Карибский кризис: уроки для нашей внешнеполитической стратегии

Тема сохраняет свою актуальность не только потому, что мы имеем дело с тем же оппонентом — американскими элитами с их специфическим менталитетом и внешнеполитической философией, которые, как показывает опыт, не меняются, хотя времена меняются. Идеологически зацикленными, убежденными в своей «победе в холодной войне» и вечности своей гегемонии, превратившейся в способ национального существования за счёт всего остального мира. И теперь уверовавшими в то, что могут нас добить руками украинских националистов. Отсюда аналогии с Крымской и Великой Отечественной войнами.

На уровне техники и методики не случайно нынешний Украинский кризис сравнивается многими с Карибским. Такой анализ весьма плодотворен. Он помогает понять общие для обеих ситуаций моменты и их отличия, что важно для выстраивания нами выверенной стратегии и уверенности в ее эффективности. Теперь наш черёд реагировать, причём не только на явную угрозу у наших границ на уровне идентичности и истории, но и на вполне конкретную военную угрозу нашей безопасности.

Карибский кризис, как известно, был спровоцирован истерично-эмоциональной реакцией Вашингтона на действия Москвы по обеспечению своей и своего союзника безопасности. Советское руководство не нарушало никаких международных обязательств: таковых в то время просто не было и США вообще не считали нужным договариваться с Москвой по контролю над стратегическими вооружениями. В то время на территории соседней нам Турции, американского союзника по НАТО, были развёрнуты американские ядерные ракеты средней дальности, составлявшие для нас непосредственную угрозу и дававшие США одностороннее преимущество в области стратегического сдерживания.

Стоит пересмотреть отношение к политике Хрущева, сформулированной как «Особый способ осуществления внешней политики путём угрозы войной империалистам». Ее составной частью были стратегические отношения с Китаем по принципу «спиной к спине», что также вновь актуально. Мы придерживались данного американцам обещания хранить условия урегулирования в тайне. А это был равноправный размен вывода наших ракет с Кубы на аналогичный вывод американских из Турции. Мы также получили гарантии ненападения США на Кубу. Это во многом способствовало неправильному пониманию советским общественным мнением того, что произошло на самом деле. А американская пропаганда «продавала» это как поражение Москвы, что, надо полагать, помогло Дж. Кеннеди пережить Карибский кризис. Именно поэтому важно расставить все точки над “i” в этой истории.

Сходство нынешней ситуации с Украиной с октябрем 1962 года ещё состоит в том, что Вашингтон публично столбил свои радикальные позиции. Это сокращало пространство для манёвра у американцев и служило средством давления на Москву. Точно так же действуем мы сейчас: заявив публично цели СВО. Но на этот раз наша стратегия ограничивает уже Вашингтону пространство для манёвра и вынуждает импровизировать по ходу, включая санкционное давление, что открыло нам широкое пространство для встречного воздействия на экономическое и внутриполитическое состояние западных стран, прежде всего европейских. В этом отличие, и это наше преимущество прекрасно понимают в западных столицах. По сути, мы сделали верный вывод из опыта в том числе Карибского кризиса: никакой секретной дипломатии, все карты на стол и публичное обозрение, плюс дипломатия, подкреплённая силой.

Тема сохраняет свою актуальность не только потому, что мы имеем дело с тем же оппонентом — американскими элитами с их специфическим менталитетом и внешнеполитической философией, которые, как показывает опыт, не меняются, хотя времена меняются. Идеологически зацикленными, убежденными в своей «победе в холодной войне» и вечности своей гегемонии, превратившейся в способ национального существования за счёт всего остального мира. И теперь уверовавшими в то, что могут нас добить руками украинских националистов. Отсюда аналогии с Крымской и Великой Отечественной войнами.

Карибский кризис — непризнанный герой. Интервью с Натальей Асатур-Феклисовой

На уровне техники и методики не случайно нынешний Украинский кризис сравнивается многими с Карибским. Такой анализ весьма плодотворен. Он помогает понять общие для обеих ситуаций моменты и их отличия, что важно для выстраивания нами выверенной стратегии и уверенности в ее эффективности. Теперь наш черёд реагировать, причём не только на явную угрозу у наших границ на уровне идентичности и истории, но и на вполне конкретную военную угрозу нашей безопасности. Это биолаборатории на украинской территории с их военно-биологическим разработками в нарушение Биоконвенции и подготовка ВСУ, как теперь очевидно и не скрывается даже на официальном уровне, для прямой агрессии против нас. Цель не скрывается — это нанесение нам военного или «стратегического» поражения, что одно и то же, «смена режима» и расчленение страны — своего рода «окончательное решение» Западом «вопроса России», ее независимого существования.

Как бы ни хотелось думать позднему советскому руководству и затем в первые годы после распада СССР, каковы бы ни были те или иные партнеры, которые были склонны нас понимать, история неумолима и с ней надо считаться. В ней отражены судьбы народов, включая судьбу Русского народа, и смысл России — как формы и способа его выживания в этом мире, гарантии его права на историческое творчество. История не оставляет места для политического благодушия и интеллектуальной расхлябанности. Ещё в середине XIX века Ф.И. Тютчев, который не мог читать О. Шпенглера, но по опыту общения и жизни в Европе понимал мироощущение человека и политиков западной культуры, выковал эту максиму: «Самим фактом своего существования Россия отрицает будущее Запада». Все поведение Запада в отношении России при всей его иррациональности, особенно в последние 30 лет, говорит о том, что там с этим вполне согласны и видят в России именно экзистенциальную угрозу. Поэтому западные элиты не могут вести себя иначе. Тогда им надо будет переосмыслить себя, потесниться в глобальном мире, научиться договариваться с другими на равных не на словах, а на деле. Вторая мировая война при нашей решающей роли создала условия для консолидации Запада и перевела конфликт с СССР в замороженное состояние в форме холодной войны. Теперь налицо переход к опосредованной войне на территории Украины. Вопрос, что будет дальше. И тут обращение к Карибскому кризису может помочь в плане определения наших дилемм и вариантов развития событий.

Карибский кризис, как известно, был спровоцирован истерично-эмоциональной реакцией Вашингтона на действия Москвы по обеспечению своей и своего союзника безопасности. Тем, что их разведка попросту прозевала развертывание советских ракет на Кубе? Уже упоминалось о факторах из области американской внутренней политики, сложного положения Дж. Кеннеди. Сослался бы на книгу Терстона Кларка «Сто последних дней Дж.Ф.Кеннеди» (Thurston Clarke, JFK’s Last Hundred Days. An Intimate Portrait of a Great President, Allen Lane, London, 2013). Там он приводит слова Кеннеди в своем окружении, что ему не простят «третьего Залива свиней», имея в виду, что вторым было мирное урегулирование Карибского кризиса, а третьим должен был стать отказ направить американские боевые подразделения во Вьетнам. Так что дело было в агрессивном мироощущении американских элит, сознании ими своей исключительности. Как бы то ни было, советское руководство не нарушало никаких международных обязательств: таковых в то время просто не было и США вообще не считали нужным договариваться с Москвой по контролю над стратегическими вооружениями. В то время на территории соседней нам Турции, американского союзника по НАТО, были развёрнуты американские ядерные ракеты средней дальности, составлявшие для нас непосредственную угрозу и дававшие США одностороннее преимущество в области стратегического сдерживания.

К сожалению, впоследствии из-за удаления Н. Хрущева из политического руководства тема Карибского кризиса в СССР трактовалась конъюнктурно и односторонне. Полностью замалчивалось то, что Москва имела право так действовать и что без этого «балансирования на грани войны» не было бы последующего контроля над вооружениями. Сработал первый опыт, скажем так, американизации советской внешней политики. В 1963 году был заключён многосторонний Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в трёх средах. Как и сейчас, наши партнеры понимали только язык силы. Не было других путей довести до их сознания необходимость договариваться, то, что это в их же собственных интересах безопасности. Поэтому стоит пересмотреть отношение к политике Хрущева, сформулированной как «Особый способ осуществления внешней политики путём угрозы войной империалистам». Ее составной частью были стратегические отношения с Китаем по принципу «спиной к спине», что также вновь актуально (есть статья П.П. Скороспелова на эту тему в журнале «Восток», №№2-3 за 2022 год). Эта линия в целом оправдала себя. Поэтому стоит на неё посмотреть непредвзято. Именно большой войны в Европе и ядерной эскалации боится западный электорат, несмотря на воинственные заявления некоторых западных политиков. В Вашингтоне это тоже понимают, хотя встали на путь ползучей эскалации, которую мы можем сорвать встречной своей, принимая меры, качественно превосходящие западные, включая объявленные президентом В. Путиным 21 сентября.

Алексей Арбатов:
Украинский кризис и стратегическая стабильность

Более того, мы придерживались данного американцам обещания хранить условия урегулирования в тайне. А это был равноправный размен вывода наших ракет с Кубы на аналогичный вывод американских из Турции. Мы также получили гарантии ненападения США на Кубу. Это во многом способствовало неправильному пониманию советским общественным мнением того, что произошло на самом деле. А американская пропаганда «продавала» это как поражение Москвы, что, надо полагать, помогло Дж. Кеннеди пережить Карибский кризис. Именно поэтому важно расставить все точки над “i” в этой истории.

Сейчас это важно, как никогда. Не мы подбираемся к границам НАТО, а Альянс — к нашим, что и вынуждает нас реагировать. Причём по полной — ввиду экзистенциального характера навязанного нам противостояния. Это, в свою очередь, отсылает к нашим доктринальным документам, о чем тоже приходится говорить, в том числе и публично. Так, нельзя забывать, прежде всего европейским столицам, что ТЯО создавалось как оружие для войны в Европе и оно является американским. Его применение против России ставит под угрозу территорию сами США. С точки зрения ядерного противостояния оно является двусторонним, российско-американским, по отношению к которому территория европейских союзников Америки является периферией. Отсюда, надо полагать, отмеченное Дмитрием Саймсом упорное нежелание американцев признать превосходство России по части ТЯО, хотя прежде эта тема активно муссировалась на разных уровнях, включая требования об его уничтожении и включении в процесс контроля над вооружениями.

Сходство нынешней ситуации с Украиной с октябрем 1962 года ещё состоит в том, что Вашингтон публично столбил свои радикальные позиции. Это сокращало пространство для манёвра у американцев и служило средством давления на Москву. Точно так же действуем мы сейчас: заявив публично цели СВО. Но на этот раз наша стратегия ограничивает уже Вашингтону пространство для манёвра и вынуждает импровизировать по ходу, включая санкционное давление (оно явно не было просчитано по времени действия — расчёт был только на блицкриг), что открыло нам широкое пространство для встречного воздействия на экономическое и внутриполитическое состояние западных стран, прежде всего европейских. В этом отличие, и это наше преимущество прекрасно понимают в западных столицах. По сути, мы сделали верный вывод из опыта в том числе Карибского кризиса: никакой секретной дипломатии, все карты на стол и публичное обозрение, плюс дипломатия, подкреплённая силой.

Дополнительные бонусы такого подхода — фактическая институционализация СВО, раз США захотелось «затяжного конфликта» (живут с ней полгода значит будут жить и дальше — это тоже от состояния растерянности западных элит), а также стратегическая инициатива по части ее сроков. Что также отличает положение дел на Украине от Карибского кризиса. Частичная мобилизация придаёт ему измерение войны народной, содействуя становлению в стране качественно новой, в духе времени и вполне современной интегрированной комплексной реальности, поглощающей имеющиеся в обществе противоречия и точки зрения и по-своему управляющей ими, что служит наиболее убедительным аргументом для Запада по части внутренней стабильности России.

В то же время есть и другие существенные отличия. Тогда было можно и нужно договариваться, что и случилось. Обязывало и время, которое сейчас мы контролируем. На этот раз договорное урегулирование начисто исключено. Только одностороннее в зависимости от исхода СВО, который может быть только решительным и необратимым. Надо полагать, это будет переустройство всего пространства постсоветской Украины посредством референдумов с «крохами» в виде регионов Западной Украины, которые могут быть включены в состав Румынии, Венгрии и Польши на правах, к примеру, подопечных территорий по договорённости в СБ ООН.

Как тогда у американцев, теперь у нас географическое преимущество — близость к нашей территории. С этим связана разность эскалационных потенциалов. Тогда явное преимущество было на стороне США — морская блокада Кубы. Сейчас — хорошие карты на руках у нас, включая создание угроз, скажем, Прибалтике и Польше, даже Финляндии с ее огромной границей с Россией. В том числе посредством ударов по критической инфраструктуре и в порядке ответа на попытки установления блокады Калининграда. Статья 5 Вашингтонского договора имеет оборотную сторону, побуждая США к осторожности ввиду военной незащитимости тех же прибалтов. Она также высвечивает заложенное в Альянсе фундаментальное противоречие между интересами безопасности США и военно-политическим статусом европейских союзников как стратегической территории Америки в контексте ее противостояния с Россией. В нашем арсенале и такой шаг, как разрыв дипотношений.

Наконец, в прицеле происходящего оказался весь Запад — как НАТО, так и Евросоюз с его противоречиями по линиям запад-восток и север-юг. Эффект санкционного бумеранга, а значит, фактор времени по-разному воздействуют на Европу и США, создавая проблемы для трансатлантической связки. Европа, разрушаясь, превращается в придаток США с перспективой очередного плана Маршалла — энергетического и инвестиционного. Евро уже сильно ослаб по отношению к доллару. Все это говорит о том, что Украинский кризис — это прежде всего заговор против Европы, а конфронтация с Россией — его инструмент.

Многое решает глобальный контекст, прежде всего формирующаяся многополярность. Реакция остального мира на западные санкции говорит в пользу маргинализации западной политики, уже не выходящей за региональные рамки — в отличие от двух мировых войн и холодной войны. В этом главное потрясение для западных политиков.

Константин Асмолов:
О сценариях ядерного конфликта до 2025 г.

Тогда Москва противостояла Вашингтону. Сейчас для Запада налицо ситуация войны на два фронта, которая дважды обрекала Германию на поражение. Это признаётся всеми на Западе. Собственно, не скрывается и то, что форсируя ситуацию на Украине, американцы стремились вывести нас из игры прежде, чем они навалятся на Китай, который, по их расчетам, к 2030 году набрал бы такой экономический и военно-политический вес, включая стратегические силы и флот, что его уже невозможно было бы сдерживать. Тут сказывается ещё одно следствие фактора времени: увязая в конфликте с нами на Украине, США рискуют оказаться в состоянии войны на два фронта, которую они хотели избежать. В этой связи можно говорить ещё об одном бонусе коллективного характера нашего западного оппонента: Европа, и прежде всего Германия, куда больше теряет от изоляции Китая, чем США, что дополнительно напрягает трансатлантические отношения. Что в перспективе грозит воссозданием внутризападной биполярности образца двух мировых войн, но уже без военно-политического измерения, которое останется привилегией «треугольника» США-Россия-Китай. Словом, множественность партнеров с той стороны и затрагиваемых конфликтом вопросов «работает» на нас.

Если Карибский кризис был двусторонним, хотя и имел глобальные последствия, то нынешний его аналог оказался мощным рычагом переустройства мира, создания нового миропорядка. Для этого созрели все условия. Осталось дать процессу толчок, что и сделали американцы. Переустройства как посредством подрыва гегемонии Запада, так и на путях создания альтернатив ему — ШОС, БРИКС и других структур. Своей санкционной политикой, превращающей взаимозависимость в оружие, Запад дошёл до логического конца, когда подрывается универсальность контролируемого им порядка, а значит, и его легитимность. Более того, американцы придали зрелищности нашему выходу из контролируемой ими системы координат. Что резко усиливает наш международный авторитет, в том числе в Китае, его общественном мнении.

Можно заключить, что Карибский кризис был ограниченным по своим последствиям военно-стратегическим событием. Он не решал фундаментальных вопросов ни для нас, ни для мира в целом, лишь способствовал введению биполярной конфронтации в определенные рамки и, тем самым, ее замораживанию. Нынешний же вокруг Украины является комплексным геополитическим событием, призванным подвести черту под тремя веками западного доминирования и отношений сдерживания между Западом и Россией. Пусть для Китая в большей мере (ввиду того, что он не обладает энергетической и продовольственной самодостаточностью), но и для нас обретение полноценного суверенитета возможно только в условиях ликвидации западной гегемонии и ее валютно-финансового основания, возвращения к поливалютной системе образца кануна Первой мировой войны. В этом базовая экзистенциальность происходящего.

Тезисы выступления А.M. Крамаренко на международной научной конференции «К 60-летию Карибского кризиса», Дипломатическая академия МИД России, 23 сентября 2022 г.