирийских боевиков в карабахском конфликте.

Предпочтительным представляется компромиссный сценарий урегулирования идлибской проблемы — по сути, адаптированное к местной специфике замирение, которое основывалось бы на принципах четырех «Д»: дерадикализация оппозиции, деидеологизация региональной элиты, демилитаризация идлибской зоны, децентрализация. В практической плоскости это могло бы подразумевать принятие отдельной социально-экономической программы по восстановлению Идлиба с международным финансированием и созданием условий для вертикальной интеграции региональной элиты в общенациональную после роспуска «Сирийского правительства спасения».

Являясь ведущим внешним актором сирийского конфликта, Российская Федерация обладает реальными возможностями уже сейчас внести активный вклад в приближение мирного урегулирования проблемы Идлиба, а именно — 1) ориентировать сирийские власти не на блицкриг, а на замирение; 2) содействовать, в том числе совместно с Турцией, подключению конструктивно настроенных представителей региональной элиты к инклюзивному сирийскому мирному процессу; 3) продолжать оказывать военную поддержку сирийским правительственным силам с целью предотвращения провокаций со стороны идлибских радикалов, направленных на подрыв перспектив мирного урегулирования.

Идлиб сохраняет ценность для Турции, однако, в отличие от зоны безопасности в северной Сирии, его нельзя признать «красной линией» в архитектуре турецких национальных интересов, за которые Анкара намерена сражаться до конца.

Октябрь 2020 г. реанимировал внимание мирового сообщества к событиям в Идлибе на фоне сообщений о возобновившихся ударах ВКС РФ по отрядам местной вооруженной оппозиции, передислокации турецких наблюдательных постов и участии сирийских боевиков в карабахском конфликте. Важно рассмотреть сценарии развития ситуации в свете общих и особенных черт Идлиба и других неподконтрольных властям САР территорий, расстановки сил внутри идлибского «котла», интересов Турции и других внешних сил, а также модальностей военного или политического урегулирования и действий Москвы.

Идлиб — «уникальная мятежная провинция»?

На первый взгляд, по аналогии с территорией курдской Автономной администрации северной и восточной Сирии (ААСВС), в Идлибе сложилась параллельная официальной, то есть подконтрольной властям САР, экономика вооруженного конфликта. Однако в отличие от нефтеносных курдских районов, которые заодно являются «хлебной житницей» Сирии, здесь совсем нет запасов полезных ископаемых. До войны Идлиб представлял из себя слаборазвитую провинцию, ориентированную на традиционное сельское хозяйство — в основном, выращивание оливок. Следствием этого стала гораздо большая, по сравнению с ААСВС, уязвимость Идлиба перед действиями внешних акторов и амбициозными планами Дамаска по восстановлению силовым путем территориальной целостности страны. Идлиб не только не стал — и не мог стать, по объективным причинам — успешным проектом сирийской оппозиции, но превратился в заложника зарубежной донорской помощи.

Иван Стародубцев:
Идлибский кризис в российско-турецких отношениях

Как и в Сирии в целом, в Идлибе налицо признаки гуманитарного кризиса. Если, согласно проводившейся в 2004 г. переписи населения, в провинции проживали немногим более 1 млн 258 тыс. жителей, по состоянию на 7 августа 2020 г. численность местного населения достигла 4,1 млн человек. 2,7 млн из них составляли внутренне перемещенные лица из других мухафаз, 2,8 млн обитателей Идлиба нуждались в поставках продовольствия и медикаментов (данные Управления по координации гуманитарных вопросов ООН). Очередной массовый исход некомбатантов в Идлиб произошел после успешного наступления Сирийской арабской армии (САА) в декабре 2019-марте 2020 гг. Принимая во внимание политизированность иностранной помощи — на слуху история о том, как американские и британские НПО перекрывали в сентябре 2018 г. ее доставку из Турции через КПП «Баб эль-Хава», чтобы лишить дивидендов идлибских радикалов, — несложно спрогнозировать, что изменение «кавалерийским наскоком» статус-кво в пользу Дамаска приведет к ограничению донорской поддержки и, как следствие, гуманитарной катастрофе.

Идлиб стал «котлом» для оппозиции, «зажатым» между районами, освобожденными САА, и Турцией. При этом в противоположность зоне безопасности на Севере, которая формально подчиняется «временному правительству Сирии», но реально контролируется Анкарой, в Идлибе, к неудовольствию турок, первую скрипку до сих пор играют не лояльные им боевики из Фронта национального освобождения (ФНО), а строптивые джихадисты из Хайят Тахрир аш-Шам (ХТШ) (организация признана террористической, ее деятельность запрещена на территории России), прежде связанные с Аль-Каидой (организация признана террористической, ее деятельность запрещена на территории России).

Локальные замирения в Идлибе в принципе не представлялись возможными: если ранее сюда стекались непримиримые оппозиционеры с юга страны и Дамасской области, дальше бежать им было некуда — Турция всегда выступала против приема непредсказуемых радикалов на своей территории. Идлибские джихадисты решительным образом отвергали замирения с властями САР, признавая вынужденное участие в них лишь гражданских лиц, но не «собратьев по оружию», которых уничижительно прозвали «лягушками» за готовность «прыгнуть» в правительственный лагерь. Положение начало меняться недавно в свете перебазирования некоторых групп радикалов из Идлиба в зоны ливийского и карабахского конфликтов. Данное обстоятельство усилило интернационализацию «идлибского досье», в то же время означая, что логика дальнейшего развития ситуации является волатильной, заключая в себе элемент случайности. Повышенная интернационализация обусловлена и вниманием к идлибскому «котлу» со стороны максимального числа внешних акторов. Так, именно Идлиб и только он остается предметом озабоченности Китая в Сирии ввиду присутствия на Западе данной провинции уйгурских радикалов из Туркестанской исламской партии.

«Слоеный пирог» вооружённой оппозиции: радикалы и «деловые люди»

Руководствуясь аксиомой о сложности любого выхода из идлибского тупика, стоит сказать несколько слов о том, что представляют из себя местные вооруженные группировки и как управляется идлибская экономика — поскольку это может пролить свет на некоторые перспективные модальности урегулирования.

Изначально в основе административной системы Идлиба лежал принцип децентрализации, напоминающий автономную архитектуру местных органов власти в Рожаве (Сирийском Курдистане). Были сформированы 144 муниципальных совета, которые занимались оказанием широкого спектра услуг — от управления булочными до поддержания в рабочем состоянии дорог и уборки мусора. Знаковым стал их статус прямых реципиентов зарубежных донорских поставок. Как метко выразился один из западных гуманитарных работников, «в случае если [в Идлибе – прим. авт.] человек не носит оружия…, он приобщается к власти через [гуманитарную — прим. авт.] помощь». Таким образом, реальное отличие идлибской децентрализации от системы управления, утвердившейся в курдских районах, заключалось в наличии чрезмерной зависимости от внешней поддержки при отсутствии собственной экономической программы и транспарентности.

Игорь Матвеев:
Пандемия в разгар экономического кризиса: вызовы для Сирии

Характерно, что сложившееся в Идлибе доминирование местных экономических авторитетов в сочетании с настороженным отношением населения к внедрению исламского образа жизни (шариата) заставили идеологов Фронта ан-Нусра (организация признана террористической, ее деятельность запрещена на территории России) после захвата провинциального центра в марте 2015 г. воздержаться — не последовав примеру ИГ (организация признана террористической, ее деятельность запрещена на территории России) — от провозглашения исламского «Эмирата» и избрать гибкую тактику. Было заявлено о стремлении учитывать различные интересы, не допуская нарушений. При этом принцип «приглашения» или «исламского мессианства» подразумевал идейную обработку населения посредством общения «лицом к лицу» и публичного порицания в форме кампаний против курения и ношения светской одежды.

Идеологи сменившей ан-Нусру группировки ХТШ, консолидировавшей военный контроль над Идлибом в январе 2019 г., сохранили приверженность прагматизму. Лидер ХТШ Абу Мухаммед аль-Джулани назвал приоритетом сохранение в Идлибе единой светской администрации, имея ввиду созданное 2 ноября 2017 г. зонтичное Сирийское правительство спасения (СПС), в состав которого вошли и сторонники ХТШ, и независимые технократы. Полевые командиры ХТШ из числа сирийцев, невзирая на сопротивление сторонников жесткой линии из Египта и Иордании, начали позиционировать себя в качестве деловых людей, рассматривающих контроль над Идлибом как экономический проект (а на самом деле — средство для личного обогащения).

Негативной стороной «коммерциализации» ХТШ явились попытки подмять под себя транзитную торговлю через КПП «Баб эль-Хава» и поставки в Идлиб турецкого топлива компанией-монополистом «Watad Petroleum». 11 мая 2017 г. ХТШ объявило о создании Общественного учреждения по валютному регулированию и защите прав потребителя с функциями контроля за финансовыми операциями. Большинство этих операций осуществлялись на принципах хавала (основанной на доверии системы неформальных расчетов между брокерами и трейдерами) через местный валютно-финансовый «хаб» — город Сармада в непосредственной близости от КПП «Баб эль-Хава».

Претензии ХТШ на экономическое доминирование не раз вызывали противодействие идлибских авторитетов, использовавших недовольство населения низким уровнем жизни. В октябре-ноябре 2019 г. они смогли вывести на улицы демонстрантов с требованиями отставки СПС и Абу Мухаммеда аль-Джулани. Хотя требование протестующих о смене состава «правительства» было удовлетворено, боевики ХТШ взяли штурмом город Кафр-Тахарим, жители которого отказались уплачивать налог на производство оливкового масла. Новым вызовом стала пандемия Covid-19 — несмотря на поддержку руководством ХТШ карантинно-профилактических мер СПС, многие рядовые боевики отказались подчиниться, продолжив пятничные молитвы в мечетях, исключающие социальное дистанцирование.

Александр Аксененок:
Россия и Сирия: нюансы союзнических отношений

Идлиб для Турции: красная линия или пешка в большой игре?

Безусловным приоритетом для Турции было и остается обеспечение безопасности южных рубежей и противодействие курдскому сепаратизму. В этом смысле сохранение контроля над зоной безопасности на севере Сирии и недопущение военного реванша сирийских курдов, очевидно, являются более важными задачами, чем присутствие в Идлибе — при необходимости Анкара готова сделать его предметом уступок в обмен на укрепление своих позиций на Севере с полным оттеснением курдских отрядов самообороны от границы.

Означает ли это, что турки уже сейчас готовы пожертвовать Идлибом? Безусловно, нет. Это доказывает операция турецких вооруженных сил (ТВС) «Весенний щит» 27 февраля – 6 марта 2020 г., остановившая локальное наступление САА, а также последующее усиление контингента ТВС. Зарубежные эксперты отмечают, что с 2 февраля по 20 октября 2020 г. в Идлиб были передислоцированы 10 615 единиц боевой техники и автотранспорта ТВС. В условиях внутренних экономических трудностей на фоне пандемии Covid-19 турецкая сторона не готова к приему новых волн идлибских беженцев в случае быстрой военной победы Дамаска. Тем более, что в рядах беженцев окажутся непримиримые джихадисты, способные вызвать всплеск терроризма в самой Турции; оптимальным для Анкары сценарием мог бы стать их транзит в горячие точки (такие как Ливия, Нагорный Карабах).

Кажущаяся решительность турок в Идлибе мотивируется далеко не в последнюю очередь их стремлением сохранить на территории САР «заповедники для оппозиции». Привязав их к себе экономически (в зоне безопасности на севере Сирии и Идлибе турецкая лира сменяет сирийский фунт на фоне действия американского «Акта Цезаря»), турецкое руководство делает ставку на «козырную карту мятежных территорий» в торге с Дамаском, Москвой и Тегераном по поводу будущего политического устройства Сирии. В том же ключе следует рассматривать усилия Турции по созданию в Идлибе альянса из «Сирийского корпуса» и других участников ФНО с «конструктивными элементами» ХТШ, утечки о которых попали на интернет-ресурсы, близкие к сирийской оппозиции.

Наконец, руководство Турции во главе с Р.Т. Эрдоганом все чаще смотрит на «идлибский вопрос» через призму непростого диалога с Россией в плоскости ливийского и карабахского конфликтов (российские СМИ охарактеризовали авиаудар ВКС РФ по боевикам «Сирийского корпуса» в Идлибе 26 октября 2020 г. по формуле «Бах за Карабах»). Начавшаяся передислокация восьми наблюдательных постов ТВС в Идлибе, оказавшихся блокированными в освобожденной САА зоне (пост в Мореке был эвакуирован 19–20 октября 2020 г.) объясняется не только соображениями безопасности, но и стремлением избежать жесткой конфронтации с Москвой в Сирии, не отвечающей интересам Анкары в свете поддержки турками азербайджанского наступления в Нагорном Карабахе.

Резюмируя сказанное, можно сделать вывод о том, что Идлиб сохраняет ценность для Турции, однако, в отличие от зоны безопасности в северной Сирии, его нельзя признать «красной линией» в архитектуре турецких национальных интересов, за которые Анкара намерена сражаться до конца.

Игорь Матвеев:
Закон Цезаря: новый вызов для Сирии?

Военный сценарий или политический компромисс?

Не сбрасывая со счетов гипотетическую возможность восстановления властями САР контроля над Идлибом военным путем — при содействии союзников в лице России и Ирана, — подобный сценарий сегодня представляется маловероятным. Он будет иметь резко негативные последствия для самих сирийцев, вызвав локальную гуманитарную катастрофу, хаос, а также резкое ухудшение криминогенной обстановки (наблюдавшееся, например, после победы правительственных сил над отрядами оппозиции на юге Сирии летом 2018 г.) и даже бегство разрозненных групп террористов в другие районы страны.

Предпочтительным представляется компромиссный сценарий урегулирования идлибской проблемы — по сути, адаптированное к местной специфике замирение, которое основывалось бы на принципах четырех «Д»:

— дерадикализация оппозиции (в первую очередь, ХТШ); она возможна после ухода из Идлиба непримиримых и «профессиональных» боевиков, в основном иностранцев; в этом сходятся интересы внешних акторов;

— деидеологизация региональной элиты — отход от идей джихадизма в пользу реализации консенсусной программы социально-экономического строительства с участием местных групп влияния и технократов;

— демилитаризация идлибской зоны — постконфликтная интеграция бывших боевиков в территориальные правоохранительные органы и муниципальные структуры;

— децентрализация — придание Идлибу особого переходного статуса в составе единой Сирии. В практической плоскости это могло бы подразумевать принятие отдельной социально-экономической программы по восстановлению Идлиба с международным финансированием и созданием условий для вертикальной интеграции региональной элиты в общенациональную после роспуска «Сирийского правительства спасения».

Роль России в решении проблемы Идлиба

Являясь ведущим внешним актором сирийского конфликта, Российская Федерация обладает реальными возможностями уже сейчас внести активный вклад в приближение мирного урегулирования проблемы Идлиба, а именно — 1) ориентировать сирийские власти не на блицкриг, а на замирение; 2) содействовать, в том числе совместно с Турцией, подключению конструктивно настроенных представителей региональной элиты к инклюзивному сирийскому мирному процессу; 3) продолжать оказывать военную поддержку сирийским правительственным силам с целью предотвращения провокаций со стороны идлибских радикалов, направленных на подрыв перспектив мирного урегулирования.