От словаря к гипотезам

Профессор Т.А. Алексеева написала одновременно фундаментальную и необычную работу. Фундаментальную — потому что в ней, как в энциклопедии, даны исчерпывающие классификация и анализ теории международных отношений. Необычную — потому что в названии «Теория международных отношений» автор сделал важную приписку «как политическая философия и наука». За минувшее после распада СССР тридцатилетие в нашей стране вышло немало различных учебников по теории международных отношений (МО). Однако Т.А. Алексеева посмотрела на нее с качественно иного, философско-политического, ракурса. Основное внимание автор уделила не описанию положений различных теоретических школ, а, скорее, процессу их становления.

Большинство предыдущих учебников по теории международных отношений были маленькими словарями. Большинство из них строились по стандартной схеме: 1) описание базовых положений основных теоретических школ (как правило, четырех — реализма, либерализма, неомарксизма и конструктивизма); 2) описание серии общих проблем (национальных интересов, роли международных организаций, войны, дипломатии и т.д.) как компиляции взглядов четырех школ (что думали о проблемах войны реалисты, либералы, неомарксисты и конструктивисты и т.д.). Такой подход позволял студентам усвоить основные положения этих школ, но как сугубо интеллектуальных явлений, во многом изолированных от политических процессов. У студента формировалось представление, что есть собственно международные отношения, а есть теоретические школы, представители которых спорят друг с другом в отрыве от самих МО.

Последствием такого подхода стала нарастающая схоластичность работ по теории МО. По мере приближения государственных экзаменов, студенты разделяли теорию и историю МО как две совершенно различные и мало связанные друг с другом плоскости. В первой нужно учить про итоги Второй мировой войны, разрядку, «новое политическое мышление» и военные операции НАТО. Во второй нужно постоянно заучивать, что писали Моргентау, Тэйлор, Уолтц и Вендт. Возникает диссонанс, когда студент искренне не понимает, что важного в заучивании чьих-то мыслей, полностью оторванных от реальности и не связанных с политикой.

В работе Т.А. Алексеевой на смену «маленькому словарю» пришел взгляд на теорию МО как на динамично развивающуюся науку. Теории в изложении автора — это не просто набор неких обобщённых положений, осмысливающих реальность: теории конструируют реальность и помогают нам ее осмыслять. «Мы можем представить себе теории как своего рода концептуальные схемы или дорожные карты, позволявшие нам лучше понимать окружающий мир» (с. 19). В этом смысле теория МО (как и в целом наука о международных отношениях) больше всего похожа на геометрию: в основе любой теории лежит совокупность аксиом, на базе которых исследователь выстраивает теоремы. Достаточно поставить под сомнение аксиомы, и под сомнением окажутся все выведенные из нее теоремы. Поэтому, как показывает Т.А. Алексеева, политическая теория и практика неотделимы друг от друга.

Профессор Т.А. Алексеева написала одновременно фундаментальную и необычную работу. Фундаментальную — потому что в ней, как в энциклопедии, даны исчерпывающие классификация и анализ теории международных отношений. Необычную — потому что в названии «Теория международных отношений» автор сделал важную приписку «как политическая философия и наука». За минувшее после распада СССР тридцатилетие в нашей стране вышло немало различных учебников по теории международных отношений (МО). Однако Т.А. Алексеева посмотрела на нее с качественно иного, философско-политического, ракурса. Основное внимание автор уделила не описанию положений различных теоретических школ, а, скорее, процессу их становления.

Татьяна Алексеева:
Теория международных отношений как политическая философия и наука

Большинство предыдущих учебников по теории международных отношений были маленькими словарями. Большинство из них строились по стандартной схеме: 1) описание базовых положений основных теоретических школ (как правило, четырех — реализма, либерализма, неомарксизма и конструктивизма); 2) описание серии общих проблем (национальных интересов, роли международных организаций, войны, дипломатии и т.д.) как компиляции взглядов четырех школ (что думали о проблемах войны реалисты, либералы, неомарксисты и конструктивисты и т.д.). Такой подход позволял студентам усвоить основные положения этих школ, но как сугубо интеллектуальных явлений, во многом изолированных от политических процессов. У студента формировалось представление, что есть собственно международные отношения, а есть теоретические школы, представители которых спорят друг с другом в отрыве от самих МО.

Последствием такого подхода стала нарастающая схоластичность работ по теории МО. По мере приближения государственных экзаменов, студенты разделяли теорию и историю МО как две совершенно различные и мало связанные друг с другом плоскости. В первой нужно учить про итоги Второй мировой войны, разрядку, «новое политическое мышление» и военные операции НАТО. Во второй нужно постоянно заучивать, что писали Моргентау, Тэйлор, Уолтц и Вендт. Возникает диссонанс, когда студент искренне не понимает, что важного в заучивании чьих-то мыслей, полностью оторванных от реальности и не связанных с политикой.

В работе Т.А. Алексеевой на смену «маленькому словарю» пришел взгляд на теорию МО как на динамично развивающуюся науку. Теории в изложении автора — это не просто набор неких обобщённых положений, осмысливающих реальность: теории конструируют реальность и помогают нам ее осмыслять. «Мы можем представить себе теории как своего рода концептуальные схемы или дорожные карты, позволявшие нам лучше понимать окружающий мир» (с. 19). В этом смысле теория МО (как и в целом наука о международных отношениях) больше всего похожа на геометрию: в основе любой теории лежит совокупность аксиом, на базе которых исследователь выстраивает теоремы. Достаточно поставить под сомнение аксиомы, и под сомнением окажутся все выведенные из нее теоремы. Поэтому, как показывает Т.А. Алексеева, политическая теория и практика неотделимы друг от друга.

Такой подход очень заметен в нашей стране, где, начиная с брежневских времен, преобладает нормативно-ценностный подход при анализе политических процессов. Большинство постсоветских работ по МО написаны с четырех базовых морально-этических позиций. Во-первых, их авторы разделяют в своем большинстве линейно-прогрессистский подход, согласно которому история — это поступательное движение вперед, а не «вечное возвращение» по кругу. Во-вторых, они написаны с позиций миролюбивого народа, для которого война — это аномалия, а не норма. В-третьих, в их основе лежит симпатия к малым народам в их борьбе с империями (даже на страницах учебников мелькают пассажи вроде «к сожалению, восставшие не смогли...», а не «к счастью, имперский центр сумел...», что само по себе интересно). В-четвертых, авторы, размышляя о «глобальных проблемах», мыслят в категориях державы статус-кво, которая желает сохранить существующий мировой порядок, а не ревизионистской державы, которая мечтает о его сломе. Политика, осмысленная через такую шкалу морально-этических координат, будет кардинально отличаться от политики, осмысленной через их моральные противоположности.

Ирина Звягельская:
Осмысление теории международных отношений

Т.А. Алексеева привела и более сложный пример. Известный американский международник Джон Миршаймер вспоминал, что однажды госсекретарь США Мадлен Олбрайт бросила ему: «Знаете, мне кажется, что эти теории — ерунда». Каково же было ее удивление, когда Дж. Миршаймер ответил: «Очень удивлен от вас это услышать, потому что вы, на мой взгляд, как раз больше всех применяете теории в мире политики» (с. 24–25). В основе американской внешнеполитической философии лежит набор определенных теорий (хороши они или плохи — другой вопрос), базирующихся на представлениях о безальтернативности либерально-демократического пути развития и наличия у США особой миссии в мире. Для человека, абсолютно не разделяющего эти представления, американская внешняя политика будет восприниматься как набор примитивных верований или грубого (даже гротескного) лицемерия.

Эти наблюдения позволили Т.А. Алексеевой сформулировать методологические основы теории МО. По мнению автора, универсальной теории политики и международных отношений не существует, коль скоро среди ученых нет консенсуса относительно базовых аксиом при осмыслении природы международных отношений. Теоретики имеют дело с переменными, под которыми в социальных науках понимается свойство или отношение исследуемых явлений. Независимую переменную, как указывает Т.А. Алексеева, можно рассматривать как причину (фактор), а зависимую — как следствие (результат) воздействия независимой переменой (с. 25). На этой основе исследователи создают «идеальные типы» как концептуальные конструкты, акцентирующие отдельные черты социального феномена для того, чтобы объяснить его. В таком случае теоретические школы МО стали ничем иным, как попыткой исследователей разработать «идеальные типы» международных отношений на базе определенных норм и правил.

Но если это так, то теорию МО можно представить как последовательную эволюцию теоретических школ, созданных ими конструктов и незавершенные до нашего времени дискуссии их представителей. Исследователи пытались осмыслить МО, разрабатывая все более сложные правила и, соответственно, усложняя свои конструкты: от первых практико-политических построений Раннего Нового времени до сложных построений современных конструктивистов. Эти конструкты создавались на базе политического материала своего времени и проверялись прежде всего именно им. Закономерно, что с позиций исследователей МО более позднего времени многие постулаты предыдущего поколения начинали вызывать скепсис: изменились переменные — пришла пора пересматривать «идеальные конструкты».

Теория МО в изложении Т.А. Алексеевой стала эволюцией гипотез, проверяемых эмпирическим материалом. Эти гипотезы менялись по мере усложнения самих международных отношений. Автор выделяет в этом процессе три этапа. До середины ХХ в. МО рассматривались исключительно как соперничество национальных государств: задачей теории было придумать стратегию победы в соревновании. В середине ХХ в. на смену ей стала приходить теория МО как управления существующим мировым порядком. К началу XXI в. на смену им стала приходить «социологизация» анализа: смещение фокуса на изучение мировоззрения и качества политических элит, т.е. людей, принимающих политические решения. В теории МО все больше укрепляется значение представлений элит о происходящих процессах, которое нередко оказывается важнее самих политических процессов.

Андрей Кортунов:
Между полицентризмом и биполярностью: о российских нарративах эволюции миропорядка

Сложные философские проблемы изложены Т.А. Алексеевой в форме учебного пособия. Фактически это попытка представить для студентов эволюцию теории международных отношений в форме истории интеллектуальных концепций. Автор показывает, как в конкретно-исторических условиях зарождались и развились основные направления ТМО. Историко-политический контекст как бы придает отдельным теоретическим направлениям необходимую «объемность», помещая их в конкретно-исторические обстоятельства. «Великие дебаты» также поданы не как праздный спор интеллектуалов, а как полемика о природе МО на фоне определенных исторических событий. Студент учится понимать теорию МО и как осмысление текущего исторического процесса, и как его неотъемлемую составную, во многом предопределяющую ход мировой политики.

Структурно пособие разбито на четырнадцать глав, которые могут выступать для четырнадцати – шестнадцати лекций: идеальной сеткой полугодового курса. Тематически учебник разбит на два больших блока. В первом «Что и как изучают теории международных отношений» рассматриваются базовые принципы, понятийный аппарат науки и ее философские основания. Во втором — «Формирование и эволюция» — рассмотрена история ТМО. Т.А. Алексеева соотносит развитие каждой школы ТМО конкретному историческому контексту. В XIX в. установились категории контекста и контекстуализации при изучении МО; в первой половине ХХ в., т.е. в эпоху «вильсонианства», пришел либеральный идеализм; в средине ХХ в. под влиянием опыта Второй мировой и начавшейся «холодной войны» — «классический политический реализм»; к 1970-м гг. на волне разрядки и деиндустриализации он закономерно перерос в методологические дебаты модернистов против традиционалистов. Аналогично к началу нынешнего века реализм и либерализм возродились, получив префикс «нео», а на первое место стал выходить конструктивизм как теория поведения элит и формирования ими национальных интересов.

Симптоматично, что Т.А. Алексеева заканчивает свою работу разделом «Конвенциональный конструктивизм: Александр Вендт». Автор показывает, что за этим направлением скрыто большое будущее: характер и качество политических элит определяет вектор развития международных отношений. «Вопреки представлениям неореалистов, материальный мир не может полностью детерминировать то, как именно люди или государства ведут себя на международной сцене. Он лишь в определенной степени ограничивает возможности интерпретации и конструирования интерсубъективного мира», — указывает автор (с. 589). Текущая политика подтверждает этот вывод. Со времен окончания Второй мировой войны мы жили в мире, где не было ярко выраженных ревизионистских режимов, нацеленных на слом мирового порядка. Наша теория МО (от либерализма до конструктивизма) была написана под мир взаимодействия держав статус-кво, которые в целом готовы работать под мир, где существуют ревизионистские державы.

В такой ситуации наука о теории МО начинает методологически сближаться с естественными науками: она в изложении Т.А. Алексеевой стала набором смелых гипотез, контролируемых экспериментом. В книге приведен богатый фактологический материал, показывающий, как именно это выглядело в разные исторические эпохи. Когда Кеннет Уолтц писал о стабильности, он имел в виду не какую-то абстрактную стабильность вообще, а ядерную стабильность. Когда Мортон Каплан разрабатывал теорию международно-политических систем, он прежде всего имел ввиду системы времен биполярной конфронтации. Когда Александр Вендт писал о конструируемости элитами внешних угроз, он пережил опыт самораспада СССР, когда элита фактически распустила свою страну при полном равнодушии народа. Политические события во многом предопределили появление определенных теорий МО, которые проверялись на материале текущей политикой и менялись сами по мере развития политического процесса.

Валерий Михайленко:
По ком звонит колокол? Заметки на страницах статьи Дж. Миршаймера о крахе либерального международного порядка

Т.А. Алексеева не смогла обойти стороной такую важную проблему, как американское (шире — англосаксонское) преобладание в теории МО. Автор выделяет пять причин этого преобладания: ведущая роль англосаксонских университетов в формировании политической теории, превращение английского языка в язык мировой науки, лидерство США в западном мире, крупное финансирование проектов, открытость и инновативность американских университетов (с. 82–83). Однако не-западные теории МО, как показывает автор, не столько отстают, сколько идут другим путем. Пока в незападных странах (включая Россию) преобладает использование англосаксонских моделей при анализе конкретных ситуаций, что само по себе сразу выделяет культурные различия. В России, как указывает Т.А. Алексеева, мировая политика и международные отношения стали двумя разными дисциплинами; в Китае синтез теории глобализации и философского наследия Конфуция привел к появлению теории «всех в Поднебесной». При этом сами западные исследователи все чаще апеллируют к опыту не-западных философских систем: достаточно вспомнить начавшуюся еще в 1970-х гг. популярность в США китайской философии.

Здесь стоит обратить внимание на важное наблюдение Т.А. Алексеевой: «Азия придерживается совершенно иного онтологического порядка (например, конфуцианства или буддизма), что означает ее исключение из телеологии Модерна» (с. 90). На протяжении так называемого Нового времени это было действительно так. Однако в наше время, когда полностью ушел в прошлое классический европейский рационализм, сама западная мысль стала активно сближаться с «азиатскими» религиозными и философскими системами прошлого. В политической философии К. фон Клаузевица победа в войне — это навязывание противнику определенной политической воли. Но в китайских или индийских философских трактатах грань между победой и поражением гораздо более размыта. (Достаточно вспомнить, сколько раз кочевники завоевывали Китай, но растворялись в его культуре, становясь по сути новой китайской элитой). Военная победа всегда могла обернуться самоисчезновением победителя, а военное поражение стать прологом к новому подъему. Сегодня, разрабатывая теорию «гибридных войн», американские исследователи все чаще подходят к аналогичному понимаю военно-политических процессов.

Запад не борется с не-Западом, а сам активно усваивает наследие не-Запада — вот, согласно Т.А. Алексеевой, тренд современной теории МО. Поэтому современный студент должен учить по теории МО не просто набор американских и британских мыслителей, которые сумели предложить законченную картину международных отношений: такой картины они как раз не сумели предложить. Современному студенту приходится учить теорию МО как совокупность открытых гипотез и предположений, что близко к азиатской незавершенности. И здесь учебное пособие Т.А. Алексеевой прокладывает новый путь для осмысления и преподавания теории международных отношений.