Read in English
Оценить статью
(Голосов: 4, Рейтинг: 5)
 (4 голоса)
Поделиться статьей
Василий Кузнецов

Д.полит.н., заместитель директора по научной работе Института востоковедения РАН, член РСМД

В начале 2016 г. саудовский исследовательский центр Gulf Research Center опубликовал на арабском языке доклад, посвященный проблеме региональной безопасности стран Залива, с подзаголовком «Союз Арабского Залива — это будущее». Можно ли противопоставить саудовскому проекту эксклюзивной системы безопасности другую идею?

В начале 2016 г. саудовский исследовательский центр Gulf Research Center опубликовал на арабском языке доклад, посвященный проблеме региональной безопасности стран Залива, с подзаголовком «Союз Арабского Залива — это будущее».

Значимость доклада определяется не только тем, что проблема региональной безопасности на Ближнем Востоке в последнее время стала одной из наиболее часто обсуждаемых, но и тем, что базирующийся в Джидде Gulf Research Center возглавляет бизнесмен Абдель Азиз бин Усман бин Сакир. Он считается приближенным к силовым структурам Королевства Саудовская Аравия, и его точка зрения, если и не совпадает полностью со взглядами двора, то по меньшей мере к ним близка.

Учитывая, что исходный текст опубликован на арабском языке, имеет смысл изложить основные его тезисы, снабдив их некоторыми комментариями.

Тезис № 1. В результате событий, последовавших за «арабской весной», традиционные центры силы арабского мира — Египет, Сирия и Ирак — оказались охвачены кризисами и конфликтами. Ответственность за будущее региона и его безопасность легла на государства ССАГПЗ.

Утверждение, что лидерство Залива не столько признак успешности стран ССАГПЗ, сколько побочный продукт общего ближневосточного кризиса, расходится с широко распространенным представлением о ведущей роли богатых арабских монархий в региональной трансформации. Впрочем, оно демонстрирует вполне реалистичный и весьма настороженный взгляд на ситуацию в регионе. В этой обстановке странам ССАГПЗ приходится играть не свойственную им ранее роль, отвечая на все новые вызовы и угрозы.

Тезис № 2. Все элементы региональной безопасности на Ближнем Востоке взаимосвязаны и взаимозависимы, соответственно, обеспечение безопасности стран Залива в отрыве от остальной части региона невозможно.

Такое обоснование общерегиональной роли монархий Залива заставляет задуматься над вопросом о границах Ближнего Востока.

Содержащееся в первом тезисе утверждение о естественности преемства регионального лидерства странами Залива от Египта, Сирии и Ирака предполагает включенность этих стран в единую региональную систему отношений. Вместе с тем игнорирование в докладе роли Турции, негативное отношение к Ирану, отсутствие упоминаний о Магрибе позволяют определить географию описываемой системы — от Сирии на севере до Омана на юге и от Ирака на востоке до Египта на западе.

Рассуждая о единой системе безопасности, авторы доклада почти не касаются, казалось бы, системообразующих региональных конфликтов — сирийского и ближневосточного, затрагивают их походя и в связи с совершенно иными угрозами. Это заставляет описывать предлагаемую систему как иерархичную, выстроенную не на основе баланса между различными ее элементами, а на основе обеспечения интересов и безопасности стран Залива, воспринимающих остальную часть региона как пространство стратегической глубины.

Тезис № 3. Новым явлением на Ближнем Востоке стало открытое военное вмешательство Ирана в дела арабских государств. Оно пришло на смену интервенциям, осуществлявшимся с 1979 г. с помощью спецслужб и при тайной поддержке отдельных движений. Новая политика Ирана в Ираке, Сирии, Ливане, Палестине, Йемене и Бахрейне направлена на пересмотр роли ССАГПЗ и изменение регионального баланса сил.

Утверждение, что лидерство Залива не столько признак успешности стран ССАГПЗ, сколько побочный и даже не совсем желательный продукт общего ближневосточного кризиса, расходится с широко распространенным представлением о ведущей роли богатых арабских монархий в региональной трансформации.

Для авторов доклада агрессивность Исламской Республики Иран — это экзистенциальная черта ее политического режима, постоянно стремящегося к экспорту революции.

Не все в королевстве разделяют столь жесткие взгляды. Некоторые специалисты отмечают, что Иран в принципе способен отказаться от мессианства и стать конструктивным партнером, как это уже было при президентах А.А. Хашеми-Рафсанджани и М. Хатами.

Характерна абсолютизация иранского интервенционализма. Если в отношении Ливана, Сирии и Ирака с этим тезисом еще можно согласиться, то ни в Палестине, ни в Йемене, ни в Бахрейне «открытого военного вмешательства» со стороны ИРИ никогда не было. Подобный риторический прием позволяет авторам не просто гиперболизировать иранскую угрозу (это может быть связано и с близостью Центра к силовикам), но и проецировать национальные озабоченности Саудовской Аравии на все страны региона.

Наконец, гиперболизация «иранского фактора» позволяет снять вопрос о внутренних угрозах безопасности стран ССАГПЗ. В этом дискурсе Иран превращается в вечного и непримиримого врага арабских государств, в источник всех зол и сменяет в этой роли Израиль, который в докладе вообще не упоминается.

REUTERS/Faisal Al Nasser
Игорь Иванов:
Три корзины для Ближнего Востока

Тезис № 4. Государства ССАГПЗ должны выстроить систему стратегического сдерживания, направленную против вмешательства Ирана в дела арабских стран.

Авторы считают, что противодействие Ирану — это основа арабского единства, которое в свою очередь может прийти на смену доминирующей последние полвека исламистской альтернативе и стать идеологией, определяющей облик региона на годы вперед.

Характерно, что события «арабской весны» уже продемонстрировали тренд на слияние этих двух всегда существовавших в арабском мире традиций.

С одной стороны, возникла новая — коммуникационная — основа для панарабизма, который, казалось бы, навсегда ушел в прошлое. Она превратила его из идеологии верхов в протестную практику масс.

С другой стороны, именно исламизм в разных его формах предоставил массам идеологическую и организационную основу для совместного действия в постреволюционный период, а сами исламисты оказались в большинстве случаев интегрированы в новые элиты.

В силу ослабления государственности негосударственные акторы вынуждены искать внешнюю поддержку. Зачастую именно идентичность потенциального «донора» заставляет эти силы принимать ту или иную идеологию.

Идеологическая линия, которой придерживаются авторы доклада, вроде бы вполне вписывается в эту конвергенционную парадигму, учитывая значимость религиозного фактора для политической идентичности монархий Залива. Более того, эта линия базируется на хорошем историческом фундаменте — впервые панарабский проект, причем в тех же границах, что и сегодня, предлагался шерифом Мекки и Медины во время Первой мировой войны.

И все же есть одно принципиальное отличие. И панарабизм (как столетней, так и пятилетней давности), и исламизм (на протяжении всей своей истории) всегда оставались идеологиями протеста и освобождения. Сегодня же государства ССАГПЗ воспринимают их через призму охранительства, что лишает эти идеологии значительной доли привлекательности в глазах масс.

Стремление государств ССАГПЗ обрести внешнюю поддержку осложнит выстраивание региональной системы безопасности в ближайшие годы.

Тезис № 5. Иранский экспансионизм подпитывает «сектантские» движения в арабских странах, в том числе и незаконные шиитские вооруженные формирования.

Подобные обвинения предъявляют друг другу все участники ближневосточного процесса, и все они в значительной степени справедливы. Проблема в том, что именно в силу ослабления государственности негосударственные акторы вынуждены искать внешнюю поддержку. Зачастую именно идентичность потенциального «донора» заставляет эти силы принимать ту или иную идеологию. При этом тесная связь между политикой и религией в регионе приводит подчас к тому, что конвертация в то или иное религиозное течение предопределяется потенциальной политической поддержкой. Это касается и салафитских движений (например, египетской партии «Ан-Нур», пользующейся поддержкой КСА), и шиитских (например, действующей в секторе Газа организации «Сабрин»).

Вместе с тем помимо иранской активности в поддержке шиитских движений (или саудовской — в поддержке салафитских) необходимо учитывать наличие общей конфессиональной солидарности и сетевых связей между общинами по всему миру, а также самое существенное — неизменное наличие внутристрановых (социальных, экономических, институциональных) причин для появления таких формирований.

EPA/YOUSSEF BADAWI
Борис Долгов, Омар Махмуд:
Сирийский конфликт: позиции России
и стран ССАГПЗ

Тезис № 6. Политика Б. Обамы направлена на снижение активности в регионе, что сказывается, во-первых, на сокращении военного присутствия США в зоне Залива, во-вторых, на ослаблении поддержки, оказываемой Вашингтоном его региональным союзникам. Есть основания надеяться, что после смены президентской администрации ситуация изменится.

Недовольство американской политикой и стремление к обретению внешних гарантов региональной подсистемы отношений на Ближнем Востоке понятны и согласуются с представлением о вынужденности лидерства ССАГПЗ. В перспективе это дает возможность другим акторам занять место США, если они будут готовы выступать арбитром в ближневосточных спорах, которые, впрочем, чрезвычайно обременительны.

Эмоционально выраженная надежда на смену американского политического курса также существенна. Она демонстрирует не только эмоциональность, но и персонифицированность восприятия политического процесса. Последняя, разумеется, в той или иной мере присуща всем, однако в данном случае она показывает существенную зависимость внешней политики стран Залива от внутриполитических процессов в США. В целом же стремление государств ССАГПЗ обрести внешнюю поддержку осложнит выстраивание региональной системы безопасности в ближайшие годы.

Тезис № 7. Новой угрозой стало террористическое территориальное образование «Исламское государство» (ИГ), возникшее в непосредственной близости от границ стран ССАГПЗ. Причем опасность представляет не только вполне вероятное распространение активности ИГ на Иорданию и в Йемен, где организация уже активно действует. Опасно то, что противодействие «Исламскому государству» легитимизирует иранский экспансионизм в глазах международного сообщества и создает поддержку для шиитских «милиций» в разных арабских странах.

Инструментализация борьбы с ИГ со стороны ИРИ представляется большей угрозой, чем сам ИГ хотя бы потому, что методы противодействия терроризму очевидны, и королевство успешно справляется с этой задачей.

Угроза ИГ воспринимается не в парадигме региональной безопасности, а скорее через призму национальных интересов Саудовской Аравии, для которой (как, кстати, и для Израиля) Иран опаснее. Инструментализация борьбы с ИГ со стороны ИРИ представляется большей угрозой, чем сам ИГ хотя бы потому, что методы противодействия терроризму очевидны, и королевство успешно справляется с этой задачей.

Вместе с тем, с точки зрения авторов доклада, успешная борьба с ИГ на фоне отмены санкций и интеграции ИРИ в международное сообщество в перспективе грозит не только формированием шиитской оси Тегеран — Багдад — Дамаск — Бейрут, признанной международным сообществом. В числе возможных последствий — расшатывание ситуации в восточной провинции Саудовской Аравии, в Кувейте и Бахрейне, а также коллапс монархических режимов.

Подобный «экспорт революции» приведет к установлению шиитского правления во всем регионе.

Это может быть угроза, с одной стороны, национальной (арабской) государственности, с другой — суннитскому большинству. Борьба с ней естественным образом заставляет поддерживать суннитские движения в соответствующих странах.

Тезис № 8. Отдельная угроза для стран ССАГПЗ исходит из Йемена. Кризис, последовавший за «арабской весной», создал в этой стране условия для нового усиления хуситов, которые выступали против законного правительства еще с 2004 г. Хуситское движение использует религиозный дискурс для достижения конкретных политических целей, не имеющих ничего общего с реальными интересами йеменского народа и продиктованных Ираном.

Характерно специфическое восприятие Йемена не просто как сферы интересов государств Залива, но и как скорее объекта их политики, чем субъекта отношений.

Конфликт в Йемене — единственный из региональных конфликтов, которому в докладе уделяется отдельное внимание. Текст, предназначенный для арабского читателя, не нацелен на то, чтобы доказать иранскую вовлеченность в йеменские дела или опасность прихода к власти в стране хуситского движения. Дело ограничивается декларациями.

Между тем степень участия ИРИ в событиях в Йемене до сих пор остается неясной. Так, среди отечественных экспертов распространена точка зрения о национальном характере хуситского движения, не имеющего ничего общего с ИРИ.

В то же время характерно специфическое восприятие Йемена не просто как сферы интересов государств Залива, но и как скорее объекта их политики, чем субъекта отношений. Не случайно авторы берут на себя смелость определить истинные интересы йеменского народа.

Несмотря на то, что конкретные параметры нового этапа интеграции на сегодня остаются неясными, очевидно, что основным ее движителем должна стать безопасность.

Вместе с тем борьба с хуситами преподносится как противодействие антисистемному движению, активность которого ведет к разрушению йеменской государственности.

В целом вся деятельность Ирана в интерпретации авторов доклада оказывается не просто деструктивной, но архаизирующей, направленной на разрушение национальной государственности в регионе. При этом сама национальная государственность понимается через призму панарабизма. Политика же государств Залива направлена на цементирование институтов и государственности.

Подобный подход, по сути, представляет собой специфическую, сделанную в саудовских интересах интерпретацию общего для международного сообщества тренда на поддержку институтов и государственности в регионе, о чем особенно много говорит Россия. Характерно в этом отношении, что несколькими годами ранее, когда «модой сезона» на Ближнем Востоке была поддержка демократических преобразований, элиты Залива столь же рьяно говорили о свободе и демократии, с одной стороны, и о тоталитарной сущности иранского режима, с другой.

Можно констатировать, что тенденция оправдывать свою внешнюю политику ссылками на общепринятые императивы — это еще одно свидетельство стремления стран Залива к обретению внерегиональной поддержки их позиции.

Тезис № 9. Обеспечение безопасности — это общее дело всех государств Залива, требующее коллективных действий.

Это положение возвращает нас к подзаголовку доклада — «Союз Арабского Залива — это будущее».

В тексте нет ни слова о противоречиях внутри ССАГПЗ, что вполне объяснимо, поскольку говорить об этом не принято, зато присутствует желание показать единство интересов его государств-членов. Однако проблема в том, что предлагаемая трактовка совершенно не учитывает интересы других государств Залива, кроме Саудовской Аравии, которые, кажется, постепенно все более диверсифицируются. Так, султанат Оман не принимает участия в йеменской кампании, пытаясь играть роль посредника, ОАЭ выстраивают тесные экономические отношения с Ираном, Катар периодически пытается оспаривать саудовское лидерство в общеарабских делах, активно используя свои финансовые и медийные возможности и т.д. Пожалуй, единственная страна Залива, чьи интересы полностью совпадают с КСА, — сегодня Бахрейн, воспринимающий Иран как вполне реальную угрозу. Не случайно именно Бахрейн наиболее активно поддержал идею усиления интеграции через превращение Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива в Союз.

Несмотря на то, что конкретные параметры нового этапа интеграции на сегодня остаются неясными, очевидно, что основным ее движителем должна стать безопасность.

Проблема состоит в том, что ее может оказаться недостаточно, тем более что понимание интересов безопасности разных стран далеко не всегда совпадает.

Можно ли противопоставить саудовскому проекту эксклюзивной системы безопасности другую идею?

С российской точки зрения, система региональной безопасности на Ближнем Востоке должна быть инклюзивной или (если быть реалистами) почти инклюзивной (вопрос, как включить в нее Израиль, все равно останется неясным), следовательно, должна быть преодолена взаимная враждебность КСА и ИРИ.

Обе стороны трактуют политику друг друга как изначально присущую утвердившимся в этих странах режимам, поэтому изменение взаимного восприятия без трансформации или смены режимов представляется маловероятным. А поскольку нет никаких оснований ожидать, что подобная трансформация произойдет в ближайшем будущем, имеет смысл искать иные возможности для сближения.

Один из путей — деполитизация процесса. Речь идет о поиске точек позитивного взаимодействия между ССАГПЗ и ИРИ в неполитической сфере, например в социально-экономической. С утверждением, что Сирия будет нуждаться в восстановлении экономики и в социальной реабилитации, согласны все, причем эта потребность никак не будет связана с характером того режима, который в результате установится в республике.

Очевидно, что страны ССАГПЗ не будут готовы помогать восстановлению страны через правительственные сирийские институты, пока у власти находится Б. Асад. Очевидно и то, что Иран, наоборот, будет избегать сотрудничества с просаудовскими политическими силами. Возможно, имело бы смысл создать международный независимый механизм с участием КСА и ИРИ для восстановления сирийской экономики параллельно с деятельностью правительства и вне зависимости от нее. Это подготовило бы почву для реального сближения двух региональных центров силы, а в перспективе и для пересмотра их подходов к региональной безопасности.

(Голосов: 4, Рейтинг: 5)
 (4 голоса)

Прошедший опрос

  1. Какие угрозы для окружающей среды, на ваш взгляд, являются наиболее важными для России сегодня? Отметьте не более трех пунктов
    Увеличение количества мусора  
     228 (66.67%)
    Вырубка лесов  
     214 (62.57%)
    Загрязнение воды  
     186 (54.39%)
    Загрязнение воздуха  
     153 (44.74%)
    Проблема захоронения ядерных отходов  
     106 (30.99%)
    Истощение полезных ископаемых  
     90 (26.32%)
    Глобальное потепление  
     83 (24.27%)
    Сокращение биоразнообразия  
     77 (22.51%)
    Звуковое загрязнение  
     25 (7.31%)
Бизнесу
Исследователям
Учащимся