Российское «возвращение в Африку»: неожиданность или закономерность?

В конце июля (с 23 по 27 июля) 2022 г. состоялся визит российского министра иностранных дел в Африку. В ходе этого турне Сергей Лавров посетил Египет, Конго, Уганду и Эфиопию. В своей статье, приуроченной к поездке в Африку, российский министр отмечал растущую роль африканских стран в глобальной политике и экономике, а также голос Африки в мировых делах. И с этой точки зрения российское «возвращение» на континент хоть и запоздалый, но все же закономерный процесс.

В новых геополитических реалиях России уже не удастся ограничиться антиколониальным дискурсом, а также принципом «наша страна никому ничего не навязывает, не учит жизни других». Задача, безусловно, осложняется для Москвы еще и тем, что в современных реалиях конкуренция за Африку существенно возрастает, а российское проникновение в регион будет сопровождаться колоссальным противодействием со стороны Запада. С другой стороны, тот факт, что конфронтация с Западом приобрела масштабный и долгосрочный характер, переводит «возвращение» в Африку в разряд стратегических задач для российской внешней политики.

В конце июля (с 23 по 27 июля) 2022 г. состоялся визит российского министра иностранных дел в Африку. В ходе этого турне Сергей Лавров посетил Египет, Конго, Уганду и Эфиопию. В своей статье, приуроченной к поездке в Африку, российский министр отмечал растущую роль африканских стран в глобальной политике и экономике, а также голос Африки в мировых делах. И с этой точки зрения российское «возвращение» на континент хоть и запоздалый, но все же закономерный процесс.

Забытый регион

Никита Панин:
Возможен ли африканский гамбит во внешней политике России?

Учитывая весьма скромный интерес к Африке в постсоветской России, который начал формироваться лишь в конце 2010-х гг., неудивительно, что поездка министра стала одним из наиболее знаковых событий в истории современных российско-африканских отношений. Российское высшее руководство на протяжении последних 30 лет вообще не баловало африканский континент своим присутствием: к середине 2010-х гг. «лишь 10–12 африканских государств принимали российских государственных лидеров и федеральных министров» [1]. К числу стран, обделенных российским вниманием, можно отнести и Республику Конго, где не видели российских чиновников подобного уровня ни разу с момента распада СССР. А российский президент Владимир Путин и вовсе никогда не посещал страны Африки южнее Сахары за исключением ЮАР.

Тем не менее России удалось сохранить уважительные отношения с африканскими странами. Конечно, за 2,5 десятилетия, что Африка занимала периферийное место в иерархии российских внешнеполитических интересов, советские позиции в регионе были потеряны [2]. Однако, с другой стороны, российское бездействие в Африке в 1990-е и 2000-е гг. не способствовало выработке негативного отношения к России со стороны местного населения и элит, какое можно наблюдать в отношении других сверхдержав [3].

Однако осознание важности африканского континента для России происходило параллельно с ухудшением отношений с западными странами. И с этой точки зрения африканский вектор российской внешней политики — часть глобального процесса, т.н. «поворота России в сторону Востока» [4]. Если операция российских ВКС в Сирии в 2015 г. еще оставляла сомнения относительно долгосрочности российской ориентации на Восток, то созванный по инициативе российского президента саммит «Россия — Африка» в Сочи в 2019 г., в котором приняли участие более 40 глав африканских государств и где была озвучена задача наращивания сотрудничества с африканскими странами, не оставил сомнений на этот счет.

Африка ждет

Российский интерес к Африке, который наблюдается в последние годы, безусловно имеет свой отклик на континенте. В странах региона уже давно существует запрос на диверсификацию внешних связей. Ощущая возросший интерес к Африке со стороны мирового сообщества, местные элиты стараются избавиться от исключительного «патронажа» со стороны внешних сил, пытаясь спровоцировать конкуренцию крупных мировых игроков на своей территории. В этой связи бывший российский посол в Мали Евгений Корендясов отмечает, что «африканцев привлекает российская концепция нового мироустройства, основанная на многополярности и приверженности национальному суверенитету, противодействии западному сообществу, стремящемуся сохранить любой ценой свое лидерство в мире. Они хотели бы видеть Россию в качестве балансира при выстраивании своих отношений с Западом и, в какой-то мере, с Китаем» [5].

Официальная позиция Кремля по Африке часто перекликается с антизападной риторикой Москвы по многим вопросам внешней политики. Основная идея, которая просматривается в выступлениях российских официальных лиц, — это деструктивная, неоколониалистская роль Запада в африканских странах, которая противопоставляется российскому подходу, основанному на принципах равноправного сотрудничества и невмешательства. Так, в интервью РИА Новости заместитель министра иностранных дел России Сергей Вершинин определил принцип российско-африканских отношений следующим образом: «африканские проблемы требуют африканских решений».

Вообще нарратив борьбы с колониализмом, каким бы старомодным он ни казался в ХХI в., продолжает занимать важное место в российском официальном дискурсе и пользуется спросом в Африке. К примеру, на саммите «Россия — Африка» Сергей Лавров говорил о том, что «процесс деколонизации нельзя считать завершенным», указав, что архипелаг Чагос и о. Майотта все еще ждут избавления от колониального гнета. Этот же тезис российский министр повторил и в преддверии своего визита в Африку в 2022 г., заявив о том, что Россия «солидарна с требованиями африканцев завершить процесс деколонизации и оказывает содействие соответствующим инициативам на площадке ООН».

Возвращение в новых условиях

Алексей Чихачев:
Франция — Африка: к новой модели отношений?

Начавшаяся в феврале 2022 г. специальная военная операция на Украине не могла не сказаться и на отношениях России со странами Африки. Дать однозначную оценку тому, как ситуация на Украине в результате скажется на российском «возвращении» на континент сегодня затруднительно. Однако можно отметить, что практически открытая конфронтация России со странами Запада, которая, по всей видимости, будет носить долгосрочный характер, фактически не оставляет российскому руководству иного выбора помимо активизации работы в Азии и Африке.

Недавний визит Сергея Лавров в Африку был призван, с одной стороны, донести российское видение сложившейся геополитической ситуации, а с другой — показать, что за пределами западного мира есть страны, готовые развивать сотрудничество с Россией вопреки санкционной политике. В какой-то степени ситуация, которую мы наблюдаем сегодня, напоминает времена холодной войны и сопутствующую ей борьбу за влияние в странах Африки.

Визит Сергея Лаврова на континент совпал с африканским турне президента Франции Эммануэля Макрона, который посетил Камерун, Бенин и Гвинею-Биссау. Одной из целей своего визита в Африку французский лидер назвал «противодействие российской экспансии на континенте». А в начале августа 2022 г. в Африку прибыл госсекретарь США Энтони Блинкен, в планах которого значилось посещение ЮАР, Демократической Республики Конго и Руанды. Американское внимание к африканским странам также было связано с обеспокоенностью Вашингтона растущим влиянием Китая и России на континенте. Более того, в преддверии визита С. Лаврова президент США Джозеф Байден анонсировал проведение саммита «США-Африка» на высшем уровне в декабре 2022 г. Причем можно предположить, что время проведения мероприятия было выбрано неслучайно и совпадало с первоначальными сроками проведения второго саммита «Россия — Африка» в конце 2022 г.

Реалии таковы, что на сегодняшний день Россия не в состоянии на равных конкурировать с Западом в информационном плане. Не являются исключением и страны Африки, чье медийное пространство практически полностью лишено «голоса» России. Здесь также важно отметить, что африканское турне С. Лаврова проходило на фоне неутихающих дискуссий о глобальном продовольственном кризисе, а также угрозе голода, грозящего Африке. Всемирная продовольственная программа ООН выпустила отчет, в соответствии с которым около 50 млн жителей Африки могут столкнуться с нехваткой продовольствия в 2022 г. В этой связи от Москвы ждали, если угодно, ее собственной, альтернативной версии происходящего на Украине, а также прогнозов относительно дальнейшего развития событий.

С этой точки зрения неудивительно, что выбор С. Лаврова пал на Египет и Эфиопию. Посещение этих стран позволило добиться наиболее широкого охвата: в Каире расположена штаб-квартира Лиги арабских государств, в то время как в Эфиопии базируется Африканский союз. Обе площадки были использованы министром для изложения российского взгляда на украинский кризис, а также складывающуюся глобальную геополитическую ситуацию.

В свою очередь посещение Уганды и Республики Конго было продиктовано чисто прагматическими соображениями — руководство обеих стран испытывает симпатии в отношении России. Республика Конго вплоть до распада СССР была частью социалистического блока, а после прихода к власти в 1997 г. действующего президента Дени Сассу-Нгессо выступала за расширение российско-африканских отношений. То же можно сказать и об Уганде под руководством действующего президента Йовери Муссевени, которая сегодня является основным покупателем российского вооружения в странах Африки южнее Сахары. Иными словами, в обоих случаях российскому министру гарантировано был бы оказан теплый прием и предоставлена возможность продемонстрировать всему миру, что, несмотря на давление и антироссийскую политику Запада, у России есть друзья, которые готовы продолжать торговое и экономическое сотрудничество с ней.

Борьба за Африку 2.0

Ярослав Лисоволик:
Возможности сопряжения интеграционных платформ по оси Север — Юг

С точки зрения поставленных целей результаты африканского турне российского министра можно считать достигнутыми. Российскому руководству удалось показать, что за пределами западного мира стараются избегать однозначных и категоричных оценок происходящего на Украине. Более того, африканские лидеры обозначили готовность руководствоваться сугубо прагматичными соображениями в реализации их внешнеполитической деятельности, опираясь, прежде всего, на собственные национальные интересы. Здесь весьма показательным представляется тот факт, что среди африканцев популярна интерпретация украинских событий как противостояние России и Соединенных Штатов. А в условиях присущего Африке антиамериканизма неудивительно, что симпатии многих африканцев лежат на стороне Москвы. В ходе визита российского министра в Африку местные элиты воздерживались от открытой критики проводимой Россией внешнеполитической линии, даже несмотря на оказываемое давление и негативное влияние российской специальной военной операции на ситуацию на континенте. Напротив, слова С. Лаврова встречали понимание африканцев.

Однако здесь необходимо сделать две оговорки. Во-первых, весьма благожелательное отношение к России среди африканцев во многом является следствием двух единовременных тенденций: их кризиса в отношениях с Западом (в первую очередь, с Францией) и актуализации хоть и весьма старого, но еще не забытого на континенте дискурса о геополитическом соперничестве великих держав за влияние. И с этой точки зрения раскол в отношениях России с Западом играет на руку африканским странам. Россия вынуждена более активно включаться в африканскую повестку, что, в свою очередь, позволяет местным элитам балансировать между ведущими мировыми державами и диверсифицировать свои внешнеполитические связи.

Очевидным преимуществом для Москвы может стать то, что она обладает весьма неплохими стартовыми возможностями. В то время как страны Восточной Европы переживают очередной период отторжения советского прошлого, страны Африки, напротив, испытывают ностальгию по советско-африканскому сотрудничеству. Можно сказать, что специфика российско-африканских отношений на современном этапе заключается в том, что они не строятся на каких-либо объективных показателях, свидетельствующих об укреплении отношений между странами (например, на тесных экономических связях), но базируются, скорее, на эмоциях. Причем на эмоциях, вызванных, с одной стороны, разочарованием в отношениях с французами, а, с другой, ностальгией по опыту советско-африканского взаимодействия.

Во-вторых, позитивный имидж России в Африке априори носит краткосрочный характер. К концу 2010-х гг. Россия задекларировала свое намерение «вернуться» в Африку, и это решение было воспринято африканцами с оптимизмом. Однако российскому «возвращению» на континент уже сейчас необходимо придавать практическое измерение. Интерес к России на континенте начал возрастать по мере того, как она стала позиционировать себя в качестве сверхдержавы, бросив вызов однополярному миру. Это, в свою очередь, требует более глубокого осмысления места Африки во внешней политике России, чем до начала специальной военной операции на Украине.

Таким образом, в новых геополитических реалиях России уже не удастся ограничиться антиколониальным дискурсом, а также принципом «наша страна никому ничего не навязывает, не учит жизни других». Задача, безусловно, осложняется для Москвы еще и тем, что в современных реалиях конкуренция за Африку существенно возрастает, а российское проникновение в регион будет сопровождаться колоссальным противодействием со стороны Запада. С другой стороны, тот факт, что конфронтация с Западом приобрела масштабный и долгосрочный характер, переводит «возвращение» в Африку в разряд стратегических задач для российской внешней политики.

1. Корендясов Е.Н. Российско-африканские отношения на новом старте» // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Международные отношения, № 2, 2016. С. 203-214.

2. См., например: Васильев А.М. Африка – падчерица глобализации. М.: Восточная литература, 2003; Васильев А.М. Африка и вызовы ХХI века. М.: Институт Африки РАН, 2012.

3. See, e.g., Koepf T. The Problems of French-led Peace Operations in Francophone Sub-Saharan Africa // International Peacekeeping, Vol. 19, № 3, 2015. Р. 333-347; Samy Y. China's Aid Policies in Africa: Opportunities and Challenges, The Round Table, 99:406, 2010. Р. 75-90.

4. See, e.g., Blakkisrud, H. An Asian pivot starts at home: the Russian far east in Russian regional policy. Palgrave Pivot, Cham, 2018; Karaganov, S., & Makarov, I. Turning to the East: Results and Problems // Journal of Siberian Federal University. Humanities & Social Sciences. Supplement, № 8, 2015. P. 6-10; Korolev, A. Russia's reorientation to Asia: Causes and strategic implications // Pacific Affairs, Vol. 89, № 1, 2016. Р. 53-73.

5. Корендясов Е.Н. Российско-африканские отношения на новом старте» // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Международные отношения, № 2, 2016. С. 203-214.