Ограничение вооружений: необходимость выхода из таймаута

Контроль над вооружениями необходимо как можно скорее вернуть в повестку российско-американских отношений. Без подтверждения действующих соглашений и дальнейшего продвижения по пути ограничения и сокращения вооружений будет разрушаться существующий договорно-правовой режим контроля над вооружениями и значительно возрастать опасность военных конфликтов, в том числе с применением ядерного оружия.

Контроль над вооружениями необходимо как можно скорее вернуть в повестку российско-американских отношений. Без подтверждения действующих соглашений и дальнейшего продвижения по пути ограничения и сокращения вооружений будет разрушаться существующий договорно-правовой режим контроля над вооружениями и значительно возрастать опасность военных конфликтов, в том числе с применением ядерного оружия. Учитывая стремление Д. Трампа улучшить отношения с Россией и его заявление о желательности сокращения ядерных вооружений, следует выступить с инициативой новых шагов по снижению уровней вооружений и выдвинуть соответствующие предложения с учетом российской позиции и специфики российских вооружений.

Сокращение стратегических вооружений: перспективы нового старта

В январе 2017 г. в интервью британскому изданию The Times и немецкой газете Bild Д. Трамп неожиданно заявил, что пойдет на отмену некоторых санкций в отношении России, если ему удастся договориться с Москвой о значительном сокращении ядерных вооружений. «Думаю, мы начнем с того, что ядерное оружие должно быть значительно сокращено», — сказал он. Речь идет, скорее всего, о своего рода импровизации (если учитывать то, что ранее Д. Трамп говорил, что санкции можно «обменять» на сотрудничество с Россией в борьбе с терроризмом, а также анонсированное им увеличение военных расходов и программу укрепления и расширения ядерного потенциала США). Однако если на двусторонней основе удалось бы договориться во взаимоувязке отменить санкции и снизить ядерные арсеналы, то это было бы решением win-win с ненулевой суммой, когда обе стороны выигрывают. Даже двойным win-win для каждой из сторон, причем с «PR-вишенкой» для Д. Трампа.

Разумеется, российская сторона не пойдет на ухудшение своей безопасности, которая — в условиях значительного американского преобладания в обычных вооружениях — в существенной мере опирается на «ядерное сдерживание». Однако, например, снижение ядерных боеголовок на стратегических носителях на треть до тысячи единиц никоим образом, как считают ведущие российские специалисты, не нанесло бы ущерба стратегической стабильности [1], но в то же время помогло бы снова запустить процесс ядерного разоружения, сделать его более привлекательным для третьих стран и параллельно сэкономить миллиарды долларов и рублей, столь необходимых для экономики двух ядерных сверхдержав. Институционально решения по поводу санкций и ядерных сокращений проходят в США, как говорится, «по разным ведомствам», и не вполне понятно, как это «увязывание» может быть реализовано на практике. Тем не менее важен сам факт того, что на начальном этапе своего президентства Д. Трамп обозначил заинтересованность в продвижении и по тому, и по другому направлениям.

Вместе с тем в ходе своего первого телефонного разговора с В. Путиным в ответ на предложение продлить Новый договор СНВ Д. Трамп негативно отозвался об этом соглашении, назвав его одной из «плохих сделок», заключенных администрацией Б. Обамы. (Возможно, Д. Трамп просто не знал, о чем идет речь, поскольку, как сообщали присутствовавшие при разговоре, обратился к помощникам за разъяснениями.) Известно, что во время проведения президентских дебатов Д. Трамп неправильно назвал Новый договор СНВ «стартапом» (вместо правильного акронима, звучащего по-английски как «старт» — The New START treaty) и ошибочно утверждал, что в соответствии с положениями этого документа российской стороне позволено производить новые ядерные боеголовки, а Соединенным Штатам — нет. Стоит отметить, что и советским руководителям, да и гражданским членам делегации на переговорах по ОСВ в свое время также требовалось разъяснять сложные параметры процесса ограничения вооружений [2].

Рекс Тиллерсон во время сенатских слушаний по утверждению его кандидатуры на пост государственного секретаря позитивно оценивал Новый договор СНВ и говорил о важности для Соединенных Штатов «продолжать поддерживать отношения с Россией, чтобы добиваться выполнения ею своих обязательств по Новому договору СНВ, а [для США] также обеспечивать собственную подотчетность». Если даже Д. Трамп и не изменит своего отношения к продлению Нового договора СНВ, не исключено, что в дальнейшем он тем не менее сочтет возможным связать свое предложение по сокращению ядерных вооружений со следующим договором относительно более глубоких сокращений стратегических наступательных вооружений.

«Вызовы» и императивы контроля над вооружениями

Twitter/@WhiteHouse
Иван Тимофеев:
Россия — США: стабильное сдерживание?

В рамках дальнейших сокращений стратегических носителей могли бы учитываться и американские неядерные стратегические высокоточные ракеты большой дальности так называемой системы «Быстрого глобального удара» (БГУ), вызывающие озабоченность российской стороны. Прецедент этому был положен действующим Новым договором СНВ. Возможно также вернуться к обсуждению высказывавшейся несколько лет назад идее неких «разменов» между ограничением вооружений БГУ и сокращениями тактических ядерных вооружений.

Заинтересованность в ограничении тактических ядерных вооружений, по которым Россия имеет количественное преимущество, неоднократно высказывалась с американской стороны еще при прежних администрациях. Однако в Москве исходят из необходимости возвращения всех таких вооружений на территорию стран, которым они принадлежат. В первую очередь речь идет о нескольких сотнях американских авиационных бомб, хранящихся на складах в Европе. До начала украинского кризиса такая возможность обсуждалась, однако затем в связи с обострением ситуации американское руководство приняло решение о замене их на более современные самонаводящиеся ядерные бомбы. Диалог по этому вопросу может быть возобновлен, и его первейшей задачей должна стать выработка мер по обеспечению транспарентности, укреплению доверия, обмену данными о количестве и параметрах тактического ядерного оружия.

Целесообразно также возобновить обсуждение на двусторонней основе осуществляемого как Соединенными Штатами (в Европе и Восточно-Азиатском регионе), так и Россией (в рамках Программы ВКС) строительства систем противоракетной обороны. Это необходимо для того, чтобы снизить озабоченности каждой из сторон и одновременно найти возможность учитывать стратегические оборонительные вооружения в ходе дальнейших переговоров по СНВ.

Сохраняется и актуальность задачи принять совместное решение о снятии с минутной готовности ядерных вооружений. Это становится еще более насущным в связи со сблизившимися вооруженными силами обеих сторон (не говоря уже об импульсивном характере нового американского верховного главнокомандующего). Было бы также целесообразно принять — на двусторонней основе или в порядке односторонних инициатив — решение об отмене планирования ядерных операций по сценарию запуска-по-предупреждению (или ответно-встречного удара). Давно назрело и решение об отказе от использования ядерного оружия первыми. Отдельным вопросом стоит подключение третьих стран к процессу контроля над вооружениями. У этих государств, за исключением Англии, Франции и Китая, в основном нет стратегических систем. Следовательно, за неимением соответствующего опыта предстоит понять, исходя из каких принципов — стабильности, паритета, заявленных уровней, пропорциональности — могут сопоставляться и сокращаться вооружения этих стран, а также какие системы будут подлежать ограничению и как может осуществляться контроль.

Что касается Китая, то, учитывая угрожающую риторику Д. Трампа в его адрес, правда, в дальнейшем смягченную, а также размещение элементов американской БМД на территории государств, соседних с Китаем, участие этой страны в сокращениях ядерного оружия в ближайшей перспективе маловероятно. Оно станет возможно только в том случае, если американские и российские уступки в этой области будут перевешивать те, на которые согласится Пекин.

usafpolice.org
Александр Ермаков:
По дороге, мощенной благими намерениями

Параллельно необходимо скорейшим образом активизировать консультации по предотвращению гонки космических ударных вооружений, на пороге которой, как это уже было в начале 1980-х гг., снова стоит мир. Как известно, в 2002 г. Соединенные Штаты вышли из Договора о запрете на развитие противоракетных вооружений в космосе. В настоящее время на орбите находятся сотни военных аппаратов американского, российского, китайского производства, многие из которых способны как выполнять разведывательные функции, так и, хотя это официально и не признается, поражать другие летательные объекты.

Арктика остается уникальным регионом, поскольку там сохраняется преемственность сотрудничества (за исключением военной сферы и разработки энергоресурсов на шельфе). Как указывается в посвященной этой теме монографии под редакцией Андрея Загорского [3], там отсутствуют объективные поводы для конфликтов и даже в последние годы не наблюдается принципиальных изменений в военной деятельности. Однако Россия остается единственной страной, имеющей в Арктике постоянно развернутые силы и вкладывающей значительные средства в формирование и усиление военной инфраструктуры в регионе. 19 февраля 2017 г. заместителем министра обороны России было объявлено об испытаниях новых образцов военной техники и снаряжения, в Арктике продолжается строительство новых российских баз. Все это создает предпосылки для эскалации военных приготовлений в регионе и превращения его, пользуясь выражением А. Загорского, из «пятачка стабильности» в потенциальную зону конфликта, если стороны не будут вести переговоры, нацеленные на предотвращение милитаризации региона.

Режим нераспространения: ни шагу назад

Особое значение имеет приверженность Договору о нераспространении ядерного оружия. В ходе избирательной кампании Д. Трамп делал заявления, где допускал, что, например, Япония и Южная Корея могли бы обзавестись собственным ядерным оружием, чтобы защищаться от Северной Кореи. Однако позволить каким бы то ни было неядерным странам, включая страны-союзники США, создавать или приобретать ядерное оружие — значит открыть ящик Пандоры для распространения и возможного применения ядерного оружия по всему миру. Недопустимо также возобновление ядерных испытаний, о возможности которых американские аналитики стали периодически сообщать со времени вступления Д. Трампа в должность президента. Напротив, следует подтвердить действенность Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний, ратификация которого состоялась в Москве еще в 2000 г., но до сих пор так и не прошла в Вашингтоне.

Что касается Северной Кореи, то, хотя Россия всегда выступала за безъядерный статус Корейского полуострова, порог уже пройден, и в настоящее время речь, по-видимому, может идти лишь о возобновлении переговоров с целью принятия как обеими Кореями, так и Соединенными Штатами взаимных обязательств по ненападению и сдержанности. Однако приобретение Северной Кореей ядерного оружия и баллистических ракет наносит значительный удар по международному режиму нераспространения.

На протяжении всей избирательной кампании Д. Трамп негативно отзывался о ядерном соглашении с Ираном и обещал в случае избрания от него отказаться. Однако уже после вступления в должность он высказался в пользу сохранения иранской ядерной сделки, что является позитивным развитием событий, поскольку документ реально ограничивает возможности Ирана по созданию ядерного оружия и позволяет в случае нарушения им своих обязательств принять в рамках ООН заблаговременные меры.

Мы обвиняем — нас обвиняют

Caters News Agency / Abe Blair
Александр Ермаков:
Опасная модернизация американских
ядерных боеголовок? Комментарии
экспертов РСМД

В Соединенных Штатах широко распространено мнение о нарушениях российской стороной Договора о ракетах средней и меньшей дальности (РСМД). В США, в частности, обращали внимание на испытания мобильной межконтинентальной баллистической ракеты РС-26 «Ярс-M» («Рубеж») на дальность меньше той, которую имеют МБР. (Эти ракеты должны поступить на вооружение в 2017 г.) И выступали с резкой критикой по поводу испытаний крылатых ракет Р-500 с дальностью более 500 км, предназначенных для размещения на оперативно-тактических ракетных комплексах «Искандер-К».

Обвинения в нарушении российской стороной Договора РСМД нашли отражение в утвержденном Конгрессе законопроекте о бюджете Пентагона на 2017 г., который до выяснения ситуации ввел ограничения на финансирование выполнения ряда соглашений по контролю над вооружением, в частности Нового договора по СНВ и Договора по открытому небу.

В России, в свою очередь, также делались заявления о нарушении Соединенными Штатами Договора по РСМД: за счет использования для американских ракет-перехватчиков системы ПРО установок, аналогичных тем, которые применяются для запуска крылатых ракет. Возможности для нарушения РСМД также усматривают в развертывании американских ракет-перехватчиков системы ПРО (которые теоретически могут использоваться в качестве наступательных систем), широком использовании беспилотников и пр.

В целях укрепления Договора РСМД, являющегося базовым в системе контроля над вооружением и обеспечения безопасности сторон, российскими экспертами выдвигалось мнение, что можно было бы договориться, чтобы российская сторона представила доказательства, что ее ракеты не обладают дальностью действия сверх установленного РСМД лимита. В США, в свою очередь, пусковые установки ПРО снабжались бы так называемыми функционально обусловленными наблюдаемыми отличиями (functionally related observable differences — FROD).

Хотя действия в «серой зоне» (то есть на грани нарушения договоров или там, где их исполнение не может быть проконтролировано) практиковалось еще со времен соглашений 1970-х гг., но правильным было бы в сложившейся ситуации со всей тщательностью придерживаться буквы и духа подписанных документов, укреплять их действие, не стремиться за счет скрытных нарушений достичь односторонних преимуществ. Это важно и потому, что исполнение договоров соответствует интересам обеспечения безопасности России, а также учитывая необходимость преодолеть сложный период, когда двусторонние отношения балансируют между обострением ситуации и перспективами преодоления конфронтации. Следует со всей отчетливостью подтвердить приверженность действующим соглашениям и двигаться дальше.

Кибервойны или взаимодействие в борьбе против киберугроз?

Flickr / Aaron Logan CC BY 2.0
Мария Гурова:
Без плавных переходов —
кибербезопасность в 2017 году

За год, предшествовавший избранию Д. Трампа, проблема обеспечения кибербезопасности перешла из перечня немногих направлений, по которым все еще происходило российско-американское сотрудничество, в разряд тех, с которыми американские политики и политологи связывали наибольшую угрозу для США со стороны России. Если раньше в связи с киберугрозами в США в основном упоминался Китай, то в произошедших летом 2016 г. хакерских атаках на сервер национального комитета Демократической партии однозначно обвинили Россию.

Внимание к кибербезопасности, и так одной из главных тем в США, будет еще более усилено (в последней редакции американской Национальной стратегии слова с корнем «кибер» упоминаются почти столь же часто, как и слово «вооружения» — 19 против 22).

Заслуживает внимания тот факт, что в американском «Докладе о российских хакерских атаках» несколько страниц были посвящены деятельности телеканала RT. Таким образом, если раньше, по мнению российских специалистов, существовало расхождение в восприятии кибербезопасности между российской и американской сторонами (в США говорили в основном о технических угрозах, а в России включали в понятие «кибербезопасности» и информационную составляющую), то теперь в Вашингтоне, как и в Москве, речь идет уже не только о «железе» и «софте», но и о контенте. Однако поможет ли такое «сближение» в представлениях об угрозе общим действиям по ее купированию — неизвестно, особенно если учитывать жесткие обвинения в адрес России, выдвинутые американскими спецслужбами и поддержанные вашингтонским политическим истеблишментом.

В США отдают себе отчет в том, что задача обеспечения кибербезопасности не поддается решению в одностороннем порядке. Показательно, что в американской доктрине национальной безопасности применительно к сфере кибербезопасности впервые говорится о «коллективной безопасности». В США также заинтересованы в обеспечении международной поддержки разрабатываемым мерам, поскольку в этой, относительно новой, сфере отсутствуют нормы, прецеденты и технические наработки, которые могли бы использоваться при подготовке международных договоров. В Вашингтоне стремятся к разработке именно международной системы кибербезопасности, хотя там, как водится, и уверены в необходимости собственного лидерства в данной области. «Мы формируем глобальные стандарты в области кибербезопасности и строим международный потенциал, чтобы предотвратить и расследовать киберугрозы», — говорится в американской Национальной стратегии.

В связи с обвинениями в адрес России, правительство США еще при Б. Обаме заявило, что ответит аналогичными хакерскими атаками против российских структур. Однако представляется, что можно было бы, напротив, использовать ситуацию обострившегося киберпротивостояния, чтобы обратить внимание на проблему кибербезопасности и совместными усилиями осуществить меры по эффективному противодействию кибертерроризму.

1. Безопасность и контроль над вооружениями 2015–2016. Международное взаимодействие в борьбе с глобальными угрозами / отв. ред. А.Г. Арбатов, Н.И. Бубнова. – M. : ИМЭМО РАН, Политическая энциклопедия, 2016, 303 с. С. 14, 37-39.

2. Newhouse J. Cold Dawn. The Story of SALT. – Holt, Rinehart and Winston, New York, Chicago, San Francisco, 1973, 1974, 302 p. P. 56.

3. Международно-политические условия развития Арктической зоны Российской Федерации / отв. ред. А.В. Загорский. – М. : ИМЭМО РАН, Магистр, 304 с. С. 16.