Доктрина Обамы. Властелин двух колец

12 февраля президент США Барак Обама выступил в Конгрессе с посланием «О положении страны», в котором изложил приоритеты американской политики на второй срок своего пребывания у власти. На мировой арене Обама намерен поставить США во главе двух гигантских экономических блоков – Трансатлантического и Транстихоокеанского. Это должно обеспечить Вашингтону лидерство в полицентрической системе международных отношений. Такая схема стала одним из ключевых компонентов «доктрины Обамы».

Авторский коллектив: академик РАН, д.и.н. С.М.Рогов, к.полит.н. П.А. Шариков, к.э.н. С.Н. Бабич, И.А. Петрова, Н.В. Степанова

Введение

После распада Советского Союза у Америки не осталось равного по силам соперника. На рубеже XX-XXI веков США достигли пика своей мощи. Вашингтону казалось, что в мире надолго утвердится господство «единственной сверхдержавы». Но Соединенные Штаты при Джордже Буше-младшем перенапрягли свои силы в попытке консолидировать однополярную систему международных отношений. Забуксовал и процесс глобализации под эгидой Вашингтона. В мире возобладала тенденция к многополярности.

12 февраля 2013 года президент США Барак Обама выступил в Конгрессе с посланием «О положении страны», в котором изложил приоритеты американской политики на второй срок своего пребывания у власти. На мировой арене Обама намерен поставить США во главе двух гигантских экономических блоков – Трансатлантического и Транстихоокеанского [1]. Это должно обеспечить Вашингтону лидерство в полицентрической системе международных отношений. Такая схема стала одним из ключевых компонентов «доктрины Обамы».

«Паровой каток»

США, Европейский союз и Япония не смогли быстро преодолеть последствия финансово-экономического кризиса 2008-2009 гг. В то время как Запад топчется месте, быстрыми темпами растет Китай, демонстрирующий крайне высокие темпы экономического развития. Как констатирует один из американских экспертов, «мультиполяризация произошла раньше и более решительно, чем ожидалось» [2].

В статье «Пока Америка спала», журнал «Форин полиси» (Foreign Policy) утверждает: «Подъем Китая стал возможным благодаря бездействию США. У Китая была стратегия, у Америки ее не было. После атаки 11 сентября США сфокусировались на Ближнем Востоке вместо Китая» [3]. В свою очередь, еженедельник «Нэшенл интерест» (The National Interest) отмечает: «Пока США уделяли максимум времени и ресурсов ближневосточным войнам, Китай с помощью торговли и улыбок добился больших успехов со своими азиатскими соседями» [4].

В результате «фабрика мира» переместилась из Америки в Восточную Азию. За последнее десятилетие доля Соединенных Штатов в мировом ВВП по паритету покупательной способности (ППС) упала с 23% до 18%, а доля КНР выросла с 10 до 15%. По обменному курсу США пока в два раза опережают Китай (см. Таблицу 1). Китайцы уже обошли Америку по объему товарного экспорта и производству автомобилей. На долю КНР приходится более половины мировых золотовалютных резервов. Правда, в экономической сфере между Китаем и США сложилась взаимозависимость. В 2012 году объем американо-китайской торговли достиг 536 млрд. долл. (экспорт США – 110 млрд. долл., импорт – 426 млрд. долл.) [5]. Пекин стал главным кредитором Вашингтона. На долю КНР приходится почти 22% долговых обязательств казначейства США [6].

Китай проявляет растущую активность не только в АТР, но и успешно конкурирует с США в Латинской Америке и Европейским союзом в Африке (см. Таблицы 6 и 7). В последнее время КНР начала проникновение в Арктику [7]. К 2020 году по арктическому маршруту пойдет 15% китайской внешней торговли.

В докладе Национального разведывательного совета США, опубликованном в декабре 2012 года, говорится: «Азия превзойдет Северную Америку и Европу вместе взятые по глобальной мощи с учетом размеров ВВП, населения, военных расходов и технологических инвестиций. Китай будет обладать самой крупной экономикой, превзойдя США до 2030 г.» [8]

Глобальные опросы общественного мнения в 2012 году показали, что только 36% опрошенных считали США ведущей экономической державой мира (в 2008 году – 45%), а 42% полагали, что на первом месте уже находится КНР (в 2008 году – всего лишь 22%) [9].

Как подчеркивает бывший госсекретарь США Генри Киссинджер, главным долгосрочным приоритетом Вашингтона должны быть отношения с Китаем, потенциальной сверхдержавой XXI века [10]. Если китайская модель экономического развития не зайдет в тупик, уже в нынешнем десятилетии КНР сравняется с США по размерам ВВП (по ППС), а в середине нынешнего столетия китайский ВВП будет в два раза превосходить американский по обменному курсу. Предполагается, что Пекин догонит и перегонит Вашингтон и по военным расходам. Как противостоять китайскому «паровому катку» или направить его по американским рельсам? «Можно ли интегрировать усиливающийся Китай в существующий миропорядок, или подъем Китая будет сопровождаться требованием радикальных изменений?» [11] - так ставят вопрос эксперты Института исследований внешней политики (Foreign Policy Research Institute).

В свое время Роберт Зеллик, бывший заместитель государственного секретаря в администрации Буша, а затем - президент Всемирного банка, предлагал Китаю стать «ведущим себя ответственно акционером» в американоцентричном мире [12]. Первоначально администрация Обамы также рассчитывала договориться с КНР на условиях США. В тот период популярностью пользовалась идея политолога и одного из ведущих идеологов внешней политики США Збигнева Бжезинского о создании «Большой двойки», в которой Китай стал бы младшим партнером Соединенных Штатов [13]. Был создан формальный механизм для официального диалога между двумя странами по экономическим и стратегическим вопросам.

Однако Китай отказался принимать американские правила игры, например, на переговорах по торговле, климатическим изменениям, интеллектуальной собственности. Несмотря на обвинения в валютных манипуляциях, которые выдвигаются против КНР в США в связи огромным торговым дисбалансом между двумя странами [14], Пекин пошел лишь на незначительные уступки и не согласился на ревальвацию.

Как констатировал Роберт Зеллик, «Китай оказался недовольным акционером» [15]. Пекин отказался сотрудничать на условиях Вашингтона [16], утверждает известный американский политический аналитик Фарид Закария.

Новый руководитель КНР Си Цзиньпин на заседании Всекитайского собрания народных представителей провозгласил: «Нам необходимо умножать свои силы и неуклонно идти вперед для того, чтобы в дальнейшем продвинуть вперед социализм с китайской спецификой и бороться за достижение «китайской мечты» о великом возрождении китайской нации». Председатель КНР напомнил о 170 годах, прошедших со времени первой Опиумной войны (1839-1842), о всей пятитысячелетней истории китайской цивилизации. «Китайская нация - это нация, обладающая беспрецедентной созидательной силой» [17], - подчеркнул Си Цзиньпин. Он заявил, что Вооружённые силы КНР должны находиться «в полной боевой готовности для обеспечения победы в любой войне» [18].

Как утверждают некоторые американские эксперты, «Пекин считает, что США являются одновременно и величайшей угрозой национальной безопасности Китая, и приходящей в упадок державой» [19]. «Китай намерен стать величайшей державой мира и быть признанным как Китай, а не как почетный член западного сообщества» [20], - заявил бывший премьер-министр Сингапура Ли Куан Ю.

Не следует забывать, что в американо-китайских отношениях определенную роль играет идеологический фактор. После распада Советского Союза Китай стал символом успешно развивающейся альтернативной модели социально-экономического развития, авторитарной антитезой западной либеральной демократии. Пекин с подозрением относится к кампании Вашингтона по продвижению демократии и прав человека по американскому образцу. Недовольство Пекина вызывает поддержка Вашингтоном Тайваня, а также сепаратистских движений в Тибете и Синьцзяне. В США по-прежнему многие рассматривают КНР как «коммунистическую державу».

Например, в платформе Республиканской партии на выборах 2012 года говорилось: «Мы осуждаем действия китайского правительства: наращивание Китаем без всякой нужды военной мощи, подавление прав человека в Тибете, Синьцзяне и других районах, преследование за религиозные убеждения, варварскую политику «одна семья - один ребенок», подрыв демократии в Гонконге, территориальные требования в Южно-Китайском море, отказ Китая обеспечивать интеллектуальные права, а также валютное манипулирование» [21].

Показательно, что 66% американцев считают Китай соперником, а 52% полагают, что подъем Китая – это угроза для США [22]. 23% опрошенных убеждены, что Китай (только 2% - Россия) представляет «главную угрозу» для Америки [23].

Не случайно в ходе дебатов перед президентскими выборами осенью 2012 года Барак Обама охарактеризовал Китай как «соперника» (adversary) Америки, а кандидат республиканцев Митт Ромни призвал перейти к жесткому давлению на Пекин, хотя и объявил Россию «геополитическим противником Америки номер один» [24].

Смена вех

«После десятилетия, которое характеризовалось событиями 11 сентября, двумя войнами и финансовым кризисом, президент Обама пришел к власти с намерением восстановить основы глобального лидерства США» [25], - заявил советник президента по национальной безопасности Том Донилон, выступая 11 марта 2013 г. в «Азиатском обществе».

Почетный президент Совета по международным отношениям (Council on Foreign Relations) Лесли Гелб считает, что администрация Обамы «понимает ограниченность применения американской военной мощи гораздо лучше, чем Буш». По оценке Гелба, Обама признает, что «превосходство в обычных вооруженных силах не дает возможности умиротворять страны или побеждать в гражданских войнах и внутренних конфликтах» [26].

Нынешний хозяин Белого дома, похоже, понимает, что надо покончить с «десятилетием войн», развязанных Бушем-младшим, провести глубокие внутренние реформы для обеспечения конкурентоспособности Соединенных Штатов в многополярном мире. Перед Обамой встала задача провести организованное отступление без панического бегства на международной арене с тем, чтобы сохранить американское лидерство, но уменьшить бремя США. Необходимо произвести перегруппировку сил и сократить внешние обязательства, которые Вашингтон больше не в состоянии выполнять. Тем временем надо восстанавливать американскую экономику, многие механизмы которой перестали работать эффективно. Внутренний спрос больше не в состоянии обеспечивать экономическое развитие Соединенных Штатов. Поэтому администрация Обамы придает особое значение экономическому росту и созданию новых рабочих мест за счет увеличения экспорта продукции американской обрабатывающей промышленности.

В значительной степени эти соображения отражаются и на нынешнем подходе США к международным делам. Внешняя политика Обамы должна помочь преодолеть внутренний кризис и не допускать перенапряжения сил Америки.

Профессор Джорджтаунского университета Уильям Ричард Смайсер писал: «Обама и его команда считают, что США необходима новая стратегическая доктрина, отвечающая происходящим в мире изменениям, включая завершение военного присутствия в Ираке и затем в Афганистане. Новая доктрина должна отражать замедление американской экономики, жесткие ограничения на ресурсы США, а также необходимость срочно сократить разрыв между богатыми и бедными в Америке» [27].

Со времени Гарри Трумэна каждый президент провозглашает свою доктрину, которая отражает соответствующие приоритеты хозяина Белого дома. Своя доктрина, предусматривавшая продвижение демократии с помощью вооруженной интервенции, была и Джорджа Буша-младшего. Администрация Барака Обамы пересмотрела этот подход и отказалась от «глобальной войны против терроризма». На вооружение была взята концепция «умной силы». Она предусматривает отказ от упора на сугубо военные инструменты («жесткая сила») защиты интересов США, которого придерживались неоконсерваторы при Буше. Подход Обамы предполагает активное применение невоенных инструментов («мягкая сила»).

Неоконсерваторы утверждают, что доктрина Обамы предусматривает «отступление» и даже «упадок» Америки на мировой арене. Об этом, например, много пишет журналист Чарльз Краутхаммер [28]. Но эта оценка отражает внутриполитическую борьбу в США, а не реальность.

Как показывает пример Ливии и Сирии, Обама предпочитает «лидерство из дальних рядов» [29], предоставляя более активную военную роль американским союзникам. Вместе с тем возрастает роль спецопераций (в результате одной из них был убит лидер «Аль-Каиды» Усама бен Ладен). Активно применяются и беспилотные летательные аппараты.

При этом вырисовываются контуры весьма амбициозной стратегии, своего рода «доктрина Обамы». Дэвид Сэнгер, бывший глава корпункта газеты «Нью-Йорк таймс» при Белом доме, работающий ныне в Гарвардском университете, автор книги о внешней политике администрации Обамы [30], сравнивал политику нынешнего президента в Ливии и Сирии с ленд-лизом Франклина Рузвельта [31]. Но, на наш взгляд, доктрина Обамы не ограничивается подходом к Ближнему Востоку и носит не локальный, а глобальный характер.

По словам Тома Донилона, новая «всеобъемлющая многомерная стратегия» администрации Обамы означает «использование всех элементов мощи США – военных, политических, торговых, а также инвестиций и продвижения американских идеологических ценностей» [32]. На первый план вышли дипломатические и экономические методы защиты американских интересов на мировой арене, хотя Вашингтон не собирается отказываться от использования военной силы.

«Подъем Китая привел к сдвигам в его пользу соотношения жесткой силы - военной и экономической мощи, но мягкая сила остается и даже возрастает как фактор мощи США» [33], - считают эксперты Института исследований внешней политики (Foreign Policy Research Institute).

Вашингтон сталкивается с дилеммой: пойти на уступки Китаю как «второй сверхдержаве» либо начать сдерживание Пекина.

Известный американский специалист по военным вопросам Ричард Беттс пишет: «Самым опасным долгосрочным риском, вызванным непоследовательностью Вашингтона в его политике сдерживания, является уклонение от принятия решения по поводу стратегии США в отношении Китая. Вашингтону необходимо решить, относиться ли к Китаю как к угрозе, которую необходимо сдерживать, или как к державе, с которой необходимо сотрудничать» [34]. Как считает Беттс, в первом случае США должны «открыто заявить о своем намерении сдерживать Китай. Это значит, что Вашингтон будет блокировать действия Пекина по расширению его территории либо путем военных действий, либо путем политического сдерживания. Этот подход кажется довольно опрометчивым, поскольку Китай считает политику сдерживания агрессивной угрозой». Во втором случае США «автоматически должны признать, что когда Китай по-настоящему станет сверхдержавой, он естественно захочет воспользоваться всеми прерогативами сверхдержавы, в частности он захочет господствовать в своем регионе. И Вашингтону придется принять тот факт, что все незначительные споры будут решаться скорее в интересах Китая, чем в интересах его слабых соседей» [35].

Доктрина Обамы пытается совмещать оба подхода.

Тихий океан: американское озеро или китайское море?

По признанию Донилона, в Белом доме была проведена стратегическая переоценка, выявившая дисбаланс в приоритетах проецирования американской мощи: «Президент определил, что у нас слишком тяжелое бремя в некоторых регионах, например, участие в военных действиях на Ближнем Востоке. В то же время мы слабо присутствуем в других регионах, таких как АТР» [36].

Хиллари Клинтон, будучи государственным секретарем США, в программной статье объявила о наступлении «Тихоокеанского века Америки». «Поощрение роста и динамизма Азии является центральным экономическим и стратегическим интересом Америки. Открытые рынки в Азии дают США беспрецедентные возможности для инвестиций, торговли и доступа к передовым технологиям. Наше экономические восстановление зависит от экспорта и способности американских фирм получить доступ к гигантскому и растущему потребительскому рынку в Азии. Стратегически поддержание мира и безопасности в АТР имеет особое значение для глобального прогресса» [37], писала она.

Теперь Том Донилон провозглашает: «Безопасность и процветание США в XXI веке зависят от американского присутствия и вовлечения в Азии. Мы являемся тихоокеанской державой, мощной и незаменимой». По его словам, «этот жизненно важный, динамичный регион будет стратегическим приоритетом второго срока президента Обамы» [38].

Эта стратегия основывается на нескольких опорах. Прежде всего, это укрепления союзов с Японией, Южной Кореей, Австралией, Таиландом и Филиппинами. Кроме того, предусматривается «развитие партнерства с растущими державами» - Индией и Индонезией. Особый упор делается на формирование новой «экономической архитектуры» АТР.

«Центральное место в экономическом ребалансировании занимает Транстихоокеанское партнерство (ТТП)», - заявил Том Донилон. – «Мы всегда рассматривали ТТП как растущую платформу для региональной экономической интеграции… Эта платформа должна быть открыта для присоединения других стран, при условии, что они готовы принять высокие стандарты ТТП» [39]. Именно на основе ТТП США намерены продвигаться к созданию в АТР зоны свободной торговли, охватывающей весь регион. Заместитель Донилона Майкл Фроман, утверждал, что ТТП «реально интегрирует нас в самый быстро растущий регион мира и даст нам лидирующую роль в установлении правил игры в этом регионе» [40].

Таким образом, стратегия администрации Обамы предусматривает региональную интеграцию под эгидой Вашингтона. На долю США будет приходиться три четверти общего ВВП стран, которые должны войти в ТТП. Это будет обеспечивать американское доминирование в новом экономическом альянсе.

Несомненно, ТТП представляет собой альтернативу продвигаемой Пекином на протяжении последних нескольких лет схеме АСЕАН+3 (региональная экономическая коалиция Китая, Японии, Южной Кореи и стран АСЕАН), которая после присоединения к этой группе Индии, Австралии и Новой Зеландии была расширена до АСЕАН+6.

Вскоре после президентских выборов в США Обама, не присутствовавший на саммите АТЭС во Владивостоке, принял участие в саммите стран АСЕАН+6 в Пномпене (президент В.В. Путин на эту встречу не приехал). На саммите 20 ноября 2012 года было объявлено о начале переговоров по созданию «Всеобъемлющего регионального экономического партнерства». Следует отметить, что эта схема не предусматривает глубокой интеграции. Это отвечает традиционным подходам многих азиатских стран, которые не спешат открывать свой внутренний рынок.

Как представляется, доминирующую роль в таком экономическом альянсе с населением свыше 3 млрд. человек и ВВП в 17 млрд. долл. должен играть Китай, на долю которого будет приходиться половина ВВП входящих в него 16 стран. Индия и Япония, которые также вошли во «Всеобъемлющее региональное экономическое партнерство», вряд ли смогут уравновесить китайскую мощь. Что касается США, то они вообще остаются за рамками этого проекта.

И действительно, для Японии, Южной Кореи и АСЕАН торгово-экономические отношения с КНР стали более важными, чем торговля с США. Соседи Китая, как утверждает бывший премьер-министр Сингапура Ли Куан Ю, стремятся наладить дружественные отношения с «Поднебесной», но опасаются остаться один на один с Пекином. Они боятся Китая, но не хотят открыто вступать с ним в конфликт: «Они понимают, что будут последствия, если они будут мешать Китаю, когда затронуты ключевые китайские интересы. Китай может применить экономические санкции, просто отрезав доступ к своему рынку, где живет 1,3 млрд. людей, чьи доходы и покупательная сила растут» [41]. Поэтому, считает Ли Куан Ю, необходимо, чтобы Америка была «противовесом» КНР.

Эта ситуация, думается, и привела к провозглашению Обамой создания ТТП в качестве одного из главных приоритетов его администрации. Вашингтон не может позволить экономического объединения Азии под эгидой Пекина. Два разных проекта в этом огромном регионе несовместимы.

Признавая провал идеи «Большой двойки», Збигнев Бжезинский с прискорбием констатировал: «Мне жаль, что идея Транстихоокеанского партнерства, которую мы продвигаем, не включает Китай. Но и Китай предлагает создать сферу сотрудничества в Азии, которая не включает США. Обе стороны совершают ошибки» [42].

Пекин крайне негативно отреагировал на план Вашингтона. Газета «Жэньминь жибао» писала: «США укрепляют свои старые военные союзы, подрывают основы мира в Восточной Азии, обостряют территориальные противоречия между Китаем и его соседями, создают единый фронт против Китая, силой навязывают создание Транстихокеанского стратегического партнерства и срывают самостоятельный региональный процесс сотрудничества и интеграции» [43].

Таким образом, на наших глазах в АТР разворачивается острое геоэкономическое и геополитическое соперничество Соединенных Штатов и КНР, которое охватывает самые разные сферы и, видимо, будет продолжаться многие годы и даже десятилетия. По оценке Института исследований внешней политики, «Обама перенес дипломатический и военный фокус Америки с Ближнего Востока на растущий Китай» [44].

Однако администрация Обамы отрицает, что ее новая доктрина предусматривает «сдерживание Китая» по образцу «сдерживания» Советского Союза в период Холодной войны. Как публично заявляет Белый дом, американо-китайские отношения включают «элементы сотрудничества и соперничества» [45], признавая растущую экономическую взаимозависимость США и Китая.

Региональные векторы и глобальный сценарий

Новая стратегия США не ограничивается АТР и носит глобальный характер. «ТТП является частью глобальной экономической повестки дня, включающей новое соглашение, которое мы хотим заключить с Европой, - Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство», - объявил Том Донилон. Профессор Эли Ратнер утверждает: «ТТП является не просто моделью для будущих торговых соглашений, а в более широком смысле прообразом для частичного глобального управления» [46].

Приоритетом второй администрации Обамы является создание наряду с ТТП Трансатлантического партнерства (ТАП). Торговля между США и ЕС достигла 1 трлн. долл., а взаимные инвестиции – 3,7 трлн. долл. [47] Следует напомнить, что ЕС уже ведет диалог с Восточной Азией в рамках АСЕМ и приступила к переговорам с АСЕАН о создании зоны свободной торговли.

Поскольку процесс глобализации в последние годы затормозился в связи с невозможностью преодолеть разногласия между развитыми и развивающимися странами, администрация Обамы сделала упор на формирование под руководством Вашингтона связанных между собой региональных экономических блоков, объединяющих подавляющее большинство развитых демократических стран в Северной Америке, Европе и АТР. Нынешний хозяин Белого дома, похоже, считает, что в сложившихся условиях, когда Дохийский переговорный процесс зашел в тупик, глобализацию надо продвигать через регионализацию под эгидой США.

Вместо универсального режима под зонтиком ВТО Вашингтон создает «коалицию желающих» из американских партнеров [48]. Обама намерен поставить США на мировой арене во главе двух «колец», двух гигантских региональных экономических коалиций – ТАП и ТТП, на долю которых сегодня приходится 20% мирового населения, около 63% глобального ВВП, почти 70% мирового экспорта, около 80% вывоза капиталов, примерно 90% рыночной капитализации на всей планете (если к ТТП присоединятся Япония и Южная Корея).

На этом фоне Китай выглядит достаточно скромно: 19% населения, 15,8% ВВП по ППП, 7,5% капитализации, 10% экспорта. Даже с учетом перспективы дальнейшего роста КНР Пекин будет значительно уступать двум региональным коалициям под руководством США. Это должно обеспечить Вашингтону прочное лидерство в полицентричной системе международных отношений.

Чтобы достичь своих целей, Белый дом добивается от Конгресса свободы рук в торговых переговорах. Такие полномочия позволили исполнительной власти добиться в 1990-е гг. создания НАФТА, несмотря на сопротивление протекционистских кругов. Недавно группа сенаторов от обеих партий призвала администрацию форсировать переговоры по ТТП и ТАП. Это свидетельствует о возможности для Обамы получить двухпартийную поддержку своей стратегии. Опросы свидетельствуют, что 58% американцев поддерживают идею ТТП [49].

Белый дом рассчитывает добиться создания ТАП и ТТП в течение ближайших нескольких лет, до завершения пребывания второй администрации Обамы у власти. Как писала газета «Вашингтон пост» (The Washington Post), «эти переговоры, охватывая Европу и значительную часть Азии, отражают глобальные амбиции и включают экономические сектора, имеющие особое значение для США» [50]. Речь идет о финансовом секторе, услугах, информационных и биологических технологиях. Это должно дать импульс возобновлению роста американской экономики.

Однако лоббисты различных секторов американской экономики, видимо, постараются максимально перегрузить повестку переговоров чрезмерными требованиями (защита сельскохозяйственных производителей, интеллектуальной собственности и т.п.). Это же относится и к американским партнерам в Европе и Японии.

В этой связи эксперты Американского института предпринимательства (American Enterprise Institute) выражают сомнения относительно возможности одновременной реализации двух грандиозных проектов администрации Обамы, напоминая о провале прежних интеграционных проектов Вашингтона [51]. Одной из самых больших проблем, по оценке Института Катона (Cato Institute), станет унификация механизмов государственного регулирования экономики, которые существенно различаются в Соединенных Штатах и странах-партнерах [52].

Военно-стратегическое измерение

«Наши цели являются не только экономическими, но и стратегическими. Многие считают экономическую силу главным инструментом мощи в XXI веке. В Атлантике и на Тихом океане цель США заключается в том, чтобы, укрепляя многостороннюю торговую систему, создать такие же мощные экономические партнерства, как наши союзы в сфере дипломатии и безопасности. ТТП – это абсолютная декларация долгосрочных стратегических обязательств США в АТР. Экономический рост благодаря соглашению между США и Европой поможет поддерживать НАТО, самый мощный альянс в истории» [53], - заявил Донилон.

В январе 2012 года Обама опубликовал новую военную стратегию США. Этот документ с амбиционным названием «Поддержание глобального лидерства США: приоритеты обороны в 21-м веке» [54] фактически предусматривает отказ от концепции одновременной войны на двух ТВД, которой США придерживались на протяжении многих лет. Для этого Америке не хватает ни денег, ни солдат. Администрация Обамы вывела американские войска из Ирака и объявила о намерении завершить войну в Афганистане в 2014 году. Вашингтон не пошел на крупномасштабное вторжение в Ливию в 2011 году. Этот же подход Обама демонстрирует и в случае с Сирией.

Вместе с тем Белый дом согласился на секвестр федерального бюджета, предусматривающий значительное урезание расходов Пентагона. В перспективе это потребует и определенного сокращения вооруженных сил США [55].

В Вашингтоне открыто говорят о том, что ТАП должен стать «экономической НАТО». Так, например, называется доклад, опубликованный в феврале с.г. Атлантическим советом США (Atlantic Council) [56], председателем которого до назначения министром обороны являлся Чарльз Хейгел. Идею «экономической НАТО» активно лоббировала и бывший госсекретарь Хиллари Клинтон [57].

В исследовании, подготовленном Институтом ЕС по изучению проблем безопасности (The European Union Institute for Security Studies) , говорится: «Америка и Европа как главные центры глобальной мощи имеют общий интерес в создании основанной на определенных правилах международной системы и давно пытаются осознать риски и возможности, связанные с подъемом Китая. Однако политическая координация между США и ЕС является неудовлетворительной, что частично отражает их асимметричную роль в АТР. Америка сохраняет доминирующую позицию в сфере безопасности в регионе, где отсутствует эквивалентная вовлеченность европейских государств. Кроме того, в европейских столицах широко распространены опасения, что чрезмерная озабоченность Америки подъемом Китая и китайско-американским стратегическим соперничеством оттеснила на задний план интересы США в Европе» [58].

Идею ТАП с энтузиазмом поддержал председатель Европейской комиссии Жозе Мануэл Баррозу и председатель Европейского совета Херман ван Рампей. Инициативу Обамы поддержали канцлер Германии Ангела Меркель и премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон.

Бывший генеральный секретарь НАТО Хавьер Солана отмечает, что к 2030 году ни одна из европейских стран не будет входить в список крупнейших экономик мира. По его мнению, ТАП является важнейшим способом сохранить влияние Европы в международных делах. Однако для этого, считает Солана, потребуется сначала завершить процесс европейской интеграции [59]. Директор лондонского института «Чатэм хаус» (Chatham House) Робин Ниблет выражает сомнение по поводу возможности создания надгосударственных органов ЕС, решения которых принимались бы большинством голосов, а не на основе консенсуса [60].

В одном из докладов Атлантического совета США предлагается создать многостороннюю систему американских союзов, для чего необходимо связать Европу с ключевыми партнерами США в Тихом океане, чтобы обеспечить потенциал безопасности в регионе, куда быстро смещается глобальный баланс сил. По мнению авторов доклада, это позволит создать «Тихоокеанское партнерство мира, которое объединит на основе общих ценностей и интересов НАТО с важными союзниками США, включая Австралию, Новую Зеландию, Южную Корею, Японию и Сингапур» [61]. Согласно оценке Европейского совета по международным отношениям (European Council on Foreign Relations), «с тех пор, как США объявили о переносе акцента на АТР, европейцы размышляют, каковы последствия этой политики для них» [62]. Хиллари Клинтон до своего ухода в отставку подчеркивала, что перенос « акцента» на Азию не означает, что Америка отворачивается от Европы, а предполагает совместный подход США и Европы к АТР.

Бывший министр обороны США Леон Панетта в январе с.г. призвал союзников по НАТО поддержать перенос военных приоритетов США в АТР. Но пока европейцы относятся к этим призывам без особого энтузиазма. ЕС не хочет принимать участия в американских военных авантюрах. По оценке Европейского совета по международным отношениям, «европейцы пока не приняли решение о проведении единой политики в отношении американского « акцента» на Азию» [63].

В этой связи следует отметить, что Конгресс США пытается оказать нажим на союзников, угрожая вывести американские войска из Европы. На слушаниях в Комитете по делам вооруженных сил Палаты представителей 20 марта 2013 года председатель комитета Бак Маккеон заявил: «Может быть, все эти войска должны вернуться домой, и это позволит сэкономить много денег». По оценкам корпорации РЭНД (RAND), это может в течение 10 лет принести экономию в 500 млрд. долл. [64]

Как считают эксперты Института ЕС по изучению проблем безопасности, «Япония и Южная Корея, главные союзники США в регионе, не хотят делать выбор между Вашингтоном и Пекином. Хотя безопасность Токио и Сеула зависит от США, их социально-экономическое развитие все больше зависит от рынка Китая. Это же относится и к Европе» [65].

По оценкам некоторых американских экономистов, в ближайшем будущем непосредственная экономическая выгода для Соединенных Штатов от создания ТТП и ТАП будет невелика [66].

«Пока наш флот патрулирует морские коммуникации, большинство азиатских стран, получающих выгоду от американского зонтика безопасности, осуществляют промышленную и торговую политику, которая ведет к хроническому торговому дефициту США и выводу из страны миллионов американских рабочих мест. Геополитический вопрос заключается, не в том, что США должны сделать для процветающих стран Азии, которые боятся роста Китая. Вопрос должен быть поставлен так: что они могут сделать, чтобы облегчить экономическое бремя американских военных обязательств» [67], - откровенно заявляет директор вашингтонского Института экономической стратегии (Economic Strategy Institute) Клайд Престовитц.

Некоторые американские политологии ставят вопрос о создании нового военного блока в АТР по образцу НАТО. Такие попытки предпринимались и ранее (СЕАТО, АНЗЮС), но безуспешно. До сих пор Вашингтон полагался на двусторонние военные связи с ключевыми партнерами в этом регионе, хотя формально продолжает существовать уцелевший после роспуска СЕАТО малоизвестный Договор о коллективной безопасности с участием США, Франции, Таиланда, Филиппин, Австралии и Новой Зеландии. Кроме того, существуют неформальные американские обязательства по защите Тайваня.

Нельзя исключать, что в случае реализации проекта ТТП США попытаются создать многостороннюю систему безопасности в регионе, но пока такая перспектива выглядит маловероятной. Однако под зонтиком ТТП двусторонние военные союзы могут получить новый импульс, особенно с учетом территориальных претензий Пекина. Нельзя исключать и новых попыток создать трехсторонний военный альянс Вашингтон - Токио – Сеул под предлогом защиты от северокорейских ракет.

«Легкий след»

Новая доктрина Обамы содержит прямые указания на новые приоритеты Пентагона: «По мере завершения сегодняшних войн, мы фокусируемся на безопасности и процветании АТР…Интересы экономики и безопасности США неразрывно связаны с развитием ситуации от Западной части Тихого океана и Восточной Азии». Поэтому США проведут «ребалансирование в сторону АТР». В документе отмечается «превращение Китая в региональную державу» и «рост военной мощи Китая» [68].

Возможность прямого военного столкновения Вашингтона и Пекина широко обсуждается в американском экспертном сообществе. «История учит нас, что растущие державы неизбежно конкурируют с ведущими державами, стремящимися сохранить статус-кво, и что этот конфликт часто приводит к войне, - пишет бывший министр обороны Гарольд Браун. – «Достижение 2030 года без серьезной конфронтации будет большим достижением. В то время как США, вероятно, сохранят лидерство в военной мощи, по крайней мере, еще на 15-20 лет, асимметричная война может подорвать преимущества США, если Китай будет участвовать в кибератаках на американские электронные и спутниковые системы наряду с нападениями на инфраструктуру» [69].

Советник президента по национальной безопасности Том Донилон выразил озабоченность последствиями модернизации вооруженных сил КНР. Особую тревогу США вызывают наращивание возможностей Пекина в космосе и киберпространстве. Донилон потребовал, чтобы Китай прекратил «беспрецедентные кибернетические вторжения». Джек Лью, новый министр финансов США объявил, что этот вопрос «стал вызовом нашим экономическим отношениям» [70].

Некоторые эксперты называют сложившуюся в киберсфере ситуацию между США и Китаем «прохладной войной» [71] и даже «Третьей мировой войной» [72].

Бюджетная резолюция, принятая Палатой представителей США в марте 2013 года, запрещает закупку информационных систем, произведенных полностью или частично в Китае, пока ФБР не проведет проверку на возможность «кибиршпионажа или саботажа» [73].

Под предлогом киберугрозы в США разработана концепция «активной киберобороны». Этот термин подразумевает «набор активных действий, которые влияют на противника до и во время кибератаки, что называется хакерством возмездия» [74].

Американский институт предпринимательства предлагает: «Правительство США должно перейти в наступление и принять набор мер в сфере дипломатии, безопасности и права, чтобы заставить Китай заплатить серьезную цену за его грубые нарушения и сдержать конфликт в кибернетическом пространстве». Для убедительности такого сдерживания предлагается создать Центр киберобороны на Тайване, чтобы «максимально использовать знание китайского языка, культуры, делового мира и политической практики» [75].

В ежегодном докладе американской разведки, опубликованном 12 марта с.г. отмечается, что Китай обладает «ограниченными, но растущими способностями к проецированию силы» не только в Тихом, но и в Индийском океане [76]. В Америке с большой тревогой относятся к созданию Китаем асимметричных средств вооруженной борьбы с превосходящими силами США. Это относится к противоспутниковому оружию, развитию военно-морских сил, применению кибероружия, развертыванию противокорабельных ракет большой дальности. Стоимость китайской ракеты DF-21D с маневрирующей боеголовкой, способной поразить американский авианосец на расстоянии в полторы тысячи километров, в 1000 раз меньше стоимости авианосца [77].

Обострение территориальных споров из-за островов в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях между КНР и соседями привело к активизации политики Вашингтона, который демонстрирует своим союзникам, что не оставит их один на один с Пекином.

В военной сфере США показывают Китаю «красную черту», которую нельзя переходить: Тайвань, спорные острова с японцами и в Южно-Китайском море - то, что Пекин считает своей «законной» зоной. Китайская позиция: мы же срединная империя. Для Пекина есть первая линия островов – Япония, Тайвань, Филиппины - и вторая – Гуамские и Маршалловы острова, Индонезия и даже Гавайи. Китай создает средства борьбы с авианосцами США - не пускать американский флот в западную часть Тихого океана, чтобы он не мог приблизиться к Тайваню.

Рассматривая сценарий войны из-за Тайваня, эксперты корпорации РЭНД пришли к заключению, что задача США заключается в том, чтобы «не допустить господства Китая в воздухе и на море и ограничить ущерб от китайских ракет» [78]. Однако известный американский журналист Джим Хоагленд утверждает: «В Пентагоне теперь признают, что авиация и флот США не смогут отразить нападение Пекина на Тайвань. Массированное развертывание ракетных батарей на побережье Китая изменило соотношение сил на месте. Это означает, что США должны теперь полагаться на нанесение массированного ответного ущерба, чтобы сдержать Китай от переправы через Тайваньский пролив» [79].

Доктрина Обамы ставит Китай в число потенциальных военных противников Соединенных Штатов: «Такие государства, как Китай и Иран продолжают создавать ассиметричные средства противодействия нашему потенциалу проецирования силы» [80]. Поэтому Пентагон будет инвестировать в потенциал, позволяющий преодолеть сопротивление в тех районах, где создаются препятствия доступу американских вооруженных сил [81].

На Тихом океане находится крупнейшее из шести региональных командований вооруженных сил США. Общая численность этой группировки, включая гражданский персонал, составляет примерно 330 тыс. человек. Тихоокеанское командование включает 180 кораблей, в том числе пять ударных авианосных групп, две тысячи самолетов, пять армейских бригад и две дивизии морской пехоты.

Донилон утверждал, что конфронтация между двумя державами не является неизбежной. Однако администрация Обамы уже объявила о переносе фокуса военной стратегии США в АТР. В этом регионе будет базироваться не 55%, а 60% американского флота. Помимо прочего, ВМС США намерены контролировать пути транспортировки нефти в Китай из Персидского залива и Африки.

Но Вашингтон отнюдь не стремится к прямой биполярной конфронтации с Пекином. Как заявил бывший министр обороны Роберт Гейтс, «каждый, кто предлагает новую наземную войну в Азии, должен быть отправлен в сумасшедший дом» [82]. Американские военные теоретики разработали концепцию воздушно-морской операции, которая делает упор на использование ВВС и ВМС, а сухопутным войскам отводит второстепенную роль. Такой подход образно сравнивают с «легким следом» на земле [83].

Вместе с тем Пентагон внимательно следит за модернизацией ядерных сил КНР. Китай развернул несколько ракет малой и средней дальности. Количество китайских межконтинентальных баллистических ракет (МБР), по американским оценкам, достигает 70-75. Некоторые американские эксперты считают неизбежным возникновение «взаимного гарантированного уничтожения» в отношениях между США и Китаем [84]. Но Вашингтон не готов согласиться на паритет с Пекином.

Судя по всему, Соединенные Штаты намерены сохранить способность нанести разоружающий ракетно-ядерный удар по Китаю. Показательно, что теперь 8 из 14 стратегических подводных лодок США постоянно находятся на Тихом океане, откуда не очень удобно стрелять по Москве. Раньше основная группировка американских стратегических сил морского базирования находилась в Атлантике.

В АТР развертываются и основные средства противоракетной обороны США. На Тихом океане уже находятся 16 из 26 кораблей ВМС США, оснащенных системами «Иджис» с ракетами-перехватчиками SM-3 Block 1A. У Японии имеется четыре эсминца, оснащенные системами «Иджис». Шесть эсминцев планирует построить Южная Корея [85]. В Южной Корее и Японии развернуты несколько батарей закупленных в США тактических противоракет «Пэтриот-3». Система ПРО ТХААД находится на Гавайских островах и планируется для развертывания на Гуаме. Но для парирования северокорейской угрозы столько не требуется. Этих средств вполне достаточно для защиты от ракет малой и средней дальности не только КНДР, но и Китая.

Стратегические перехватчики ПРО США еще в прошлом десятилетии были размещены на Аляске и в Калифорнии. 15 марта министр обороны Чарльз Хейгел объявил об увеличении количества стратегических перехватчиков GBI на Аляске с 30 до 44, мотивируя это проведенными КНДР испытаниями ракеты большой дальности [86]. Также предусматривается разместить в Японии еще один радар AN/TPY-2 для наведения американских противоракет на цели. В то же время администрация Обамы отказалась от планов размещения стратегических перехватчиков SM-3 Block 2В в Европе, а эта программа была аннулирована [87].

Как отмечает газета «Нью-Йорк таймс», «это решение посылает сигнал Китаю» [88]. По оценке китайских экспертов, «Америка сформировала в АТР системы ПРО трехуровневой конфигурации – низкого, среднего и высокого уровня» [89]. Наращивание американской противоракетной обороны в Тихом океане под предлогом защиты от северокорейской угрозы свидетельствует о намерении США нейтрализовать ракетно-ядерный потенциал Китая. Группировка средств стратегической ПРО, которую американцы создают в АТР, будет способна перехватить ответный удар китайских МБР.

Как пишет газета «Уолл-стрит джорнел» (The Wall Street Journal), «чтобы заставить Китай вести себя ответственно в АТР, самом динамичном регионе мира с экономической и стратегической точки зрения, США должны поддерживать мощные вооруженные силы, союзы и партнерства, чтобы сдержать Китай от применения силы или угрозы применения силы в целях изменения регионального статус-кво» [90].

Вашингтон сохраняет колоссальный военный отрыв от Пекина по военным расходам. На долю США приходится более 40% мировых военных расходов, а Китая – только 8% (см. Таблицу 1). Однако расходы Пентагона в ближайшие годы из-за бюджетных проблем Вашингтона будет сокращаться, а КНР по мере роста ВВП будет догонять Америку по оборонным расходам. По оценке корпорации РЭНД, через 20 лет Китай обгонит США не только по ВВП, но и по военному бюджету, что превратит его в действительно равного по силам соперника» [91].

Но оборонный бюджет стран ТАП (т.е. США и европейских членов НАТО) будет составлять около 58% глобальных военных расходов (см. Таблицу 3). Если к этому добавить тихоокеанских союзников Соединенных Штатов, то эта доля будет достигать 64% [92]. Более того, по расходам на производство вооружений доля двух возглавляемых Вашингтоном региональных коалиций составит не менее 80%, а по расходам на оборонные НИОКР – свыше 90%. Ни Китай, ни даже БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай, Южно-Африканская Республика) по этим показателям не смогут сравняться с ТАП и ТТП.

Мир в середине нынешнего столетия

Журнал «Форин полиси» пишет: «США, лидер Запада, является державой №1. Китай, растущая азиатская держава, занимает второе место. Если Китай обойдет Америку в ближайшее десятилетие, то впервые за два века незападная держава займет место №1. Логика истории свидетельствует, что такой сдвиг баланса сил не проходит мирно. Можно ожидать обострения напряженности, поскольку Америка все больше обеспокоена утратой своего господства» [93].

Доктрина Обамы нацелена на создание новой политической, экономической и военной архитектуры международных отношений, которая даст возможность Вашингтону сохранить ведущую роль в мировых делах в обозримом будущем. По мнению Дэвида Сэнгера, стратегия Обамы заключается в том, чтобы «убедить союзников и противников США, что его подход укрепит американскую мощь» [94].

Такая стратегия, в случае ее реализации, не позволит Китаю, даже после того, как он обойдет Соединенные Штаты по размерам ВВП, захватить лидирующие позиции в мире.

Если же блок АСЕАН+3 состоится, то его доля по ряду параметров будет сопоставима с ослабленным ТТП. Но в этом случае Токио, Сеул и Джакарта не смогут рассчитывать на американский военный зонтик для защиты от Китая. «Взорвется» и АСЕАН, часть членов которого (например, Вьетнам, Филиппины и Сингапур) уже дали согласие на вхождение в ТТП.

Два региональных «кольца» во главе с Вашингтоном будут выглядеть менее внушительно, если в состав ТТП не войдут Япония, Южная Корея и Индонезия. Пока эти соседи КНР колеблются, не желая делать решающий выбор между Пекином и Вашингтоном. Экономические требования США для них более болезненны, чем условия Китая. Тем не менее, после визита в Вашингтон премьер-министр Японии Синдзо Абэ согласился вступить в переговоры о присоединении к ТТП.

Однако долгосрочная стратегия США может потерпеть неудачу, если администрации Обамы не удастся преодолеть имеющиеся разногласия со своими союзниками и партнерами. Непростыми будут и переговоры с известной своей закостенелостью бюрократией ЕС. Расхождения экономических интересов Вашингтона и его партнеров не являются непреодолимыми, но достижение договоренностей требует взаимных уступок, к чему ни Соединенные Штаты, ни другие участники ТТП и ТАП, похоже, не готовы.

Особое значение имеет также попытка США предотвратить консолидацию БРИКС. Администрация Обамы успешно развивает «особые отношения» с двумя из пяти стран членов БРИКС. Это касается Индии и Бразилии, которые рассматриваются как развивающиеся демократические государства. ЮАР также пользуется поддержкой первого чернокожего президента Соединенных Штатов.

БРИКС дает возможность его участникам решать некоторые краткосрочные тактические задачи, добиваясь своего продвижения в мировой иерархии. Но интересы входящих в БРИКС стран настолько разнородны, что не позволяют рассчитывать на их экономическую интеграцию или создание военно-политического союза. Отношения между такими странами, как Китай и Индия, сохраняют немалый конфликтный потенциал.

Несомненно, США будут по-прежнему развивать двусторонние отношения с Индией, признавая ее региональные амбиции, чтобы использовать эту державу для противовеса Китаю на азиатском континенте, хотя Дели не войдет ни в ТТП, ни в ТАП.

Что касается Бразилии, то она не заинтересована в создании ТАФТА или какого-то другого Трансамериканского партнерства. Бразилия будет, вероятно, добиваться развития регионального сотрудничества в рамках МЕРКОСУР, не отказываясь при этом от развития двусторонних связей с США.

Хотя Россия, как и США, имеет выход и в Атлантический, и в Тихий океаны, Москва не участвует в интеграционных процессах ни на Западе, ни на Востоке.

На долю ЕС приходится, по данным на 2011 год, 48,4% российского экспорта и 43,4% импорта, Китая – 7,3% экспорта и 16,9% импорта, США – 3,4% экспорта и 4,5% импорта, АСЕАН – 1,6% экспорта и 2,7% импорта (см. Таблицы 6 и 9).

В 2011 году выросла российско-американская торговля, хотя статистические данные по этому вопросу существенно различаются, что связано с проблемой реэкспорта из третьих стран. Согласно международной статистике (см. Таблицы 5 и 6), экспорт США в Россию составил всего 8,3 млрд. долл. (0,56% всего американского экспорта), а экспорт Российской Федерации – 16 млрд. долл. (1,57% импорта США). Но прогресс в торгово-экономический сфере выглядит непредсказуемо. Перспектива дальнейшего роста поставок российских энергоносителей в США не слишком благоприятна из-за «сланцевой революции».

Наземные, воздушные и морские коммуникации, связывающие два главных экономических региона планеты, могут обеспечить Российской Федерации особую роль в глобальной экономике. Сегодня меньше 1% торговли между Европой и Восточной Азией идет через Россию. Эту долю можно было бы увеличить многократно.

При этом было бы восстановлено экономическое единство внутреннего рынка России – от Калининграда до Владивостока. Произошло бы ускорение и удешевление передвижения людей и товаров в нашей стране.

Однако транспортная инфраструктура России требует радикальной модернизации и соответствующих крупных капиталовложений. Необходима специальная государственная программа с привлечением российских и зарубежных частных инвесторов, чтобы реализовать имеющийся потенциал.

Вашингтон пока не приглашает Москву к участию в ТАП и ТТП. Китай тоже не зовет Россию во «Всеобъемлющее региональное экономическое партнерство» (АСЕАН+6). Это заставляет задуматься о месте России в новой конфигурации международных отношений. «Критическая масса» Российской Федерации невелика – примерно 2% населения и 3% глобального ВВП. В случае евразийской интеграции эта доля возрастет, но будет значительно уступать мировым гигантам.

Геополитическое и геоэкономическое одиночество в новой системе международных отношений таит большие риски. Думается, что необходимо искать пути выхода из этой ситуации. Российская Федерация благодаря своему географическому положению может стать связующим континентальным звеном тихоокеанской и евроатлантической интеграции.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1. State of the Union 2013: President Obama’s Address to Congress. February 13, 2013.

2. The National Interest. March 1, 2013.

3. The Foreign Policy. February 27, 2013.

4. The National Interest. March 21, 2013.

5. Michael Martin. What’s the Difference? Comparing U.S. and Chinese Trade Date. Congressional Research Service. February 23, 2012, p. 2.

6. Wayne Morrison, Marc Labonte. China’s Holdings of U.S. Securities. Implications for the U.S. Economy. Congressional Research Service. December 6, 2012, p. 1.

7. The New York Times. March 13, 2013.

8. Global Trends 2030: Alternative Worlds. A Publication of the National Intelligence Council. December 2012, p.IV.

9. Pew Research Global Attitudes Project. June 12, 2012.

10. Henry Kissinger. On China. N.Y., 2011, pp. 514-515.

11. Jacquues deLisle. China and the World. Foreign Policy Research Institute. March 2013.

12. Whither China: From Membership to Responsibility?” Remarks of Robert B. Zoellick, Deputy Secretary of State, before the National Committee on U.S: China Relations, September 21, 2005, New York.

13. The Group of Two that could change the world. By Zbigniew Brzezinski. The Financial Times, January 9, 2009.

14. Fred Bergsten and Joseph Gagnon. Currency Manipulation, the US Economy and the Global Economic Order. Peterson Institute for International Economics. December 2012.

15. The Australian. August 13, 2011.

16. The Washington Post. February 28, 2013.

17. ИТАР-ТАСС, 17 марта 2013 г.

18. «Взгляд». 11 марта 2013 г.

19. Pacific Forum CSIS. March 5, 2013.

20. The National Interest. March 1, 2013.

21. 2012 Republican Party Platform August 27, 2012.

22. Pew Research Global Attitudes Project. September 18, 2012.

23. Gallup Poll. February 2-5, 2012.

24. The Huffington Post. March 26, 2012.

25. Remarks by Tom Donilon, National Security Advisor to the President: «The United States and the Asia-Pacific in 2013”. The Asia Society. New York, March 11, 2013.

26. Leslie Gelb. The Elusive Obama Doctrine.The National Interest. August 24, 2012.

27. The Atlantic. February 20, 2012.

28. The Washington Post. April 28, 2011.

29. The New Yorker. May 2, 2011.

30. David E. Sanger. Obama’s Secret Wars and Surprising Use of American Power. N.Y. 2012.

31. The New York Times. February 25, 2012.

32. Remarks by Tom Donilon, National Security Advisor to the President: «The United States and the Asia-Pacific in 2013”. The Asia Society. New York, March 11, 2013.

33. Jacques deLisle. China and the World. Foreign Policy Research Institute. March 2013.

34. The Foreign Affairs. March/April 2013.

35. Ibidem.

36. Remarks by Tom Donilon, National Security Advisor to the President: «The United States and the Asia-Pacific in 2013”. The Asia Society. New York, March 11, 2013.

37. Foreign Policy. November 2011.

38. Remarks by Tom Donilon, National Security Advisor to the President: «The United States and the Asia-Pacific in 2013”. The Asia Society. New York, March 11, 2013.

39. Ibidem.

40. The American. March 8, 2013.

41. The Forbes. March 28, 2011.

42. Zbigniew Brzezinski. Interview. March 20, 2013. Center for Strategic and International Studies.

43. «Жэньминь жибао» 30 января 2013 г.

44. Dominic Tierney. The Obama Doctrine and the Lessons of Iraq. Foreign Policy Research Institute. May 2012.

45. Remarks by Tom Donilon, National Security Advisor to the President: «The United States and the Asia-Pacific in 2013”. The Asia Society. New York, March 11, 2013.

46. The National Interest. March 1, 2013.

47. Jeffrey Schott and Cathleen Cimino. Crafting a Transatlantic Trade and Investment Partnership: What can Be Done. Peterson Institute for International Economics. March 2013.

48. The Foreign Policy. March 18, 2013.

49. Pew Research Global Attitudes Project. February 19, 2012.

50. The Washington Post. March 9, 2013.

51. The American. March 8, 2013.

52. Simon Lester. The Challenges of Negotiating a Transatlantic Trade and Investment Partnership. Free Trade Bulletin, February 26, 2013.

53. Remarks by Tom Donilon, National Security Advisor to the President: «The United States and the Asia-Pacific in 2013”. The Asia Society. New York, March 11, 2013.

54. Sustaining U.S. Global Leadership: Priorities for 21st Century Defense. Department of Defense. January 2012.

55. Approaches for Scaling Back the Defense Department’s Budget Plans. Congressional Budget Office. March 2013.

56. C.Boyden Gray. An Economic NATO: A New Alliance for a New World Order. Atlantic Council of the United States. February 21, 2013.

57. The Washington Post. December 5, 2012.

58. Look East, Act East: Transatlantic Agendas in the Asia Pacific. Report №13. European Union Institute for Security Studies. December 2012, p. 52.

59. Project Syndicate. 26 February 2013.

60. Project Syndicate. 25 February 2013.

61. Nicholas Burns, Damon Wilson and Jeff Lightfoot. Anchoring the Alliance. Atlantic Council of the United States. May 2012, p. 13.

62. What is Europe's Role in Asia-Pacific? European Council on Foreign Relations/March 13, 2013.

63. Ibidem.

64. Stars and Stripes. March 20, 2013.

65. EU Foreign Policy in the Asia Pacific: Striking the Right Balance between the US, China and ASEAN. European Union Institute for Security Studies. September 2012.

66. Simon Lester. The Challenges of Negotiating a Transatlantic Trade and Investment Partnership. Free Trade Bulletin, February 26, 2013.

67. Clyde Prestowitz. A Tale of Two Trade Deals: Never Mind Asia, Time to Pivot to Europe. The Washington Monthly. March/April 2013.

68. Sustaining U.S. Global Leadership: Priorities for 21st Century Defense. Department of Defense. January 2012, р.2.

69. Project Syndicate. November 11, 2012.

70. The Hill. March 15, 2013.

71. Real Clear Politics. March 3, 2013.

72. WWIII on the WWW. Center for a New American Security. March 11, 2013.

73. H.R. 933-76.

74. WWIII on the WWW. Center for a New American Security. March 11, 2013.

75. Dan Blumenthal. The Great Cyber Smackdown: How to Win a Cyberwar with China. American Enterprise Institute. February 28, 2013.

76. James R.Clapper. Director of National Intelligence. Worldwide Threat Assessment of the United States Intelligence Community. March 12, 2013, p. 22.

77. Henry Hendrix. At What Cost a Carrier? Center for a New American Security. March 2013, p. 8.

78. What’s the Potential for Conflict with China and How Can It Be Avoided. RAND Corporation. 2012.

79. The Washington Post. March 9, 2013.

80. Sustaining U.S. Global Leadership: Priorities for 21st Century Defense. Department of Defense. January 2012, р.4.

81. Ibidem, p. 5.

82. The Christian Science Monitor. February 26, 2011.

83. Major Fernando Lujan. Light Footprints: The Future of American Military Intervention. Center for a New American Security. March 2013.

84. Nuclear Weapons and U.S.-China Relationship. Center for Strategic and International Studies. March 2013, p.6.

85. Joint Forces Quarterly. 4th Quarter 2012, p. 89.

86. DOD News Briefing on Missile Defense from the Pentagon. March 15, 2013.

87. Ibidem.

88. The New York Times. March 16, 2013.

89. «Жэньминь жибао», 27 августа 2012 г.

90. The Wall Street Journal. March 5, 2013.

91. What’s the Potential for Conflict with China and How Can It Be Avoided. RAND Corporation. 2012.

92. SIPRI 2012.

93. The Foreign Policy. February 27, 2013.

94. The New York Times. July13, 2012.