«Северный поток — 2»: за и против

Когда в июне 2015 г. в рамках Петербургского международного экономического форума представители «Газпрома» заявили о строительстве двух дополнительных ниток газопровода «Северный поток», мало кто ожидал, что компании удастся так быстро собрать вокруг себя круг заинтересованных участников. На сегодня инициатива, получившая название «Северный поток — 2», представляет собой ключевой аспект линии «Газпрома» на европейском направлении после того, как осуществление «Южного потока» и «Турецкого потока» в силу разных причин сошло на нет.

Когда в июне 2015 г. в рамках Петербургского международного экономического форума представители «Газпрома» заявили о строительстве двух дополнительных ниток газопровода «Северный поток», мало кто ожидал, что компании удастся так быстро собрать вокруг себя круг заинтересованных участников. На сегодня инициатива, получившая название «Северный поток — 2», представляет собой ключевой аспект линии «Газпрома» на европейском направлении после того, как осуществление «Южного потока» и «Турецкого потока» в силу разных причин сошло на нет.

К сентябрю 2015 г., когда было заключено Соглашение акционеров проекта «Северный поток — 2» , выкристаллизовался список участников: «Газпрому» полагалось 51% долевого капитала, иностранным партнерам «E.On», «Royal Dutch Shell», «Wintershall/BASF», OMV — по 10%, «Engie» — 9%. Впоследствии «Газпром» продал 1% акций французской «Engie», и долевое участие всех иностранных партнеров достигло 10%. Предполагается, что совокупная мощность третьей и четвертой ниток трансбалтийского газопровода достигнет 55 млрд м³ в год, как и в случае с «Северным потоком — 1», который пока не заработал на полную мощность. В отличие от первых двух ниток, берущих свое начало в окрестностях Выборга, отправной точкой «Северного потока — 2» должна стать Усть-Луга.

Все иностранные компании, участвующие в проекте «Северный поток — 2», в той или иной мере связаны с Россией. «E.On» имеет 5 действующих электростанций на российской территории, «Royal Dutch Shell» владеет 27,5% долевого капитала проекта «Сахалин-2», OMV уже несколько десятилетий является стабильным партнером (в 1968 г. она первой из западноевропейских компаний заключила контракт на поставку газа из СССР), «Wintershall» и «Engie» принадлежат доли в «Северном потоке — 1». Цель всех участников проекта — консолидация позиций на российском рынке, что особенно важно в условиях геополитической напряженности и санкций.

Хотя в проекте «Северный поток — 2» участвуют не только германские компании, на государственном уровне именно Германия оказывает ему наибольшую поддержку. При этом положение федеральных властей ФРГ довольно затруднительное: Берлину нужно, с одной стороны, не дать повода для подозрений в невыполнении общеевропейских энергетических директив, а с другой — добиться реализации собственных интересов. Не оказывая содействия, но и не противодействуя «Северному потоку — 2», федеральные власти стремятся избежать гнева других стран-членов ЕС и предпочитают ссылаться на исключительно коммерческий характер данной энергетической инициативы. Тем не менее о заинтересованности Берлина в осуществлении проекта свидетельствует целый ряд факторов.

Во-первых, состоявшийся в конце октября 2015 г. визит вице-канцлера ФРГ З. Габриэля в Москву выявил заинтересованность официального Берлина в том, чтобы проект реализовался вне правового поля панъевропейских институтов. З. Габриэль заявил, что самое важное — сохранить контроль германских властей над принятием решений по этим вопросам, благодаря чему Берлин «сможет ограничить масштаб политического вмешательства извне».

Gazprom.ru
«Северные потоки I, II»

Во-вторых, за несколько дней до католического Рождества Федеральное антимонопольное ведомство Германии одобрило вхождение европейских компаний в долевой капитал проекта. Таким образом, был завершен процесс юридического оформления совместного предприятия, которое будет строить газопровод.

Примечательно, что Берлином регулярно озвучивается одно из требований для успешного осуществления «Северного потока — 2» — сохранение статуса транзитной страны для Украины после 2019 г. Стремление «Газпрома» завершить транспортировку газа через украинскую территорию высказывалось на протяжении нескольких лет. Однако в июле 2015 г. на фоне активнейшего обсуждения параметров «Северного потока — 2» российский концерн уже не был столь резок в высказываниях и допустил возможность продления поставок после 2019 г.

Несмотря на риторику, окрашенную в тона общеевропейской солидарности и необходимости выстраивания единой энергетической политики, реализация «Северного потока — 2» касается в первую очередь финансов. Например, высокопоставленные представители Польши, присоединившейся к центральноевропейскому призыву включить вопрос о «Северном потоке — 2» в повестку саммита ЕС 17–18 декабря 2015 г. с целью помешать строительству, заявили: Варшава готова участвовать в проекте, но при одном условии — газопровод должен пройти по польской территории. Существенные потери из-за прекращения транзита — наиболее болезненное последствие реализации «Северного потока — 2» для Украины, Словакии, Польши, в меньшей степени для Румынии, Чехии и Венгрии. Даже в кризисном 2015 г. Украина получила около 2 млрд долл. в качестве транзитных платежей (в 2013 г. вдвое больше). Этим и объясняются регулярные требования заблокировать строительство «Северного потока — 2», с которыми к ЕС обращаются представители украинского истеблишмента. При этом они ссылаются на то, что проект не отвечает интересам ни Евросоюза, ни Киева.

В случае реализации «Северного потока — 2» транзит газа через Украину не будет приостановлен, так как в соответствии с долгосрочными контрактными обязательствами «Газпром» должен гарантировать стабильность поставок в страны Центральной и Восточной Европы. Тем не менее транзитные объемы газа, не предназначенные для центральноевропейских государств, в том числе поступающие через газопровод Ямал — Европа, будут проходить по новому маршруту. Германия станет крупнейшим газовым хабом Европы, а «Газпром» добьется позиции ведущего поставщика газа в Германию с 60-процентной долей на рынке.

Однако на пути успешной реализации «Северного потока — 2» имеется ряд препятствий. Чаще всего упоминаются нецелесообразность увеличения поставок газа и неэкономический характер решения. Однако эти утверждения представляются голословными и необоснованными. В любом случае речь идет о существенно меньшем риске, чем обструкционистская позиция ЕС.

www.nord-stream.com

Лейтмотивом статей, в которых выражается скептицизм по поводу целесообразности «Северного потока — 2», служит констатация непременного падения спроса на газ в Европе в долгосрочной перспективе. Отправная точка для скептических прогнозов — снижение потребления газа на 23% в 2010–2014 гг. Однако причина столь резкого падения кроется в возрождении одного из наиболее загрязняющих источников энергии — угля. В ходе мирового финансового кризиса уголь стал своеобразным буферным инструментом для многих стран — именно благодаря его низкой цене и доступности (особенно это касается загрязняющего атмосферу бурого угля) Германия и Великобритания смогли сохранить рентабельность выработки электроэнергии.

В сфере производства электрической энергии Европа в последние годы развивалась прямо противоположно Соединенным Штатам. Рост добычи сланцевого газа в США способствовал уменьшению роли угля в выработке электроэнергии, а излишние объемы дешевого угля были экспортированы в европейские страны. Однако с подписанием Парижского соглашения по климату от 12 декабря 2015 г., нацеленного на недопущение повышения средней температуры планеты более чем на 2 C, угольную промышленность Европы ожидают довольно мрачные перспективы. Правительства ряда западноевропейских государств добиваются законодательного запрета на использование угля (Нидерланды) или доведения его доли до минимального уровня (в Великобритании 1%). Помимо государственных мер, европейской угольной промышленности угрожает подорожание ресурсов. По данным Международного энергетического агентства (МЭА), к 2025 г. тонна угля может стоить около 30 долл., а к 2040 г. — 50 долл.

С учетом этих обстоятельств можно прогнозировать, что уже в ближайшие годы в Западной Европе будет наблюдаться ярко выраженный рост потребления газа. По прогнозам МЭА, в Европе спрос на газ не будет падать по крайней мере до 2040 г., демонстрируя в течение этого периода рост в 0,8% (к 2040 г. — 610 млрд м³ газа). Целесообразность «Северного потока — 2» обусловливается также снижением темпов добычи газа в Западной Европе. В Нидерландах пик добычи был пройден в 2007–2008 гг. Стремительное падение темпов производства газа на крупнейшем месторождении «Слохтерен» приведет к тому, что через 15 лет страна превратится в нетто-импортера голубого топлива. Великобритания с 2005 г. потребляет больше природного газа, чем способна произвести. Параллельно со снижением собственных объемов добычи Лондон будет постепенно выводить из строя наиболее загрязняющие окружающую среду угольные ТЭЦ, что даст дополнительный стимул импорту газа. Ожидается, что к 2020 г. зависимость Великобритании от импорта газа достигнет 70–75%. Что касается Франции, то ей так и не удалось выработать последовательную линию относительно замещения мощностей, которые будут выведены из строя к 2025 г. из-за решения довести долю ядерной энергетики в энергетическом балансе страны до 50%. В связи с этим Париж также мог бы извлечь существенную пользу из дополнительного источника энергии.

Как это ни парадоксально, но именно в Германии, наиболее заинтересованной в реализации «Северного потока — 2», существует больше всего препятствий для увеличения доли газа в энергетическом балансе страны. В 2015 г. 44% производства электроэнергии приходилось на угольные ТЭЦ. Под натиском угольного лобби правительство отказалось от намерений ввести сбор за использование старых ТЭЦ, и маловероятно, что до парламентских выборов 2017 г. в этом плане произойдут какие-либо изменения.

cornerstonemag.net

Конъюнктура на газовом рынке Западной Европы в целом способствует строительству нового газопровода. Однако будущее «Северного потока — 2» будет решаться не под влиянием конъюнктуры — действия Европейской комиссии свидетельствуют о том, что проект неизбежно столкнется с административным сопротивлением Брюсселя. Глава Европейского совета Д. Туск уже заявил, что «Северный поток — 2» не соответствует нормам ЕС, так как не укрепляет энергетическую безопасность интеграционного объединения. Поскольку юридический режим морских газопроводов остается неурегулированным, никто не сможет помешать «Газпрому» строить газопровод. Остальное, по-видимому, будет зависеть от того, до какой степени регулятивные органы ФРГ смогут сохранить вопрос «Северного потока — 2» в своем ведении.

«Газпром» может столкнуться и с внутренними проблемами, так как реализация проекта газопровода «Сила Сибири», стоимость которого оценивается в 55 млрд долл. , может связать финансовые и производственные возможности российского концерна. Учитывая, что «Газпром» ведет переговоры о возможном допуске к проекту третьих сторон, его способность гарантировать дополнительные 55 млрд м³ газа в год пока ничем не подтверждена.

На сегодня Россия поставляет в страны Европы транзитом через территорию Украины около 56 млрд м³ газа. Газопровод «Северный поток — 2», если будет построен, не решит все проблемы, связанные с рисками на украинском направлении, тем более, существует вероятность того, что он не будет функционировать на полную мощность (как и в случае с первыми двумя нитками). Однако он приведет к существенной минимизации проблем, а это именно то, что необходимо газовому монополисту, учитывая, что финансовый баланс «Газпрома» регулярно оказывается в «красной зоне».

Единственное серьезное препятствие на пути реализации проекта представляют панъевропейские структуры Евросоюза. По крайней мере семь стран-членов ЕС (Польша, Румыния, Словакия, Венгрия, Латвия, Литва и Эстония), опасаясь прекращения транзитных платежей или дав волю неприкрытой русофобии, выступили с протестом против реализации «Северного потока — 2». Панъевропейские власти, обеспокоенные перспективой строительства газопровода «Посейдон», призванного соединить Грецию и Италию, заявили в феврале 2016 г., опираясь на петицию семи стран, о стремлении укрепить контроль над энергетическим сектором. Для этого им необходимо получить доступ к коммерческим контрактам и содержащимся в них деталям ценообразования.

Рациональные интересы ЕС в отношении России сводятся к достижению наиболее оптимальной переговорной позиции на фоне снижения добычи из других источников, традиционно поставляющих газ в Европу. Существует возможность иррационального поведения европейских структур, т.е. приоритизации покупок более дорогого природного газа (как в случае с поставками американского СПГ в Литву). Однако ввиду слабого экономического роста на континенте такой вариант маловероятен.

Интересы России и «Газпрома» часто ошибочно отождествляют, но в данном случае они в большой степени совпадают. Для российского государства не важно, будет ли газ добыт и поставлен «Газпромом» или компанией «НОВАТЭК», стремящейся экспортировать газ в направлении Европы, лишь бы их деятельность генерировала доход. Переплетение госаппарата и «Газпрома» не способствует конкурентной борьбе на внутрироссийском рынке. Для повышения конкурентоспособности газовых компаний России следовало бы провести либерализацию, пусть и частичную, газового сегмента энергетики. Однако маловероятно, что даже в этом случае европейские структуры изменят свое отношение к поставкам российского газа.

Таким образом, необходимость строительства «Северного потока — 2» обусловливается тем, что газопровод позволит минимизировать риски, связанные с транзитными поставками через нестабильные государства, и одновременно сохранить за Россией ее долю рынка.