Курды между Трампом и Эрдоганом

16 мая 2017 г. состоялась первая личная встреча Р. Эрдогана и Д. Трампа, которая прошла в условиях беспрецедентного за последнее время охлаждения двусторонних американо-турецких отношений из-за решения Вашингтона о вооружении отрядов Сирийских демократических сил.

Использование курдов в качестве временной военной силы администрацией Трампа рассматривается как кратчайший путь к достижению цели разгрома ИГ. Однако окажут ли США свою поддержку курдам в создании автономного курдского образования на севере Сирии — в качестве платы за их участие в освобождении Ракки — большой вопрос. Вооружение курдских отрядов американским оружием заставило Эрдогана занять жесткую позицию, смягчить которую способны лишь определенные шаги со стороны США.

Курдский вопрос не только увеличит пропасть между Анкарой и Вашингтоном, но и толкнет Турцию в «объятия» Москвы, спровоцировав чрезвычайно негативный для Вашингтона сценарий. Кроме того, Тегеран также выигрывает от обострения противоречий между Вашингтоном и Анкарой, особенно с учетом общих для Турции и Ирана опасений по поводу автономизации курдских общин в Сирии. Курс Турции на лавирование между США и Россией видится неизбежным, независимо от развития событий в Сирии и Ираке, что во многом объясняется всей современной динамикой региональных и глобальных процессов.

Состоявшаяся 16 мая 2017 г. первая личная встреча президентов Турции и США Реджепа Эрдогана и Дональда Трампа прошла в условиях беспрецедентного за последнее время охлаждения двусторонних американо-турецких отношений. Наиболее значительным, хотя и не единственным, раздражающим фактором для Анкары стало объявленное 8 мая решение администрации Белого дома о прямых поставках американских вооружений Сирийским демократическим силам (СДС) [1] для активизации наступательной операции по освобождению фактической столицы ИГ г. Ракки.

По уверению представителей Пентагона, курдские «Отряды народной самообороны» (YPG) — военизированное крыло доминирующей в Рожаве партии «Демократический союз» (PYD) — в рамках СДС составляют лишь 40% против 60% арабских отрядов. Однако позиция Анкары неизменна: YPG представляет собой ответвление Рабочей партии Курдистана (РПК), признаваемой в Турции и на Западе террористической организацией и находящейся в состоянии вооруженного конфликта с турецким государством.

Неудивительно, что объявленный администрацией Д. Трампа план прямых поставок вооружений YPG вызвал крайне негативную реакцию турецких властей. Министр обороны Турции Фикри Ышик охарактеризовал ситуацию, спровоцированную подобным шагом со стороны США, как «кризис». Премьер-министр Бинали Йылдырым предупредил о негативных последствиях принятого решения не только для Турции, но и для самих Соединенных Штатов.

В надежде разубедить Белый дом в необходимости вооружения сирийских курдов Р. Эрдоган в преддверии своего визита направил в Вашингтон делегацию, в состав которой вошли глава Национальной разведывательной службы (MIT) Хакан Фидан, начальник Генерального штаба генерал Хулуси Акар, министр юстиции Бекир Боздаг и пресс-секретарь аппарата президента Ибрагим Калын. 8 мая они провели встречу с советником президента США по национальной безопасности генерал-лейтенантом Гербертом Макмастером, однако им не удалось убедить американскую сторону отказаться от принятого плана действий.

В сущности, решение о поставках вооружений СДС для активизации наступления на Ракку планировалось давно, но в течение длительного времени откладывалось, чтобы избежать использования этого фактора Р. Эрдоганом для нагнетания антиамериканских настроений в преддверии конституционного референдума 16 апреля 2017 г.

Илья Кравченко:
Союзники глазами Трампа

Контекст: современная динамика американо-турецких отношений

Отношения между двумя союзниками по НАТО начали портиться еще в период администрации Б. Обамы, в немалой степени из-за расхождений по вопросу о роли сирийских курдов в стратегии Белого дома по борьбе с ИГ. По мере того как между Вашингтоном и Анкарой росла позиционная пропасть по данному вопросу, Р. Эрдоган предпочитал просто игнорировать администрацию Б. Обамы настолько, насколько это было возможно. Рассчитывая на изменение американской политики в отношении сирийских курдов (а также по ряду других спорных вопросов), турецкий президент связывал большие надежды с приходом к власти новой вашингтонской администрации. Р. Эрдоган не раз публично высказывал похвалы в адрес Д. Трампа и сдержанно реагировал даже на те шаги последнего, которые многими воспринимались как исламофобские, вроде январского решения об ограничении въезда на территорию США граждан ряда мусульманских стран.

Надежды Р. Эрдогана на позитивные изменения в динамике двусторонних отношений могли получить дополнительный стимул, когда, по информации из турецких официальных источников, Д. Трамп позвонил ему, чтобы поздравить с успехом на конституционном референдуме 16 апреля. Гипотетически, деидеологизированный подход к региональным процессам (в том числе отказ от риторики демократизации), который четко просматривается в пока еще хаотичном ближневосточном курсе новой команды Белого дома, должен быть в пользу Р. Эрдогана, особенно учитывая тот авторитарный вектор, который приобрело развитие политической системы Турции в последнее время.

Однако развитие событий последних месяцев свидетельствует о том, что восстановление американо-турецких отношений пока не входит в число первоочередных приоритетов вашингтонской администрации. В отличие от Б. Обамы образца апреля 2009 г., Д. Трамп не включил Турцию в список стран, в которые он планирует совершить свой первый крупный зарубежный визит в конце мая 2017 г.

Даже вашингтонская встреча 16 мая между лидерами двух стран состоялась, когда за первые 100 дней новой администрации в Белом доме уже успели побывать король Иордании Абдалла (дважды), президент Египта А.Ф. ас-Сиси, заместитель наследного принца Саудовской Аравии Мухаммад ибн Салман, наследный принц эмирата Абу-Даби Мохаммед бин Зайед аль-Нахайян, не считая лидеров Израиля, Палестины и Ирака. Важно понимать, что вышеуказанные политики представляют лагерь, в который объединены силы, рассматривающие в качестве своего главного приоритета противодействие политическому исламизму (т. е. фактически борьбу с широкой сетью легальных и нелегальных социально-политических организаций, связанных с «Братьями-мусульманами»).

Турция же (в эпоху правления Партии справедливости и развития) наряду с Катаром выступает своего рода лидером как раз противоположного лагеря, покровительствующего «Братьям-мусульманам» и другим политико-исламистским движениям. Кажется все более очевидным, что в этом негласном противостоянии между условной катарско-турецкой осью и условной египетско-эмиратской осью Д. Трамп позиционирует себя намного ближе к последней. Это автоматически ставит под сомнение серьезные перспективы полномасштабного сотрудничества США с Турцией. Хотя нельзя исключать вероятность того, что между Д. Трампом и Р. Эрдоганом может сложиться личное взаимопонимание, тем не менее его будет недостаточно для преодоления «стратегического замешательства», которое сложилось в двусторонних американо-турецких отношениях в последние годы.

Таким образом, недостаточное внимание вашингтонской администрации к такому болезненному для турецкого руководства вопросу, как вооружение сирийских курдов, не кажется удивительным.

Керим Хас:
Новая. Жаркая. Своя. Внешняя политика Анкары после референдума

Почему выбор США пал на курдов?

Турецкие официальные лица посчитали, что решение о вооружении сирийских курдов отражает сохраняющийся в команде Д. Трампа раскол, связанный с незавершенностью процесса передачи власти, и что оно было принято под влиянием ряда ключевых фигур, оставшихся «в наследство» от предыдущей администрации. В частности, назначенный еще при Б. Обаме специальным представителем Белого дома при «глобальной коалиции» по борьбе с ИГ Бретт Макгурк по-прежнему оказывает существенное влияние на сирийскую политику США и при этом многими в Анкаре видится как фигура, слишком приближенная к YPG.

Ни для кого не секрет, что противоречия между представителями команды Д. Трампа касательно ключевых приоритетов как внешней политики в целом, так и ближневосточного курса в частности, действительно существуют. Не случайно, 17 апреля Государственный департамент выпустил объемное заявление, критикующее то, как был организован и проведен референдум в Турции. Однако спустя всего несколько часов после этого, Д. Трамп позвонил Р. Эрдогану и — к удивлению многих — поздравил его с победой, демонстративно отойдя от вроде бы согласованной официальной позиции.

Тем не менее глубинные корни объявленного 8 мая решения о поставках американских вооружений СДС видятся в другом. Немаловажным фактором стало стремление Белого дома как можно скорее достичь ситуации, при которой можно было бы объявить о решительном успехе в разгроме ИГ, особенно в условиях сильного внутриполитического давления на Д. Трампа. Законодательные основы, открывающие возможность поставок оружия курдам, были заложены еще в декабре 2014 г., когда Конгрессом была принята резолюция, санкционировавшая обучение и вооружение сирийских оппозиционных группировок, борющихся с ИГ.

Ключевую роль в принятом решении сыграло высшее военное руководство из Центрального командования ВС США (CENTCOM), координирующего наступательные операции против ИГ. Именно оно убедило команду Д. Трампа в том, что опора на сирийских курдов будет оптимальной стратегией для скорейшего разгрома ИГ. Еще в марте глава объединенного командования коалиционных сил по борьбе с ИГ генерал-лейтенант Стивен Таунсенд заявил, что сирийские курды будут участвовать в операции по освобождению Ракки и что у него нет «абсолютно никаких свидетельств» о связи между YPG и РПК.

При этом Пентагон отрицает какие-либо долгосрочные обязательства в отношении YPG, определяя предполагаемые поставки как строго необходимые для выполнения военной задачи. Как заявила 9 мая официальный представитель американского военного ведомства Дана Уайт, СДС — «единственная сила», способная в кратчайшие сроки провести успешную операцию по освобождению Ракки, хотя Соединенные Штаты «глубоко осознают» озабоченность Турции и «привержены задаче не допускать появления дополнительных рисков безопасности» для Анкары. Несмотря на то что у Белого дома нет планов последующего изъятия у СДС поставленных вооружений после окончания миссии, тем не менее американские военные будут вести мониторинг того, чтобы это оружие использовалось только против боевиков ИГ. Таким образом, администрация Д. Трампа в данном вопросе руководствуется в чистом виде инструменталистским подходом, рассматривая вооружение сирийских курдов как кратчайший путь к достижению цели разгрома ИГ.

Турция со своей стороны предлагала Соединенным Штатам выступить наряду с отрядами Сирийской свободной армии (ССА) той силой, которая будет задействована в операции против ИГ, при условии недопущения участия в ней YPG. Однако данный сценарий не рассматривается как реалистичная альтернатива по двум причинам. Во-первых, турецким войскам для передислокации сначала пришлось бы создать коридор через территории, контролируемые курдами, что затянуло бы операцию и обременило ее дополнительными рисками. Во-вторых, турецкие силы и отряды ССА не лучшим образом проявили себя в рамках операции «Щит Евфрата», когда при поддержке с воздуха со стороны сил международной коалиции и даже ВКС России долго не могли отвоевать у ИГ г. Эль-Баб в провинции Алеппо. Такая скромная результативность вполне объяснима, учитывая массовые чистки, проведенные среди действующего офицерского состава вооруженных сил Турции после попытки государственного переворота 15 июля 2016 г.

Руслан Мамедов:
Турецкий поворот: снова на пути к «нулю проблем с соседями»?

Уже на протяжении длительного времени было очевидно расхождение приоритетов в политике Вашингтона и Анкары в отношении сирийского вопроса. Ключевой целью для Р. Эрдогана (даже своего рода навязчивой идеей) стало предотвратить появление на севере Сирии автономного территориально-смежного политического образования с курдским большинством, что оттеснило на второй план цель окончательного разгрома ИГ. Это неизбежно привело к столкновению с политикой как Вашингтона, так и Москвы. Не случайно, после атаки 25 апреля 2017 г. турецких ВВС по позициям YPG на северо-востоке Сирии и РПК в иракском Синджаре США и Россия выступили с резкой критикой подобных действий. Они даже разместили свои силы — пусть и в символических масштабах — на пограничных с Турцией территориях в пределах курдских кантонов соответственно к востоку и западу от Евфрата, посылая Анкаре сигнал о недопустимости дальнейшей эскалации.

Однако подобный инструменталистский подход, когда отряды YPG рассматриваются Вашингтоном лишь в качестве временной силы, «нанятой» для выполнения конкретной задачи, может в конечном счете обернуться и против интересов самих сирийских курдов. Для них получение американского вооружения и военное усиление как таковое не искомая цель. Их долгосрочная цель заключается в создании автономного региона на севере Сирии. Поддержка со стороны США в данном вопросе — именно та «плата», которую сирийские курды рассчитывают получить за свое непосредственное участие в освобождении Ракки. Однако такая перспектива в будущем может вызвать еще большее сопротивление со стороны Р. Эрдогана. Сможет ли Вашингтон «расплатиться» с курдами и помочь им в реализации заветной цели в условиях, когда военная задача, возложенная на курдов, будет уже выполнена, а оппозиция со стороны Анкары станет еще сильнее, — большой вопрос.

Так же, как военная целесообразность заставила Белый дом пойти на сближение с курдами, политическая целесообразность — когда поставленная задача будет выполнена — может вынудить администрацию Д. Трампа вернуться к восстановлению стратегических связей с Турецкой Республикой. В результате курды могут оказаться ни с чем, заплатив немалую цену за разгром ИГ, но оставшись без политического покровительства, когда дело дойдет до предметного решения вопроса о будущих контурах сирийской государственности. Когда-то иракские курды уже испытали на себе непостоянство американской поддержки, в одночасье потеряв ее после заключения в 1975 г. Алжирского соглашения, которое временно урегулировало территориальный спор между Ираком и Ираном по Шатт-эль-Араб и потому лишило Тегеран (а вместе с ним и тогда еще союзный ему Вашингтон) возможности использовать иракских курдов против центральных властей в Багдаде.

Возможен ли торг и компенсация для Турции?

Предполагается, что состав поставляемых вооружений и средств будет ограничен только тем, что строго необходимо для успешного проведения операции по освобождению Ракки, и, в частности, будет в себя включать стрелковое оружие, 120-мм минометы, тяжелые пулеметы, бронированные автомобили, а также инженерное оборудование. Наиболее болезненным для Турции может стать включение в этот список противотанковых средств, необходимых СДС для борьбы с шахид-мобилями, использование которых стало одной из наиболее эффективных тактик ИГ. Однако даже в самой администрации Д. Трампа нет единства по данному вопросу, учитывая риски, связанные с попаданием этих средств в руки РПК. При этом, согласно некоторым источникам, зенитные средства и артиллерия поставляться курдам не будут.

Сложно сказать, сможет ли турецкое военное руководство посредством консультаций со своими американскими коллегами повлиять на качественный состав поставляемых курдам вооружений. Но плохим сигналом для Анкары является то, что, по словам полковника ВВС США Джона Дорриана, поставки американских вооружений СДС со складов, размещенных на севере Сирии, могли начаться форсированными темпами еще до встречи Р. Эрдогана с Трампом.

Кирилл Семенов:
Москва–Анкара–Дамаск: взаимодействие и перспективы сотрудничества

Проблема осложняется тем, что из-за восприятия возможного усиления РПК в качестве угрозы территориальной целостности страны Турция заняла в вопросе поставок оружия сирийским курдам не просто жесткую, а даже бескомпромиссную позицию. Это лишает обе стороны возможности полноценного торга, серьезно ограничивая пространство для дипломатического маневрирования со стороны Д. Трампа. Вашингтон и Анкара, безусловно, заинтересованы в том, чтобы позволить Р. Эрдогану «сохранить лицо» и создать хотя бы видимость позитивных результатов, вынесенных из первой встречи. Однако реальных козырей на руках у турецкого лидера на данный момент почти нет, поэтому добиться существенных уступок со стороны Белого дома ему по определению было бы очень сложно.

Тем не менее, памятуя о своеобразном «транзакционном» подходе «мастера сделок» Д. Трампа к внешней политике, о котором так много писали в начале 2017 г., можно предположить, что Р. Эрдоган рассчитывает получить от американской стороны уступки хотя бы по некоторым другим важным для него вопросам. Можно выделить три ключевых требования.

1. «Зеленый свет» для нанесения ударов по РПК на территории Сирии и Ирака.

Турецкие власти, особенно представители правящей партии (ПСР), давно выражали озабоченность усилением на севере Сирии и Ирака позиций курдских ополчений, которые они считают ответвлением РПК. Если на территории Рожавы в результате проведения операции «Щит Евфрата» Анкаре удалось предотвратить объединение курдских кантонов Кобани и Африн, то закрепление союзных РПК езидских ополчений в районе горы Синджар (Шангал) в иракской провинции Найнава по-прежнему головная боль для высшего политического и военного руководства Турции. Езидские «Отряды самообороны Синджара» (YBS) были консолидированы и обучены боевиками из РПК после того, как в августе 2014 г. РПК фактически стала единственной силой, пришедшей на помощь езидам, оказавшимся перед угрозой геноцида со стороны ИГ. С тех пор, как считают в Анкаре, РПК не только обучала езидских ополченцев, но и фактически начала создавать на территории Синджара свои новые базы, по аналогии с теми, что ранее были сформированы в восточной части Иракского Курдистана среди Шангальских гор.

Несмотря на то что YBS пользуются определенной поддержкой со стороны правительства в Багдаде, Р. Эрдоган неоднократно заявлял о своем намерении провести наземную операцию против РПК в Синджаре. В этом смысле Анкара хотела бы рассчитывать на определенную «свободу рук» в данном вопросе, которую можно было бы получить только при условии молчаливого согласия со стороны США (а в случае с северными районами Сирии также и со стороны России). Однако, как показали события 25 апреля, Р. Эрдоган вполне может пойти на нанесение ограниченных ударов по выбранным целям, не дожидаясь одобрения внешних сил.

2. Экстрадиция Ф. Гюлена.

Другое принципиальное требование к Вашингтону, предъявляемое со стороны турецких властей, — экстрадиция исламского клерика и проповедника, основателя и лидера движения «Хизмет» Фетуллаха Гюлена [2], которого обвиняют в организации госпереворота в июле 2016 г. Анкара уже почти год пытается оказывать давление на Вашингтон с целью добиться выдачи Ф. Гюлена на основании действующего между странами договора об экстрадиции. Озабоченность турецких властей по данному вопросу вполне оправдана, поскольку, несмотря на свой просветительский социально-культурный внешний облик, гюленистское движение с точки зрения своей внутренней структуры имеет определенные черты тоталитарной секты. А его деятельность, направленная на плавное поглощение общественных и государственных структур (армии, полиции, судебной системы, налоговой системы и др.) и создание своеобразной параллельной государственности, представляет собой прямую угрозу любому суверенному социально-политическому организму, в том числе и турецком государству.

Р. Эрдоган рассчитывал на то, что в силу той проигрышной ставки, которую гюленисты сделали на Х. Клинтон на президентских выборах 2016 г., Д. Трамп будет мотивирован согласиться на одобрение экстрадиции. Однако из-за применяемой в стране надлежащей правовой процедуры Белый дом не может провести данное решение обычным исполнительным указом. Реальная же причина того, что выдача Ф. Гюлена маловероятна, заключается в огромной ценности, которую представляет его транснациональная сеть для американского разведывательного сообщества.

Р.Сулейманов, К.Хикметов:
Курдский вопрос в контексте сирийского кризиса

3. Освобождение Резы Зарраба.

Наконец, еще одно требование Анкары заключается в прекращении судебного преследования в отношении турецкого бизнесмена иранского происхождения Резы Зарраба, который был арестован в США боле года назад и обвинен в отмывании денег в рамках обширной криминальной схемы, созданной с целью обойти принятые Вашингтоном антииранские санкции.

В данном вопросе есть вероятность того, что администрация Д. Трампа пойдет на уступки. В частности, уже был заменен прокурор по данному делу, а с недавних пор в состав команды юристов, которые будут защищать Р. Зарраба, вошел бывший мэр Нью-Йорка (и союзник Д. Трампа) Руди Джулиани. При этом следует учитывать, что освобождение Р. Зарраба может быть политически рискованным шагом для Д. Трампа, поэтому развитие ситуации будет в какой-то мере зависеть от динамики внутриполитического давления на действующего президента США.

Возможность нахождения компромиссов по указанным проблемами по-прежнему вопрос открытый. Но нельзя исключать и вероятности того, что, не получив ничего, на что рассчитывал, Р. Эрдоган сам может кардинально изменить подход и сменить бескомпромиссность на уступчивость по аналогии с событиями годичной давности, которые привели к постепенной нормализации российско-турецких отношений. Высказываются даже мнения, что, оказавшись в безвыходной ситуации, Анкара может возобновить переговорный процесс с РПК, прерванный летом 2015 г. Однако, посвятив последние полтора года раскручиванию внутриполитической риторики о террористической опасности, исходящей от РПК, Р. Эрдоган сам загнал себя в угол, где найти пространство для такого политического маневра будет крайне сложно.

Влияние на взаимоотношения в треугольнике США — Турция — Россия

Вероятность того, что в долгосрочной перспективе курдский вопрос еще сильнее отдалит друг от друга Анкару и Вашингтон, есть, и она высока. Прямые поставки вооружений YPG затрагивают самую сердцевину того, что турецкие власти считают своими жизненно важными интересами. Для правительства Р. Эрдогана это вопрос не просто принципиальный, он даже не является в полном смысле внешнеполитическим сюжетом, а находится на стыке внутренней политики, внешней политики и политики национальной безопасности.

Согласно одной из точек зрения, решение США вооружить сирийских курдов может рассматриваться как своего рода ответ, адресованный Турции, на ее «заигрывание» с Россией в рамках астанинского формата по сирийскому урегулированию и по ряду других вопросов. Однако такое объяснение спорно в силу того, что подобные действия администрации Д. Трампа могли бы еще больше подтолкнуть Анкару в «объятия» Москвы, спровоцировав чрезвычайно негативный для Вашингтона сценарий.

Кроме того, принимая во внимание экономический и военный статус Турции в регионе, дальнейшее охлаждение в американо-турецких отношениях может серьезно осложнить реализацию приоритетной для Д. Трампа цели сдерживания Ирана. Тегеран только выигрывает от обострения противоречий между Вашингтоном и Анкарой, особенно с учетом общих для Турции и Ирана опасений по поводу автономизации курдских общин в Сирии.

Один из наиболее радикальных сценариев, связанных с тем, что турецкие власти могут запретить США пользоваться военной базой Инджирлик, используемой в качестве важнейшего хаба в том числе и в операциях против ИГ, видится маловероятным. Тем не менее двусторонние отношения между Турцией и США как минимум в краткосрочной перспективе, скорее всего, ожидает продолжение нынешнего состояния политической турбулентности.

На этом фоне может усилиться риторика по поводу потенциального вступления Турции в ШОС. Однако реальный дрейф в этом направлении, если и будет происходить, то постепенно.

При этом влияние отдельно взятого события (решения Белого дома вооружить сирийских курдов для наступления на Ракку) на проблему стратегической ориентации в турецкой внешней политике все же не стоит преувеличивать. Курс Турции на лавирование между США и Россией видится неизбежным, независимо от развития событий в Сирии и Ираке, что во многом объясняется всей современной динамикой региональных и глобальных процессов.

1. Зонтичная организация, образованная в октябре 2015 г. на северо-востоке Сирии и состоящая преимущественно из курдских и арабских отрядов.

2. Движение «Хизмет» признается правительством Р. Эрдогана террористической организацией FETO.