В ходе предвыборной кампании в США противники и союзники Хиллари Клинтон не раз представляли ее будущее правление как «третий срок Барака Обамы». Несмотря на критику отдельных шагов действующей администрации (прежде всего соглашения по созданию Тихоокеанского партнерства), бывшая госсекретарь и сама позиционировала себя в качестве преемницы нынешнего руководителя страны. Она и ее сторонники подчеркивали схожесть базовых политических представлений лидеров Демократической партии в противовес идейной разобщенности республиканцев.
Дональд Трамп, напротив, в ходе кампании регулярно обрушивался с выпадами в адрес правящей администрации. В его риторике звучали как персональные нападки на Барака Обаму, так и обвинения в ошибочности его политической линии. На фоне ожесточенности предвыборной гонки из виду выпала парадоксальная близость риторики республиканского кандидата и объекта его критики по вопросам международной стратегии. В вопросах внешней политики курс, постулируемый Дональдом Трампом, гораздо больше, чем заявления Хиллари Клинтон, походил на программу Барака Обамы, с которой последний боролся за президентское кресло восемь лет назад.
На фоне провала наступательной стратегии Джорджа Буша-мл., политики «смены режимов» и форсированной демократизации на Ближнем Востоке и в других регионах мира в 2008 г. в то время кандидат от демократов Барак Обама призывал к выстраиванию кооперации с другими центрами силы (такими как Китай и Россия), отказу от интервенционизма и чрезмерной опоры на военную мощь. В 2016 г. Дональд Трамп пропагандировал схожие ценности стратегической сдержанности и внешнеполитической осмотрительности.
Напротив, его конкурент — Хиллари Клинтон — на протяжении всей предвыборной кампании выступала глашатаем либерально-интервенционистского мейнстрима. Кандидат от демократов обещала освобождение Сирии от режима Башара Асада, дальнейшую поддержку демократических сил на Украине и продолжение сдерживания российской агрессии. По декларируемым концептуальным ориентирам внешней политики не она, а Дональд Трамп выступает истинным наследником Барака Обамы.
В этом качестве он также оказывается не столько «белой вороной», кем его пытались представить СМИ, сколько очередным представителем устоявшейся национальной традиции. Недовольство чрезмерно затратной стратегией вмешательства в дела регионов, проблемы которых имеют мало общего с интересами значительной части населения страны, в американском обществе проявляется регулярно. Несмотря на то, что идеи изоляционизма в чистом виде в современных Соединенных Штатах имеют малое распространение, стремление к большей прагматичности с точки зрения «обычного американца» проявляется в общественной дискуссии достаточно часто.
Более того, в интеллектуальном истеблишменте логика внешнеполитической сдержанности получила оформление в виде концепции «удаленного балансирования» (offshorebalancing). В этом смысле многие идеи, пропагандируемые Дональдом Трампом (а ранее Бараком Обамой), в значительной степени согласуются с позицией американских интеллектуалов, относимых к реалистскому лагерю внешнеполитической мысли, таких, как Джон Миршаймер, Барри Позен, Стивен Уолт.
С учетом тех параллелей, которые можно проследить в предвыборной риторике Барака Обамы и Дональда Трампа, опыт 44-го президента США представляется показательным для прогнозирования перспектив осуществления обещаний нового хозяина Белого дома.
На начальных этапах правления демократической администрации в 2009 г. попытки улучшить отношения с Китаем и Россией действительно предпринимались. Атмосфера двусторонних встреч существенно улучшилась. С обеими странами были созданы специальные двусторонние комиссии, ответственные за развитие многоформатного сотрудничества. Кроме того, в период руководства Барака Обамы Соединенные Штаты удержались от ввязывания в новые долгосрочные вооруженные конфликты. Наконец, большая гибкость Вашингтона позволила заключить соглашение по ядерной программе Ирана и начать процесс нормализации отношений с Кубой.
Вместе с тем курс на сдержанность так и не стал доминирующим в американской внешней политике. США продолжили войну в Афганистане, способствовали разрушению ливийского государства, спонсировали противников правительства Б. Асада в Сирии и вновь направили свои войска в Ирак (на этот раз для борьбы с «Исламским государством»).
Отношения с Россией достигли худшего уровня с середины 1980-х гг. В результате чего тенденция предыдущих двух десятилетий к сокращению военного присутствия в европейском регионе оборвалась. Напротив, по всей Центральной и Восточной Европе американские военные создают новую инфраструктуру (хотя и весьма ограниченную).
Попытки Вашингтона наладить сотрудничество с Пекином, хотя и не закончились столь серьезным разрывом как с Москвой, также оказались недолговечными. Они эволюционировали в очевидно направленный против Китая «разворот в Азию» и военно-политическое «перебалансирование». В результате на протяжении последних лет Южно-Китайское море порождает растущее число дипломатических пикировок и инцидентов опасного сближения военно-морских сил с вовлечением обеих сторон.
Интервью Барака Обамы журналу «Атлантик» весной 2016 г. продемонстрировало, что американский лидер не отказался от взглядов, с которыми он шел на выборы в 2008 г. В отдельных случаях ему удалось ограничить наиболее опасные инициативы, грозившие эскалацией конфликтности, такие, как расширение поставок вооружений на Украину, нанесение ударов и создание бесполетных зон в Сирии. Тем не менее он не смог преодолеть доминирование либерально-интервенционистской логики в американской стратегии на международной арене.
Даже если Дональд Трамп действительно привержен тем планам, которые он озвучивал в ходе кампании, он столкнется с не меньшим сопротивлением попыткам проведения более реалистского курса, чем его предшественник. Либерально-интервенционистская модель внешней политики не только укоренилась в политическом истеблишменте и институциональной культуре национальной бюрократии. Общественная коалиция, приведшая республиканского кандидата к власти, в полной мере разделяет веру в американскую исключительность, которая порождает мессианские устремления в международной стратегии США.
В этой связи показательны просочившиеся в прессу утечки информации относительно потенциальных кандидатов на должность нового госсекретаря Соединенных Штатов. Среди часто называемых фамилий — глава сенатского комитета по международным делам Боб Коркер. Не являясь большим поклонником России (он лоббировал ужесточение санкций против Москвы и выступил спонсором законодательства о поддержке Украины в 2014 г.), Б. Коркер в то же время выступает за осмотрительность на международной арене и ограничение вмешательства во внутренние дела других государств.
Вместе с тем два других часто называемых кандидатов — бывший спикер Палаты представителей Ньют Гингрич и бывший представитель США в ООН Джон Болтон — по своим взглядам ближе к неоконсерваторам, а отнюдь не изоляционистам. Неудивительно, что оба они в последние годы были аффилированы с одним и тем же аналитическим центром (Американским институтом предпринимательства), который играл существенную роль в подготовке внешнеполитических идей для администрации Дж. Буша-мл.
Окончательный выбор на должность руководителя дипломатического ведомства не обязательно будет ограничиваться только этими фигурами, но сам круг кандидатов подтверждает — с победой Дональда Трампа борьба интервенционистов и реалистов не завершилась победой последних. Она только обостряется. По сути, каждый из американских президентов постбиполярной эпохи (Билл Клинтон, Дж. Буш-мл., Б. Обама и теперь Д. Трамп) шел на выборы под лозунгами снижения вовлеченности Соединенных Штатов в международные дела, но до сих пор неизменно либерально-интервенционистское лобби оказывалось сильнее.
Сможет ли новый руководитель США преодолеть устоявшуюся логику эволюции правящих администраций, от выступлений в пользу сдержанности к практике глубокой вовлеченности в международные дела? 8 ноября республиканский кандидат победил на выборах, несмотря на то, что его шансы котировались невысоко (влиятельный аналитик Нейт Сильвер оценивал вероятность его успеха в 29%, остальные — еще меньше). Казалось бы, это дает повод для оптимизма. Но вероятность смены парадигмы во внешней политике, на самом деле, остается низкой.
Преимущество сторонников либерал-интервенционистов связано не только с особенностями представлений национальной элиты или стратегической культуры страны — оно имеет фундаментальную природу. Это преимущество обусловлено величиной как материального преобладания, так и позиционного доминирования США над потенциальными конкурентами на мировой арене. Подобный разрыв создает риски стратегической безответственности.
Между тем внутриполитическая динамика Соединенных Штатов (как, впрочем, и любых других государств) побуждает национальных лидеров к регулярной демонстрации решимости на международной арене. Бездействие в условиях кризисов, даже далеких от стратегических американских интересов, становится поводом для обвинения правящей администрации «незаменимой нации» в слабости и безволии.
Подобная логика, по-видимому, продолжит подпитывать интервенционистский уклон во внешней политике США в ближайшие годы. По крайней мере до тех пор, пока Китай не превратится в реального конкурента американскому доминированию. Пока даже личность самого необычного президента Соединенных Штатов не дает оснований ожидать принципиального поворота в американской стратегии. Он, как и Барак Обама, скорее всего, сможет оказывать лишь корректирующее воздействие на логику американского поведения.