Китайская экономическая дипломатия в условиях многополярного расстройства

Китай все чаще позиционируется в качестве локомотива мирового роста и восстановления после пандемии, что не лишено оснований. Помимо достаточно успешной борьбы с самой эпидемией, эта страна уже по итогам первого квартала 2021 г. показала прирост ВВП 18,3% по отношению к 1 кварталу 2020 г. В текущих условиях возникают опасения, что кроме КНР не останется серьезных альтернатив для развития международного экономического сотрудничества. Для многих стран мира это чревато увеличением зависимости от Китая.

Однако высокие экономические показатели не отменяют необходимости регенерации китайской экономики после перенесенных шоков. Тем более, как показывает опыт Индии и некоторых других государств, стихийные вспышки эпидемии еще вполне возможны и могут спровоцировать нехватку вакцин в мире. Одновременно с этим Пекин сталкивается с растущей конкуренцией с Соединенными Штатами, да и в целом с беспрецедентным внешним давлением со стороны западных стран.

Совокупность этих факторов ставит все больше вопросов как об особенностях развития постковидного мира, так и китайского лидерства в нем.

На данный момент Китай еще только пробует себя в новом мировом статусе: продолжает через международные площадки продвигать ценность международного сотрудничества, внедрять региональные торговые соглашения, налаживать в новых условиях глобальные цепочки стоимости. Приемы работы со странами в рамках Инициативы пояса и пути и других китайских форматов сотрудничества как и раньше прагматично одинаковы.

Однако, как известно, количество часто перерастает в качество, особенно в случае Китая. Поэтому недооценивать происходящие изменения все же не стоит. Например, уже в 2017 г. отмечалось, что флагманская китайская концепция «сообщества единой судьбы» впервые была официально включена в резолюцию ООН. Во время пандемии Инициатива пояса и пути получила новое развитие, дополнившись концепцией «Шелкового пути здоровья». Помимо этого, не секрет, что накопительный эффект часто приводит к институционализации участившихся политических практик (так, например, с сентября прошлого года Минкоммерции стало официально заниматься санкционными вопросами).

С учетом растущего внешнего давления в мире с разной степенью интенсивности продолжает развиваться тезис о китайской экспансии и угрозе. Пекин традиционно стремится нивелировать его путем замены одной идеи на другую. Однако практика борьбы с концепциями с помощью других концепций (например, замены «мирного возвышения» на «мирное развитие», «китайскую мечту», «сообщество единой судьбы» и т.п.), как видно, пока не привела к желаемому результату.

Особое внимание на этом фоне привлекает новый стиль китайского дипломатического языка, который становится порой все более грубым. Современную политику Китая часто называют «дипломатией боевых волков» и ждут роста ее агрессивности в практической плоскости.

Практика дипломатии «боевых волков» часто выглядит как overreacting (события и китайский ответ на него несопоставимы по значимости), к тому же она часто идет в ущерб экономическим интересам. Подводя итог, можно отметить, что в глубинном смысле стратегия Китая давно оформилась и ведется довольно последовательно, хотя и более эмоционально. КНР мыслит в категориях, предполагающих обязательный учет национальных (коренных) интересов. Вероятнее всего, Китай будет продолжать эту политику — с поправкой на последствия пандемии и эпизоды иррационального поведения международных игроков. Опыт показывает, что с Китаем можно и нужно договариваться, какими бы жесткими ни выглядели переговоры. Ведь в пинг-понге в конечном счете важны не только скорость реакции и непредсказуемость, но и крепкие нервы.

Китай все чаще позиционируется в качестве локомотива мирового роста и восстановления после пандемии, что не лишено оснований. Помимо достаточно успешной борьбы с самой эпидемией, эта страна уже по итогам первого квартала 2021 г. показала прирост ВВП 18,3% по отношению к 1 кварталу 2020 г. В текущих условиях возникают опасения, что кроме КНР не останется серьезных альтернатив для развития международного экономического сотрудничества. Для многих стран мира это чревато увеличением зависимости от Китая.

Однако высокие экономические показатели не отменяют необходимости регенерации китайской экономики после перенесенных шоков. Тем более, как показывает опыт Индии и некоторых других государств, стихийные вспышки эпидемии еще вполне возможны и могут спровоцировать нехватку вакцин в мире. Одновременно с этим Пекин сталкивается с растущей конкуренцией с Соединенными Штатами, да и в целом с беспрецедентным внешним давлением со стороны западных стран.

Совокупность этих факторов ставит все больше вопросов как об особенностях развития постковидного мира, так и китайского лидерства в нем.

Чжао Хуашэн:
Биполярность, однополярность и многополярность в современном мире

Пинг-понговая дипломатия: новое прочтение

В апреле отмечалось 50-летие пинг-понговой дипломатии. Официальные представители КНР и США рассуждали насчет особой роли, которую она сыграла в установлении и развитии двусторонних контактов. С тех пор стороны проделали огромный путь: они уже не стесняясь называют друг друга своими главными угрозами, в том числе в официальных документах, а интенсивность «перебрасывания» взаимными санкциями и обвинениями порой и правда напоминает матч по пинг-понгу.

Пока игра со стороны выглядит как договорной товарищеский матч: никто на самом деле не пытается ударить так, чтобы другой не смог отбить. Тем не менее, зрелищность по мере развития игры явно нарастает, и на этом фоне политическая риторика обеих стран начинает переливаться всей палитрой красок. Отдельное место в этом ряду заняла мартовская встреча в Анкоридже, где стороны активно обменялись взаимными обвинениями.

И ведь дело давно уже не ограничивается только риторикой: меняются политические реалии и практики взаимодействия. За последний год КНР оказалась на втором месте среди стран мира по количеству введенных против нее санкционных мер (обогнав Россию), а США по-прежнему выступают в качестве их главного инициатора.

Еще более впечатляющий факт: на фоне мировой рецессии по-прежнему растут военные расходы. По данным SIPRI, в 2020 г. они составили 2 трлн долларов. С поправкой на то, что часть стран (Чили, Южная Корея) все же перераспределили военные расходы на другие направления, судя по всему, тренд хоть и не повсеместно, но продолжится. Такая динамика, например, будет актуальна для стран АТР. В 2021 г. Китай увеличил военные расходы на 6,8% по сравнению с прошлым годом (до 209 млрд долл.). Южнокорейский военный бюджет вырос на 5,4% относительно прошлого года (до 48 млрд долларов). Данную тенденцию подхватила даже Япония, поставив рекорд за последние несколько лет, — на оборонные нужды в 2021 г. выделено около 52 млрд долларов.

Таким образом, взаимное напряжение распространилось по всей системе международных отношений. 6 мая Китай приостановил действие соглашения о стратегическо-экономическом диалоге с Австралией. Ранее 22 апреля Австралия объявила о выходе их двух сделок (между КНР и штатом Виктория), которые были заключены в рамках Инициативы пояса и пути. Всего планировалось расторгнуть 4 подобных договора, которые, по словам министра внутренних дел Австралии Мариз Пейн, «несовместимы с внешней политикой страны». К похожим выводам периодически приходят и власти Новой Зеландии.

Не менее ярко проявляются разногласия и на европейском направлении, причем КНР уже порой использует в ответ асимметричную по жесткости стратегию: в конце марта в ответ на объявление persona non grata четырех китайских чиновников из СУАР, Китай ввел санкции против 10 европейцев и 4 организаций. Неловкие эпизоды возникают даже в отношениях со странами, где сотрудничество развивается, казалось бы, вполне благополучно. Так, например, сообщается об атаке китайских хакеров на российское Центральное конструкторское бюро морской техники «Рубин», проектирующее подводные лодки для ВМФ РФ.

Тем более удивительными на этом фоне выглядят отчеты с Азиатского экономического форума в Боао, который проходил с 18 по 21 апреля текущего года. Юбилейный 20-й Форум стал самой крупной очной конференцией со времени начала пандемии. По официальным данным, в ней зарегистрировались на оффлайн-участие около 4 тыс. человек из более 60 стран мира, а также свыше 160 организаций из 18 стран и регионов мира.

С полей форума открывался прекрасный вид на мир с возрождающейся после пандемии Азией. Так, по показателю ВВП по ППС доля азиатских стран относительно других государств мира составила 47,3%, увеличившись на 0,9% по сравнению с 2019 г. В 2020 г. страны Азии продемонстрировали рост в 1,3%, что на 3% выше, чем в среднем по миру. Гораздо более существенная разница озвучивалась в плане ПИИ: если в Азии в 2020 г. их объем был зафиксирован на уровне 476 млрд долл., сократившись лишь на 4% по сравнению с прошлым годом, то в мире он упал на целых 42%. В докладах Форума подчеркивалась роль Азии в продвижении региональных интеграционных процессов (в частности, ВРЭП). Особое внимание традиционно было уделено Инициативе пояса и пути.

О благоприятных региональных тенденциях можно узнать и из других источников. Согласно отчетам ВЭБ, страны АСЕАН по-прежнему занимают лидирующие позиции среди торговых партнеров КНР. Так, объем торговли со странами АСЕАН за первый квартал 2021 г. составил 191,4 млрд долларов (прирост около 35,3%), большая часть этого объема пришлась на Вьетнам (53,93 млрд долл.). По прогнозам МВФ в Азии ожидаются самые быстрые темпы экономического восстановления (с поправкой на низкую базу прошлого года и уровень развития экономик в целом).

Источник: IMF.org/social

Конечно, возвышенная риторика обычно свойственна подобным форматам и не является чем-то исключительным. Однако то обстоятельство, что крупнейшая очная встреча со времени начала пандемии прошла именно в Азии, все же заслуживает внимания. Это лишний раз подчеркивает, что именно азиатские страны лучше всего справились с пандемией коронавируса, причем как в плане борьбы с эпидемией, так и ликвидации ее социально-экономических последствий. Тем не менее по совокупности подобная позитивная риторика в сочетании с остальными агрессивными явлениями международной действительности показывает, что общая беда не только не сплотила постковидный мир, но и еще больше его разъединила: он сильно поляризован и крайне неоднороден.

Особенности подстковидной экономической дипломатии КНР

Учитывая, что КНР восстанавливается после пандемии гораздо успешнее многих стран мира, это открывает перед ней дополнительные перспективы. Например, Китай уже в прошлом году стал крупнейшим внешнеторговым партнером ЕС, обогнав США. Число грузовых поездов между КНР и ЕС в прошлом году превысило 12400 — на 50% больше, чем в 2019 г. и в 7 раз больше, чем в 2016 г.

Заметные результаты были достигнуты КНР в сотрудничестве со странами Латинской Америки и Африки. За время с 2005 по 2020 гг. стоимость китайских инвестиций и строительных контрактов в странах Латинской Америки составила почти 183 млрд долл. За тот же срок в страны Африки южнее Сахары Китай вложил около 303 млрд долл., а в страны Ближнего Востока и Северной Африки — 197 млрд долл.

В то же время не стоит забывать, что успехи и светлые перспективы для Китая идут в комплекте с нерешенными старыми вопросами и возникшими новыми вызовами. Так, по данным на июнь 2020 г. в целом ряде африканских стран долг перед КНР занимал более 25% в общей структуре их внешнего долга (среди таких государств — Ангола, Республика Конго, Джибути, Камерун, Эфиопия и Замбия). Параллельно с этим Китай, например, увеличил возможности своей военной базы в Джибути, и теперь она сможет принимать авианосцы — такие результаты напрямую связываются с увеличением китайского экономического присутствия на континенте.

Виктория Панова:
Прыжок азиатских тигров в пространство мегарегионов

Те же самые черты по большому счету характерны и для стран Азии. Большие дебаты ведутся вокруг политики Родриго Дутерте, которого часто критикуют за уступки КНР (часто это происходит в обмен на обещания инвестиций). Недавно на филиппинского лидера обрушилась критика за то, что он отдал Китаю контроль над рыболовными угодьями в Южно-Китайском море. На контрасте его политика сравнивается с курсом индонезийского лидера Джоко Видодо, который ведет более взвешенную политику, балансируя между США и КНР, а не выполняя «коутоу»[1], потому получает более выгодные условия сотрудничества (так, Индонезия получила от КНР вакцины).

Отдельным сложным направлением остается использование китайской рабочей силы и технологий в реализуемых проектах. Часто всплывают сюжеты, связанные с экологическими стандартами. Например, нередки случаи протестов против роста китайского присутствия в странах Центральной Азии: за последние два года в регионе произошло не менее 40 подобных выступлений.

Нередки для Китая и портовые скандалы. В частности, они обсуждаются в отношении Пакистана и Мьянмы. Безусловно, одной из самых горячих тем в рамках данного направления является сюжет с шри-ланкийским портом Хамбантота, который находится в аренде у КНР. Регулярно возникают дискуссии о том, что Шри-Ланка находится в «долговой ловушке», тогда как официальные лица это отрицают, заявляя, что «в порту не появится непотопляемый авианосец, который кому-либо угрожал бы». К тому же «долговая ловушка» часто интерпретируется как часть более системного кризиса: в случае Шри-Ланки среди причин указываются «дефициты-близнецы» («twins deficit») — торговый дефицит и дефицит бюджета.

Совершенно особая история развивается с Индией. С одной стороны, еще летом в период приграничного конфликта Китай достаточно сдержанно реагировал на вводимые санкции. Во время текущей волны коронавируса, которая свирепствует в Индии, Пекин на официальном уровне выразил поддержку Дели и предложил направить свои вакцины. Тем не менее недавний инцидент, когда китайский дипломат сравнил успехи КНР в космосе и индийские погребальные костры, вызвал бурную реакцию. Хотя посты об этом были удалены, сам факт публикации произвел сильное впечатление. Это уже далеко не первый эпизод, когда Китай обвиняли в том, что он использует пандемию для укрепления своего лидерства в мире.

Амбивалентность китайской позиции распространяется и на участие КНР в международных институтах. С одной стороны, КНР получила много выгод от либерального мирового порядка, а с другой — Китай регулярно подчеркивает порожденные этим порядком привилегии западных стран, а также несправедливость и неравенство, особенно для стран глобального Юга.

Несмотря на это, Китай остается интегрированным в различные международные форматы, выступая не только донором, но и реципиентом получаемых благ. В марте стало известно, что НБР БРИКС выделил КНР кредит в 1 млрд долларов на восстановление экономики. Считается, что ВРЭП поможет КНР в реализации стратегии «Сделано в Китае 2025», а также облегчит доступ китайским компаниям к выстраиванию цепочек поставок. К тому же на всех многосторонних площадках КНР подчеркивает необходимость совместных действий по борьбе с пандемией COVID-19, укрепляя свой международный имидж (в частности, об этом звучали слова в ноябре 2020 г. в речи Си Цзиньпина на саммите «Группы двадцати»).

По-прежнему наблюдается расширение экономических и финансовых институтов с китайским участием. При подведении итогов пятилетней деятельности АБИИ в июле прошлого года было отмечено, что количество членов-учредителей с 2016 по 2020 гг. увеличилось почти в 2 раза — с 57 до 103, за все время было поддержано 87 проектов, вложено 19,6 млрд долл. инвестиций.

Итак, с точки зрения политического дискурса можно заметить серьезную разницу в действиях КНР на международных площадках и в диалоге с национальными государствами. Тем не менее на политику Пекина это мало влияет, и в международных структурах она также остается довольно прагматичной. Китай на данный момент является вторым после США спонсором ООН и использует институты организации для продвижения Инициативы пояса и пути, а по информации на апрель прошлого года 15 граждан КНР возглавляли различные структуры ООН.

В то же время нельзя не признать, что китайские инициативы подверглись серьезному испытанию во время пандемии. Так, в июне прошлого года глава департамента международной экономики МИД КНР Ван Сяолун говорил, что в рамках Инициативы пояса и пути пандемия серьезно повлияла на 20% проектов и негативно отразилась еще на 30–40%. И хотя на официальном уровне Инициатива пояса и пути активно продвигается, пандемия, вероятнее всего, внесет коррективы в китайские инвестиционные приоритеты. В частности, в плане прогнозов обсуждается сокращение инвестиций в полезные ископаемые и некоторые инфраструктурные проекты; также возможно повышение внимания к проектам с быстрыми сроками окупаемости.

Волков бояться — в лес не ходить?

С учетом растущего внешнего давления в мире с разной степенью интенсивности продолжает развиваться тезис о китайской экспансии и угрозе. Пекин традиционно стремится нивелировать его путем замены одной идеи на другую. Однако практика борьбы с концепциями с помощью других концепций (например, замены «мирного возвышения» на «мирное развитие», «китайскую мечту», «сообщество единой судьбы» и т.п.), как видно, пока не привела к желаемому результату.

Особое внимание на этом фоне привлекает новый стиль китайского дипломатического языка, который становится порой все более грубым. Современную политику Китая часто называют «дипломатией боевых волков» и ждут роста ее агрессивности в практической плоскости. Так, в СМИ отмечалось, что китайские дипломаты не поленились «залезть во французский словарь бранных выражений» перед тем, как назвать главу французского фонда «мелкой шушерой».

В азарте пинг-понга легко забыть, что это всего лишь игра. В процессе схватка кажется совсем настоящей, а победа в ней — очень важной. Сосредоточенно играя, уже сложно рефлексировать и задавать себе неудобные вопросы: не теряются ли в процессе борьбы серьезные долгосрочные преимущества? Так ли невозможен выбор не играть или сменить игру даже если партнер бросает вызов?

Не в качестве оправдания, а, скорее, наблюдения было бы справедливо упомянуть, что на самом деле «упрощение стиля» стало свойственно не только китайскому дипломатическому языку — такую тенденцию можно найти и в российских, и в американских официальных высказываниях (подробнее об этом можно прочитать здесь).

Андрей Кортунов:
Новые ходы на старой доске

Кроме того, часто выясняется, что неуместные высказывания — это частная и не согласованная с высшим руководством инициатива, а не санкционированный злостный умысел коммунистического режима. Предпосылки применения жесткой риторики можно найти во внутриполитическом запросе КНР: в росте китайского национализма и работе КПК над обеспечением легитимности своей власти.

На данный момент Китай еще только пробует себя в новом мировом статусе: продолжает через международные площадки продвигать ценность международного сотрудничества, внедрять региональные торговые соглашения, налаживать в новых условиях глобальные цепочки стоимости. Приемы работы со странами в рамках Инициативы пояса и пути и других китайских форматов сотрудничества как и раньше прагматично одинаковы. Более того, даже в своих самых крайних проявлениях Китай не оригинален: реакция в плане санкций и бойкотов наблюдалась в разные периоды современной (и не только) китайской истории.

Однако, как известно, количество часто перерастает в качество, особенно в случае Китая. Поэтому недооценивать происходящие изменения все же не стоит. Например, уже в 2017 г. отмечалось, что флагманская китайская концепция «сообщества единой судьбы» впервые была официально включена в резолюцию ООН. Во время пандемии Инициатива пояса и пути получила новое развитие, дополнившись концепцией «Шелкового пути здоровья». Помимо этого, не секрет, что накопительный эффект часто приводит к институционализации участившихся политических практик (так, например, с сентября прошлого года Минкоммерции стало официально заниматься санкционными вопросами).

Практика дипломатии «боевых волков» часто выглядит как overreacting (события и китайский ответ на него несопоставимы по значимости), к тому же она часто идет в ущерб экономическим интересам. Подводя итог, можно отметить, что в глубинном смысле стратегия Китая давно оформилась и ведется довольно последовательно, хотя и более эмоционально. КНР мыслит в категориях, предполагающих обязательный учет национальных (коренных) интересов. Вероятнее всего, Китай будет продолжать эту политику — с поправкой на последствия пандемии и эпизоды иррационального поведения международных игроков. Опыт показывает, что с Китаем можно и нужно договариваться, какими бы жесткими ни выглядели переговоры. Ведь в пинг-понге в конечном счете важны не только скорость реакции и непредсказуемость, но и крепкие нервы.

1. «Коутоу» — традиционный китайский ритуал коленопреклонения перед императором. В аллегорическом смысле иногда он используется для обозначения «вассального» характера отношений между КНР и его экономическими партнерами, что происходит по аналогии с существовавшими во времена древнего Китая практиками в рамках «даннической системы».