Результаты выборов 21 декабря показали безосновательность надежд мадридских властей на то, что сторонники независимости активны, но не так многочисленны, как приверженцы сохранения Каталонии в составе Испании. Долгое время правительство М. Рахоя утверждало, что последние, в отличие от первых, просто предпочитают отмалчиваться, но к этому «молчаливому большинству» все равно нужно прислушиваться. Прибегая к крутым мерам, испанское правительство не защищает «молчаливое большинство», а расписывается в своем неумении разговаривать с «крикливым меньшинством», которое на поверку оказывается не таким малочисленным, как хотелось бы Мадриду.
Мадриду следовало бы признать, наконец, существование в Испании иных наций, кроме испанской. По сути, это означало бы переход от унитарно-автономистской модели к федеративной модели, в которой власть делегируется не сверху вниз, а снизу вверх и государство становится добровольным объединением составляющих его регионов. Оправданность сохранения института монархии также вызывает все больше вопросов. Переход к федеративной модели неизбежно поставил бы на повестку дня вопрос о будущем монархии и, вполне вероятно, рано или поздно положил бы конец ее существованию.
21 декабря 2017 г. в Каталонии состоялись досрочные выборы, которые должны были поставить точку в остром политическом противостоянии между испанским правительством и Барселоной. Однако для Мадрида результаты голосования оказались не очень радужными.
Первой политической силой стало либеральное правоцентристское движение «Граждане» (Ciudadanos), возникшее в Каталонии в 2006 г., приобретшее общеиспанский охват и сегодня выступающее за единство страны: набрав четверть голосов, оно получило 37 из 135 мест в каталонском парламенте. Однако для формирования правительства этого недостаточно, а другие партии, стремящиеся не допустить отделения Каталонии, показали слишком слабые результаты. Особенно жалко смотрятся три депутатских мандата, полученных правящей в Испании «Народной партией».
Сторонники независимости, напротив, сумели завоевать больше половины мест и добились абсолютного большинства. Конечно, силы эти неоднородны, однако общее стремление к отделению от Испании помогает им преодолевать идеологические разногласия. Первой к финишу пришла коалиция «Вместе за Каталонию» (Junts per Catalunya), созданная в середине ноября из двух крупных правоцентристских партий и возглавленная Карлесом Пучдемоном, бывшим председателем Женералитат (правительства Каталонии). В парламенте новообразованная коалиция получила 34 места. Второе место и 32 мандата достались левоцентристской коалиции «Левые республиканцы Каталонии – Каталония да» (Esquerra Republicana de Catalunya – Catalunya Sí). Стоит отметить, что на предыдущих выборах, состоявшихся в 2015 г., партии, сегодня входящие в состав «Вместе за Каталонии», и «Левые республиканцы» выступили в составе общей коалиции и получили 62 мандата; на этот раз, пусть и по отдельности, эти силы увеличили свое представительство в парламенте на четыре места. Наконец, третья партия, выступающая за независимость региона — ультралевая «Кандидатура народного единства» (Candidatura d’Unitat Popular), — утратила шесть из десяти мест, имевшихся у нее в парламенте предыдущего созыва. Однако, несмотря на скромное парламентское представительство, она обладает репутацией скандальной антисистемной партии, которой удается создавать и поддерживать благоприятный для сецессионистского движения информационный фон; вероятно, она продолжит выполнять эту роль и в дальнейшем. В общей сложности, партии, поддерживающие идею отделения Каталонии от Испании, получили всего на два мандата меньше, чем в парламенте предыдущего созыва.
У борцов за независимость положение сейчас неоднозначное. У К. Пучдемона и его соратников, конечно, есть некий ореол мученичества. Сам бывший председатель Женералитат находится в Брюсселе. В случае возвращения в Испанию его ждет тюрьма, где уже пребывает несколько должностных лиц, принявших активное участие в октябрьской истории. Как это ни парадоксально, не существует законодательных преград для того, чтобы кандидатура К. Пучдемона была вновь выдвинута на должность председателя каталонского правительства; правда, ему придется лично присутствовать на голосовании в парламенте, а его прибытие в Барселону с этой целью будет означать немедленный арест на границе.
Вместе с тем в самые горячие дни октябрьского кризиса К. Пучдемон сотоварищи проявили себя неблестяще. С 1 октября, когда был проведен референдум о независимости, и до формального провозглашения независимости, состоявшееся 27 октября, К. Пучдемон пытался добиться от Мадрида расширения полномочий автономии, используя угрозу отделения от Испании как инструмент давления (вернее, шантажа). К концу октября стало очевидно, что четкого плана действий на тот случай, если Мадрид не «прогнется», у него не было. Хотя К. Пучдемон по-прежнему остается лидером движения за независимость, бегство за границу несколько подмочило его репутацию и показало, что путь к независимости намного тернистее, чем полагали он сам и многие его сторонники. Нужно учитывать еще и то, что в каталонском обществе сегодня страсти накалены, как никогда, и вопрос об отделении Каталонии вызывает настолько ожесточенные споры среди самих каталонцев, что становится причиной для разрыва даже между близкими друзьями и родственниками. Как следствие, вероятность того, что, опираясь на численное преобладание в парламенте, сторонники независимости в скором времени опять пойдут в штыковую, невелика.
Чего не скажешь о более долгосрочной перспективе. Да, в октябре борцы за независимость потерпели неудачу, однако, как показывает история, это не означает, что тактическая победа Мадрида заставит их окончательно смириться. Более того, октябрьский кризис выявил одну деталь, которая не может не вызывать беспокойство у сторонников территориальной целостности Испании: крутые меры вроде роспуска парламента автономии и введения прямого правления, по сути, единственный инструмент, при помощи которого действующее центральное правительство может удержать Каталонию внутри страны. В некотором смысле развязка нынешнего кризиса напоминает историю с вводом войск стран Варшавского договора в Чехословакию в 1968 г. — с военной точки зрения, операция прошла гладко, но, с политической точки зрения, это был провал, показавший, что удержать эту страну в орбите своего влияния Советский Союз мог только силой. «Бархатную революцию» от «пражской весны» отделяет чуть больше двадцати лет; момент наступления нового кризиса в Каталонии сейчас, разумеется, предугадать невозможно, но, если Мадрид и впредь будет придерживаться нынешней линии, сомневаться в том, что этот кризис грянет, не приходится.
Результаты выборов 21 декабря показали безосновательность надежд мадридских властей на то, что сторонники независимости активны, но не так многочисленны, как приверженцы сохранения Каталонии в составе Испании. Долгое время правительство М. Рахоя утверждало, что последние, в отличие от первых, просто предпочитают отмалчиваться, но к этому «молчаливому большинству» все равно нужно прислушиваться. Этот тезис, на деле лишь прикрывавший нежелание центра вести диалог со сторонниками независимости, лишился убедительности еще 1 октября, когда девять из десяти проголосовавших на референдуме о независимости (а это 38% от числа лиц, обладающих правом голоса в Каталонии) высказались за отделение от Испании. Сколько бы их было, если бы полиция не изъяла около 700 тыс. бюллетеней накануне голосования и не блокировала 400 (т.е. почти пятую часть) избирательных участков, остается только гадать. На выборах 21 декабря явка достигла 82%. Казалось бы, такой высокий показатель должны были обеспечить именно сторонники единства Испании, мобилизовавшиеся после октябрьского кризиса. Однако большинство голосов все равно набрали партии, ратующие за отделение. Это означает, что, прибегая к крутым мерам, испанское правительство не защищает «молчаливое большинство», а расписывается в своем неумении разговаривать с «крикливым меньшинством», которое на поверку оказывается не таким малочисленным, как хотелось бы Мадриду.
Здесь обнаруживается тяжелейшая проблема, справиться с которой М. Рахою и его кабинету явно не под силу. Можно сколько угодно рассуждать о «молчаливом большинстве» и изобличать тезисы, на которых выстроен дискурс борцов за независимость, вроде тех, что богатая Каталония — «дойная корова» для остальной Испании, что ее самоуправление сильно ограничено или что независимую Каталонию незамедлительно примут в ЕС и в зону евро. Тезисы эти действительно не соответствуют реальности, но они прочно сидят в головах каталонцев. А если гипотетически предположить, что их ложность будет неопровержимо доказана и борцам за независимость придется от них отказаться, то найдутся другие. Борьба с такими аргументами — занятие малопродуктивное, поскольку они носят второстепенный характер. Ключевой довод, на котором основывается вся риторика движения за независимость, заключается в том, что каталонцы — это отдельная нация. И совершенно бесполезно пытаться им доказать обратное, рассказывая, что огромная доля нынешних каталонцев — потомки переселенцев из других областей Испании, и ссылаясь на первую статью Конституции Испании, гласящую, что нация в Испании одна — испанская. Легитимность этой статьи никогда не признают даже те каталонцы, которые не жаждут отделения от Испании.
Конечно, если бы в последние годы испанские власти активнее занимались пропагандой единства страны среди каталонцев, а не взирали безучастно на агитацию К. Пучдемона и его предшественника Артура Маса, число сторонников независимости сегодня было бы меньшим, но все равно оставалось бы высоким. Вероятно, теперь информационной борьбе с сепаратизмом будет уделяться больше внимания, но проблема от этого не исчезнет. Долгосрочное решение каталонского вопроса требует не паллиативных мер, а глубоких реформ, которые должны изменить не только отношения между Мадридом и Барселоной, но и самые основы испанского государства.
Сегодня Испания — конституционная монархия, в которой нация одна, а король выступает в роли гаранта целостности страны. Это унитарное государство, предоставляющее широкие полномочия входящим в его состав семнадцати автономным сообществам. Такая модель, введенная Конституцией 1978 г., была призвана решить проблему баскского и каталонского национализма, ощущавшуюся на протяжении всего правления Франко и резко обострившуюся после смерти диктатора: создание автономных сообществ было призвано «растворить» Страну Басков и Каталонию, которые претендовали если не на отделение от Испании, то по меньшей мере на особый статус, среди множества других однотипных образований. Так в Испании появились равные по своему юридическому статусу Каталония и, например, Эстремадура, у которой никаких сепаратистских поползновений никогда не наблюдалось.
Сегодня, почти сорок лет спустя, очевидно, что внедренная тогда модель сыграла свою роль, но теперь устарела и нуждается в замене. Мадриду следовало бы отказаться от приятной иллюзии, что с юридической точки зрения Эстремадура и Каталония, равно как и страна Басков и Андалусия, — это одно и то же, и признать, наконец, существование в Испании иных наций, кроме испанской. По сути, это означало бы переход от унитарно-автономистской модели к федеративной модели, в которой власть делегируется не сверху вниз, а снизу вверх и государство становится добровольным объединением составляющих его регионов. Испанские социалисты предлагают такую реформу с 2013 г., однако правящая «Народная партия» наотрез отказывается ее обсуждать.
Стоит отметить, что оправданность сохранения института монархии также вызывает все больше вопросов. В последние годы испанский королевский дом оказался в центре целого ряда скандалов. Когда кризис в Каталонии достиг своего пика, Филипп VI, по сути, поддержав бескомпромиссную позицию М. Рахоя, не сумел подняться над схваткой и предстать в объединительной роли короля всех жителей Испании, т.е. в той роли, которую ему предписывает Конституция. Переход к федеративной модели неизбежно поставил бы на повестку дня вопрос о будущем монархии и, вполне вероятно, рано или поздно положил бы конец ее существованию.
Разумеется, внедрение принципов федерализма, принятие новой Конституции и возможное упразднение монархии стали бы огромным вызовом для испанской политической элиты. Слишком многое пришлось бы менять и ломать, слишком много интересов оказалось бы ущемлено. Именно поэтому вероятность этих перемен сегодня и в ближайшем будущем невелика. Но, возможно, они единственный шанс сохранить Испанию в границах, в которых она существует сегодня.