Преграды и возможности пророссийского лоббизма в США

Сегодня, когда США обвиняют Россию во всех возможных грехах, пожалуй, самое неудачное время для активизации пророссийского лобби. Однако кризис в двусторонних отношениях также связан и с кризисом взаимопонимания и межчеловеческого взаимодействия. У России все еще сохраняется набор инструментов, который мог бы стать основой новой стратегии и привести к более продуманному взаимодействию с американской политической системой.

Во-первых, России необходимо восполнять недостаток коммуникации с представителями истеблишмента, и здесь следует еще раз внимательней посмотреть на взаимодействие корпоративного сектора с лоббистами, так как это самый короткий, но недостаточно эффективный на сегодняшний день путь к ключевым центрам принятия решений. Во-вторых, Россия должна рассматривать российские общины в США не как агентов влияния русского мира, а как мост, способный теснее связать российское и американское политическое, экономическое, культурное пространство в условиях глобализации. В-третьих, нужно в корне менять стратегию взаимодействия с американским медийным пространством. В-четвертых, необходимо работать над укреплением научно-академических связей. В-пятых, государство и корпоративный сектор должны активнее задействовать российское экспертное сообщество, которое должно укреплять фронт взаимодействия с политической системой и американскими коллегами. В-шестых, требуется усиление культурно-исторического диалога.

После окончания холодной войны возможность создания российского лобби в США не перестает быть темой для обсуждения в среде отечественных экспертов, политиков и дипломатов. Очередной всплеск интереса происходит сегодня на фоне постоянного раскручивания маховика антироссийских санкций американскими законодателями. Вновь звучат требования выработать порядок действий по работе с вашингтонским истеблишментом, особенно со стороны российского бизнеса, который больше всего оказался под ударом. Тем не менее этой дискуссии часто не хватает целостности, так как ставятся сиюминутные тактические задачи без проработки более глобальных долгосрочных вопросов. На какой социально-политической основе возможно создать полноценное российское лобби? В какой конкурентной среде ему придется функционировать и что позволит занять выигрышные позиции? Наконец, зачем в принципе России нужны свои лоббисты в Вашингтоне, если двусторонние отношения находятся в перманентном кризисе? Ответы на данные вопросы звучат обрывочно и неполно. Представляется необходимым оценить объективные проблемы и понять, на каких основаниях и в каком виде возможно продвижение пророссийских интересов и позиций в американской политической системе.

Роль стратегической коммуникации

Юрий Ламберт:
Санкции США. Юридический, судебный и лоббистский механизм оспаривания в США санкций против российских юридических лиц

В условиях непрекращающейся волны негатива в российско-американских отношениях, ухудшения имиджа России на Западе, потери контакта со многими традиционными иностранными партнерами перед страной встала необходимость выбора очередной коммуникационной стратегии, которая была бы направлена на стабилизацию ситуации и возвращение взаимного доверия. Соединенным Штатам в этой стратегии обычно отводится второстепенная роль, так как американский истеблишмент априори считается отрицательно настроенным по отношению к России, и оба государства не считают друг друга приоритетными с точки зрения развития торговых, экономических и научно-технологических связей. Это, однако, не отменяет того факта, что Соединенные Штаты обладают значительным, а часто решающим влиянием по целому спектру областей, затрагивающих национальные интересы России. Как минимум это дискурсивно-информационное пространство, финансы и инвестиции, энергетика, стратегическая безопасность. Однако дипломатического взаимодействия и слабо развитых экономических отношений сегодня недостаточно для того, чтобы Россия могла оказывать значимое воздействие на американскую позицию по данным направлениям, либо перехватывать повестку. Внедипломатические контакты, которые должны не только подкреплять формальные отношения, но и создавать необходимый пророссийский дискуссионный и информационный фон носят скорее тактический характер и направлены на решение узкопрофильных задач, а не на коренное изменение ситуации.

Причин тому множество, однако главная заключается в том, что за последние четверть века Россия практически не предпринимала масштабных, продуманных попыток мягкого влияния в США, которые привели бы к переменам прежде всего на символическом уровне. В результате негативные стереотипы россиян об Америке и американцев о России вместо того, чтобы вымываться, стали цементироваться и все сильнее оказывать влияние на процесс принятия решений с обеих сторон. Антиамериканская риторика в России наряду с русофобскими настроениями в США создали новый тупик. И чем дольше мы в нем будем находиться, тем большим количеством мифов будут обрастать отношения России с США и Западом в целом. Эти мифы будут формировать соответствующие решения, а решения — новую институциональную среду, из которой выход искать гораздо труднее в сравнении со средой символической.

Особенно показательна данная ситуация на фоне успешных политических и информационных кампаний, проводимых постсоциалистическими и постсоветскими странами, для многих из которых лоббизм в Вашингтоне рассматривается как один из элементов целостной стратегии интеграции в евроатлантические экономические, политические и военные структуры. Конечно, можно бесконечно задаваться вопросом, в какой степени современное видение интеграции в Москве созвучно с аналогичными процессами на Западе, однако очевидно, что Россия воспринимает себя в качестве одного из ключевых элементов мировой политической и экономической системы. Следовательно, донесение данного видения до ключевых точек принятия решений в данной системе является не просто технологической прихотью; это должно стать частью государственного мышления. Необходимо, чтобы такое мышление, с одной стороны, отвечало рациональным интересам страны, а с другой — способствовало тому, чтобы российские интересы воспринимались естественно и были бы предметом для обсуждения, а не для автоматического их отклонения и признания враждебными.

Ограниченность точечного влияния

Андрей Кортунов:
Российские подходы к США: кто удивил, тот победил

Первая проблема, бросающаяся в глаза, заключается в том, что американский политический механизм в целом был и остается для российских официальных лиц терра инкогнита — мало кто понимал и понимает его сложноустроенность и многоуровневость, хотя на поверхности все кажутся экспертами. В результате максимум, на который всегда были способны российские власти либо группы интересов, — наем вашингтонских лоббистов, направленный преимущественно на точечное отстаивание интересов и репутации, минимизацию финансовых и инвестиционных рисков. В американской столице сложился пул фирм, защищающих интересы российских компаний. Среди них сегодня можно выделить McLarty Inbound и Squire Patton Boggs (работают с компанией «Газпром» и ее дочерними структурами), Mercury («Новатэк»), Sidley Austin (ВТБ), BGR Group («Альфа Банк»), Madison Group и SGR LLC («Сбербанк»), Prime Policy Group (МТС), Gibson, Dunn & Crutcher («Трубная металлургическая компания»), Madison Group (оператор коммерческих пусков ракеты «Протон» International Launch Services, подконтрольный центру имени Хруничева); свои лоббисты есть у «Северного потока — 2» и «Евраза».

Согласно открытым данным, российские компании из первой сотни по уровню капитализации и аффилированные с ними структуры в 2016 г. вложили в лоббистские услуги в США 1,65 млн долл., в 2017 г. сумма составила 1,73 млн долл. Причем последнее число не учитывает расходов со стороны международного консорциума Nord Stream 2 AG, который за 2017 г. потратил 1,45 млн долл., работая с четырьмя разными фирмами. По сравнению с предыдущими годами это заметный скачок, который был вызван в основном санкциями против российского корпоративного сектора. И если интересы российских энергетических и металлургических компаний в той или иной степени всегда были представлены в США, то банковский сектор, оказавшись под ударом кредитных ограничений, проявил до этого момента невиданную активность. Только за 2015–2016 гг. «Сбербанк», «Газпромбанк» и «Альфа Банк» официально перечислили своим лоббистам 1,76 млн долл.; услуги банку ВТБ фирмой Sidley Austin оцениваются в 440 тыс. долл.

До украинского кризиса наиболее известными российскими проектами в Вашингтоне занималась фирма Ketchum, в течение девяти лет продвигавшая имидж России в глобальном пространстве и работавшая напрямую с российскими официальными лицами, а также со структурами «Газпрома». Наиболее громкими достижениями Ketchum считаются выбор В. Путина человеком года журналом Time в 2007 г., а также публикация статьи президента России в The New York Times в 2013 г. При этом компания не раз становилась объектом критики за сотрудничество с Россией, особенно в периоды конфликтов в Грузии и на Украине. В 2015 г. контракт был приостановлен по обоюдному согласию — российская сторона посчитала нецелесообразным продлевать его «в условиях информационной войны», Ketchum же начала терпеть репутационные убытки из-за медийного давления.

Однако и у корпоративного лобби, и у более масштабных государственных кампаний есть нечто общее — они всегда имели крайне незначительное влияние на американскую повестку по отношению к России, при этом провалы в продвижении российских позиций являются симптоматичными. В 2008 г. Ketchum подготовила для посольства России в Вашингтоне план публичных мероприятий, включавший встречи с рядом ключевых фигур, который был практически проигнорирован российской стороной. Неспособность изменить отношение к России приводит к нивелированию многих усилий со стороны вашингтонских консультантов, которым не под силу повернуть вспять маховик санкционной политики. Единственное, на что в реальности способно такое лобби, — решение краткосрочных задач. Более значимые задачи могут положительно решаться только в том случае, если затронуты вопросы национальной безопасности или интересы крупных американских корпораций, как это было с выведением из-под санкций российских космических двигателей РД-180. Двигатели были нужны в первую очередь их основным эксплуатантам — Lockheed Martin и Boeing, — которые и взяли на себя все лоббистские издержки.

Андрей Кортунов:
Трамп хотел как лучше, а получилось даже хуже, чем всегда

Парадокс заключается еще и в том, что на уровне «тихой политики», когда речь идет о технических вопросах и возможности незаметно решать проблемы, российские группы интересов работать с лоббистами и законодателями могут. Однако как только речь заходит о публичной политике и необходимости встречаться с конгрессменами, лидерами общественного мнения, представителями ассоциаций, журналистами, гражданскими активистами, российские представители закрываются. Отчасти это проекция российских политических традиций, отчасти связано с боязнью публичных рисков и враждебности истеблишмента. Но это также и продолжение общей логики коммуникации с американскими властями, когда единичные межличностные контакты ставятся выше, чем более сложное межгрупповое взаимодействие. Например, Москва смогла наладить отношения с отдельными конгрессменами (Грегори Микс, Дейна Рорабейкер), однако в условиях отсутствия медийной поддержки, солидаризации российского и пророссийского корпоративного сообщества в США единичные политики не в силах играть роль эффективных встроенных лоббистов России. Показательным было создание парламентского кокуса по российско-американским торговым отношениям, который в 2012 г. возглавили конгрессмены Грегори Микс и Майкл Гримм. Кокус смог организовать несколько встреч для российских делегаций, а также способствовал продвижению российской заявки в ВТО, однако он не выдержал испытания первым же кризисом — принятия «Закона Магнитского» — и прекратил активные действия, существуя сегодня исключительно на бумаге. То же самое можно сказать и о других институциональных каналах взаимодействия, например, о межпарламентских группах или Российско-американском совете делового сотрудничества, которые практически не вышли за рамки деклараций.

Призрак антикоммунизма

Проблема ограниченности точечного лоббизма раскрывает одну из главных причин отсутствия российской коммуникационной стратегии — в Вашингтоне невозможно серьезно влиять на повестку без учета всех уровней и особенностей принятия решений. А это включает в себя общественное мнение, медийное пространство, партийно-идеологические нюансы, электоральную динамику, взаимодействие с другими группами интересов, которые обладают необходимым политическим капиталом. Иными словами, чтобы продвижение позиций было эффективным, оно должно опираться на более массированные публичные кампании и коалиции групп интересов и стать важным фактором для внутренней политики, которая в США всегда была важнее политики внешней. Ирония заключается в том, что сегодня Россия занимает самое важное место в повестке дня со времен окончания холодной войны, однако это влияние со знаком минус.

Чем больше активных групп получится вовлечь в формирование и продвижение пророссийских интересов, чем более активную позицию будут занимать российские представители в СМИ, чем больше удастся участвовать в низовых кампаниях, тем выше вероятность, что продвижение интересов в конечном счете окажет эффект на Конгресс и Белый дом. Тем не менее здесь необходимо сделать несколько важных оговорок. Во-первых, любое погружение в американский политический процесс означает добровольное участие в игре с неопределенным исходом, в которую нужно уметь играть. Во-вторых, политическое пространство носит крайне конкурентный характер и надо принять то сопротивление, которое будет встречать любая попытка озвучить пророссийские позиции. В-третьих, существуют идеологические и культурные особенности, которые невозможно или крайне сложно игнорировать. Наконец, в-четвертых — и это самое главное — надо понять, кто будет первичными субъектами, отстаивающими российские интересы. Очевидно, что официальные лица и представительства компаний обладают более ограниченными возможностями с точки зрения человеческого ресурса. О национальном лоббизме можно всерьез начинать разговаривать, когда официальные и бизнес-связи дополняются активными действиями со стороны бывших соотечественников. Причем речь идет не только об электоральном факторе, но и о встроенности бывших и действующих сограждан в систему принятия решений, будь то непосредственно через органы представительной власти, этно-конфессиональные объединения, экспертные советы, университеты, аналитические центры и т. д.

Иван Тимофеев:
Санкции США против России: прогноз на 2018 год

В последние два десятилетия немало сказано о роли русскоязычных сообществ, проживающих в США, и их потенциале быть проводниками российских интересов. Тем не менее говорить о российском этно-конфессиональном лоббизме крайне преждевременно, так как политическая активность и уровень самоорганизации данных сообществ не позволяет рассматривать их как серьезный фактор пророссийского лоббизма. Более того, на уровне этно-конфессионального лоббизма повестка посткоммунистического пространства полностью перехвачена выходцами из восточноевропейских, балтийских и закавказских стран, которые демонстрируют более очевидную сплоченность и солидарность с США по целому ряду вопросов. В большинстве своем данные группы — продолжатели традиций влияния со стороны восточноевропейских сообществ, которые особенно усилились в США в 1940–1960-е гг. Будучи эмигрантами из стран, оказавшихся в советской сфере влияния, они дополнили и без того набиравшие обороты антисоветские настроения в Вашингтоне, преимущественно в среде республиканцев того времени. Симбиоз антикоммунизма, поддержки свободы, демократии и прав человека сформировал мощную, хотя и неоднородную коалицию восточноевропейских этнических групп интересов, в которой сегодня выделяются пропольские и пробалтийские позиции [1]. Относительный успех украинского лобби, которое не имеет сильных экономических или электоральных преимуществ, объясняется именно тем, что оно смогло стать партнером ряда влиятельных восточноевропейских, прежде всего польских групп интересов.

Главным недостатком с точки зрения развития российского этно-конфессионального лоббизма в Вашингтоне является то, что разнородные русскоязычные группы никогда не стремились ни к внутренней консолидации, ни к попыткам наладить отношения со своими представителями в Конгрессе, ни к широким контактам со своей родиной. Искусственная консолидация и государственное управление данными группами также мало реальны, потому что подобные действия быстро приобретут пропагандистский оттенок, особенно в условиях нынешней антироссийской истерии в США.

Пути выхода

Объективная ситуация сегодня заключается в том, что расследование российского вмешательства в президентские выборы, конфликт на Украине и санкции создали для России новые барьеры, которые можно слегка подправить с точки зрения экономических интересов, однако сам тренд, не меняя в корне коммуникационную стратегию, сломить практически невозможно. У России все еще сохраняется набор инструментов, который мог бы как минимум стать основой новой стратегии и привести к более продуманному взаимодействию с американской политической системой.

Во-первых, России необходимо восполнять недостаток коммуникации с представителями истеблишмента, и здесь следует еще раз внимательней посмотреть на взаимодействие корпоративного сектора с лоббистами, так как это самый короткий, но недостаточно эффективный на сегодняшний день путь к ключевым центрам принятия решений. Отечественные компании должны оценить долгосрочные риски общего ухудшения политического фона и предпринимать более частые, а главное — более консолидированные и продуманные контакты с представителями власти, СМИ, общественных организаций в США. Им под силу более эффективно встраивать в коммуникационные сети и американские бизнес-группы, торговые палаты, отраслевые ассоциации, которые заинтересованы в восстановлении нормальных и предсказуемых торгово-экономических отношений с Россией. Преимущество корпораций, в отличие от государственных структур, в том, что они могут говорить о рациональных интересах экономическим языком и сглаживать острые вопросы. Даже по такому острому вопросу, как энергетика, все еще можно находить точки соприкосновения, так как российская сторона заинтересована в технологиях, американская — в совместной разработке месторождений. Другой вопрос, что здесь затрагивается внутриполитический ракурс, так как для этого необходимо преодолевать барьеры на межправительственном уровне и больше думать над собственным экономическим имиджем, работая на привлечение инвестиций.

Во-вторых, если все-таки начинать пока малопродуктивный разговор о влиянии со стороны российских общин, то как государству, так и самим общинам нужно полностью менять логику мышления. Россия должна рассматривать подобные общины не как агентов влияния русского мира, а как мост, способный теснее связать российское и американское политическое, экономическое, культурное пространство в условиях глобализации. Проблемы общин российских эмигрантов в США схожи с проблемой российского имиджа в целом: отсутствие проактивной позиции, недоверие со стороны политиков и общества, выключенность из местной жизни, неприятие демократических ценностей. Если российское государство и общественные организации, которым делегировано продвижение образа России за рубежом, поймут, что преодоление культурно-идеологического разлома для своих собственных сограждан будет способствовать их лучшей интеграции в американское общество (то же самое относится и к другим западным странам), тогда общины имеют возможность превратиться в активные диаспоры и стать тем самым мостом.

Павел Кошкин:
Второе дыхание: сможет ли «российское досье» возродить программы русистики в США?

В-третьих, нужно в корне менять стратегию взаимодействия с американским медийным пространством, которое на настоящий момент можно считать провальным. Усилия прогосударственных российских СМИ, имеющих незначительное влияние как на общественное мнение, так и на публичную политику в США, приводят лишь к нагнетанию ситуации и новым информационным конфликтам, нежели к конструктивному продвижению российской позиции. Россия должна дать сигнал (который, конечно, должен быть встречен взаимным шагами), что она приглашает американские СМИ к диалогу. Необходимо вернуть практику совместных медийных проектов, организации открытых встреч между российскими официальными лицами, представителями частного сектора и СМИ, проведения профессиональных форумов для российских и американских журналистов, которые могли бы открыто обсуждать проблемы, в том числе касающиеся искажения информации обеими сторонами.

В-четвертых, необходимо работать над укреплением научно-академических связей. Причем не столько с точки зрения привлечения бывших сограждан, добившихся успехов в США (что уже показало свою ограниченность), сколько через установление более прочных системных отношений, обменов и организации совместных научно-исследовательских проектов в ключевых для обеих стран сферах: космос, ядерная энергетика, нанотехнологии, фармакология и медицинские технологии.

В-пятых, государство и корпоративный сектор должны активнее задействовать российское экспертное сообщество, которое должно укреплять фронт взаимодействия с политической системой и американскими коллегами, формируя мнение о новой России, ища способы преодоления стереотипов прошлого, работая над созданием символического пространства для конструктивного партнерства.

В-шестых, требуется усиление культурно-исторического диалога. Россия и США имеют огромное количество исторических взаимовлияний в культуре и искусстве, однако если кто-то занимается их популяризацией (либо, напротив, примитивизацией), то это сами американцы. Современная Россия предпринимает недостаточно усилий для использования культурного потенциала, существует лишь незначительное количество совместных культурных, просветительских мероприятий.

Сейчас, в ситуации, когда США обвиняют Россию во всех возможных грехах, пожалуй, самое неудачное время для активизации пророссийского лобби. Однако кризис в двусторонних отношениях связан не только с меняющимся глобальным пространством и вопросами безопасности — он вытекает также из кризиса взаимопонимания и межчеловеческого взаимодействия. Если не менять философию взаимодействия, оставаясь в тени американского политического процесса, то нет оснований ожидать, что будет наблюдаться обратная динамика.

1. С 1994 г. она имеет и институциональные рамки в виде Коалиции центральноевропейских и восточноевропейских народов.