Борис Джонсон и Брекзит: вполне выносимая легкость бытия

С 24 июля на Даунинг-стрит новый обитатель — Борис Джонсон, который туда вселится со своей гражданской партнершей Кэрри Симондс. В своей речи после объявления результатов выборов нового лидера тори он сформулировал программу своего кабинета в полном соответствии с предвыборной и в стиле Трампа, который сразу же его поздравил и особо отметил в другом твите, что его называют «британским Трампом». Это — «Осуществить Брекзит (31 октября во что бы то ни стало), объединить страну, нанести поражение (лидеру лейбористов) Дж. Корбину и зарядить энергией страну», что на английском создает акроним DUDE, имеющий значение «мужик, чувак, парень» и т.д. СМИ сразу же его соответственно окрестили, что в целом верно отражает его образ и отдает должное его политическому чутью.

Не трудно догадаться, что Джонсон начнет там, где Мэй изначально сдала позиции, — опираясь на поддержку Трампа, потребует пакетного, а не раздельного решения вопросов выхода из ЕС и будущих взаимоотношений с континентальной Европой. Когда Мэй согласилась обсуждать только первые, да еще находясь в составе ЕС, она приняла приоритетность всей нормативно-правовой базы объединения, что давало предсказуемый результат. Выйти за рамки этого подтасованного в пользу партнеров формата переговоров она могла, только заявив о готовности выйти без соглашения — тогда «пакетная сделка» была бы неизбежной. Сейчас всё вернется к этой исходной позиции и Брюсселю решать, надо ли рисковать своими собственными интересами перед лицом неизбежного или лучше договориться по-хорошему, пока есть время — целых три месяца. Джонсон может одержать победу после поражения (хорошее английское выражение — to turn the tables on smb). Своей несговорчивостью Брюссель рискует взять на себя ответственность за судьбы миллионов своих граждан, проживающих в Великобритании, и британцев на континенте, уже не говоря об интересах бизнеса по обе стороны Ла Манша. Но главное, что после выхода Лондона без соглашения все равно придется договариваться, как при любом разводе. А для этого Джонсону ничего не надо делать — просто ждать 31 октября, обвиняя Брюссель во всех грехах. И никакие козни в парламенте его остановить не смогут. Тем временем будет истекать 6-месячная отсрочка введения Вашингтоном тарифов на продукцию европейского/германского автопрома.

Нельзя исключать и проведения консерваторами в мае–июне следующего года досрочных парламентских выборов, дабы воспользоваться расколом в Лейбористской партии, лидер которой Дж. Корбин под нажимом части членов партии, включая новолейбористскую фронду, дал согласие на требование о проведении повторного референдума.

По Бодрийяру, случайность банальна, в то время как судьба, фатальность — экзистенциальна. Можно предположить, что Т. Мэй была случайной, как, собственно, и вступление Лондона в ЕЭС, а Б. Джонсон, как и Трамп, Рейган и Тэтчер (с их неолиберальной экономикой) — фатальны. Тогда все становится немного яснее. Наверное, такой подход применим и к недавней российской истории, правда, с поправкой на мысль Шпенглера о псевдоморфном характере нашей культуры. Так, Горбачев будет фатальным событием, а Ельцин — случайным. Впрочем, объективно судить об этом специалистам по истории России, которым придется осмыслить все её пласты, начиная с Призвания варягов. Не помешает и обращение к современной философской мысли — её выводы универсальны и не в вакууме же мы живем! По крайней мере, Дж. Кеннан ввел категорию фатальности, расценив расширение НАТО, которое привело к отчуждению между Россией и Западом, как «наиболее роковую ошибку» Запада после окончания холодной войны. То есть и наш нынешний кризис в отношениях с Западом — отнюдь не случайность, а скорее фатальность.

В итоге получается, что не только у России, Великобритании и Америки, но и Германии, Франции и Италии свои особые пути, если брать ведущие страны в ареале европейской цивилизации.

Никакая подлинная религия не желает улучшить мир фактов.

Закат Западного мира, т. 2, Освальд Шпенглер

Но есть сильней очарованье…

Федор Тютчев

Дальше у Тютчева в этом стихотворении, которое столь пронзительно фигурирует в «Сталкере» А.Тарковского, следует совершенно роскошная рифма: «Глаза, потупленные ниц… И сквозь опущенных ресниц». Её мог бы при случае продолжить Ниц, если сократить Ницше по методу Дж. Джойса в «Улиссе». Но если оторваться от структуралистской логики, то Ницше со своим бунтом против филистерства пришелся бы кстати в наше кризисное время, когда отрицается отрицание традиционных ценностей, включая здравый смысл. В случае с британцами этот нигилизм нашел свое выражение в их очарованности Брекзитом — этим «бунтом на корабле» под громким названием «Либерализм», да ещё с приставкой «гипер», что делает из него подлинный идеологический дредноут. Времена дредноутов прошли, хотя и не сразу, с появлением подводных лодок. Время идеологий как интеллектуальных и политических тотальностей, жестко детерминирующих личность (по сути, её отрицающих), похоже, прошло с окончанием холодной войны, но потребовался системный кризис на Западе, чтобы там поверили в реальность, уже описанную к тому времени философией постмодерна. Наверное, надо признать и роль России в катастрофе «либерального порядка», в который мы не согласились вступить на условиях доминирования в нем Запада, а равенства нам никто не предлагал.

Александр Крамаренко:
Отставка Мэй и Брекзит

Далеко не случайно к власти приходят деятели, подобные Трампу, — люди с воображением, не стесненном доктринами и измами разного рода, которым свойственно думать за себя. Естественно возрастает то, что мы со школьной скамьи привыкли называть «ролью личности в истории». На это указывает Федор Лукьянов, акцентируя значение эмоционального фактора в современных международных отношениях. С момента Мюнхенской речи президента В. Путина эту характеристику относили на счет Кремля. Теперь становится очевидным, что речь шла об «образе будущего» всей мировой политики. Оно и понятно: только сильные, яркие личности в состоянии вдохнуть жизнь в трещащие по швам институты, износившиеся усредненной, фактически безальтернативной политикой центризма. Эти структуры, в свою очередь, попросту не вмещают в себя столь неординарные личности, что и обусловливает болезненность их взаимной притирки и непредсказуемость конечного результата. Теперь все становится возможным, историческое творчество возобновляется. Факты как основной стесняющий, детерминирующий фактор теряют своё прежнее господствующее значение в правительственной политике. Достаточно вспомнить у Трампа его утренние твиты чистого сознания, не замутненного дневными фактами.

Может показаться, что «катастрофа» подкралась незаметно. Но в действительности все стало результатом не только того, что политический процесс, будучи выхолощен политтехнологиями и контролем элит над традиционными СМИ, потерял смысл, но и происшедшей за последние 30 лет «пересдачи карт» в социально-экономической сфере, когда, если брать британский пример, 600 аристократических семей после 2008 года увеличили своё состояние до уровня апогея Британской империи (см. номер i weekend за 20–21 июля 2019 г.). То есть благодаря рейганомике/тэтчеризму западное общество проделало путь от послевоенного социального государства во вторую половину XIX века. И это к вопросу об обратимости кажимостей и самих вещей.

С 24 июля на Даунинг-стрит новый обитатель — Борис Джонсон, который туда вселится со своей гражданской партнершей Кэрри Симондс. В своей речи после объявления результатов выборов нового лидера тори он сформулировал программу своего кабинета в полном соответствии с предвыборной и в стиле Трампа, который сразу же его поздравил и особо отметил в другом твите, что его называют «британским Трампом». Это — «Осуществить Брекзит (31 октября во что бы то ни стало), объединить страну, нанести поражение (лидеру лейбористов) Дж. Корбину и зарядить энергией страну», что на английском создает акроним DUDE, имеющий значение «мужик, чувак, парень» и т.д. СМИ сразу же его соответственно окрестили, что в целом верно отражает его образ и отдает должное его политическому чутью.

Убедительная победа Джонсона на выборах лидера Консервативной партии (двумя третями голосов) была предсказуема после провала Т. Мэй с выводом страны из ЕС, её попытки, так и не получившей поддержки большинства парламентариев, виртуализировать/замотать Брекзит через соглашение с Брюсселем, которое, лишая Лондон прав членства, оставляло его в поле Таможенного союза континентальной Европы со всё более очевидным доминированием Берлина. Поэтому новому премьеру легко действовать от обратного — очевидного тупика, в который завела страну Мэй.

Сергей Шеин:
Выборы лидера Консервативной партии Великобритании: «критическая развилка»

Не трудно догадаться, что Джонсон начнет там, где Мэй изначально сдала позиции, — опираясь на поддержку Трампа, потребует пакетного, а не раздельного решения вопросов выхода из ЕС и будущих взаимоотношений с континентальной Европой. Когда Мэй согласилась обсуждать только первые, да еще находясь в составе ЕС, она приняла приоритетность всей нормативно-правовой базы объединения, что давало предсказуемый результат. Выйти за рамки этого подтасованного в пользу партнеров формата переговоров она могла, только заявив о готовности выйти без соглашения — тогда «пакетная сделка» была бы неизбежной. Сейчас всё вернется к этой исходной позиции и Брюсселю решать, надо ли рисковать своими собственными интересами перед лицом неизбежного или лучше договориться по-хорошему, пока есть время — целых три месяца. Джонсон может одержать победу после поражения (хорошее английское выражение — to turn the tables on smb). Своей несговорчивостью Брюссель рискует взять на себя ответственность за судьбы миллионов своих граждан, проживающих в Великобритании, и британцев на континенте, уже не говоря об интересах бизнеса по обе стороны Ла Манша. Но главное, что после выхода Лондона без соглашения все равно придется договариваться, как при любом разводе. А для этого Джонсону ничего не надо делать — просто ждать 31 октября, обвиняя Брюссель во всех грехах. И никакие козни в парламенте его остановить не смогут. Тем временем будет истекать 6-месячная отсрочка введения Вашингтоном тарифов на продукцию европейского/германского автопрома.

Нельзя исключать и проведения консерваторами в мае–июне следующего года досрочных парламентских выборов, дабы воспользоваться расколом в Лейбористской партии, лидер которой Дж. Корбин под нажимом части членов партии, включая новолейбористскую фронду, дал согласие на требование о проведении повторного референдума. Как бы то ни было, согласно опросам, 40% лейбористского электората ему не доверяют, а значит, они могут стать «добычей» Партии Брекзита Н. Фараджа (голосовали же за Трампа те, кто был недоволен подтасовкой результатов съезда Демократической партии США в пользу Х. Клинтон) или либдемов, избравших на днях нового лидера (им стала Джоу Суинсон) и твердо выступающих против Брекзита. Стремление надолго ослабить, а то и покончить с лейбористами (как век назад они заместили либералов) могло бы способствовать консолидации тори после травмы премьерства Мэй. Такой подход шел бы в русле тактики республиканцев на президентских выборах 2020 года, а именно поставить электорат перед полярным выбором - между жесткой консервативной повесткой дня Трампа и Демпартией, дрейфующей влево. По крайней мере, англосаксы тогда бы лидировали в фундаментальной перезагрузке западной политической системы — в сторону от левых-правых образца XX века.

Если вернуться к тому, с чего начали, — к структуралистским изысканиям постмодерна, которые в сложившихся условиях могут служить далеко не последним ориентиром в прогнозировании дальнейшей эволюции ситуации в Великобритании, тем более что привычные инструменты анализа себя не оправдывают (не обращаться же к категориям марксизма, раз всё возвращается во времена К. Маркса!). Рэп или «репа» служит идеальным воплощением этой логики, побивающей нудную обычную. Слово «репа» странным образом оказалось центральным в знаменитой «вспышке» — бунте И.С.Тургенева в одном лондонском клубе по его собственному свидетельству. Реагируя на английский «холод» —пафосность, он решил «побаловать себя русским словцом» — «что есть мочи ударил об стол кулаком и принялся как сумасшедший кричать: «Редька! Тыква! Кобыла! Репа! Баба! Каша! Каша!».

Не будем и англичанам отказывать в их суверентистском бунте против логики евроинтеграции, каким бы иррациональным он ни казался. В конце концов, они вступали в Общий рынок и только усилиями элит долгое время были лишены возможности высказать свое отношение к растущему влиянию на свою жизнь наднациональных институтов Евросоюза. Джонсон является идеальной фигурой для того, чтобы исправить положение, реализовав безусловный мандат референдума 2016 года как необходимую точку отсчета в новой главе национальной жизни, а там будь что будет. Звучит почти по-нашему, не так ли?

Роман Майка:
Твиттер Трампа: орудие калибром 140 символов

Если смотреть глубже, то Брекзит имеет другую параллель в британской истории — разрыв Генриха VIII с Римом, если взять Брюссель за его светский аналог. В ту эпоху речь шла о национализации и приватизации христианской веры, сейчас — о разрыве и фрагментации либеральной гиперреальности европейского единства, все равно не полного без России. Шпенглер писал: «Когда Иисуса привели к Пилату, мир фактов и мир истин пришли в непосредственное и непримиримое столкновение, причем с такой ужасающей ясностью, с таким буйством символичности, как ни в какой другой сцене во всей мировой истории» [1]. Джорджо Агамбен в своем эссе «Пилат и Иисус» отметил, что начавшийся тогда исторический кризис (от греческого krisis — суд), который так и не разрешился приговором (Пилат «умыл руки» и «предал» Иисуса иудеям на распятие), «в каком-то смысле все еще продолжается» и что «именно мир событий должен судить мир правды» (будем ли мы в Европе отмечать 2000-летие этого события?). Владимир Соловьев, в свою очередь, писал, что люди веры, а не люди фактов, творят историю.

По Бодрийяру, случайность банальна, в то время как судьба, фатальность — экзистенциальна. Можно предположить, что Т. Мэй была случайной, как, собственно, и вступление Лондона в ЕЭС, а Б. Джонсон, как и Трамп, Рейган и Тэтчер (с их неолиберальной экономикой) — фатальны. Тогда все становится немного яснее. Наверное, такой подход применим и к недавней российской истории, правда, с поправкой на мысль Шпенглера о псевдоморфном характере нашей культуры. Так, Горбачев будет фатальным событием, а Ельцин — случайным. Впрочем, объективно судить об этом специалистам по истории России, которым придется осмыслить все её пласты, начиная с Призвания варягов. Не помешает и обращение к современной философской мысли — её выводы универсальны и не в вакууме же мы живем! По крайней мере, Дж. Кеннан ввел категорию фатальности, расценив расширение НАТО, которое привело к отчуждению между Россией и Западом, как «наиболее роковую ошибку» Запада после окончания холодной войны. То есть и наш нынешний кризис в отношениях с Западом — отнюдь не случайность, а скорее фатальность.

В итоге получается, что не только у России, Великобритании и Америки, но и Германии, Франции и Италии свои особые пути, если брать ведущие страны в ареале европейской цивилизации. Так, об Италии Бодрийяр писал в своих «Фатальных стратегиях», то есть в 1983 году — задолго до нынешних претензий Брюсселя к Риму: «Италия — это единственное общество, которое коллективно пересекло виртуальную линию симуляции — коллективная виртуозность жить одновременно в смехотворном и изощренном порядке симуляции. Они перестали безнадежно защищать себя от потери сущности, ценности и смысла, которая является несчастьем для других и причиной их депрессии, а потому и жизнь в Италии, в конечном счете, счастливее. Остальные живут в состоянии досадной симуляции». Это объясняет, почему многие завидуют итальянцам, с которыми у нас, как полагают, есть нечто общее. Многообразие берет верх над унификацией и тотальностью не только в мире, но и в Европе, что подтверждают даже «чопорные» англичане своим Брекзитом.

1. О.Шпенглер, «Закат Западного мира», Полное издание в одном томе, - М., «Издательство АЛЬФА-КНИГА», 2017, стр.675