Распечатать
Оценить статью
(Нет голосов)
 (0 голосов)
Поделиться статьей

Генеральный директор и председатель правления Российской венчурной компании Игорь Агамирзян обсудил с программным директором РСМД Иваном Тимофеевым и старшим аналитиком космического центра Сколтеха Ярославом Меньшениным, можно ли научить технологическому предпринимательству, каковы примеры успешных российских технологических компаний , что можно сказать о будущем Bitcoin, как менталитет влияет на экономику и какова роль университетов в концентрации технологического бизнеса.

Генеральный директор и председатель правления Российской венчурной компании Игорь Агамирзян обсудил с программным директором РСМД Иваном Тимофеевым и старшим аналитиком космического центра Сколтеха Ярославом Меньшениным, можно ли научить технологическому предпринимательству, каковы примеры успешных российских технологических компаний , что можно сказать о будущем Bitcoin, как менталитет влияет на экономику и какова роль университетов в концентрации технологического бизнеса.

Российская венчурная компания активно поддерживает образование в области технологического предпринимательства. Что Вы вкладываете в этот термин и можно ли научить технологическому предпринимательству?

Научить предпринимательству человека невозможно. У кого-то есть предпринимательский склад ума, у кого-то нет. Но чему научить можно и даже нужно — это набору техник для работы в современной экономике, потому что можно быть сколь угодно талантливым поэтом, но если не знаешь правил стихосложения, вряд ли удастся написать гениальное стихотворение.

Технологическое предпринимательство в нашем понимании — это набор практик, стандартов и приемов. Почему «технологическое»? Потому что мы говорим о предпринимательстве в области высоких технологий. Для любой предпринимательской деятельности существует набор общих знаний: что такое бухгалтерия, что такое отчёт о финансовых результатах. К ним добавляются отраслевые знания: в ядерной отрасли нужно лучше знать одно, в космической — другое. Когда мы говорим о технологическом предпринимательстве, вне зависимости от отрасли, необходимо также разбираться в юридических вопросах, связанных с правами на интеллектуальную собственность.

Наряду с этим термином за последние годы в оборот вошли и другие — такие как институт развития и инновационная экономика. Каков смысл наличия этих терминов в государстве?

В отличие от традиционного предпринимательства, которое в значительной мере ориентировано на национальные рынки. Технологическое предпринимательство изначально ориентировано на глобальный бизнес: вы обслуживаете всех, кто имеет потребность.

Современный предприниматель, особенно работающий в области технологического предпринимательства, неизбежно выходит на глобальный рынок, в отличие от традиционного предпринимательства, которое в значительной мере ориентировано на национальные рынки. Технологическое предпринимательство изначально ориентировано на глобальный бизнес: вы обслуживаете всех, кто имеет потребность. А потребности людей более-менее одинаковы вне зависимости от места их проживания. Было бы странно делать мобильный телефон для конкретной страны. Такой подход накладывает дополнительное требование на набор знаний, практик и умений, которыми должен обладать человек.

Касательно инновационной экономики. В каком-то смысле это тавтология, поскольку экономика не бывает не инновационной. Помните классическую формулировку из «Алисы в стране чудес»? Чтобы оставаться на месте, нужно очень быстро бежать. Экономика тогда и превращается в экономику, когда в ней идёт непрерывная генерация инноваций, не обязательно технологических. Это могут быть организационные, управленческие и другие инновации. Но без наличия механизма генерации и поддержания инновационного процесса экономика неизбежно скатывается в застой и начинает стагнировать.

Можно ли сказать, что уже в настоящий момент ориентация на глобальный рынок — это не преимущество, а неизбежное требование: то самое состояние, выполнение которого является быстрым бегом с тем лишь, чтобы хотя бы остаться на месте?

РВК
Объем инвестиций по приоритетным
направлениям модернизации
технологического развития экономики
за 2007-2014 гг.

Да, это необходимое условие, но совершенно не достаточное. Мы долго рассуждали о глобализации как о процессе, а на самом деле глобализация — это уже свершившийся факт. Конечно, всегда останутся секторы экономики, ориентированные на удовлетворение спроса в конкретном географическом месте. Но общее правило таково: чем больше в конечном продукте составляющая нематериального актива, тем более глобальным он становится. В любом продукте — от кирпича до планшета — всегда есть материальная и интеллектуальная компоненты. Интеллектуальный вклад в создание кирпича существенно ниже материальной составляющей, поэтому себестоимость кирпича определяется себестоимостью материалов. В технологических продуктах, как правило, себестоимость материалов ничтожно мала по отношению к интеллектуальной составляющей, которая и определяет функционал продукта. Такие продукты экономически целесообразно делать глобальными.

В смартфоне, например, порядка 1% его стоимости составляет сборка, 10% — это стоимость комплектующих и порядка 90% — стоимость нематериальных активов. При этом из этих 10% стоимости комплектующих значительная часть — это интеллектуальная составляющая самих комплектующих. Условно говоря, из 20 долларов, идущих на создание экрана, на патенты и интеллектуальную собственность при его разработке уходит около 60%. Поэтому реально материальная составляющая в смартфоне — всего лишь около 5%.

А что касается институтов развития — какова их роль?

Мы долго рассуждали о глобализации как о процессе, а на самом деле глобализация — это уже свершившийся факт.

Институт развития — это инструмент, дополняющий те бюрократические методы, которые существуют в государственном управлении. В каком-то смысле институт развития — это агент государства на рынке, который рыночными методами решает задачи, приоритетные для государства. И, соответственно, должен влиять на развитие этих рынков.

У государства есть регулятивная роль. Её обеспечивают силовые органы, таможня, налоговая служба — органы принуждения, другими словами. А чтобы у государства была и стимулирующая роль, которая корректирует рынок, направляет его в желательных для общества направлениях, нужны институты развития. На мой взгляд, их у нас очень мало и они обладают очень малыми ресурсами. Одна из проблем механизма государственного управления состоит в том, что у нас в процессе административных реформ деятельность государственных органов оказалась зарегламентированной настолько жёстко, что что—либо выходящее за пределы стандартной операционной деятельности оказывается практически невозможным. Для этого приходится изобретать новый инструмент. Классический пример — Сколково, ведь фактически пришлось изобретать новый инструмент на уровне Федерального закона, чтобы реализовать вполне понятную и очевидную инициативу, выходящую за рамки стандартной деятельности государства. У меня такое ощущение, что если сейчас стране понадобилось бы осуществить инициативу масштаба космического или ядерного проекта в СССР, то существующего государственного инструментария для этого просто бы не хватило. Поэтому сейчас существует множество дорожных карт, национальных инициатив — это свидетельство того, что нет механизма реализации крупных прорывных проектов в нетрадиционных сферах деятельности государства.

Другими словами, функции государства могут быть дополнены менее забюрократизированными агентами?

Чтобы у государства была и стимулирующая роль, которая корректирует рынок, направляет его в желательных для общества направлениях, нужны институты развития.

В мире всё в большем масштабе наблюдается практика аутсорсинга государственных функций. Происходит это и у нас, но на другом уровне — муниципальном и региональном. Самый лучший пример подобного аутсорсинга — это происходящее с парковками в Москве. Это хороший тренд: аутсорсинг государственных функций тем, кто способен выполнять их более эффективно. Любой системе свойственно оптимизировать свои экономические интересы. Задача государства — делать так, чтобы баланс оптимизации каждого субъекта, будь то человек или организация, не шёл во вред обществу. В этом смысле правильной политикой мне представляется раскрепощение предпринимательской инициативы, но борьба при этом с криминальными проявлениями, неизбежно появляющимися при подобном раскрепощении. И важен именно взвешенный баланс, поскольку проще всего побороть криминальные проявления, убив всю инициативу.

Какие специалисты понадобятся в горизонте десяти—двадцати лет? Какие ключевые знания и компетенции будут предъявляться к ним экономикой в XXI веке?

www.mauldineconomics.com

Процесс отмирания одних профессий и появления других — это непрерывный процесс. Когда Форд придумал и внедрил конвейер, отмерла такая профессия, как кузнец. С появлением персонального компьютера не стало профессии машинистки. Профессия программиста появилась в связи с массовым внедрением компьютеров. На её примере можно хорошо проследить процесс зарождения профессии. В СССР первые компьютеры появились на рубеже 1949–1950 гг. Примерно с 1953 г. в МГУ начали читать специальные курсы по программированию, то есть прошло совсем немного времени. Успешность российских программистов в мире связана с квалифицированной базой, а это, на мой взгляд, результат того, что в середине 1980-ых гг. в школах была запущена программа массовой подготовки по программированию. Тогда даже лозунг был «программирование — вторая грамотность». Для системы образования чрезвычайно важно следить за трендами. Из позитивных примеров могу отметить то, что в школах, причём снизу, а не от Министерства, пошла инициатива по внедрению робототехники. Большое количество энтузиастов начинают читать такие курсы, проводить кружки по робототехнике.

Это наводит на мысль, что необходимо очень внимательно подходить к вопросу прогнозирования, форсайта. У нас есть занимающиеся этими вопросами люди и организации?

Концептуально Bitcoin — правильная вещь.

Да. Подобная работа у нас ведется. Другое дело, что у меня нет стопроцентной уверенности, что форсайт — эффективный инструмент. И одна из причин подобной неуверенности состоит в том, что этот инструмент идёт со стороны предложения, а не спроса. То есть, анализируется потенциал возникновения технологии, а востребованной эта технология окажется или нет, зависит не от её качества, а от того, насколько она нужна. Проблема в том, что никто не изучает «вытягивание» технологий со стороны спроса. И я знаю только единичные исследования в развитых странах на тему психологии потребителей, которые ориентируются на изучение того, что человеку нужно, а ему это не предлагается. О такого рода исследованиях в России мне неизвестно.

В какие технологические сферы идут инвестиции в России? Могли бы Вы назвать какие-либо прорывные российские кейсы? Опыт каких проектов Вы считаете образцовым? Что делает их успешными?

Рано или поздно международная валюта будет строиться на основе информационного стандарта.

В России инвестиции в основном идут в интернет-проекты. Я пока не сталкивался с опровержением того, что зоны прорыва сегодня лежат на стыке информационных технологий и физического мира, то есть в той области, в которой IT может изменять привычную картину того, как функционирует материальный мир. Примеров множество, начиная с автоматизированных производств в производственных технологиях или умных сетей электроснабжения в энергетике.

У нас в стране кейсов мирового уровня совсем немного, все они развиваются в области IT. За исключением узкого сегмента технологий двойного назначения, пришедших из оборонки. Например, на мировом рынке ценятся российские приборы ночного видения — в гражданском секторе, но с корнями из российской оборонки. Из классического технологического производства мы сохранили мировое лидерство в области тяжелого вертолётостроения — то, чем занимается КБ Миля. Касательно примеров российских кейсов в IT я бы назвал то, что у всех на слуху — Лабораторию Касперского, ABBYY, Parallels. Это большие проекты. Parallels — это компания с миллиардными оборотами.

Каков Ваш прогноз развития таких проектов как Bitcoin?

Деньги уже давно существуют в электронном виде. Доля наличной валюты ничтожно мала по сравнению с общим объёмом финансов в мире. Деньги — фактически информационный объект. Я неоднократно сталкивался в научном мире с механическим переносом традиционных законов материального мира на информационный мир. А к информации, в отличие от материального мира, неприменимы законы сохранения. Это хорошо известный факт из работ основоположников теории информации. Тем не менее к информационному объекту, коим являются деньги, до сих пор относятся традиционно как к материальному. Я думаю, что концептуально Bitcoin — правильная вещь. Не думаю, что конкретно проект Bitcoin в том виде, в котором он сейчас реализуется, будет успешным проектом, в том числе потому что государства к этому пока не созрели. Но рано или поздно международная валюта будет строиться на основе информационного стандарта.

В одном из интервью Вы сказали, что много лет работали «в научной среде, которая была интернационализирована даже в советское время». Принимая во внимание текущее охлаждение отношений с Западом, каков Ваш прогноз — насколько сильным будет влияние «прохладных отношений» на взаимодействие между странами в научно-образовательном и предпринимательском секторе?

Ещё сто лет назад коммуникация была очень дорогой и она делала коммуникацию элитной. Сегодня она мгновенная, глобальная и практически бесплатная.

Между странами на уровне межправительственных соглашений охлаждение отношений наверняка будет чувствоваться, на уровне бизнеса — нет. Могут быть конкретные ограничения на выполнение определённых транзакций, но бизнес, по сути, интернационален. Технологии не имеют национальности. К текущему моменту я отношусь со сдержанным оптимизмом в силу своего возраста и жизненного опыта. Я давно подметил, что на протяжении моей жизни практически каждое десятилетие начиналось с улучшения отношений между Россией и США, в середине десятилетия они ухудшались и вся вторая половина десятилетия проходила под знаком плохих отношений. Поэтому я думаю, что ориентировочно к 2020 г. все рассосётся. Но опять-таки, ненадолго.

Насколько глубока глобализация и в полной ли мере человечество пользуется её возможностями? В XIX веке люди лишь мечтали о доступе к «всемирной библиотеке знаний». Но вот Интернет уже в наших руках. Не пользуемся ли мы подобными ресурсами весьма расточительно?

Мы больше занимаемся информационной безопасностью, чем информационными технологиями. И воспринимаем их как угрозу, а не как возможности.

Человечество всегда расточительно пользуется предоставленными ему ресурсами. Интернет — это новый ресурс, создающий новую, в том числе геополитическую, реальность. Я думаю, что ещё не осознаны и не проанализированы долгосрочные последствия той технологической реальности, в которой мы живем последние 10–15 лет. И тренды развития совершенно очевидны, на мой взгляд. За всю историю человечества впервые представилась возможность глобальной и практически бесплатной коммуникации. Ещё сто лет назад коммуникация была очень дорогой и она делала коммуникацию элитной: трансатлантический звонок из Лондона в Нью-Йорк в начале XX века стоил около 200 долл. в минуту в переводе на сегодняшние деньги. Понятно, что это ограничивало количество людей, вовлечённых в глобальную коммуникацию. Сегодня она мгновенная, глобальная и практически бесплатная.

Коммуникация как некий культурный механизм — это базис построения любых сообществ. Все исторически существовавшие сообщества — начиная с племён в доисторическую эпоху и до государств в современном виде — базировались на территориальной связности, необходимой для осуществления локальной коммуникации. Глобальная коммуникация делает базовый принцип организации всех сообществ устаревшим. И позволяет существовать глобальным сообществам. Это именно то, что мы видим сейчас в полный рост в социальных сетях, это особенно заметно по транснациональным корпорациям. В какой-то момент мне казалось, что ощущение принадлежности к корпорации становилось по всем параметрам важнее конкретной национальной принадлежности, гражданства конкретного государства. Я думаю, что основной тренд будет развиваться именно в этом направлении. Не хотел бы звучать как философ, но роль государств в традиционном виде как механизм регулирования жизни в обществе на определённой территории будет существенно меняться. И это вопрос не очень далёкой перспективы: если не годов, то буквально десятилетий.

А общества к этому готовы? В различных обществах различны «пороги входа» для коммуникации между их индивидами. Чтобы они начали между собой взаимодействие даже на простейшем уровне, нужно преодолеть некий культурный барьер.

IT-технологии в России: на каком мы этапе?
Интервью с Ильей Аникиным (IQ One)

Да, это вопрос менталитета. И это влияет на экономику: эффективность любой экономики, любого государства лежит в сугубо культурной плоскости, а не материальной. Хотел бы заметить, что здесь работает фактор, о котором еще Тоффлер сорок лет назад говорил, что в любом обществе есть люди, живущие в прошлом, настоящем и будущем. Вопрос только в том, в какой пропорции они распределены. Если в обществе все интересы замкнуты на охоте и собирательстве, на ведении повседневного быта в первобытном обществе, то вряд ли при получении мобильного телефона и бесплатной сети Интернет, такое общество мгновенно начнёт участие в глобальной коммуникации. Это будет невозможно просто в силу несовпадения интересов. На глобальном уровне вряд ли найдётся кто-то, чьи интересы будут совпадать с интересами подобного общества. В своё время на Петербургском форуме я проводил панель по «глобальным русским». И дискуссия шла вокруг вопроса, необходимо ли жить не в России, будучи русским, чтобы быть гражданином мира. И вывод был, что и в России есть люди, абсолютно «глобальные». Хотя общая среда способствует этому, конечно, меньше, чем в Америке или Европе.

Перейдём к теме работы РВК в качестве «мозгового центра» для ряда государственных проектов и даже целых Министерств — таких как Министерство экономического развития РФ. Насколько важно участие институтов развития в подобной работе? Удаётся ли убеждать коллег из Министерств в дискуссиях по тем или иным стратегическим программам?

Университеты должны стать центрами концентрации технологических бизнесов.

Во-первых, я не согласен с частым утверждением, что так уж отличается тип мышления у бизнеса и министерств. У нас есть стереотип о представлении образа чиновника, и этот стереотип не совсем адекватен, во всяком случае, в отношении федеральных министерств. Там всё же работают, как правило, люди весьма адекватные и с широким кругозором. Было бы неправильно сказать, что у них нет понимания и видения. Существует другая проблема. У нас неструктурированное экспертное сообщество. РВК начала брать на себя роль «мозгового центра» не от хорошей жизни. Мы этим занимаемся, потому что видим резкий дефицит экспертизы в той области, за которую отвечаем. И это не только венчурный рынок, но и вся экосистема, которая необходима для его существования и развития. У нас дефицит «мозговых центров» десятикратный. Мы имеем довольно приличную научно-техническую экспертизу и набрать экспертов по конкретным технологическим отраслям не так сложно. А вот подобрать экспертов по бизнесу в каких-либо технологических отраслях — это практически нерешаемая задача. Визионеров, способных видеть картину трендов, я знаю единицы. И, к сожалению, всё это отражается на целеполагании, в том числе на государственном уровне. На мой взгляд, у нас не сформулирован на уровне государства набор вызовов и приоритетов. Те, которые сформулированы, имеют негативную коннотацию: они сформулированы в оборонительном ключе. Мы больше занимаемся информационной безопасностью, чем информационными технологиями. И воспринимаем их как угрозу, а не как возможности.

Учитывая большой объем и масштаб возложенных на Вашу компанию задач, на первый взгляд, кажутся побочными такие образовательные задачи как подготовка инновационных менеджеров и технологических брокеров. Или развитие центров интеллектуальной собственности в российских университетах. Какие сверхзадачи Вы ставите перед собой в этих направлениях, продолжая ими заниматься?

Многие проекты мы запускаем в надежде, что впоследствии они станут саморазвивающимися. С самого начала мы сильно фокусировались на развитии инфраструктуры и экосистемы в целом. В какой-то момент нашим приоритетом была популяризация, чтобы создать в обществе критическую массу поддержки. Это действительно привлекло инвесторов, многие люди захотели стать предпринимателями. К сожалению, половина из них оказались «грантоежками». Ни на что другое, кроме как на получение государственной поддержки, они не оказались способны. Но в общем и целом, мультипликативно, это сработало. Сегодня одним из приоритетов для нас поддержка и формирование инновационных отраслевых кластеров. Они всегда генерируются вокруг центров знаний, в роли которых могут выступать университеты и научно-исследовательские организации. Так и появилась тема подготовки инновационных менеджеров и технологических брокеров. Мы считаем, что университеты должны стать центрами концентрации технологических бизнесов.

Оценить статью
(Нет голосов)
 (0 голосов)
Поделиться статьей

Прошедший опрос

  1. Какие угрозы для окружающей среды, на ваш взгляд, являются наиболее важными для России сегодня? Отметьте не более трех пунктов
    Увеличение количества мусора  
     228 (66.67%)
    Вырубка лесов  
     214 (62.57%)
    Загрязнение воды  
     186 (54.39%)
    Загрязнение воздуха  
     153 (44.74%)
    Проблема захоронения ядерных отходов  
     106 (30.99%)
    Истощение полезных ископаемых  
     90 (26.32%)
    Глобальное потепление  
     83 (24.27%)
    Сокращение биоразнообразия  
     77 (22.51%)
    Звуковое загрязнение  
     25 (7.31%)
Бизнесу
Исследователям
Учащимся