Начало транзита, или Иран уже не будет прежним

Многолетняя система взаимодействия власти и общества в Иране перестала работать. Исламская республика переживает глубокий кризис легитимности, при этом протестующие не требуют иных изменений, кроме демонтажа существующей системы. Консервативная элита, выигравшая за последние годы внутреннюю борьбу за власть, два месяца протестов находилась в растерянности, не решаясь ни на реформы, ни на решительное подавление. За это время протест изменил форму, стал более агрессивным, а участники перешли к формированию локальных организационных структур.

К концу осени Иран находится в ситуации затяжного и вязкого политического кризиса, который не имеет простых выходов и во многом напоминает тупик. Общественное неприятие существующей системы достигло такого уровня, что протесты невозможно успокоить силовыми действиями. Не только не запущены реформы, но даже нет публичного признания властями необходимости их провести.

При этом нет свидетельств раскола элит или неподчинений сил безопасности командованию, Исламская республика сохраняет поддержку части общества. Поэтому крушение действующей власти сегодня маловероятно. В то же время продолжается радикализация выступлений противников Исламской республики и зарождение организационной структуры, что способно превратить протест в повстанческое движение.

В текущей ситуации наиболее вероятным сценарием выглядит превращение Ирана в зону перманентного кризиса с формальным сохранением существующего политического строя. При этом власти могут частично лишиться контроля за рядом районов страны — в зоне риска, прежде всего, приграничные регионы.

Многолетняя система взаимодействия власти и общества в Иране перестала работать. Исламская республика переживает глубокий кризис легитимности, при этом протестующие не требуют иных изменений, кроме демонтажа существующей системы. Консервативная элита, выигравшая за последние годы внутреннюю борьбу за власть, два месяца протестов находилась в растерянности, не решаясь ни на реформы, ни на решительное подавление. За это время протест изменил форму, стал более агрессивным, а участники перешли к формированию локальных организационных структур.

Протест поколения Z

Никита Смагин:
Протест как способ диалога, или как власти Ирана взаимодействуют с обществом

Разворачивающиеся в Иране протесты стали беспрецедентными в новейшей истории страны по продолжительности, географии и вовлеченности социальных слоев. Важным показателям представляется то, что фактически единственным требованием протестующих стал демонтаж существующей в стране политической системы. Лозунги против Исламской республики и духовного лидера встречались и раньше, однако лейтмотивом протестных акций была экономическая повестка или узкие политические требования — вроде пересчета голосов на выборах в 2009 г.

Текущая ситуация сложилась в результате множества факторов. Прежде всего, речь идет о затяжном экономическом кризисе, вызванном санкциями и слабой эффективностью модели развития, предложенной властями. «Экономика сопротивления», которой придерживается Исламская республика, позволяет стране выживать в условиях финансового давления Запада. Но с развитием все гораздо сложнее — важен тот факт, что по общим объемам ВВП Иран сегодня находится на том же уровне, на котором был в 2011 г. Если же считать ВВП на душу населения, то сегодняшние показатели сопоставимы с 2005 г.

Дополнительным фактором стал слом существовавшей в течение многих лет системы взаимодействия государства и общества, в которой реформаторы и консерваторы боролись за власть, проходя через конкурентные выборы. К этому привел крах «реформаторского проекта» по налаживанию отношений с Западом из-за выхода США при Д. Трампе из ядерной сделки. Консерваторы увидели в таком развитии событий не угрозу, а возможность расквитаться с политическими конкурентами. В итоге было фактически уничтожено реформаторское крыло, но населению не было предложено никакой иной альтернативы. Последние выборы в Меджлис и президентское голосование в 2021 г. отличались тем, что почти никакие кандидаты «от альтернативы» не были допущены. В результате консерваторы уверенно победили на обоих выборах, но фактически «выкинули за борт» большую часть населения, которая на эти выборы в итоге не пришла.

Триггером для накопившегося недовольства стало незначительное ужесточение политики властей в сфере контроля за дресс-кодом и ряд других инициатив по «закручиванию гаек». Сегодня уже не так важно, что именно стало причиной смерти Махсы Амини, задержанной за «неправильный» хиджаб — этого события стало достаточно, чтобы различные слои населения начали протестовать в едином порыве.

Немаловажной особенностью сложившейся ситуации стало то, что костяком протеста выступило так называемое поколение Z или зумеры — люди, родившиеся после 1997–2012 гг., то есть те, кто сегодня моложе 25 лет. В октябре близкое к КСИР агентство Фарс отмечало, что 41% задержанных на протестах моложе 20 лет, и еще 48% — в возрасте от 20 до 35 лет.

Никита Смагин:
Иран в ШОС: вынужденный поворот на Восток и альтернативный миропорядок

Зумеры росли в ситуации повсеместного распространения Интернета, гаджетов и социальных сетей. Эти люди ощущают себя частью глобального мира и в меньшей степени чувствуют границы между странами. Рядовому иранскому зумеру непонятно, почему он не может веселиться и получать удовольствие от жизни так, как это делает, например, человек в США или Латинской Америке. Иранское поколение Z отличается и тем, что в отличие от более старших сограждан его представители еще не разочарованы в политике и протестной активности и верят в возможность перемен. К слову, поколение 25–39 лет, которое является самым многочисленным в Иране, не столь активно выходит на улицы, но, по ощущениям, в массе своей скорее протест поддерживает.

Зарождение структуры

С самого начала выступлений в Иране регулярно появлялась информация о нападениях протестующих на службы безопасности. Власти использовали уже опробованную на предыдущих массовых выступлениях тактику для купирования уличной активности. С одной стороны, был ограничен, хотя и не отключён полностью, доступ населения к Интернету. При этом силы безопасности использовали для разгона наиболее массовых и ожесточенных демонстрации слезоточивый газ, полицейские дубинки и стрельбу дробью. Последнее привело к гибели некоторых протестующих, о чем начали заявлять правозащитники.

Тактика жесткого взаимодействия была призвана увеличить цену участия в уличной активности, что должно было сократить число людей, желающих выходить на протесты. Однако, будучи эффективным в ходе акций зимой 2017–2018 гг. и в ноябре 2019 г., в текущей ситуации этот подход должного воздействия не возымел. Протест не только не угас после первых двух недель, как это произошло в прошлые периоды активности, но снова активизировался спустя 1,5 месяца. В итоге днем самой массовой протестной вспышки по всей стране стало 26 октября — 40 дней со дня гибели Махсы Амини.

На фоне новой волны выступлений представители властей все чаще стали делать заявления о том, что больше не потерпят беспорядки и нестабильность. Однако, несмотря на грозную риторику, тактика Исламской республики не претерпела системных изменений.

В то же время подходы протестующих все больше трансформировались. Так, повсеместно увеличивалась степень радикальности выступлений. Все чаще на фоне информации о гибели мирных жителей власти начали публиковать новости об убийствах представителей силовых структур, включая офицеров. И такие сообщения были связаны не с каким-то отдельным проблемным регионом, а с разными районами страны.

Многие протестующие стали практиковать тактику «налетов» на полицейские участки с целью получения оружия. Параллельно с этим активизировались традиционные точки нестабильности в Иране — пограничные районы. Речь идет, в первую очередь, об Иранском Курдистане, провинции Хузестан (граничат с Ираком) и провинции Систан и Белуджистан (граничит с Пакистаном и Афганистаном).

Юлия Рокнифард:
Президентская гонка в Иране: выборы без выбора

Наконец, появилась информация о зарождающейся структуре протеста. Изначально он в массе своей был лишен лидеров и организации. Однако все чаще люди на местах начали объединяться в группы, стремящиеся публиковать призывы, организовывать акции и устраивать атаки на правоохранителей. Порой власти сообщали о выявлении и ликвидации некоторых из них. Важно, что речь не идет о создании единой общенациональной структуры, но о локальных лидерах и организациях.

Перелом на годовщину

Новым всплеском протестной активности стала трехлетняя годовщина ноябрьских выступлений 2019 г., связанных с повышением цен на бензин. Вспышка активности произошла по всей стране 15 ноября, при этом в курдских районах она привела к наиболее ожесточенным столкновениям. В ряде случаев происходили нападения на силы безопасности с применением огнестрельного оружия. 19–20 ноября власти направили регулярные части армии и Корпуса стражей исламской революции на подавление выступлений.

Таким образом, наметился перелом в подходе властей, которые от разгона протестующих перешили к тактике, больше напоминающей антитеррористическую операцию или действия против повстанцев. Военные перекрывали дороги в ряде курдских городов, затем армейские части входили в них и начинали стрельбу по сопротивлявшимся из автоматического оружия. Вероятно, подобная тактика будет распространена и на другие районы Ирана, где протест принимает наиболее агрессивные формы с применением огнестрельного вооружение.

Немаловажно и то, что реакция Тегерана на внутренние угрозы безопасности не ограничивается территорией Ирана. Так, одновременно с вводом войск в курдские районы страны КСИР нанес удары ракетами и беспилотниками по северу Ирака. Целью ударов стали организации, которые базируются в Иракском Курдистане и действуют на территории Ирана.

Параллельно с этим в иранских и западных СМИ появилась информация о том, что часть правящей элиты пытается нащупать компромисс с протестующими. В частности, речь идет о попытке властей привлечь политиков-реформаторов, которые якобы могли бы вступить в диалог с противниками Исламской республики.

С одной стороны, эти сообщения свидетельствуют о том, что элита понимает серьезность происходящего и ищет пути выхода не только в сфере силового подавления. Однако все-таки пока речь идет скорее о поиске политтехнологических приемов, а не проведении масштабных реформ, в связи с этим вероятность успеха — минимальна. Кроме того, власти пытаются использовать старые механизмы с привлечением реформаторского лагеря, представители которого ранее пользовались поддержкой значительной части населения. При этом за последние годы реформаторы лишились своего положения и авторитета в обществе. Иными словами, такой подход к поиску диалога совершенно не отвечает масштабу и глубине проблем.

***

Наталья Голубкова:
«Ни серпа, ни чалмы»: технология протестов в Иране для борьбы с сакральной основой государственного суверенитета

К концу осени Иран находится в ситуации затяжного и вязкого политического кризиса, который не имеет простых выходов и во многом напоминает тупик. Общественное неприятие существующей системы достигло такого уровня, что протесты невозможно успокоить силовыми действиями. Не только не запущены реформы, но даже нет публичного признания властями необходимости их провести.

При этом нет свидетельств раскола элит или неподчинений сил безопасности командованию, Исламская республика сохраняет поддержку части общества. Преимущественно речь идет о связанных с силовыми структурами людях, духовенстве, а также жителях страны, работающих в экономических организациях, подконтрольных КСИР (Корпус контролирует до 15–20% экономики страны). Силовой ресурс властей несопоставимо выше, чем возможности протестующих, даже с учетом проникающего через границы оружия. Поэтому крушение действующей власти сегодня маловероятно. В то же время продолжается радикализация выступлений противников Исламской республики и зарождение организационной структуры, что способно превратить протест в повстанческое движение.

В текущей ситуации наиболее вероятным сценарием выглядит превращение Ирана в зону перманентного кризиса с формальным сохранением существующего политического строя. При этом власти могут частично лишиться контроля за рядом районов страны — в зоне риска, прежде всего, приграничные регионы. Так или иначе, события осени запускают сложный транзитный период в Иране, который в долгосрочной перспективе приведет к значительным переменам в государстве.