Ливанский кризис и сирийский конфликт: клубок экономических взаимовлияний

Недавние вооруженные столкновения в центре Бейрута между шиитскими сторонниками Хезболлы и христианами-маронитами из «Ливанских сил» воскресили в памяти старшего поколения ливанцев «автобусный инцидент» 13 апреля 1975 г. Тогда правохристианские боевики-фалангисты расстреляли палестинцев, что стало триггером кровопролитной 15-летней гражданской войны. В свою очередь представители молодого поколения жителей Ливана вспомнили о мартовских протестах 2011 г. в соседней Сирии, которые на фоне быстрой интернационализации буквально за считанные месяцы переросли в широкомасштабный внутренний конфликт с жестким подтекстом конфессионального противостояния.

Примечательно, что в обоих случаях социальный взрыв произошел не на пустом месте, а в условиях уже сформировавшихся линий конфронтации, присущих глубоко разделенным обществам, а заметную роль в эскалации сыграл фактор ухудшения экономической ситуации. Внутрисирийский конфликт стал проблемой для Ливана, а нынешний ливанский политический и экономический кризис — вызовом для Сирии. За десятилетия сирийского военного присутствия в Ливане (1976–2005 гг.) и в последующие годы экономика превратилась в некое подобие пуповины, прочно связав две страны, в том числе в социальном плане.

Поразивший Ливан в конце 2019 г. кризис, который, по оценкам Всемирного банка и агентства «Bloomberg», стал самым тяжелым экономическим и финансовым кризисом мирного времени в ливанской истории, едва ли приобрел бы столь беспрецедентную остроту, не будь сирийской трагедии. Сирийские беженцы, по меткому выражению экспертов Брукингского института, создали для Ливана настоящий «кризис внутри кризиса». По данным УВКБ ООН, в конце 2020 г. их насчитывалось 1,5 млн; в сравнении с началом 2019 г. число домохозяйств за чертой крайней бедности в данной группе возросло с 55 до 90%.

По принципу обратной связи финансовый кризис в Ливане, сопровождавшийся дефолтом, когда в марте 2020 г. правительство отказалось платить по еврооблигациям, крайне болезненно отразился на социально-экономической ситуации в Сирии. По мере обострения ливанского кризиса сирийцы лишились доступа к большинству своих активов в местных банках, размер которых, по различным оценкам, достигал 42 млрд долл. Интегрированные с властями САР бизнесмены более не могли размещать там свои сбережения. Еще хуже пришлось сирийским импортерам, которые с конца 2019 г. не могли оперативно проводить через Ливан платежи и предоставлять банковские гарантии для поставок товаров.

Резюмируя, следует признать отсутствие ясных перспектив быстрого урегулирования ливанского кризиса. Были торпедированы организационно-логистические и инвестиционные возможности Ливана как «хаба» для постконфликтного восстановления Сирии. В обозримой перспективе ливанский кризис, несомненно, продолжит подрывать социально-экономическую ситуацию в САР (чего стоит один только дефицит автомобильного топлива в обеих странах).

Недавние вооруженные столкновения в центре Бейрута между шиитскими сторонниками Хезболлы и христианами-маронитами из «Ливанских сил» воскресили в памяти старшего поколения ливанцев «автобусный инцидент» 13 апреля 1975 г. Тогда правохристианские боевики-фалангисты расстреляли палестинцев, что стало триггером кровопролитной 15-летней гражданской войны. В свою очередь представители молодого поколения жителей Ливана вспомнили о мартовских протестах 2011 г. в соседней Сирии, которые на фоне быстрой интернационализации буквально за считанные месяцы переросли в широкомасштабный внутренний конфликт с жестким подтекстом конфессионального противостояния.

Примечательно, что в обоих случаях социальный взрыв произошел не на пустом месте, а в условиях уже сформировавшихся линий конфронтации, присущих глубоко разделенным обществам, а заметную роль в эскалации сыграл фактор ухудшения экономической ситуации. Таким образом, в очередной раз подтвердился ленинский тезис о том, что глубоко политика является концентрированным выражением экономики. Причем в случае с Ливаном и Сирией, во времена Османской империи и французского мандата составлявшими историко-географическое пространство «Естественной Сирии», речь не могла идти ни о чем ином, кроме как о взаимном влиянии кризисных феноменов — если обоснованно признавать конфликт частью кризиса. То есть внутрисирийский конфликт стал проблемой для Ливана, а нынешний ливанский политический и экономический кризис — вызовом для Сирии.

Игорь Матвеев:
Пандемия в разгар экономического кризиса: вызовы для Сирии

За десятилетия сирийского военного присутствия в Ливане (1976–2005 гг.) и в последующие годы экономика превратилась в некое подобие пуповины, прочно связав две страны, в том числе в социальном плане. Достаточно вспомнить, что только за 2005–2010 гг. объем взаимного товарооборота вырос с глубоко 369 млн долл. до 619 млн долл.; в 2005 г. в Ливане находились не менее 500 тыс. только официально оформленных сирийских рабочих.

С 2011 г. сирийский конфликт все более деструктивно сказывался на ливанской экономике, провоцируя ее тенизацию, потоки беженцев, всплеск трансграничной контрабанды. Хотя объективности ради стоит признать, что до 2019 г., когда очередной кризис охватил сам Ливан, ливанцы получали и точечные дивиденды: как не вспомнить в этой связи об инвестициях состоятельных сирийских беженцев или о выводе активов сирийскими чиновниками. Многие из них в условиях санкций были вынуждены создавать совместные предприятия с местными гражданами или — чаще — вкладываться в дорогое жилье в престижных кварталах Бейрута. По оценке Агентства по развитию инвестиций Ливана (IDAL), в 2018 г. доля сирийцев в покупке недвижимости достигла 13% (столько же было у саудовцев, у остальных иностранцев — гораздо меньше).

Даже во время конфликта в Сирии ливанские частные инвесторы сохраняли сложившееся еще в 2000-х гг. заметное присутствие на местном финансовом рынке. Так, они оставались акционерами Byblos Bank Syria, Fransabank Syria, Bank of Syria and Overseas, Bank Audi Syria, Bank al-Sharq, страховых компаний «Syria International Insurance AROPE» и «United Insurance Company». В мае 2021 г. в Дамаске учредили новый Islamic National Bank с ливанской долей в 49%. Неслучайно по своим суммарным инвестициям в этой сектор Ливан занял первое место среди арабских стран.

Уже за первый год войны в Сирии в условиях западных и частично арабских санкций против властей САР более чем в три раза возросло значение Ливана для экспорта и реэкспорта сирийских товаров; и такая ситуация, невзирая на колебания объемов товарооборота, сохранялась до начала ливанского кризиса. В 2017–2019 гг. в ливанских деловых кругах, в частности в бейрутском отделении Китайско-Арабской Ассоциации развития культурных и торговых обменов, всерьез заявляли о готовности превратить несанкционный Ливан в «ворота» для проектов по восстановлению санкционной Сирии. Ставка делалась на североливанский порт Триполи, расположенный недалеко от границы с сирийской провинцией Тартус. При этом анализ инсайдерских материалов показал, что банки КНР, несмотря на внешне сдержанное отношение, на перспективу развивали корреспондентские связи с ливанскими партнерами.

Поразивший Ливан в конце 2019 г. кризис, который, по оценкам Всемирного банка и агентства «Bloomberg», стал самым тяжелым экономическим и финансовым кризисом мирного времени в ливанской истории, едва ли приобрел бы столь беспрецедентную остроту, не будь сирийской трагедии. Сирийские беженцы, по меткому выражению экспертов Брукингского института, создали для Ливана настоящий «кризис внутри кризиса» (a crisis within a crisis). По данным УВКБ ООН, в конце 2020 г. их насчитывалось 1,5 млн; в сравнении с началом 2019 г. число домохозяйств за чертой крайней бедности в данной группе возросло с 55 до 90%. По коэффициенту беженцев к численности местного населения (1:7) Ливан в 2019 г. занял 2-е место в мире после карибского острова Аруба. Содержание этих людей обошлось ливанской экономике в неподъемные 40 млрд долл.

Полина Василенко:
Порочный круг ливанских протестов

По принципу обратной связи финансовый кризис в Ливане, сопровождавшийся дефолтом, когда в марте 2020 г. правительство отказалось платить по еврооблигациям, крайне болезненно отразился на социально-экономической ситуации в Сирии. Редактор The Syria Report Джихад Язиги по праву причислил его к новым «шоковым» вызовам, наряду с американским «Актом Цезаря» и коронавирусной пандемией, назвав Ливан «окном во внешний мир» для Сирии, которое оставалось открытым при санкциях, но закрылось в условиях ливанского кризиса. Накануне сирийские банки с ливанским участием начали терпеть крупные убытки: если ранее игра на понижение курса сирфунта, а инвестиции в их основной капитал осуществлялись в долларах США, вела к росту объемов оборотных средств в местной валюте, решение Центробанка Сирии в сентябре 2019 г. укрепить курс нацвалюты с 515 до 435 сирфунта за доллар запустило обратный процесс. Заодно учрежденный с подачи властей САР «Фонд поддержки сирийского фунта» ускорил репатриацию из Ливана сирийских капиталов.

На «Акт Цезаря» наложился на вступивший в силу еще в декабре 2015 г. Закон США о предотвращении международного финансирования Хезболлы (Hizballah International Financing Prevention Act), который способствовал снижению активности ливанских банкиров в САР. Свидетельством стал уход из Сирии в апреле 2021 г. ведущего ливанского Audi Bank, руководство которого до этого безуспешно попыталось уйти из-под санкций, сменив в январе название на «Al-Ahli Credit Bank».

Стремясь обезопасить активы в условиях роста спроса на американскую валюту, обусловленного нарастанием экономических проблем, ливанские банки с августа 2019 г. ограничили выдачу долларов с депозитных счетов. Долларовый ажиотаж обесценил ливанский фунт с 1 750 лив. ф. за доллар в ноябре 2019 г. до 20 725 лив. ф. за доллар в октябре 2021 г. То, что официальный курс остался прежним — 1507,5 лив. ф. за доллар, — еще более разогрело ситуацию. В течение аналогичного периода последовал прогнозируемый обвал стоимости сирийского фунта, учитывая историческую привязку обеих валют: с 668 сир. ф. за доллар на черном рынке (официально — 435) до, соответственно, 3 485 (2 500). Процесс обесценивания сирийской валюты ускорился вследствие истощения потока денежных переводов из Ливана. Их объем, который в 2017 г. составлял 272,4 млн долл. (2-е место после Саудовской Аравии), сократился ввиду ухудшения местных условий жизни для сирийских беженцев и возвращения некоторых из них на родину. Число зарегистрированных в Ливане беженцев сократилось с 1 017 000 в 2016 г. 865 530 в 2020 г. Сирийские экспаты стали отсылать меньше денег родственникам в САР еще и потому, что, получая зарплату в ливанских фунтах, были вынуждены покупать доллары по возросшей в несколько раз цене.

По мере обострения ливанского кризиса сирийцы лишились доступа к большинству своих активов в местных банках, размер которых, по различным оценкам, достигал 42 млрд долл. Интегрированные с властями САР бизнесмены более не могли размещать там свои сбережения. Еще хуже пришлось сирийским импортерам, которые с конца 2019 г. не могли оперативно проводить через Ливан платежи и предоставлять банковские гарантии для поставок товаров. Им пришлось приобретать доллары на черном рынке внутри Сирии по сильно завышенным ценам. Для стимулирования и снижения себестоимости импорта власти САР 1 января 2020 г. разрешили частной оффшорной компании из Латакии осуществлять операции за рубежом в электронной валюте (e-lira), привязанной к счетам в сирфунтах внутри страны по курсу, близкому к рыночному. Однако в сирийских деловых кругах настороженно отнеслись к этой инициативе, по-прежнему предпочитая «привычные» американские доллары.

Руслан Мамедов:
Сирия: международное гуманитарное правило, не право?

Неприятным сюрпризом для банков на территории САР явилось неожиданное прекращение работы банкоматов 8 июня 2020 г., за что отвечала ливанская компания «CSCGroup». Представители сирийской элиты и рядовые граждане усмотрели в этом желание ливанцев лишний раз продемонстрировать лояльность Вашингтону. Сирийцам пришлось экстренно принимать небезуспешные контрмеры, запустив в феврале-апреле 2021 г. национальную систему электронных платежей, участниками которой стали Bank BEMO Saudi Fransi (платформа «Scan&Pay») и Syrian International Islamic Bank.

Наряду с объективными обстоятельствами мощный удар по сирийско-ливанской торговле нанес форс-мажор, связанный со взрывами 4 августа 2020 г. в порту Бейрута. Это привело к новому удорожанию импортируемых в САР товаров из аравийских стран, которые отныне доставлялись сухопутно через Иорданию или в сирийские порты Латакия и Тартус с оформлением дорогостоящих страховок за санкционные риски. Ливанский порт Триполи с более низкой пропускной способностью контейнерного терминала (300–400 тыс. TEU против 1,3 млн в Бейруте) оказался в состоянии лишь незначительно заменить столичный. На товарных поставках в САР негативно отразился и случившийся 23 марта 2021 г. инцидент с контейнеровозом «Ever Given», до начала апреля закупорившим Суэцкий канал.

***

Резюмируя сказанное, следует признать отсутствие ясных перспектив быстрого урегулирования ливанского кризиса. Были торпедированы организационно-логистические и инвестиционные возможности Ливана как «хаба» для постконфликтного восстановления Сирии. Сложно прогнозировать, чем конкретно обернется массовое возвращение сирийских беженцев на родину под давлением ливанских властей — может повториться сценарий нулевых, когда экономика САР не смогла абсорбировать всех лиц, бежавших от западной оккупации Ирака. В обозримой перспективе ливанский кризис, несомненно, продолжит подрывать социально-экономическую ситуацию в САР (чего стоит один только дефицит автомобильного топлива в обеих странах). Кажущимся позитивным моментом служит план поставок через Сирию в Ливан иорданской электроэнергии, выработанной из египетского газа. Хотя данный проект с подачи США обсуждался на встрече министров энергетики Египта, Иордании, Ливана и Сирии 8 сентября в Аммане, в связи с чем американские эксперты даже заговорили о «золотой возможности для Дамаска вернуться в мировое сообщество», до сих пор нельзя спрогнозировать, как поведет себя в подобной ситуации тот же Иран. Станет ли Тегеран подыгрывать союзному Дамаску или же, напротив, поощрять внутреннюю эскалацию в Ливане, стремясь на упреждение сорвать намерения Вашингтона по режиссированию выхода из ливанского кризиса? А ведь от этого не в последнюю очередь зависит ближайшее будущее Ливана.