Брекзит: похищение Британии или бегство из Рая?

После достижения Соглашения о выходе Великобритании из Евросоюза и его одобрения на саммите ЕС 25 ноября 2018 г. ситуация с Брекзитом вступила в критическую фазу его «продажи» в самой Великобритании. Причем речь идет не только о голосовании по этому вопросу в Палате общин, намеченном на 11 декабря, но и в целом общественном мнении, прежде всего о тех, кто голосовал за выход из ЕС на референдуме в июне 2016 г. Оба трека этой разъяснительной работы премьер-министра Терезы Мэй взаимосвязаны, поскольку складывающаяся «арифметика» в Парламенте выглядит, по признанию самого правительства, «весьма сложной». По подсчетам Би-Би-Си, правительство может рассчитывать только на голоса порядка 250 депутатов, преимущественно из числа консерваторов, но также некоторых «перебежчиков» из Лейбористской партии, что не дотягивает до требуемого простого большинства в 320 голосов.

В чем проблема? Уже около 80 депутатов-тори заявили, что будут голосовать против (среди них и те, кто выступает за повторный референдум, дабы остаться в ЕС). Кабинет Мэй после неудачных для консерваторов досрочных выборов в июне 2017 г. зависит от поддержки 10 депутатов Демократической юнионистской партии, выступающей за безусловную принадлежность Северной Ирландии Соединенному Королевству. Юнионисты заявили, что Соглашение не поддержат, так как оно предусматривает — если не будет найдено других вариантов (а их, как ни бились, пока так и не смогли найти: нет в мире такой практики) — сохранение статус-кво сухопутной границы с Ирландией (это предусмотрено Белфастским соглашением 1998 г.), т.е. Северная Ирландия останется в составе Единого рынка и Таможенного союза ЕС и тогда таможенная граница пройдет по Ирландскому морю. В этом видят подрыв суверенитета и территориальной целостности Великобритании, шаг к объединению острова после его раздела в 1922 г. в связи с независимостью Ирландии, которая остается в ЕС.

В целом создается впечатление тупика, из которого только один выход — хлопнуть дверью и апеллировать к британскому патриотизму. Когда создается новая ситуация, она становится общей проблемой и все равно ее разруливать придется всем, какие бы решительные заявления ни делались ранее. Не оставят в беде американцы, которые уже рассматривают ЕС как конкурента через призму усиления Германии, сдерживание которой (keeping it down) было одной из постоянных величин послевоенной внешней политики США. Поэтому нельзя исключать, что исход процесса был предсказуем заранее. Оставалось только соблюсти формальности и приличия в западном альянсе, продемонстрировать добрую волю «договариваться по-хорошему» и заполнить чем-то два года, отведенные на переговоры. Сыграть эту партию и заодно роль козла отпущения за «роковой исход» и должна была Мэй, которую не тронули соратники по партии даже после электорального фиаско 2017 года, за которое она целиком несет ответственность. Впрочем, все возможно, что указывает на постмодерн с его абсолютной многовариантностью — от А до Я, от 0 до бесконечности. Поэтому остается подождать голосования 11 декабря и того, что за ним последует.

Аллергия на всякий окончательный и безапелляционный порядок, на всякую безапелляционную власть, по счастью, универсальна.

«Дух терроризма», Жан Бодрийяр

Нисколько не удивлюсь, если вдруг… среди всеобщего благоразумия возникнет какой-нибудь джентльмен… и скажет нам всем: а что, господа, не столкнуть ли нам все это благоразумие…, чтоб по своей глупой воле пожить!

«Записки из подполья», Ф.М. Достоевский

После достижения Соглашения о выходе Великобритании из Евросоюза и его одобрения на саммите ЕС 25 ноября 2018 г. ситуация с Брекзитом вступила в критическую фазу его «продажи» в самой Великобритании. Причем речь идет не только о голосовании по этому вопросу в Палате общин, намеченном на 11 декабря, но и в целом общественном мнении, прежде всего о тех, кто голосовал за выход из ЕС на референдуме в июне 2016 г. Оба трека этой разъяснительной работы премьер-министра Терезы Мэй взаимосвязаны, поскольку складывающаяся «арифметика» в Парламенте выглядит, по признанию самого правительства, «весьма сложной». По подсчетам Би-Би-Си, правительство может рассчитывать только на голоса порядка 250 депутатов, преимущественно из числа консерваторов, но также некоторых «перебежчиков» из Лейбористской партии, что не дотягивает до требуемого простого большинства в 320 голосов.

В чем проблема? Уже около 80 депутатов-тори заявили, что будут голосовать против (среди них и те, кто выступает за повторный референдум, дабы остаться в ЕС). Кабинет Мэй после неудачных для консерваторов досрочных выборов в июне 2017 г. зависит от поддержки 10 депутатов Демократической юнионистской партии, выступающей за безусловную принадлежность Северной Ирландии Соединенному Королевству. Юнионисты заявили, что Соглашение не поддержат, так как оно предусматривает — если не будет найдено других вариантов (а их, как ни бились, пока так и не смогли найти: нет в мире такой практики) — сохранение статус-кво сухопутной границы с Ирландией (это предусмотрено Белфастским соглашением 1998 г.), т.е. Северная Ирландия останется в составе Единого рынка и Таможенного союза ЕС и тогда таможенная граница пройдет по Ирландскому морю. В этом видят подрыв суверенитета и территориальной целостности Великобритании, шаг к объединению острова после его раздела в 1922 г. в связи с независимостью Ирландии, которая остается в ЕС.

Лидер лейбористов Джереми Корбин заявил по публикации текста Соглашения (585 страниц), что это — «худшее из того, что может быть», что партия его не поддержит и будет выступать за новые переговоры, в том числе, если придет к власти в результате новых внеочередных выборов, которые могут быть спровоцированы провалом правительства в Парламенте. Лейбористы, конечно, заинтересованы в таком исходе и грозят поставить вопрос о вотуме недоверия, но также дают понять, что в принципе не исключают никаких вариантов, в том числе и проведения повторного референдума. Шотландские националисты будут голосовать против, поскольку в принципе выступают за сохранение членства в ЕС. К этому добавился предполагаемый «слив» правительством интересов национальной рыболовной отрасли.

Т. Мэй вновь повторила, что не пойдет на новый референдум, поскольку достигнутые договоренности соответствуют мандату уже проведенного. Наряду с лидерами ЕС она утверждает, что это — единственно возможное соглашение и другого не будет, т.е. альтернатива — так называемый «жесткий Брекзит», иными словами, выход без соглашения с урегулированием всех вопросов, включая характер будущих взаимоотношений с объединенной Европой, прежде всего в торгово-экономической сфере, уже с позиций государства-нечлена ЕС.

Кабинет Мэй в связи с переговорами по Соглашению о выходе испытал серию отставок (всего 10), включая ведущих министров, сначала в июле, когда премьер продавила свою переговорную позицию: ушли мининдел Борис Джонсон и министр по выходу из ЕС Д. Дэвис и некоторые другие несогласные министры. А уже по достижении Соглашения в отставку подали те, кто не желает связывать свою политическую карьеру с «обреченным» документом. В их числе был и новый министр по выходу из ЕС Доминик Рааб, который обвинил брюссельскую команду в «шантаже и запугивании». Собственно, на что еще мог рассчитывать Лондон, подрывая европейское единство? Тактика Брюсселя была рассчитана на обеспечение будущего Евросоюза, которое вдруг оказалось под вопросом и примерное унижение/наказание англичан, оставляя их «на коротком поводке», «чтобы другим неповадно было». Дональд Туск уже в который раз заявил, что наилучший вариант — сохранение членства Великобритании в ЕС. И президент Д.Трамп, наверное, прав, утверждая, что «это — великолепная сделка (a great deal) для ЕС».

Но Трамп также выразил сомнение в том, насколько условия Соглашения позволят Лондону заключить «хорошее» двустороннее торговое соглашение с США. И в этом главный червь сомнения того сегмента британской консервативной элиты, который традиционно был настроен евроскептически. Ведь сам лозунг «Глобальной Британии», выдвинутый Мэй, когда она сменила Д. Камерона на посту лидера Консервативной партии и премьер-министра после его поражения на референдуме, хотя и не особенно раскрывался, но один пункт излагался внятно: по выходе из ЕС страна обретет возможность реализовать по максимуму возможности торгово-экономического сотрудничества повсюду в мире, прежде всего посредством заключения двусторонних торговых соглашений и в первую очередь с Америкой. Тут сказалась не только усталость (и тоска) от брюссельской бюрократии и ее страсти к регулированию/рационализации, но и смутное подозрение, что все когда-то кончается и что требуется новое начало в национальной жизни в мире, который радикально меняется. Речь также идет о национальном достоинстве. Современное сознание англичан формировалось в двух мировых войнах, неслучайно к М. Тэтчер призывали историков, чтобы уговорить ее не препятствовать повторному объединению Германии. Своей жесткой (жестокой?) позицией по греческому кризису и единоличным решением о приеме волны беженцев в странах ЕС в 2015 году А. Меркель не только обнаружила возобновление Германского вопроса в Европе, но и невольно подтвердила опасения тех, кто считает, что европейский порядок будет германским.

Текст Соглашения не содержит никаких гарантий будущей независимости Лондона от ЕС, а Политическая декларация ЕС об основах будущих отношений с Великобританией расширена за счет более подробного изложения принципиальных подходов сторон, которые мало совместимы (скажем, «целостность Единого рынка и Таможенного союза и неделимость Четырех свобод» с одной стороны и «суверенитет Соединенного Королевства» с другой), а опыт их утряски на примере режима сухопутной границы с Ирландией убедительно показывает, на чьей стороне сила. Это прекрасно понимали те, кто покинул правительство. Борис Джонсон (пусть для кого-то «клоун», но приходит время их призывать, да и само понятие определяется контекстом, который эволюционирует) предупреждал, что позиция Мэй потребует дальнейших уступок Брюсселю, которые не удастся закамуфлировать, и что надо вести дело к разводу на условиях ВТО (благо, Трамп еще не разрушил эту международную структуру). Британцы чувствительны и к мнению своих других «кузенов»: Грег Шеридан из «Острэлиен» назвал переходный период «капитуляцией» Мэй. Ссылаясь на конфиденциальность, она отказывается обнародовать полный текст заключения на Соглашение юрисконсульта правительства, давая основания подозревать, что Лондон будет навечно связан таможенными правилами ЕС.

Изначально со стороны правительства присутствовала подмена понятий в вопросе Брекзита. Британцы проголосовали за выход без всяких условий, а власти сразу же перевели вопрос в плоскость как раз модальностей развода под лозунгом «мягкого Брекзита», как если бы он был возможен, как если бы можно было уйти и в то же время остаться без всякого рода болезненных последствий для экономики, торговли и т.д. Поэтому и сейчас, причем без особых обоснований, правительством и разного рода гражданскими инициативами (в том числе в пользу сохранения членства в ЕС) публикуются доклады о цене выхода из Евросоюза: она определяется от 60 до 200 млрд фунтов (от 3 до 9,3%) ежегодных потерь для ВВП к 2030 году по отношению к проекции статус-кво (насколько его вообще можно экстраполировать?). Наихудший вариант — выход без договоренностей и переходного периода (согласован до 1 января 2021 г.). Банк Англии предупреждает, что тогда стране сразу же грозит спад на 8%, падение фунта на четверть и стоимости недвижимости на 30–48%, рост безработицы в два раза и т.д. Пишут также о массовой дезорганизации всего и вся, включая ситуацию при пересечении границы.

При этом обходятся стороной такие факторы, как наличие у страны собственной валюты и планы вслед за Трампом резко снизить налоги на бизнес — возможность, которую будет закрывать любое соглашение с ЕС, социальное государство которого просто не может себе позволить конкуренцию на этом поле. Поэтому правительство и сторонники Брекзита говорят на разных языках, и поездки Мэй по стране вряд ли что-то в этом плане смогут изменить. Конечно, к запугиванию электората, а через него и парламентариев подключаются международные финансовые институты. Не скрывается, что главным аргументом может стать паника на рынках после провала Соглашения в Парламенте. К этой кампании подключился «Экономист», который еще в 2011 году признал, что в основе кризиса на Западе лежит «либеральный перебор», т.е. кризис либерализма как метанарратива.

Все это давление может быть задействовано в случае повторного голосовании в Палате общин, что противоречило бы парламентской традиции и, как полагают наблюдатели, низвело бы страну до второразрядной, где элитам удаются подобные фокусы. Спектр обсуждаемых вариантов широк — от отставки Мэй и попыток «улучшить» Соглашение до внеочередных выборов и повторного референдума, что потребует переноса срока выхода из ЕС (пока это 29 марта 2019 г.), который отфиксирован процедурами Лиссабонского договора и уже проведенным через парламент Законом о выходе из ЕС (его может поменять только новый закон, требующий парламентского большинства).

В последние дни все чаще звучит тема отказа от Брекзита как реальной альтернативы «плохой сделке» и выходу без договоренностей любого рода. Уже Мэй пробрасывала, что получает из Европы для себя инсулин (!). Министр финансов Ф. Хэммонд заявил, что Соглашение «сочетает большую часть экономических преимуществ пребывания в ЕС и политические выгоды от выхода из ЕС», что сторонники Брекзита расценили как агитацию за невыход. Если все обернется не-событием, что, конечно, в духе постмодерна, и англичане — как Блудный сын — вернутся в Европу, но только не пожив по своей воле, то можно ожидать полноценного кризиса британского самосознания и атомизации общества, что, как предчувствуют многие, похуже кризиса демократии и конституционного порядка.

В целом создается впечатление тупика, из которого только один выход — хлопнуть дверью и апеллировать к британскому патриотизму. Когда создается новая ситуация, она становится общей проблемой и все равно ее разруливать придется всем, какие бы решительные заявления ни делались ранее. Не оставят в беде американцы, которые уже рассматривают ЕС как конкурента через призму усиления Германии, сдерживание которой (keeping it down) было одной из постоянных величин послевоенной внешней политики США. Поэтому нельзя исключать, что исход процесса был предсказуем заранее. Оставалось только соблюсти формальности и приличия в западном альянсе, продемонстрировать добрую волю «договариваться по-хорошему» и заполнить чем-то два года, отведенные на переговоры. Сыграть эту партию и заодно роль козла отпущения за «роковой исход» и должна была Мэй, которую не тронули соратники по партии даже после электорального фиаско 2017 года, за которое она целиком несет ответственность. Впрочем, все возможно, что указывает на постмодерн с его абсолютной многовариантностью — от А до Я, от 0 до бесконечности. Поэтому остается подождать голосования 11 декабря и того, что за ним последует.

Но история с Брекзитом, без которого, возможно, не было бы Трампа в Белом доме, слишком фундаментальна для положения дел на Западе и в мире в целом, чтобы ограничиваться последствиями для её непосредственных действующих лиц и выводом о постановочном характере происходящего (хотя убедительно играют те, кто верит в то, что делает, и Мэй в силу своих личных качеств вполне может отвечать этому требованию – иначе ее можно обвинить в заговоре с Брюсселем с целью сорвать/замотать Брекзит). Британский консервативный историк Нилл Фергюсон в своей нашумевшей книге «Империя» в 2003 году вполне мог себе позволить граничащую с цинизмом откровенность по поводу того, как англосаксы «создавали современный мир». Сейчас этот проект ими же «закрывается». Тут вторгаются суждения еще более фундаментального порядка – о природе человека и законах истории. Поэтому уместен и Бодрийяр, и «подпольный человек» Достоевского: пути истории неисповедимы, и не важно, как реализуются ее максимы.

Сама нынешняя система, будь то западное общество или доминируемый Западом миропорядок, относится к разряду сложных, а они, в свою очередь, всегда функционируют на грани хаоса (кстати, напуганный западным кризисом, Фергюсон 13 мая 2011 г. в Питерсеновском институте международной экономики, Вашингтон, произнес на эту тему речь «Фискальные кризисы и распады империй», после которой ему, надо полагать, посоветовали «не паниковать»). Вопрос в том, разглядят ли элиты накопившиеся в системе противоречия и начнут ее ремонт или «мягкий» демонтаж, или что-то неладное смутно почувствует/заподозрит электорат, как это и случилось на самом деле. Англо-американцам надо отдать должное — в части их чувствительности к накоплению кризисных явлений в системе и готовности ломать то, что им принадлежит по праву, не считаясь с теми, кто в эту систему врос и не мыслит своего существования иначе, и немцами прежде всех остальных. Ковер сворачивают, хотя на нем еще вовсю пикникуют — вполне в духе Бунюэля.

Нам это нетрудно понять в отличие от вышедших из Реформации западных партнеров с их культом рационального и доказуемого: к примеру, ходили же даже цари в психбольницу, чтобы посоветоваться с Иваном Яковлевичем Корейшей. Почти все британские лидеры, в свою очередь, бегали к медиамагнату Р. Мёрдоку за поддержкой накануне выборов. Его «Сан», как и другие таблоиды, повинна в поддержании антигерманских настроений/предрассудков в британском обществе. Им не понять, поэтому срабатывает общее для всех «Пока гром не грянет,…» и инстинкты того же Бориса Джонсона, отнюдь не блаженного, но с менее замутненным сознанием, могут значить больше, чем весь здравый смысл западных элит.

Да, «бунт на борту» у Запада, но какой «из-за пояса рвут пистолет»: борьба с фейковыми новостями и «российским вмешательством» в свою политику? И какое «золото» блестящих идей при этом «сыпется с кружев» у западных элит: одна охранительная политкорректность, удушающая мысль в самых ее истоках! По имеющейся в лондонском дипкорпусе информации, именно Мёрдок присоветовал Мэй — вопреки общему мнению верхушки тори — проводить злосчастные досрочные выборы в 2017 году (регулярные прошли в 2015 г.). Всё списали на ее двух помощников, которые надежно держали ее в руках еще со времен ее пребывания в Хоум Офисе в течение 6 лет: без них пошли все эти странности с пританцовываниями, в том числе когда она выходила на сцену выступать на недавней партконференции консерваторов.

Утверждают, что в свое время Мёрдок выгнал Джонсона (БоДжо) из своей «Таймс» (которая в его руках сильно пожелтела) за то, что некоторые вещи он присочинял. Но как могут напрягать воображение даже газетчика «ничтожность и ужасная невыразительность образов» (опять Бодрийяр) нудной повседневности, которая сама толкает в гиперреальность. Накануне предреферендумной кампании Джонсон написал два эссе — одно за выход из ЕС, другое против. Как он утверждает, по их прочтении первое ему показалось более убедительным, что и определило его позицию в пользу Брекзита. Это может подтверждать верность тезиса об автономном существовании «текстов» (логоцентризм). По крайней мере, БоДжо в полном ладу с постмодернистским анализом. И хотя мы не прочтем его второй текст, нельзя сбрасывать со счетов, что именно его популярности во многом обязана успехом кампания за выход из ЕС. И если Ницше — «крестный отец всех постмодернистов» (Д.С. Хаустов), то Б. Джонсон, маргинал британской политики и объект лютой ненависти европейских элит, вполне может считаться крестным отцом Трампа.

Определенные выводы следуют для всех стран, включая Россию. От отрицания науки как когнитивной основы познания мира один шаг до бездоказательности и в международных отношениях: поэтому мы имеем «дело А. Литвиненко», Скрипалей и многое другое. «Отравление» Петра Верзилова, похоже, в том же ряду. Интервью Юрия Дудя с Надеждой Толоконниковой проливает свет на ремесло «акционизма»: никакой готовности работать над собой хотя бы по части музыкальной культуры и содержания «текстов» (вместо них сны)! Вспомним ахматовское «Какую биографию делают нашему Рыжему!». Но Pussy Riot — не Бродский, а на двух годах тюрьмы можно безбедно «кататься» до глубокой старости. Постмодерн? Да, и он не только объясняет, но и легитимирует виртуализацию реальности. Профессиональные революционеры в нашей истории жили в своем мире и могли бы не дождаться своего шанса, если бы не Первая мировая и политическая незрелость либералов. Что ждать сейчас, когда кризис в отношениях Запада с Россией не грозит войной, ставшей тоже виртуальной, и работает, как у тех же англосаксов, на национализацию элит?

Сто лет назад Розанов писал в своем «Апокалипсисе нашего времени»: «в европейском (всём, — в том числе русском) человечестве образовались колоссальные пустоты от былого христианства; и в эти пустоты проваливается все: троны, классы, сословия, труд, богатства… Но все это проваливается в пустоту души, которая лишилась древнего содержания». Неужели, эти пустоты открываются вновь и 30-летняя иллюзия «конца истории», которую обслуживает постмодернизм, подходит к концу, и все находятся в «грандиозной растерянности» (Лиотар)? Не-конфронтация, не-холодная война, не-Крымская война, не-война с Ираном, не-кинетика (а РЭБ), не-большевики за границей и не-профессиональные революционеры внутри, не-29-й год и не-68-й в Париже, не-Черчилль, не-де Голль и даже не-Коль, не-контакт в Буэнос-Айресе, не-«умру я не на постели При нотариусе и враче», не-«Ангел, сошедший с ума», не-«Защита Лужина» (а отрицание доступа к ТВД) и т.д. И, наконец, пушкинское: «Уж не пародия ли» весь этот период после окончания холодной войны? Может, действительно пришло время – когда уже «расчищена площадка от идеологических утопий и ортодоксий» - заняться «неоклассическим синтезом» идей 60-х годов, чтобы преодолеть последовавшую тогда безыдейность (как предлагал Георгий Дерлугьян на страницах журнала «Эксперт» №1 за 2011 год)?

Брекзит или нет, «процесс пошел» благодаря англосаксам. «Сейчас» возвращается в настоящее время, а с ним появляется и будущее. Возобновляется историческое бодрствование/творчество. И с этим придется смириться всем, в том числе немцам с их аллергией на историю вообще. Нельзя бесконечно долго жить в исторической пустоте/прорехе. Россия этому пониманию немало способствовала. Возможно, поэтому на тютчевское «Самим фактом своего существования Россия отрицает будущее Запада» нам ответили отрицанием реальности самой России. А где была бы литература XX века (постмодерн – наиболее литературная философия!) без чеховских пьес и его «историй ни о чем», пусть Джойс и отрицал влияние на себя Чехова и даже то, что он его читал.

Наиболее «глобальный» вывод из всего для международных отношений можно было бы сформулировать примерно так: время простых схем — империй, вертикалей и т.д. — и дешевых решений безвозвратно прошло, во внешних делах требуются гибкость и чуткость к происходящему (Ларошфуко писал о важности не столько создавать благоприятные возможности, сколько их не упускать). Плюс необходимы комплексный потенциал противодействия всему спектру вызовов и угроз в условиях продолжающейся неопределенности, готовность к различным вариантам развития событий, включая возможность обострения по линии, казалось бы, изжитой внутризападной биполярности англосаксы — немцы, особенно если Берлин начнет «притеснять» англичан при их разрыве с ЕС.