Как и ожидалось, августовские выборы не поставили финальную точку в электоральной борьбе в Беларуси — последняя предсказуемо продолжилась в формате растянувшихся на месяц уличных протестов, принесших много неожиданных сюрпризов. Во-первых, они оказались массовыми — впервые в истории Беларуси протестные демонстрации стали собирать на пике до 150 и более тысяч людей. Во-вторых, выяснилось, что у протестующих нет программы, только требования; это, по сути, превращает протест в выброс эмоций: перспективой его скорее был бунт, а не полноценная революция. Как известно, в отличие от последней, бунт после выброса эмоций успокаивается и теряет свой разрушительный потенциал. В-третьих, в Беларуси возник феномен сетевого протеста — толпы без лидеров, в пошаговом режиме управляемой из-за границы телеграм-каналом польского базирования. Стала явной твердая и осмысленная поддержка протестов Западом. Давление было столь существенным, что в какой-то момент даже возникали сомнения, удержится ли власть. Однако та смогла устоять, проявив одновременно и твердость, и гибкость.
Сегодня белорусская власть шаг за шагом восстанавливает внутреннюю легитимность. Протесты постепенно теряют свою массовость, неуклонно превращаясь во флеш-мобы. Отдельным вопросом остается внешняя легитимность. В обозримом будущем на Западе она не обретается, но Минску для точки опоры вполне достаточно будет России, СНГ и Китая.
Как и ожидалось, августовские выборы не поставили финальную точку в электоральной борьбе в Беларуси — последняя предсказуемо продолжилась в формате растянувшихся на месяц уличных протестов, принесших много неожиданных сюрпризов. Во-первых, они оказались массовыми — впервые в истории Беларуси протестные демонстрации стали собирать на пике до 150 и более тысяч людей. Во-вторых, выяснилось, что у протестующих нет программы, только требования; это, по сути, превращает протест в выброс эмоций: перспективой его скорее был бунт, а не полноценная революция. Как известно, в отличие от последней, бунт после выброса эмоций успокаивается и теряет свой разрушительный потенциал. В-третьих, в Беларуси возник феномен сетевого протеста — толпы без лидеров, в пошаговом режиме управляемой из-за границы телеграм-каналом польского базирования. Стала явной твердая и осмысленная поддержка протестов Западом. Давление было столь существенным, что в какой-то момент даже возникали сомнения, удержится ли власть. Однако та смогла устоять, проявив одновременно и твердость, и гибкость.
По большому счету власть смогла устоять, применив тактику, блестяще реализованную одним известным белорусским генералом в период афганской кампании Советского Союза. Тогда в Кабуле афганские власти столкнулись с женским бунтом: уставшие от тягот войны женщины заблокировали административные здания, парализовав их работу. Разгон женского протеста в мусульманской стране принес бы чудовищные издержки, и афганские власти три дня колебались. Тем не менее накал страстей не спадал, и власть все более склонялась к силовому варианту как неизбежному злу. Белорусский генерал, который в то время был советским военным советником в Кабуле, взял инициативу на себя и предложил просто раздать протестующим портреты Наджибуллы, которых на складах было в изобилии. И это сработало — весь следующий день протестующие ожесточенно рвали портреты, а к вечеру, удовлетворенные, разошлись по домам. Протест прекратился.
В Беларуси власть, до этого твердо и жестко применявшая полицейские силы, в момент пика, наступившего через неделю после выборов, в выходные 15 и 16 августа, убрала ОМОН с улиц, уступив их многочисленным протестующим. Эмоции выплеснулись. При этом жесткость действий полицейских сил в предыдущие дни принесла свои результаты — даже на пике 16 августа ни в Минске, ни в других городах не возникли ни баррикады, ни другие стационарные точки, которые протест мог бы объявить своей символической территорией. А после выброса эмоций власть шаг за шагом стала стабилизировать ситуацию.
А. Лукашенко начал ту самую активную коммуникацию с обществом, которой не хватало в период предвыборной кампании, поехав по производствам. И ему удалось главное — забастовочное движение, единственный, наверное, фактор, который мог бы взорвать белорусскую политсистему, не состоялось, его удалось купировать в зародыше и предотвратить. В силу структуры белорусской экономики (а это чуть более десятка крупных предприятий, каждое из которых не только монополист, но и активный участник евразийского, а в ряде случаев — и глобального рынка) рабочий и инженерный класс, наряду с сохранившими безусловную лояльность бюрократией и силовиками, абсолютно критичны для белорусской стабильности.
Надо отметить, что это отступление белорусской власти позволило избежать худших сценариев, о реальности которых сегодня говорит А. Лукашенко. Действительно, меньше чем за неделю до выборов Минск находился в жесткой конфронтации с Москвой. Под арестом были «33 российских богатыря» — россияне, которые, как теперь известно, были обманным путем рекрутированы украинской спецслужбой от имени крупной российской нефтяной компании якобы для охраны ее зарубежных объектов в Латинской Америке и ввезены в Беларусь, где их «продали» А. Лукашенко как «приехавших делать революцию в Беларуси российских боевиков». Понять, почему у власти сдали нервы и она пошла на открытый скандал, можно: их задержание стало пиком долго культивировавшейся у власти подозрительности в отношении Москвы. В этой связи достаточно отметить, что арестованный блогер С. Тихановский, начавший свою кампанию с жесткого расчеловечивания образа президента, позиционировал себя как «пророссийского кандидата». В равной мере пророссийским мог считаться и арестованный в начале кампании банкир Е. Бабарико. Так или иначе, но за несколько дней до выборов Лукашенко анонсировал военные учения на восточной границе Беларуси, послав тем самым недвусмысленный сигнал Москве.
Если бы этот инцидент не был оперативно расследован Россией, выявившей в операции с «33 богатырями» украинский, а затем и американский след (наличие которого подтвердил на ток-шоу у Савика Шустера 4 сентября главный редактор украинского ресурса «Цензор.нет» Юрий Бутусов), ход событий мог стать катастрофическим не только для Беларуси, но и для России. Так, в случае, если бы не состоялись два события — внесший ясность разговор В. Путина и А. Лукашенко накануне выборов, и в его отсутствие белорусские войска на самом деле блокировали бы восточную границу; а также уже упомянутое тактическое отступление 15–16 августа — в Беларуси с большой вероятностью случился бы коллапс власти.
С учетом неплановых маневров НАТО на белорусской западной границе совершенно нельзя исключать возможность, что Польша, и до этого неоднократно рассуждавшая на уровне чиновников среднего уровня о своей особой миссии в отношении проживающих за границей польских меньшинств, могла бы заявить о своем долге защитить в условиях наступившего хаоса проживающее в Западной Беларуси меньшинство, т.е. обладателей «карты поляка». В практическом измерении это, если опираться на заявления А. Лукашенко, могло вылиться в польские претензии на Гродно и область, где проживает значительное количество поляков. Разумеется, белорусские военные учения, немедленно начатые на западной границе, и заявленная А. Лукашенко готовность в случае необходимости использовать ОДКБ довольно быстро эту вероятность исключили. Это тревожное заявление президента, разумеется, можно было бы списать на алармизм с целью поиска консолидирующей внешней угрозы. Но сделанное 4 сентября заявление министра обороны В. Хренина, который прямо обвинил Запад в гибридной войне против Беларуси и обратил внимание, что за последние годы количество учений стран НАТО у границ РБ выросло в пять раз, а военная группировка на границах Беларуси была увеличена в 17 раз, заставляет отнестись к заявлениям Минска всерьез. В силу этого гипотетические последствия худшего сценария (если бы он реализовался) и для Беларуси, и для ОДКБ, которая могла бы попросту оказаться заблокированной и не могла бы исполнить свою задачу, и, конечно, для России представить несложно.
В наступившей реальности дальнейший вектор стабилизации уже вполне просматривается. Белорусская политсистема, конечно, переживет период пересборки и перезагрузки, и процессы формирования новых оснований уже начались. Сменился глава белорусской православной церкви, очевидно, в ближайшее время сменится и глава католической. Кроме того, в стране будет запущен конституционный процесс, в результате которого на референдуме будет принята новая конституция, в которой, очевидно, большая роль будет отводиться институтам, а не личностям; на период после внесения поправок анонсированы новые президентские выборы, и всё это вместе создаст пространство для системного решения проблем, лишив уличный протест его потенциала.
Разумеется, возникнет и миграционный отток разочаровавшихся, который в основном примет Польша. Так, глава канцелярии премьер-министра Польши Михаил Дворчик в этой связи уже заявил, что его правительство «начинает работу над решениями», которые позволят «потомкам жителей Речи Посполитой, живущим за границей, в упрощенном режиме поселиться на территории Польши». В основном речь идет об обладателях «карты поляка». Этот отток вряд ли будет массовым, но, поскольку некоторую его часть будут составлять и солидаризировавшиеся с протестами представители западноориентированных элит, он скажется на качественном изменении внутриполитических, а еще более — внутрикультурных раскладов в Беларуси.
Пересборка белорусской политсистемы потребует усилий. Главная проблема, которую выявили протесты — это отсутствие у власти идеологии, которая бы генерировала устойчивую картину будущего. Это означает, что битва за умы молодежи, сегодня поддавшейся романтическому революционному порыву, еще впереди. И речь не только об утраченных сегодня доминирующих позициях в информационном поле — в нем все еще доминируют телеграм-каналы, оказавшиеся в условиях сумятицы мощными и политтехнологически эффективными СМИ. Картина мира протестующих на самом деле крайне невнятна, большинство исходит из нормативных представлений о демократии, никак не соотносящихся с реальностью. Явная и долгосрочная проблема заключается в доступных для молодежи образовательных программах — в сегодняшней реальности получение образования в Польше для белорусов на порядок легче и привлекательнее, чем в той же России.
Выявившийся идеологический провал белорусской власти, в свою очередь, является прямым результатом политики многовекторности, проводившейся белорусской властью в рамках торга с Россией. Действительно, многовекторность предполагает постоянные маневры, что не позволяет обеспечить устойчивую точку опоры и, самое главное, — картину будущего. Грядущая конституционная реформа, долженствующая институализировать политический процесс и в числе прочего породить новых партийных акторов, для своей успешности просто обязана подкрепляться внятными идеологическими императивами и экономическими аргументами. Предсказуемое укрепление института Союзного государства должно сопровождаться и картиной будущего. В новой реальности она может быть только евразийской, чему может способствовать текущее председательство Беларуси в ЕЭК. Действительно, де-факто гарантами белорусского суверенитета сегодня являются Россия, СНГ и Китай, признавшие выборы, а Евразийский союз, существенный для всех перечисленных внешних акторов, кроме прочего, может позволить запуск новой индустриализации на основе цифровых технологий. Где Беларусь, с ее сохранившейся индустрией и системой подготовки инженерного класса, может сыграть более чем достойную роль. Тем более что белорусский IT-сектор, завязанный на рынок США, в силу очевидных причин в нынешнем виде будет входить в состояние упадка — и его своевременная переориентация на внутренний рынок может оказаться для Беларуси системным и эффективным решением.
Отдельного осмысления потребует и феномен социальных сетей. Вопреки очевидности, последние на поверку не объединяют, а разъединяют, формируя изолированные ценностно интегрированные группы, которые варятся в собственном соку, не испытывая дискомфорта от коммуникации с носителями иных ценностей, а порой даже и не подозревая об их существовании. Политический романтизм и наивность протестующих во многом являются результатом порождаемых социальными сетями изоляции, когда отрыв от реальности становится нормативен. Это не выглядело как критическая проблема до протестов, но последние, как уже говорилось, породили феномен управляемой толпы, все действия которой — как в квесте — в онлайн-режиме координируются телеграм-каналом «Нехта» (по-белорусски — «кто-то»), в очередной раз демонстрируя справедливость озвученного Гюставом Лебоном ещё в конце XIX в. принципа — образованная толпа ничем не будет отличаться от любой иной толпы. Очевидная опасность «цифровой толпы», с которой придется считаться, — это тот факт, что постепенное сокращение ее численности будет в пропорциональной степени влиять на радикализацию настроений остающегося «ядра».
Но это задачи на будущее. Сегодня белорусская власть шаг за шагом восстанавливает внутреннюю легитимность. Протесты постепенно теряют свою массовость, неуклонно превращаясь во флеш-мобы. Кроме прочего, это означает, что ни самопровозглашенный Координационный Совет, который пытался оседлать протест, но так и не смог это сделать (что, впрочем, во многом было предопределено сетевой структурой протеста, не предполагающей явных лидеров), ни поднимаемая Западом «на щит» С. Тихановская в обозримом будущем не станут частью белорусского протеста. В отличие, скажем, от В. Бабарики и М. Колесниковой, главы его штаба, которая заявила о создании партии и, скорее всего, ее создаст, институализировав тем самым оставшийся протест. На западном направлении предсказуемым будет охлаждение. Анонсированная А. Лукашенко переориентация белорусских грузопотоков на российский порт Усть-Луга заметно ударит по Литве и наверняка будет экономически простимулирована Россией. Германия, впрочем, в отличие от вовлеченных в протестный процесс приграничных стран ЕС, будет пытаться сохранить свои позиции, проводя отдельную, обусловленную своими интересами линию. Сдержанную позицию заняла и Франция, которая, правда, в отличие от Германии не имеет в Беларуси существенных интересов.
Отдельным вопросом остается внешняя легитимность. В обозримом будущем на Западе она не обретается, но Минску для точки опоры вполне достаточно будет России, СНГ и Китая. При этом политика Запада вряд ли будет монолитной в долгосрочной перспективе по внутренним причинам. Грядущие президентские выборы в США, собственно, и формирующих политику Запада, имеют все шансы превратиться в перезапуск американской политсистемы. Сегодняшняя реальность, когда более уместно говорить о конкуренции американских политик в отношении остального мира, де-факто осуществляемых различными ведомствами, с выборами с большой вероятностью не исчезнет и даже может усилиться, тем самым обеспечивая Европе большую свободу рук. Применительно к Беларуси это будет означать и возможную трансформацию общеевропейской политики, локомотивом которой в новой реальности будут уже не Польша и страны Прибалтики, а Германия с Францией.