Договор СНВ-1 стал первым соглашением о сокращении стратегических ядерных вооружений двух крупнейших ядерных держав, достигнутым в новом политическом климате советско-американских отношений. К концу 1980-х годов стали очевидны риски поддержания чрезмерных арсеналов ядерного оружия. Угроза отставания от «стратегического противника» по количеству и качеству ядерных вооружений, вызывавшая неоднократные приступы тревоги в Москве и Вашингтоне в 1960-е и 1970-е, к концу 1980-х годов всерьез восприниматься уже не могла. Кроме того, в конце 1980-х СССР и США стремились воплотить резкое потепление в своих отношениях в реальные договоренности по ключевым вопросам. После шести лет сложных переговоров в июле 1991 г., когда влияние президента СССР Михаила Горбачева начало резко снижаться, а страна оказалась перед лицом внутреннего кризиса, Москва и Вашингтон форсировали переговорный процесс.
Договор СНВ-1 стал первым соглашением о сокращении стратегических ядерных вооружений двух крупнейших ядерных держав, достигнутым в новом политическом климате советско-американских отношений. К концу 1980-х годов стали очевидны риски поддержания чрезмерных арсеналов ядерного оружия. Угроза отставания от «стратегического противника» по количеству и качеству ядерных вооружений, вызывавшая неоднократные приступы тревоги в Москве и Вашингтоне в 1960-е и 1970-е, к концу 1980-х годов всерьез восприниматься уже не могла. Кроме того, в конце 1980-х СССР и США стремились воплотить резкое потепление в своих отношениях в реальные договоренности по ключевым вопросам. После шести лет сложных переговоров в июле 1991 г., когда влияние президента СССР Михаила Горбачева начало резко снижаться, а страна оказалась перед лицом внутреннего кризиса, Москва и Вашингтон форсировали переговорный процесс.
Президенты СССР и США — М. Горбачев и Джордж Буш — подписали Договор СНВ-1 в Москве 31 июля 1991 г. В соответствии с Договором фактическое количество ядерных боезарядов у СССР (в дальнейшем — России) должно было сократиться с 10 877 до 6 940, а у США — с 11 602 до 8 592. Эти количественные уровни были достигнуты сторонами к концу 2001 г. Помимо собственно сокращений, важным результатом процесса ратификации СНВ-1 стал вывоз в Россию ядерных арсеналов, оставшихся после распада СССР на территории Белоруссии, Казахстана и Украины, и присоединение этих стран к Договору о нераспространении ядерного оружия в качестве государств, не обладающих ядерным оружием.
Перспектива истечения срока действия СНВ-1 в декабре 2009 г. подтолкнула Москву и Вашингтон к выработке СНВ-3 — нового подробного соглашения о контроле над стратегическими вооружениями. Переговоры по СНВ-3 были завершены в рекордно сжатые сроки — всего за год. Договор был подписан президентами Д. Медведевым и Б. Обамой в апреле 2010 г. и вступил в силу после завершения процедур ратификации в феврале 2011 г.
Технические параллели между СНВ-1 и СНВ-3 очевидны: детальные описания ограничений, договоренности о мерах контроля над соблюдением соглашений. Есть, однако, и существенные различия. Во-первых, в отличие от СНВ-1, требовавшего как от России, так и от США значительных сокращений ядерных вооружений, договором СНВ-3 для российских стратегических носителей ядерного оружия был установлен более высокий потолок, чем количество этих носителей, имеющееся сегодня в распоряжении России. Во-вторых, договором СНВ-3 накладываются определенные ограничения на стратегические ракеты наземного и морского базирования не только с ядерными боеголовками, но и в неядерном оснащении. Третье существенное различие — включенное в преамбулу Договора упоминание о взаимосвязи стратегических наступательных и оборонительных вооружений. Стороны вписали в Договор формулировки, допускающие различную трактовку договоренностей по этим спорным вопросам. Подобный подход позволил на текущем этапе удовлетворить как самих переговорщиков, так и их внутриполитических оппонентов в обеих странах.
Фундаментального же согласия по поводу противоракетной обороны и стратегических вооружений в неядерном оснащении пока достичь не удалось. Американская администрация не исключает развертывания в будущем новых типов неядерных стратегических вооружений, не подпадающих под букву ограничений СНВ-3, а Сенат США при ратификации Договора призвал президента не признавать, что ограничения СНВ и систем ПРО могут быть каким-либо образом взаимосвязаны. В ответ российская сторона заявила, что рассматривает масштабное развертывание Соединенными Штатами противоракетной обороны или неядерных стратегических вооружений в качестве оснований для выхода из СНВ-3.
При всей важности технических аспектов соглашений, еще больший интерес представляют политические уроки договоров СНВ. Эти уроки имеют значение не только для дальнейших российско-американских переговоров о контроле над вооружениями или двусторонних отношений в целом, но и для всех членов международного сообщества, ищущих пути снижения риска ядерного конфликта.
Во-первых, оба договора СНВ стали плодами пересмотра подходов России (СССР) и США к своим взаимоотношениям. В конце 1980-х годов эта ревизия произошла в контексте горбачевского «нового внешнеполитического мышления», а в конце 2000-х — российско-американской «перезагрузки». Кроме того, подготовкой обоих договоров руководили «пары» неортодоксально мысливших лидеров. В случае СНВ-3 молодые по меркам мировой политической элиты президенты России и США стремились утвердиться в роли фигур глобального уровня, способных внести вклад в решение общемировых проблем. Оба они, кроме того, поддерживали идею глубоких сокращений ядерных вооружений.
Второй урок заключается в решающем значении политической воли для достижения крупных соглашений о контроле над вооружениями. В договорах СНВ-1 и СНВ-3 присутствовали технические детали, согласовать которые было достаточно просто — собственно ради договоренности по ним стороны и вступали в переговоры. Однако в обоих случаях имелись и спорные технические аспекты, вытекавшие из асимметрии арсеналов и стратегий сторон. Если бы переговоры закончились провалом, на эти аспекты, скорее всего, указали бы, объясняя, почему заключить договор не удалось. Политики и эксперты наверняка бы заявили, что иначе и быть не могло: ведь у сторон обнаружились «непримиримые разногласия» по «ключевым вопросам». Подобная «истина» не подвергалась бы сомнению еще много лет, пока «неразрешимые» проблемы не исчезли бы неожиданно за несколько дней или даже часов в результате договоренности на высоком политическом уровне.
О том, как всего за несколько июльских дней 1991 г. Москва и Вашингтон прошли путь от, казалось бы, тупиково-безнадежного положения на переговорах по СНВ-1 до подписания в том же месяце готового договора на высшем уровне, написал в своих воспоминаниях глава советской делегации посол Ю. Назаркин. К моменту, когда он начал подумывать о свертывании переговоров ввиду их бесперспективности, обсуждения продолжались уже более шести лет — с марта 1985 г. [1]. Переговоры же по СНВ-3 длились всего год — с мая 2009 по апрель 2010 г. Их динамичное развитие и завершение в рекордно короткие сроки стало возможным только благодаря политической воле сторон. Министр иностранных дел России С. Лавров свидетельствовал: «...Президент России лично контролировал переговорный процесс, напрямую подключаясь к решению наиболее сложных проблем в ходе своих регулярных контактов с Президентом США. Беспрецедентно глубокое погружение лидеров двух стран в переговорную проблематику сыграло ключевую роль в нахождении взаимоприемлемых развязок по принципиальным вопросам» [2].
Третий урок, полученный Москвой и Вашингтоном в процессе подготовки договоров о контроле над стратегическими вооружениями, состоит в том, что российским и американским переговорщикам сложно обеспечить внутриполитическую поддержку таких договоров в условиях, когда Россия и США рассматривают друг друга в качестве «вероятных противников». Исходя из этой предпосылки, парламентарии опасаются одобрять меры, которые, возможно, приведут к разоружению перед лицом «коварного оппонента». Так, Б. Обама призывал Сенат ратифицировать СНВ-3 на том основании, что Договор позволяет США укрепить свою безопасность посредством мониторинга российского ядерного арсенала, а не потому, например, что Россия более не является противником Соединенных Штатов. В свою очередь, российская сторона опасалась, не означает ли укрепление американской безопасности ослабления российской. Аналогичным образом американский Белый дом и Конгресс начинают беспокоиться, если политики и эксперты в Москве хвалят Договор и радуются его подписанию.
Москва и Вашингтон могли бы исключить подобные сложности и одновременно повысить уровень доверия в двусторонних отношениях, если явным или имплицитным образом договорились бы не стремиться использовать в ходе переговоров уязвимые места противоположной стороны, но руководствоваться принципами максимизации общей выгоды и пользы для международного сообщества.
Похоже, что до сих пор на переговорах по контролю над ядерными вооружениями стороны ставили использование слабостей друг друга во главу угла. Уязвимые места возникали чаще всего по внутриполитическим и внутриэкономическим причинам. Так, до начала 1970-х годов Советский Союз отвергал принцип «взаимного гарантированного уничтожения», очевидно, полагая, что сможет достичь превосходства над США, которые сталкивались с финансовыми трудностями и внутриполитическими проблемами в связи с войной во Вьетнаме. К началу 1980-х, однако, в Вашингтоне осознали, что теперь уже Москве не хватит ресурсов, чтобы симметрично ответить на проекты развертывания систем противоракетной обороны, так что она будет вынуждена настаивать на «взаимном гарантированном уничтожении» как способе обеспечить стратегическую стабильность.
Добровольный отказ от использования уязвимости оппонента в переговорах выглядит необычно, если исходить из сложившихся правил игры на международной арене. Понятие морали во взаимодействии между государствами традиционно трактуется более узко, чем в межчеловеческих отношениях. Тем не менее надо признать, что в международном сообществе Россия и США занимают особое место — они являются ядерными сверхдержавами. Именно на их поведение в ядерной сфере ссылаются другие обладающие и не обладающие ядерным оружием государства, обосновывая свой подход к проблемам нераспространения и контроля над вооружениями.
Поэтому способность России и США преодолевать взаимное недоверие и аккумулировать политическую волю, необходимую для успешного продолжения переговоров о ядерных вооружениях (как стратегических, так и нестратегических), послужила бы важным примером для других стран. Публично демонстрируемая ориентация на императивы глобальной и региональной безопасности, а не исключительно на интересы двух участников переговоров, помогла бы России и США укрепить свой международный авторитет и отразить натиск оппонентов, утверждающих, что ядерные сверхдержавы озабочены только способностью нанести друг другу «неприемлемый ущерб».
Попытки использовать чужую уязвимость создают опасные прецеденты. Они также противоречат духу общемировых интересов, поскольку делают достигнутую договоренность хрупкой — зависимой от текущего соотношения сил, которое не может долго оставаться неизменным.
- Назаркин Ю. Десятилетие договора СНВ // Международная жизнь. 2004. Декабрь. С.122-123.
- Лавров С. Новый договор об СНВ в матрице глобальной безопасности // Международная жизнь. 2010. Июль.С. 6.
