С самого начала специальной военной операции России одной из главных целей единой стратегии консолидированного Запада стала максимальная изоляция Москвы в мировой политике и экономике. Для достижения этой цели было явно недостаточно поддерживать достигнутую в первые месяцы кризиса западную сплоченность; более сложная задача состояла в том, чтобы перетянуть на «правильную сторону истории» как можно больше стран глобального Юга. Однако, на протяжении года данная задача так и не была решена; как выяснилось, она едва ли вообще поддается решению.
Упорное сопротивление Юга постоянному и всестороннему давлению со стороны Запада нуждается в объяснениях. Наверное, было бы неправильным сводить все к меркантильным экономическим интересам российских партнеров среди развивающихся стран — в конце концов, до начала кризиса российские торговые и инвестиционные связи с этими странами были куда более скромными, чем связи Москвы с партнерами в Европе.
Одним из возможных объяснений является широко распространенное на Юге мнение о том, что западный подход к российско-украинскому противостоянию отражает характерную для Запада практику двойных стандартов. Другое объяснение сводится к тому, что на Западе продолжающийся российско-украинский конфликт часто позиционируется как часть глобального столкновения между «хорошими демократиями» и «плохими автократиями», как еще один крестовый поход в защиту западных либеральных ценностей против «варварского восточного деспотизма».
Тем не менее самая важная причина, по которой Юг не присоединяется к Западу в попытках изоляции России, насколько можно судить, заключается в другом. Реальность такова, что коллективный Запад, похоже, никоим образом не заинтересован в равноправном и содержательном диалоге с глобальным Югом, чтобы совместно обсудить украинский кризис и попытаться найти для него соответствующее сбалансированное решение. Вместо этого Запад неявно или явно предлагает, чтобы страны Юга просто подписались под всеми позициями, уже принятыми в одностороннем порядке западными лидерами и, в частности, администрацией Дж. Байдена в Вашингтоне и руководством ЕС в Брюсселе. Если такой алгоритм предлагается использовать применительно к украинскому кризису, то логично предположить, что он же будет использоваться и в других вопросах, затрагивающих фундаментальные интересы развивающихся стран.
С другой стороны, кризис превратился в возможность для ведущих игроков, представляющих глобальный Юг, продемонстрировать, что у них есть своя повестка дня в мировых делах, включая многочисленные предложения по поиску развязок в различных измерениях российско-украинского конфликта. Неудивительно, что предложения по урегулированию сегодня исходят не только от таких признанных тяжеловесов развивающегося мира, как Китай и Индия, но и от новых региональных лидеров, — таких как Турция, Саудовская Аравия, Бразилия, Южная Африка или Индонезия.
Разрешение российско-украинского и более общего российско-западного кризиса вполне может оказаться катализатором долгожданных реформ в мировом порядке, которые должны подразумевать, среди прочего, более заметную роль стран глобального Юга в международной системе. Это, возможно, было бы единственным, но весьма значимым положительным итогом трагических и опасных процессов, развивающихся в мировой политике в настоящее время.
С самого начала специальной военной операции России одной из главных целей единой стратегии консолидированного Запада стала максимальная изоляция Москвы в мировой политике и экономике. Для достижения этой цели было явно недостаточно поддерживать достигнутую в первые месяцы кризиса западную сплоченность; более сложная задача состояла в том, чтобы перетянуть на «правильную сторону истории» как можно больше стран глобального Юга. Если бы Запад добился решительного успеха в этом своем начинании, Россия превратилась бы в международного изгоя, лишенного былых друзей и партнеров. Тотальная международная изоляция, возможно, заставила бы российское руководство пересмотреть свои подходы — как к Украине, так и к отношениям с западными оппонентами.
Однако, на протяжении года данная задача так и не была решена; как выяснилось, она едва ли вообще поддается решению. Конечно, не все развивающиеся страны готовы безоговорочно принять официальную российскую позицию в конфликте; об этом говорят хотя бы итоги голосований в Генеральной Ассамблее ООН по резолюциям, касающимся украинского кризиса. Однако государства глобального Юга, как правило, не присоединяются к антироссийским санкциям США или ЕС. Они однозначно против исключения России из важных многосторонних международных организаций и форумов. Они продолжают принимать высокопоставленные делегации из Москвы и подписывать соглашения о сотрудничестве с российскими деловыми партнерами, пусь и с оглядкой на риски потенциальных вторичных санкций. На глобальном Юге нет попыток «отменить» русскую культуру, а отношение к россиянам за последний год здесь принципиально не поменялось в худшую сторону. В целом, страны глобального Юга до сих пор демонстрировали примечательную последовательность и настойчивость в своем нежелании втягиваться в конфликт между Россией и Западом.
Это упорное сопротивление Юга постоянному и всестороннему давлению со стороны Запада нуждается в объяснениях. Наверное, было бы неправильным сводить все к меркантильным экономическим интересам российских партнеров среди развивающихся стран — в конце концов, до начала кризиса российские торговые и инвестиционные связи с этими странами были куда более скромными, чем связи Москвы с партнерами в Европе. Вероятно, есть какие-то другие, более веские основания для решительного отказа Юга следовать в общем фарватере нынешней политики Запада.
Одним из возможных объяснений является широко распространенное на Юге мнение о том, что западный подход к российско-украинскому противостоянию отражает характерную для Запада практику двойных стандартов. Мало того, что Запад почти полностью отстранился от многих кровопролитных конфликтов за пределами евроатлантического пространства (например, в Йемене или в Эфиопии), но еще и должен взять на себя прямую ответственность за развязывание хотя бы некоторых из них (к примеру, в Ираке и в Ливии). Резкий контраст между тем, как страны Европейского союза относились к украинским беженцам в 2022 г., и тем, как они обращалась с беженцами из Сирии всего несколько лет назад, так же говорит о том, что декларируемые Западом принципы «универсальных» гуманитарных норм прав человека в их практическом воплощении оказываются конъюнктурными, избирательными и предвзятыми.
Другое объяснение сводится к тому, что на Западе продолжающийся российско-украинский конфликт часто позиционируется как часть глобального столкновения между «хорошими демократиями» и «плохими автократиями», как еще один крестовый поход в защиту западных либеральных ценностей против «варварского восточного деспотизма». Однако хорошо известно, что многие страны Африки, Ближнего Востока и Юго-Восточной Азии едва ли могут в полной мере соответствовать западным стандартам политической организации общества. Напомним, что многие из стран глобального Юга даже не были приглашены на виртуальный Саммит за демократию, организованный администрацией Дж. Байдена в конце 2021 года. Почему же эти «дисквалифицированные» страны на Юге обязаны скрупулезно придерживаться кодекса поведения того эксклюзивного клуба, в который они даже не были допущены?
Тем не менее самая важная причина, по которой Юг не присоединяется к Западу в попытках изоляции России, насколько можно судить, заключается в другом. Реальность такова, что коллективный Запад, похоже, никоим образом не заинтересован в равноправном и содержательном диалоге с глобальным Югом, чтобы совместно обсудить украинский кризис и попытаться найти для него соответствующее сбалансированное решение. Вместо этого Запад неявно или явно предлагает, чтобы страны Юга просто подписались под всеми позициями, уже принятыми в одностороннем порядке западными лидерами и, в частности, администрацией Дж. Байдена в Вашингтоне и руководством ЕС в Брюсселе. То есть из западных столиц на страны Юга смотрят не как на полноценных участников процесса принятия важнейших решений в вопросах международной безопасности, а, скорее, как на послушных и безропотных исполнителей решений, уже принятых кем-то от их имени, но без их ведома. Такие односторонние представления о том, как следует решать международные проблемы, вызывают в памяти модель однополярного мира рубежа веков, в котором международные правила игры устанавливались почти исключительно Белым домом.
Если такой алгоритм предлагается использовать применительно к украинскому кризису, то логично предположить, что он же будет использоваться и в других вопросах, затрагивающих фундаментальные интересы развивающихся стран. Излишне говорить, что это не слишком привлекательная картина грядущего мирового порядка для новых, быстро растущих участников мировой политики, пытающихся позиционировать себя в роли не безмолвных объектов, а полноправных субъектов процесса перестройки международной системы.
Сказанное не означает, что глобальный Юг не испытывает на себе негативных последствий российско-украинского конфликта, или что он не заинтересован в его урегулировании. Эскалация кризиса имеет многочисленные последствия для международной системы в целом, включая глобальную и региональную безопасность, международную торговлю и финансы. Это отвлекает внимание великих держав от решения таких острых вопросов, как изменение климата, продовольственная и энергетическая безопасность, трансграничная миграция, экономическая помощь менее развитым странам и многие другие. С другой стороны, кризис превратился в возможность для ведущих игроков, представляющих глобальный Юг, продемонстрировать, что у них есть своя повестка дня в мировых делах, включая многочисленные предложения по поиску развязок в различных измерениях российско-украинского конфликта. Неудивительно, что предложения по урегулированию сегодня исходят не только от таких признанных тяжеловесов развивающегося мира, как Китай и Индия, но и от новых региональных лидеров, — таких как Турция, Саудовская Аравия, Бразилия, Южная Африка или Индонезия.
Разрешение российско-украинского и более общего российско-западного кризиса вполне может оказаться катализатором долгожданных реформ в мировом порядке, которые должны подразумевать, среди прочего, более заметную роль стран глобального Юга в международной системе. Это, возможно, было бы единственным, но весьма значимым положительным итогом трагических и опасных процессов, развивающихся в мировой политике в настоящее время.
Впервые опубликовано на английском языке в Global Times.