В начале 2016 г. саудовский исследовательский центр Gulf Research Center опубликовал на арабском языке доклад, посвященный проблеме региональной безопасности стран Залива, с подзаголовком «Союз Арабского Залива — это будущее».
Значимость доклада определяется не только тем, что проблема региональной безопасности на Ближнем Востоке в последнее время стала одной из наиболее часто обсуждаемых, но и тем, что базирующийся в Джидде Gulf Research Center возглавляет бизнесмен Абдель Азиз бин Усман бин Сакир. Он считается приближенным к силовым структурам Королевства Саудовская Аравия, и его точка зрения, если и не совпадает полностью со взглядами двора, то по меньшей мере к ним близка.
Учитывая, что исходный текст опубликован на арабском языке, имеет смысл изложить основные его тезисы, снабдив их некоторыми комментариями.
Тезис № 1. В результате событий, последовавших за «арабской весной», традиционные центры силы арабского мира — Египет, Сирия и Ирак — оказались охвачены кризисами и конфликтами. Ответственность за будущее региона и его безопасность легла на государства ССАГПЗ.
Утверждение, что лидерство Залива не столько признак успешности стран ССАГПЗ, сколько побочный продукт общего ближневосточного кризиса, расходится с широко распространенным представлением о ведущей роли богатых арабских монархий в региональной трансформации. Впрочем, оно демонстрирует вполне реалистичный и весьма настороженный взгляд на ситуацию в регионе. В этой обстановке странам ССАГПЗ приходится играть не свойственную им ранее роль, отвечая на все новые вызовы и угрозы.
Тезис № 2. Все элементы региональной безопасности на Ближнем Востоке взаимосвязаны и взаимозависимы, соответственно, обеспечение безопасности стран Залива в отрыве от остальной части региона невозможно.
Такое обоснование общерегиональной роли монархий Залива заставляет задуматься над вопросом о границах Ближнего Востока.
Содержащееся в первом тезисе утверждение о естественности преемства регионального лидерства странами Залива от Египта, Сирии и Ирака предполагает включенность этих стран в единую региональную систему отношений. Вместе с тем игнорирование в докладе роли Турции, негативное отношение к Ирану, отсутствие упоминаний о Магрибе позволяют определить географию описываемой системы — от Сирии на севере до Омана на юге и от Ирака на востоке до Египта на западе.
Рассуждая о единой системе безопасности, авторы доклада почти не касаются, казалось бы, системообразующих региональных конфликтов — сирийского и ближневосточного, затрагивают их походя и в связи с совершенно иными угрозами. Это заставляет описывать предлагаемую систему как иерархичную, выстроенную не на основе баланса между различными ее элементами, а на основе обеспечения интересов и безопасности стран Залива, воспринимающих остальную часть региона как пространство стратегической глубины.
Тезис № 3. Новым явлением на Ближнем Востоке стало открытое военное вмешательство Ирана в дела арабских государств. Оно пришло на смену интервенциям, осуществлявшимся с 1979 г. с помощью спецслужб и при тайной поддержке отдельных движений. Новая политика Ирана в Ираке, Сирии, Ливане, Палестине, Йемене и Бахрейне направлена на пересмотр роли ССАГПЗ и изменение регионального баланса сил.
Для авторов доклада агрессивность Исламской Республики Иран — это экзистенциальная черта ее политического режима, постоянно стремящегося к экспорту революции.
Не все в королевстве разделяют столь жесткие взгляды. Некоторые специалисты отмечают, что Иран в принципе способен отказаться от мессианства и стать конструктивным партнером, как это уже было при президентах А.А. Хашеми-Рафсанджани и М. Хатами.
Характерна абсолютизация иранского интервенционализма. Если в отношении Ливана, Сирии и Ирака с этим тезисом еще можно согласиться, то ни в Палестине, ни в Йемене, ни в Бахрейне «открытого военного вмешательства» со стороны ИРИ никогда не было. Подобный риторический прием позволяет авторам не просто гиперболизировать иранскую угрозу (это может быть связано и с близостью Центра к силовикам), но и проецировать национальные озабоченности Саудовской Аравии на все страны региона.
Наконец, гиперболизация «иранского фактора» позволяет снять вопрос о внутренних угрозах безопасности стран ССАГПЗ. В этом дискурсе Иран превращается в вечного и непримиримого врага арабских государств, в источник всех зол и сменяет в этой роли Израиль, который в докладе вообще не упоминается.
Тезис № 4. Государства ССАГПЗ должны выстроить систему стратегического сдерживания, направленную против вмешательства Ирана в дела арабских стран.
Авторы считают, что противодействие Ирану — это основа арабского единства, которое в свою очередь может прийти на смену доминирующей последние полвека исламистской альтернативе и стать идеологией, определяющей облик региона на годы вперед.
Характерно, что события «арабской весны» уже продемонстрировали тренд на слияние этих двух всегда существовавших в арабском мире традиций.
С одной стороны, возникла новая — коммуникационная — основа для панарабизма, который, казалось бы, навсегда ушел в прошлое. Она превратила его из идеологии верхов в протестную практику масс.
С другой стороны, именно исламизм в разных его формах предоставил массам идеологическую и организационную основу для совместного действия в постреволюционный период, а сами исламисты оказались в большинстве случаев интегрированы в новые элиты.
Идеологическая линия, которой придерживаются авторы доклада, вроде бы вполне вписывается в эту конвергенционную парадигму, учитывая значимость религиозного фактора для политической идентичности монархий Залива. Более того, эта линия базируется на хорошем историческом фундаменте — впервые панарабский проект, причем в тех же границах, что и сегодня, предлагался шерифом Мекки и Медины во время Первой мировой войны.
И все же есть одно принципиальное отличие. И панарабизм (как столетней, так и пятилетней давности), и исламизм (на протяжении всей своей истории) всегда оставались идеологиями протеста и освобождения. Сегодня же государства ССАГПЗ воспринимают их через призму охранительства, что лишает эти идеологии значительной доли привлекательности в глазах масс.
Тезис № 5. Иранский экспансионизм подпитывает «сектантские» движения в арабских странах, в том числе и незаконные шиитские вооруженные формирования.
Подобные обвинения предъявляют друг другу все участники ближневосточного процесса, и все они в значительной степени справедливы. Проблема в том, что именно в силу ослабления государственности негосударственные акторы вынуждены искать внешнюю поддержку. Зачастую именно идентичность потенциального «донора» заставляет эти силы принимать ту или иную идеологию. При этом тесная связь между политикой и религией в регионе приводит подчас к тому, что конвертация в то или иное религиозное течение предопределяется потенциальной политической поддержкой. Это касается и салафитских движений (например, египетской партии «Ан-Нур», пользующейся поддержкой КСА), и шиитских (например, действующей в секторе Газа организации «Сабрин»).
Вместе с тем помимо иранской активности в поддержке шиитских движений (или саудовской — в поддержке салафитских) необходимо учитывать наличие общей конфессиональной солидарности и сетевых связей между общинами по всему миру, а также самое существенное — неизменное наличие внутристрановых (социальных, экономических, институциональных) причин для появления таких формирований.
Тезис № 6. Политика Б. Обамы направлена на снижение активности в регионе, что сказывается, во-первых, на сокращении военного присутствия США в зоне Залива, во-вторых, на ослаблении поддержки, оказываемой Вашингтоном его региональным союзникам. Есть основания надеяться, что после смены президентской администрации ситуация изменится.
Недовольство американской политикой и стремление к обретению внешних гарантов региональной подсистемы отношений на Ближнем Востоке понятны и согласуются с представлением о вынужденности лидерства ССАГПЗ. В перспективе это дает возможность другим акторам занять место США, если они будут готовы выступать арбитром в ближневосточных спорах, которые, впрочем, чрезвычайно обременительны.
Эмоционально выраженная надежда на смену американского политического курса также существенна. Она демонстрирует не только эмоциональность, но и персонифицированность восприятия политического процесса. Последняя, разумеется, в той или иной мере присуща всем, однако в данном случае она показывает существенную зависимость внешней политики стран Залива от внутриполитических процессов в США. В целом же стремление государств ССАГПЗ обрести внешнюю поддержку осложнит выстраивание региональной системы безопасности в ближайшие годы.
Тезис № 7. Новой угрозой стало террористическое территориальное образование «Исламское государство» (ИГ), возникшее в непосредственной близости от границ стран ССАГПЗ. Причем опасность представляет не только вполне вероятное распространение активности ИГ на Иорданию и в Йемен, где организация уже активно действует. Опасно то, что противодействие «Исламскому государству» легитимизирует иранский экспансионизм в глазах международного сообщества и создает поддержку для шиитских «милиций» в разных арабских странах.
Угроза ИГ воспринимается не в парадигме региональной безопасности, а скорее через призму национальных интересов Саудовской Аравии, для которой (как, кстати, и для Израиля) Иран опаснее. Инструментализация борьбы с ИГ со стороны ИРИ представляется большей угрозой, чем сам ИГ хотя бы потому, что методы противодействия терроризму очевидны, и королевство успешно справляется с этой задачей.
Вместе с тем, с точки зрения авторов доклада, успешная борьба с ИГ на фоне отмены санкций и интеграции ИРИ в международное сообщество в перспективе грозит не только формированием шиитской оси Тегеран — Багдад — Дамаск — Бейрут, признанной международным сообществом. В числе возможных последствий — расшатывание ситуации в восточной провинции Саудовской Аравии, в Кувейте и Бахрейне, а также коллапс монархических режимов.
Подобный «экспорт революции» приведет к установлению шиитского правления во всем регионе.
Это может быть угроза, с одной стороны, национальной (арабской) государственности, с другой — суннитскому большинству. Борьба с ней естественным образом заставляет поддерживать суннитские движения в соответствующих странах.
Тезис № 8. Отдельная угроза для стран ССАГПЗ исходит из Йемена. Кризис, последовавший за «арабской весной», создал в этой стране условия для нового усиления хуситов, которые выступали против законного правительства еще с 2004 г. Хуситское движение использует религиозный дискурс для достижения конкретных политических целей, не имеющих ничего общего с реальными интересами йеменского народа и продиктованных Ираном.
Конфликт в Йемене — единственный из региональных конфликтов, которому в докладе уделяется отдельное внимание. Текст, предназначенный для арабского читателя, не нацелен на то, чтобы доказать иранскую вовлеченность в йеменские дела или опасность прихода к власти в стране хуситского движения. Дело ограничивается декларациями.
Между тем степень участия ИРИ в событиях в Йемене до сих пор остается неясной. Так, среди отечественных экспертов распространена точка зрения о национальном характере хуситского движения, не имеющего ничего общего с ИРИ.
В то же время характерно специфическое восприятие Йемена не просто как сферы интересов государств Залива, но и как скорее объекта их политики, чем субъекта отношений. Не случайно авторы берут на себя смелость определить истинные интересы йеменского народа.
Вместе с тем борьба с хуситами преподносится как противодействие антисистемному движению, активность которого ведет к разрушению йеменской государственности.
В целом вся деятельность Ирана в интерпретации авторов доклада оказывается не просто деструктивной, но архаизирующей, направленной на разрушение национальной государственности в регионе. При этом сама национальная государственность понимается через призму панарабизма. Политика же государств Залива направлена на цементирование институтов и государственности.
Подобный подход, по сути, представляет собой специфическую, сделанную в саудовских интересах интерпретацию общего для международного сообщества тренда на поддержку институтов и государственности в регионе, о чем особенно много говорит Россия. Характерно в этом отношении, что несколькими годами ранее, когда «модой сезона» на Ближнем Востоке была поддержка демократических преобразований, элиты Залива столь же рьяно говорили о свободе и демократии, с одной стороны, и о тоталитарной сущности иранского режима, с другой.
Можно констатировать, что тенденция оправдывать свою внешнюю политику ссылками на общепринятые императивы — это еще одно свидетельство стремления стран Залива к обретению внерегиональной поддержки их позиции.
Тезис № 9. Обеспечение безопасности — это общее дело всех государств Залива, требующее коллективных действий.
Это положение возвращает нас к подзаголовку доклада — «Союз Арабского Залива — это будущее».
В тексте нет ни слова о противоречиях внутри ССАГПЗ, что вполне объяснимо, поскольку говорить об этом не принято, зато присутствует желание показать единство интересов его государств-членов. Однако проблема в том, что предлагаемая трактовка совершенно не учитывает интересы других государств Залива, кроме Саудовской Аравии, которые, кажется, постепенно все более диверсифицируются. Так, султанат Оман не принимает участия в йеменской кампании, пытаясь играть роль посредника, ОАЭ выстраивают тесные экономические отношения с Ираном, Катар периодически пытается оспаривать саудовское лидерство в общеарабских делах, активно используя свои финансовые и медийные возможности и т.д. Пожалуй, единственная страна Залива, чьи интересы полностью совпадают с КСА, — сегодня Бахрейн, воспринимающий Иран как вполне реальную угрозу. Не случайно именно Бахрейн наиболее активно поддержал идею усиления интеграции через превращение Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива в Союз.
Несмотря на то, что конкретные параметры нового этапа интеграции на сегодня остаются неясными, очевидно, что основным ее движителем должна стать безопасность.
Проблема состоит в том, что ее может оказаться недостаточно, тем более что понимание интересов безопасности разных стран далеко не всегда совпадает.
Можно ли противопоставить саудовскому проекту эксклюзивной системы безопасности другую идею?
С российской точки зрения, система региональной безопасности на Ближнем Востоке должна быть инклюзивной или (если быть реалистами) почти инклюзивной (вопрос, как включить в нее Израиль, все равно останется неясным), следовательно, должна быть преодолена взаимная враждебность КСА и ИРИ.
Обе стороны трактуют политику друг друга как изначально присущую утвердившимся в этих странах режимам, поэтому изменение взаимного восприятия без трансформации или смены режимов представляется маловероятным. А поскольку нет никаких оснований ожидать, что подобная трансформация произойдет в ближайшем будущем, имеет смысл искать иные возможности для сближения.
Один из путей — деполитизация процесса. Речь идет о поиске точек позитивного взаимодействия между ССАГПЗ и ИРИ в неполитической сфере, например в социально-экономической. С утверждением, что Сирия будет нуждаться в восстановлении экономики и в социальной реабилитации, согласны все, причем эта потребность никак не будет связана с характером того режима, который в результате установится в республике.
Очевидно, что страны ССАГПЗ не будут готовы помогать восстановлению страны через правительственные сирийские институты, пока у власти находится Б. Асад. Очевидно и то, что Иран, наоборот, будет избегать сотрудничества с просаудовскими политическими силами. Возможно, имело бы смысл создать международный независимый механизм с участием КСА и ИРИ для восстановления сирийской экономики параллельно с деятельностью правительства и вне зависимости от нее. Это подготовило бы почву для реального сближения двух региональных центров силы, а в перспективе и для пересмотра их подходов к региональной безопасности.