Итоги протестантского проекта: пятьсот лет спустя

Протестантский проект является наиболее успешным и прогрессивным в истории человечества. Впечатляющие результаты пятисотлетнего доминирования протестантского мировоззрения в Европе бесспорны. Тем не менее, отказавшись от христианской морали, европейцы лишились твёрдой мировоззренческой почвы под ногами. Стоило Европе столкнуться с более серьезными проблемами, и пресловутые либерально-протестантские ценности дали трещину. Европа встала перед неприятной дилеммой: оставаться цивилизованной, отстаивая принципы демократии, толерантности и либерализма, либо принести всё это в жертву ради собственного самосохранения. Пока Европа пытается решить эту проблему, время работает против неё.

На вопрос, исчерпал ли себя протестантский проект, существуют три точки зрения.

1. Протестантское мировоззрение до сих пор остается наиболее перспективным и оправданным. Протестантский проект претендует на универсализм, поскольку он позиционирует себя не столько в качестве религиозного мировоззрения, сколько в качестве системы ценностей светского государства;
2. Западноевропейский протестантизм признаётся подлежащим реформированию. «Реформация Реформации» должна быть основана на возвращении протестантизму «человеческого лица» в виде традиционной христианской морали;
3. Западноевропейский протестантский проект изжил себя и не имеет будущего.

Истоки проекта

REUTERS/Fabrizio Bensch
Статуи Мартина Лютера как часть инсталляции Оттмара Херла в г. Виттенберг, 2010 г.

Пятьсот лет назад виттенбергский монах Мартин Лютер вывесил свои знаменитые 95 тезисов на двери Замковой церкви и тем самым дал старт рождению Новой Европы. Впрочем, даже не Новой Европы, а просто Европы. Поскольку именно с этого момента человечество стало свидетелем формирования уникальной европейской цивилизации и европейских ценностей, которые успешно просуществовали вплоть до сегодняшнего дня.

Протестантский проект стал частью более фундаментального процесса — процесса всеобъемлющей рационализации всех сфер человеческой жизни, начавшегося в эпоху Нового времени. Капитализм явил собой рациональную экономическую систему, базирующуюся на прибыли. Идеи Джона Локка — рациональную либеральную общественно-политическую доктрину. Философия Рене Декарта — рациональное научное мировоззрение. Протестантизм, в свою очередь, стал рациональной системой ценностей, призванной преодолеть средневековый теоцентризм.

Трудно представить европейского человека XVI в., не верящего в Бога. Но XVI в. в Европе — это еще и начало активной торговой и предпринимательской деятельности. Догматическое христианство Средневековья ставило европейца в тупик: накопление и богатство осуждались Церковью, и, как известно, «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие». Христиане хорошо помнили и о притче, в которой Иисус Христос изгоняет торговцев из Храма. Возникает вопрос: а как истинно верующему христианину заниматься предпринимательством? Протестантизм дал ответ на этот вопрос.

Конечно, протестантизм имел и важное политическое значение. Он позволял европейцам оставаться христианами и в то же время дистанцироваться от Ватикана. С этой точки зрения протестантизм стал мировоззренческой основой формирования национальных европейских государств. Но что более значимо, протестантизм примирил христианство с бизнесом, религиозную веру — с капиталистическим укладом; он доказал европейскому обывателю, что прибыль и богатство — отнюдь не грех, а, напротив, божья милость.

Достаточно взглянуть на политическую карту мира, чтобы уловить связь между протестантским мировоззрением и экономическим благополучием стран. США, Великобритания и Германия — крупнейшие экономики мира и одновременно лидеры по количеству протестантов. В странах, где большинство населения представлено другими христианскими конфессиями, подобное экономическое благополучие даже не снилось.

Эту связь между религиозным мировоззрением и экономическим расцветом подчеркивали многие философы и социологи прошлого: об этом в Германии писал Макс Вебер в своей знаменитой работе «Протестантская этика и дух капитализма», а в России — Пётр Яковлевич Чаадаев в «Философических письмах». Примечательно, что Максу Веберу, работающему в протестантском проекте, эта работа принесла всемирную научную славу. Чадаев же, в православной России, расплатился изгнанием и диагнозом безумца…

Религия светского человека

Джон Айкенберри:
Будущее либерального мирового порядка

Как известно, протестантизм возник в Европе в эпоху Возрождения. А главная цель Ренессанса заключалась в преодолении средневекового теоцентризма и возвращении к античному антропоцентризму и гуманизму. Другими словами, эпоха Возрождения, устав от тысячелетнего засилья догматического христианства, начала строить светские государства и светское мировоззрение. В искусстве это проявилось в воспевании человеческого тела, в экономике — в примате прибыли и выгоды, в политике — в построении основ либерального общества. Протестантизм создал псевдохристианскую систему, обслуживающую стремление Европы к антропоцентризму и гуманизму. Либерализм, капитализм и протестантизм стали элементами единого пазла под названием «рационализм». Словом, «три источника и три составные части».

Образно говоря, протестантизм стал для европейцев волшебной шкатулкой с распятием, из которого выпрыгнул до безумия обаятельный чёртик. Формально протестантизм — новая христианская конфессия; реально — мировоззрение, отрицающее глубинные основы классического христианства. В чем это проявилось?

Первое. Отказ от христианской мистики. Следуя рационалистическим тенденциям новой европейской философии, протестантизм отверг иррациональную веру. «Понимаю, чтобы верить!» — сказал однажды Пьер Абеляр, и этот тезис стал центральным в философии протестантизма. Понимание потеснило веру, а рационализм — катарсис. Возникает вопрос: а может ли существовать религия без веры? Вероятно, нет.

Второе, что создало концепцию протестантизма, — это антропоцентризм и гуманизм. Для светской цивилизации такая постановка вопроса естественна, но не для религии. Религия подразумевает примат божественного начала и протестует против воцарения на этом пьедестале человека. Мы можем долго спорить о том, правильно это или нет, но такова сущность религиозного сознания. Поставив человека на место Христа, протестантизм дистанцировался от основ любой религиозной системы.

Третье. Сектантство. В термин «сектантство» мы не вкладываем никакого ценностного смысла. Этот термин аксиологически нейтрален. Суть сектантства заключена в том, что организация подчиняется лишь самой себе, а интерпретация христианских догм (как в случае с протестантизмом) становится индивидуальной и произвольной. В дальнейшем это позволит некоторым протестантским сектам осуществлять не просто антихристианскую деятельность, но порой и противоправную.

Четвертое. Отказ от храмов и института Церкви привел протестантизм к смешению мира «земного» и мира «небесного». Для традиционного христианина восприятие церкви как двери в царство Божье принципиально. Убранство и пространство церкви подчинено сакральности. Всё, начиная от одеяния священников, их внешнего вида и заканчивая песнопением и церковным языком, демонстрирует верующему уход от обыденности, земных проблем и привязанностей, концентрируя внимание на главном — на идее добродетели и вечной жизни во Христе. Протестантизм разрушает эту традицию, переодевая проповедников в костюмы от Versace и перенося служение из храмов и церквей в клубы, офисы и на стадионы. Но меняется не только форма проповедей и молитв; меняется их принципиальное содержание. Если истинный католик или православный молится о спасении души, то протестант всё чаще и чаще просит о карьерном росте и финансовом благополучии.

Пятое и самое главное — реабилитация экономических ценностей, накопления и благосостояния. По сути, это не просто противоречит основам христианской морали, но и принципам любой религиозной системы. Религия по определению рассматривает духовное начало как единственно истинное, вечное и ценное, противопоставляя ему материальное начало, как вещное, «тварное», мимолётное, «ненастоящее». «Либерализируя» христианство, протестантизм решил важнейшие политические и экономические задачи. Но заплатил за это слишком дорого — отрицанием самой христианской морали.

Достижения и издержки

Андрей Кортунов:
Неизбежность странного мира

При всем, что было сказано выше, следует признать, что протестантский проект является наиболее успешным и прогрессивным в истории человечества. Успешный не значит лучший, а прогрессивный не значит моральный. Так или иначе, но впечатляющие результаты пятисотлетнего доминирования протестантского мировоззрения в Европе бесспорны. В области экономики Европа вышла на лидирующие позиции и обеспечила достойное существование европейскому обывателю. От «варварского капитализма» Европа смогла перейти к «капитализму цивилизованному» с высокой долей социальной ответственности. В области политики Европе удалось создать наиболее сбалансированную либеральную систему со сложными и весьма эффективными механизмами сдержек и противовесов. В общественной жизни Европа стала образцом самых высоких стандартов гуманизма и толерантности. Европа последовательно защищает идеи демократии, прав человека, свободы и неприкосновенности личности, верховенство закона. Наконец, именно Европе человечество благодарно за научную и промышленную революции, за научно-технический прогресс планеты.

Однако в этой сладкой бочке мёда всё же оказалась большая ложка дёгтя, из-за которой жизнеспособность либерального проекта ставится под сомнение. Как уже говорилось выше, европейская цивилизация отказалась от христианской морали, и это обстоятельство лишило европейцев твёрдой мировоззренческой почвы под ногами.

Пока послевоенная Европа варилась в собственном соку, не встречая на пути серьёзных внешних вызовов, отсутствие христианской нравственности не было критичным. Мораль была заменена главенством закона, а деградация морального сознания с лихвой компенсировалось сознанием правовым. Но стоило ей столкнуться с более серьезными проблемами — международным терроризмом, наплывом мигрантов, распространением радикального ислама, с амбициями «новых европейцев», возрождением национализма и этнического самосознания, — и пресловутые либерально-протестантские ценности дали трещину.

Европа оказалась беспомощной перед внешними вызовами, которые не сплотили её (как это можно было предположить, исходя из опыта менее «цивилизованных» стран), а раскололи. Возобладал государственный индивидуализм и политический эгоизм. Европа встала перед неприятной дилеммой: оставаться цивилизованной, отстаивая принципы демократии, толерантности и либерализма, либо принести всё это в жертву ради собственного самосохранения. К сожалению, пока Европа пытается решить эту проблему, время работает против неё.

Некоторые выводы

Сергей Кулик:
О принципах либерального миропорядка

Логично предположить, что от принципиальной оценки итогов Реформации зависит будущее развития мировой цивилизации. Для этого нужно ответить на всего лишь один вопрос: исчерпал ли себя «протестантский проект»? Здесь возможны три ответа.

Во-первых, можно исходить из того, что, несмотря на все издержки и мировоззренческие перекосы, протестантское мировоззрение до сих пор остается наиболее перспективным и оправданным. С этой позиции протестантизм можно рассматривать как наиболее сбалансированную систему ценностей, систему сдержек и противовесов, обеспечивающую стабильное развитие общества, рациональную политику и эффективную экономику. Кроме того, протестантский проект претендует на универсализм в том смысле, что он позиционирует себя не столько в качестве религиозного мировоззрения, сколько в качестве системы ценностей светского государства.

Для остального мира это означает, что любые альтернативные проекты («православный», «католический», «исламский», «буддистский» и т. д.) бессмысленны, поскольку отсылают нас в иррациональное Средневековье. И чем быстрее человечество это примет и начнёт всеобъемлющий процесс Реформации по западноевропейскому типу, тем лучше.

Во-вторых, возможна более компромиссная позиция, согласно которой западноевропейский протестантизм хотя и признаётся безальтернативным, но, тем не менее, подлежащим реформированию. Подобная «реформация Реформации» должна быть основана на возвращении протестантизму «человеческого лица» в виде традиционной христианской морали. Учитывая принципиальную успешность протестантского проекта, данная позиция могла бы рассматриваться в качестве наиболее предпочтительной. Однако сложно даже предположить, чтобы мир отказался от своих культурных, национальных и религиозных проектов в пользу пусть успешного, но культурно чуждого либерально-протестантского проекта. Да и в Европе сегодня ни желания, ни внутренних ресурсов для реформирования устоявшейся системы ценностей не наблюдается.

Третья позиция чисто теоретически в самом общем виде может быть сформулирована так: западноевропейский протестантский проект был исторически успешным, однако изжил себя и не имеет будущего. В этом случае аргументация будет следующей: европейская система ценностей перестала эффективно работать в XXI в., о чем свидетельствует беспомощность Европы перед глобальными вызовами современности. Европа не справляется с культурно-этническими проблемами. Под вопрос всё чаще и чаще ставится её целостность, а отсутствие христианской морали и религиозных ценностей делают её слабой и нежизнеспособной. И здесь на первый план будут выходить альтернативные проекты, способные преодолеть «конец истории». При всех прочих равных условиях результаты данного сценария наименее предсказуемы.

Для нас, граждан России, анализ протестантского проекта имеет принципиальное значение в контексте будущего развития России. Не хочется думать, что мы развиваемся по принципу «куда кривая вывезет». Куда движется Россия, чего она хочет? Какой проект реализует она?

Наша тактика непоследовательна, а стратегия аморфна. С одной стороны, мы принимаем большую часть протестантского проекта, ориентируясь на западноевропейские ценности; мы подчеркиваем приверженность демократии, прав человека, рыночной экономики, толерантности. С другой стороны, мы не создаём условий для эффективной работы малого и среднего бизнеса, не выстраиваем институты гражданского общества, игнорируем принцип несменяемости власти. Мы возмущаемся, когда чувствуем вмешательство в наши внутренние дела, однако в определённых ситуациях сами не гнушаемся этим. Мы против произвольного толкования международного права, но, когда нам выгодно, сами толкуем его в свою пользу. Мы ратуем за равенство всех перед законом, но на практике реализуем избирательное право.

Наконец, мы никак не можем определить своё отношение к христианской (православной) морали. Как мы себя позиционируем — хранителями истинных христианских средневековых ценностей или же поборниками внехристианского утилитарного правосознания XXI в.?