Австралия и Вторая мировая война: как Галлиполи и «крах британского моря» повлияли на политику страны-континента

Вторая мировая, начавшаяся для Австралии как далекий европейский конфликт, обернулась экзистенциальной угрозой с севера. Пройдя кровавыми дорогами от пустынь Африки до джунглей Океании, потеряв десятки тысяч солдат, страна-континент пережила и разочарование в Британии, и бомбардировки Дарвина, и японское наступление в Новой Гвинее. Все это показало стратегическую уязвимость опоры на Лондон, заставило Австралию в отчаянии искать нового покровителя и переориентироваться на США, а также перекроило политику, общество и саму идентичность австралийской нации.

Сегодня День ANZAC (день памяти всех австралийцев, погибших в войнах) в Австралии сопровождается не только парадами и речами, но и дискуссиями о том, как должна выглядеть современная память: кому она принадлежит, кого включает и кого исключает. Праздник используется в том числе для разжигания страхов, и тем самым позволяет подогревать антикитайские и антироссийские настроения в австралийском обществе. Типичное явление — политизация памяти — приводит к ее упрощению и манипуляции. Однако реальный образ будущего требует критической зрелости в понимании прошлого. Сегодня, по прошествии 80 лет с окончания Второй мировой войны, австралийское общество оказывается в парадоксальной точке: с одной стороны, национальная память о войне остается мощной культурной конструкцией, но с другой — она все менее связана с живым, болезненным опытом. Новые поколения не несут в себе того инстинктивного трепета перед понятием «война». Для них Кокода, Дарвин, Сингапур — названия из учебников, и это делает общество уязвимым не только перед повторением ошибок, но и перед сознательным манипулированием историей.

В АТР, между тем, снова растет напряженность, формируется логика «новой конфронтации». В этом раскладе Австралия, вновь, как и в 1940-х гг., оказывается на краю возможного конфликта. Только теперь она уже не жертва обстоятельств, а участник антикитайского альянса. Вместо трезвой оценки рисков — риторика «новой угрозы». Вместе с попытками диалога идет активная милитаризация.

Вторая мировая, начавшаяся для Австралии как далекий европейский конфликт, обернулась экзистенциальной угрозой с севера. Пройдя кровавыми дорогами от пустынь Африки до джунглей Океании, потеряв десятки тысяч солдат, страна-континент пережила и разочарование в Британии, и бомбардировки Дарвина, и японское наступление в Новой Гвинее. Все это показало стратегическую уязвимость опоры на Лондон, заставило Австралию в отчаянии искать нового покровителя и переориентироваться на США, а также перекроило политику, общество и саму идентичность австралийской нации.

Предыстория: как Первая мировая отрезвила австралийское общество

Эхо Второй мировой войны. Спецпроект РСМД

Австралия участвовала в Первой мировой войне, вступив в нее 4 августа 1914 г. как часть Британской империи. Внешняя политика доминиона оставалась в полном подчинении Лондону. Несмотря на отсутствие формального выбора, мобилизация в Австралии сопровождалась волной патриотического энтузиазма. Австралийцы воспринимали себя неотъемлемой частью британской нации — «белой расы» и «цивилизованного мира». Это соответствовало общему духу британского империализма начала XX века, в соответствии с которым доминионы выражали лояльность «материнской стране».

В начале войны преобладал романтизированный, почти религиозный образ Британии как гаранта стабильности и цивилизации. Молодое федеративное государство — Австралийский Союз — появился лишь в 1901 г., и его элиты пытались показать зрелость нового государства через боевое братство с Британской империей. Австралийскую армию собрали в рекордные сроки. Около 420 000 человек записались добровольцами — большая цифра по меркам доминиона с населением менее пяти миллионов человек.

Однако эта безоговорочная лояльность сменилась сомнением, особенно в стратегической надежности Британии. Причина — отношение Лондона к угрозе со стороны Японии. Еще до войны Австралия относилась к Японии с подозрением, как к потенциальной военной и демографической угрозе. В обществе «белой Австралии» укрепилось понятие «желтой угрозы» — представление о том, что азиатские народы, особенно японцы, могут «захлестнуть» континент. Кроме того, при заключении англо-японского союза в 1902 г. мнение Австралии не учитывалось. Уже в годы Первой мировой войны Австралия почувствовала, что Лондон игнорирует ее стратегические страхи. Более того, Британия — ради своих интересов — отдавала приоритет Японии как союзнику. Так, Япония с согласия Лондона захватила германские колонии в Северном Тихом океане (включая Каролинские, Марианские и Маршалловы острова), значительно усилив военное присутствие в регионе. Для австралийцев это стало тревожным сигналом: рушились иллюзии о Тихом океане как о «британском море».

Австралийская обеспокоенность усиливалась, ведь Британия не только не сдерживала Японию, но и поощряла ее расширение. Это вызвало разочарование и способствовало началу формирования австралийской внешнеполитической идентичности. В 1916 г., когда шли дискуссии по будущей системе управления бывшими германскими колониями, премьер-министр Австралии Уильям Моррис Хьюз активно выступал против передачи японцам дополнительных тихоокеанских территорий. Он открыто конфликтовал с британским руководством на Парижской мирной конференции, требуя, чтобы Австралия получила мандат на Новую Гвинею, и чтобы были признаны ее стратегические интересы в юго-западной части Тихого океана.

Свою роль сыграла и Галлиполийская операция — одно из наиболее трагичных и мифологизированных событий Первой мировой для Австралии. Это была первая крупная военная кампания, в которой Австралия как новообразованное федеративное государство и актор мировой политики принимала участие. 25 апреля 1915 г. солдаты австралийско-новозеландского армейского корпуса (ANZAC) высадились на полуострове Галлиполи в Османской империи в рамках более широкой попытки Антанты пробить путь к Черному морю, завладеть проливами Босфор и Дарданеллы, а также оказать давление на Германию через ее союзника. Изначально стратегический замысел британского командования предполагал молниеносный десант и быстрое продвижение к Константинополю (ныне Стамбулу). Однако реальность оказалась иной. Местность, выбранная для высадки, представляла собой крутые склоны и узкие побережья, хорошо защищенные турецкой стороной. Высадка прошла в условиях плохой разведки, недостаточной координации и отсутствия элементарной логистики. В течение восьми месяцев ANZAC и союзные силы оказались втянутыми в изнурительные позиционные бои, напоминавшие Западный фронт: траншеи, артобстрелы, нехватка воды и болезни. Кампания завершилась эвакуацией войск в декабре 1915 г., поставленные цели достигнуты не были.

Галлиполийская операция была провалом. Погибли более 8700 австралийцев, свыше 2700 новозеландцев и десятки тысяч британцев, французов и турок. Но, несмотря на неудачу, Галлиполи приобрела особое символическое значение для Австралии. Именно здесь, по мнению многих историков и публицистов, начала формироваться «национальная идентичность» Австралии, отделенная от британского образа. Хотя солдаты официально сражались за Британскую империю, их солидарность, мужество и страдания в чужой стране стали восприниматься как проявление австралийского духа. Из этого опыта впоследствии вырос миф об ANZAC — набор представлений о непокорности, чувстве справедливости и жертвы, которые стали определяющими в тогдашнем нарративе. Этот миф, однако, был построен на двойственном основании: с одной стороны — на реальной храбрости и выносливости солдат, проявленных в условиях катастрофической некомпетентности командования, с другой — на политической и культурной необходимости конструирования национальной памяти. Уже в 1916 г. 25 апреля стал официальным Днем ANZAC, и с тех пор отмечается как день памяти всех австралийцев, погибших в войнах. В школах, в общественной риторике, в кинематографе и литературе Галлиполи стала тем символическим событием, через которое австралийцы начали рассматривать себя не просто как «британцев за океаном», а как самостоятельный народ.

Влияние Первой мировой войны на австралийское общество было всепроникающим и болезненным, оставив глубокие раны не только в демографической и экономической структуре страны, но прежде всего — в ее социальной и политической ткани. По мере затягивания войны, роста потерь и усиливающегося давления на внутренние ресурсы, страна начала расщепляться изнутри. Центральным символом этого раскола стал вопрос о всеобщей воинской повинности. С начала войны набор в армию строился исключительно на добровольной основе. Первоначально австралийцы с энтузиазмом шли в ряды Австралийских имперских ВС (Australian Imperial Force, AIF), и темпы мобилизации удивляли даже Лондон. Однако к 1916 г. боевые действия приняли затяжной и кровавый характер: фронты стабилизировались, потери стали исчисляться десятками тысяч, а приток добровольцев начал сокращаться. Тогда премьер-министр Уильям Моррис Хьюз предложил провести всенародный референдум о введении призыва. В октябре 1916 г. в Австралии состоялось первое всенародное голосование по этому вопросу — с незначительным перевесом отклонено. Эта неудача не остановила У. М. Хьюза. В 1917 г. он инициировал второй референдум, который снова завершился поражением, но уже с более выраженным разрывом, что стало индикатором глубинного внутреннего раскола. После поражения на первом референдуме Уильям Моррис Хьюз покинул Лейбористскую партию, но основал новую — Националистическую — и сохранил пост премьер-министра при поддержке консерваторов. Это была не просто политическая перестановка: страна фактически оказалась разделена на два враждующих лагеря. На этом фоне происходила человеческая трагедия. К моменту завершения войны, из около 416 тыс. австралийцев, отправленных на фронт, свыше 60 тыс. погибли, и более 150 тыс. были ранены — при населении в 4,9 млн человек. В процентном соотношении потери Австралии были одними из самых высоких. Это означало, что практически не осталось ни одной семьи, не потерявшей родственника, сына, мужа или брата. Боль и горе распространялись по всей стране.

Масштаб жертв усиливал недоверие к политическому руководству и поставил под сомнение обоснованность вмешательства Австралии в европейскую войну. Ветераны возвращались домой с травмами, нередко не находя ни поддержки, ни сочувствия. Австралийское общество оказалось не готово интегрировать тысячи ветеранов в мирную жизнь, что породило множество проблем — от психических расстройств до роста преступности.

После окончания Первой мировой войны Австралия оказалась в сложном психологическом и политическом положении. Несмотря на героизацию участия австралийских войск в Галлиполийской операции и сражениях на Западном фронте, общественное настроение к 1918 г. приобрело оттенок горечи и скепсиса. Культурный и политический климат Австралии изменился. Несмотря на сохранение формальной связи с Британской империей, ощущение морального долга перед «материнской страной» стало не столь однозначным. К этому добавлялось нарастающее разочарование в способности Лондона учитывать стратегические интересы своих доминионов. Это особенно проявилось в отношении к Японии, которая в послевоенный период усилила свое влияние в Тихом океане и Восточной Азии, при молчаливом или даже одобрительном отношении Британии. Австралийцы все больше чувствовали себя уязвимыми, в то время как Британию поглощали европейские проблемы. Австралия стала обретать боольшую самостоятельность и формировать собственную внешнюю политику.

В межвоенный период в австралийском обществе начали преобладать изоляционистские настроения. Появление Лиги Наций воспринималось с надеждой, но на практике она оказалась бессильной предотвратить агрессию — сначала со стороны Японии в Маньчжурии в 1931 г., затем со стороны Италии и, наконец, Германии.

Австралия и начало Второй мировой войны: от разочарования Британией до переориентации на США

Кира Годованюк:
Восприятие ВМВ в британском обществе

Во Вторую мировую войну Австралия вновь вступила как часть Британской империи в сентябре 1939 г., но, в отличие от 1914 г., эмоциональная реакция была гораздо сдержаннее. Если в Первую мировую войну тысячи добровольцев бросились записываться на фронт, движимые чувством энтузиазма и имперского долга, то в 1939 г. мобилизация сопровождалась скепсисом. Война не воспринималась как личная и близкая, она представлялась европейским конфликтом, в котором Австралия участвует по формальной необходимости, а не по моральному долгу.

Участие Австралии во Второй мировой войне можно условно разделить на два этапа, каждый из которых отражает кардинально разную стратегическую направленность, эмоциональную вовлеченность и даже идентичность страны в конфликте. На начальном этапе войны Австралия действовала как союзник Британской империи, отправляя свои войска в далекие театры военных действий. Однако с конца 1941 г., после японского вторжения в Юго-Восточную Азию и катастрофического падения Сингапура, страна пережила стратегический, эмоциональный и дипломатический поворот — от войны за империю к войне за выживание.

В сентябре 1939 г., когда Великобритания объявила войну Германии после нападения Гитлера на Польшу, Австралия, как и в 1919 г., автоматически последовала за метрополией. Тогдашний премьер-министр Роберт Мензис заявил, что Великобритания находится в состоянии войны, поэтому Австралия тоже предпримет соответствующие меры. Австралия все еще воспринимала себя как часть имперской конструкции. Сформированный 2-й Австралийский Имперский корпус принимал участие в кампании в Северной Африке, Греции и на Крите, а также в Ливане и Сирии. Особо героическим и одновременно трагическим эпизодом стал «Осада Тобрука», где австралийские войска полгода удерживали порт от наступающих немецко-итальянских сил под командованием Роммеля. Эти операции в то время воспринимались как продолжение традиции ANZAC, связывавшей судьбу Австралии с интересами Британской империи.

В конце 1941 г. произошли радикальные изменения. После нападения Японии на Перл-Харбор и начала стремительного наступления японских войск в Юго-Восточной Азии и Тихом океане, Австралия оказалась под реальной угрозой. Следом — разгром британских сил в Малайе и последующее падение Сингапура 15 февраля 1942 г., что стало шоком для страны-континента. Сингапур долгое время считался ключом к обороне всего Тихоокеанского региона. Его потеря символизировала крах британской имперской стратегии в Азии и оставляла Австралию практически беззащитной перед лицом японского наступления.

Британская стратегия «опоры на Сингапур», разработанная еще в 1920-х гг., заключалась в том, что в случае агрессии на Дальнем Востоке Британия направит туда мощный флот, который будет базироваться в укрепленном порту Сингапура и обеспечит защиту Малайи, Борнео и Австралии. На этой доктрине основывались и австралийские военные планы. Для Австралии падение Сингапура стало катастрофой. Более 15 000 австралийских солдат попали в плен. Из них более 7 000 погибли в плену. Британский Тихоокеанский флот даже не смогли развернуть: Европа оставалась приоритетом для Лондона, на защиту Азии ресурсов не хватило. Этот момент стал поворотным и в сознании политического руководства страны. Премьер-министр Джон Кертин, сменивший Мензиса в октябре 1941 г., произнес знаменитую речь, в которой открыто объявил о смене внешнеполитического приоритета: «Австралия смотрит на Америку без каких-либо угрызений совести по поводу наших традиционных связей или родства с Соединённым Королевством». Это был разрыв с вековой традицией — Австралия обратилась к США.

Переориентация выразилась и в военном плане. Австралия начала постепенно отводить свои части из ближневосточного региона и направлять на защиту северных рубежей. В марте 1942 г., после эвакуации с Филиппин, в Австралию прибыл генерал Дуглас Макартур, командующий союзными силами в Юго-Западной части Тихого океана. Австралия стала базой операций союзников в регионе. Американские войска были развернуты на ее территории, создавались совместные штабы. Этот опыт стал фундаментом для будущего союза.

На фоне потерь и осознания масштабности угрозы Австралия начала форсированное развитие оборонного потенциала. До войны страна-континент оставалась в значительной степени аграрной и экспортноориентированной экономикой, с довольно слабой тяжелой промышленностью. Однако в условиях изоляции от Европы и невозможности оперативно получать помощь от метрополии, австралийское руководство приняло стратегическое решение: развернуть собственную военную промышленность, чтобы обеспечивать себя вооружениями, техникой и боеприпасами. За несколько лет Австралия превратилась в военную фабрику южного полушария. Были построены сотни новых предприятий, наладивших выпуск артиллерии, стрелкового оружия, бронетехники. Началось собственное производство танков, включая проектирование и сборку модели Sentinel. Кроме того, страна освоила серийный выпуск самолетов по британским и американским лицензиям, в частности, торпедоносцев и истребителей. Верфи на восточном побережье модернизировали для выпуска патрульных и минных кораблей, а также кораблей береговой охраны.

Бои в Южной пацифике в середине войны

Наталья Цветкова:
Историческая память о Второй мировой войне в США: национальный миф, политическая функция и трансформация

Вторая мировая война была все ближе к Австралии. В 1942–1943 гг. авиация Японии нанесла удары уже по стране-континенту. Самым известным стал удар по Дарвину в феврале 1942 г., в результате которого погибло 235 человек, еще от 300 до 400 были ранены, а город получил серьезный урон, что стало первым в истории военным нападением на территорию Австралии.

Ожесточенные бои развернулись на территории Океании. Это были тяжелые сражения в джунглях, в условиях, где не действовали европейские шаблоны ведения войны. После поражения союзников в Сингапуре и быстрого продвижения японской армии по Юго-Восточной Азии, стратегическое внимание переместилось к Папуа — австралийской территории на востоке острова Новая Гвинея. Японцы пытались захватить Порт-Морсби — ключевой опорный пункт на южном побережье, откуда можно было бы наступать на север Австралии и контролировать участок близ Соломоновых островов. После провальной морской высадки японцы решили пробиться к Порт-Морсби по суше, через хребты Оуэн-Стэнли и узкую горную тропу, известную как Кокода. Именно здесь, в середине 1942 г., началась одна из самых тяжелых кампаний, в которой австралийские войска при слабой поддержке союзников сражались в джунглях против японской армии. Кокодская тропа представляла собой узкий, извилистый маршрут, пересекающий горный массив, покрытый тропическим лесом, с крутыми склонами, постоянными ливнями и отсутствием дорог. Все это делало обычное перемещение чрезвычайно сложным, а транспортировку боеприпасов, продовольствия и медикаментов — почти невозможной. Логистика велась в основном вручную: боеприпасы несли на себе люди, а раненых выносили на самодельных носилках через десятки километров непроходимых участков.

На этих позициях сражались главным образом части 39-го батальона и 7-й дивизии — призывники, зачастую очень молодые, малотренированные и с минимальным боевым опытом. Против них стояли японские войска, имевшие опыт в Малайе и Бирме. Однако австралийцы, несмотря на недостаток подготовки и снабжения, сумели удержаться, организовать оборону, а позже — перейти в контрнаступление. Особенно значимой стала победа в Исураве — небольшом перевале на тропе, где австралийцы остановили японское продвижение и вымотали противника. Однако сражаясь здесь, они верили, что бьются за «свои» земли.

Коренное население Океании и Австралии во Второй мировой войне

Влияние Второй мировой на коренное население Океании было колоссальным. Эти народы долгое время считались «периферией» крупных военных стратегий, но впоследствии именно их земли стали аренами ожесточенных боев, строительства баз, логистических узлов и масштабного военного присутствия. Для океанийцев Вторая мировая война принесла не только разрушения, но и культурные, политические и экономические изменения, последствия которых ощущаются до сих пор.

Прежде всего, необходимо понимать, что большинство островов Океании накануне войны находились под колониальным управлением Франции, Британии, Нидерландов, а также под японским мандатом (в Северной Микронезии) или управлением США. Несмотря на это, многие островные сообщества сохраняли относительную автономность в социальном укладе, языке и культуре. Вторая мировая война разрушила этот хрупкий баланс навсегда.

После начала японской экспансии в Тихом океане множество островов превратились в стратегические пункты. Японцы построили базы на Маршалловых островах, в Палау, на Каролинах, на островах Гилберта и в Новой Гвинее. В ответ США развернули кампании по «перепрыгиванию» с острова на остров, что превратило каждую территорию — даже самую крошечную — в арену ожесточенных сражений. Битвы за Бугенвиль, Гуадалканал, Тараву и многие другие острова не только унесли десятки тысяч жизней солдат, но и напрямую затронули местное население.

Океанийцев втянули в глобальный конфликт в качестве проводников, носильщиков, строителей, разведчиков, а зачастую и жертв. Многих насильно отправили воевать как японские, так и союзные силы. Тем не менее коренные народы Океании отважно сражались и трудились. В Папуа и Новой Гвинее местные жители выполняли важнейшие логистические функции, помогая австралийским и американским войскам нести грузы, эвакуировать раненых, обеспечивать разведку в джунглях. Их вклад колоссален, хотя во многом недооценен и забыт. В то же время океанийские территории подвергались варварскому уничтожению. Бомбардировки, артобстрелы, разрушение деревень, голод и болезни стали повседневной реальностью для островитян. Японская оккупация сопровождалась жестоким обращением с местными жителями, массовыми казнями, принудительным трудом, насилием.

Приход американцев также сыграл свою роль. Строительство аэродромов, дорог, госпиталей, военных баз и портов происходило с использованием местной рабочей силы и с резким изменением уклада жизни. Сосуществование рядом с десятками тысяч американских солдат (особенно на Соломоновых островах, Фиджи, Самоа, Гуаме, в Новой Каледонии) привело к распространению новых поведенческих моделей, одежды, еды, английского языка и валютных расчетов. Этот «культурный шок» привел к ускоренному разрушению традиционного уклада. В некоторых регионах после войны наблюдался феномен «карго-культов» — религиозно-социальных движений, в которых местные общины начали поклоняться символам и объектам материальной культуры, воспринимая их как проявления божественной силы. Это отражало и восхищение, и непонимание происходящих перемен.

Важным последствием войны стало политическое пробуждение. Вторая мировая наглядно показала, что метрополии (особенно Британия и Франция) не способны защитить колонии и что колониальная система никакой не гарант безопасности или развития. После 1945 г. на многих островах начались процессы деколонизации, формирование первых политических движений, партий, профсоюзов. Вторая мировая война стала для коренного населения Океании катастрофой и катарсисом одновременно. Это было разрушение — культурное, демографическое и физическое — но также и рождение новой политической реальности на островах. Океанийцы из «невидимых» обитателей колониальных окраин стали участниками глобальной истории, а их земли — аренами решений великих держав. Зародилась политическая зрелость, приведшая к собственному пути и борьбе с колониализмом в 1960 –1970-х гг.

Коренное население Австралии также затронул глобальный конфликт. Хотя в начале войны правительство проводило политику, согласно которой только «люди европейского происхождения» допускались в регулярные части вооруженных сил, на практике многие коренные австралийцы все же попадали в армию — особенно после 1941 г., когда страна столкнулась с угрозой вторжения и начался дефицит военного персонала.

Примерно 3000–4000 коренных австралийцев служили в армии, на флоте и в авиации. Они принимали участие в различных кампаниях, в том числе в Новой Гвинее, на Соломоновых островах, в Северной Африке и в самой Австралии (на случай возникновения потребности в обороне). В 1941 г. в Австралии создали Подразделение специальной разведки Северной территории (Northern Territory Special Reconnaissance Unit) — особое подразделении для разведывательных операций и патрулирования северного побережья Австралии. В отряд входили преимущественно коренные жители, хорошо знавшие местность, джунгли и прибрежные районы. Также тысячи мужчин с островов Торресова пролива мобилизовали для службы в Легком пехотном батальоне Торресова пролива (Torres Strait Light Infantry Battalion). Они патрулировали северные рубежи страны и играли важную роль в системе раннего оповещения и береговой охраны. Несмотря на службу, коренные ветераны по возвращении домой часто сталкивались с дискриминацией. В отличие от других солдат, они не получали права на земельные наделы или пособия для ветеранов, возвращались в систему резерваций и ограниченного гражданства, в ряде случаев им даже отказывали в ношении военной формы или участии в парадах. Фактически, австралийское государство не признавало их в полной мере как ветеранов, и на протяжении длительного времени их вклад замалчивался.

Ужасы Второй мировой войны в Тихоокеанском регионе

Никита Куклин, Кира Табунова:
Японская оккупация и борьба за независимость: память о Второй мировой войне в Индонезии, Малайзии и Сингапуре

Во Второй мировой войне Австралия мобилизовалась почти полностью. Фраза «один из семи австралийцев носил форму» передает этот масштаб. Около 993 тыс. человек были вовлечены в вооруженные силы, включая армию, флот, ВВС и вспомогательные службы. Из них более 500 тыс. служили за пределами Австралии на фронтах от Северной Африки до Тихоокеанских джунглей. Иначе говоря, на войну ушло почти все мужское трудоспособное население страны-континента. Значимую роль сыграли и женщины. Действовали Женская вспомогательная служба ВВС Австралии (Women’s Auxiliary Australian Air Force, WAAAF), Женская армейская служба Австралии (Australian Women’s Army Service, AWAS), Королевская женская вспомогательная служба ВМС Австралии (Women’s Royal Australian Naval Service, WRANS). Женщины выполняли функции и в тылу: связь, логистика, шифрование, картография, участие в противовоздушной обороне, и даже в некоторых случаях управляли транспортом и вели техническое обслуживание.

Однако потери у Австралии тоже были серьезными. По официальным данным, около 27 тыс. австралийцев погибли, более 30 тыс. попали в плен. Судьба солдат, попавших в японский плен, была трагичной — они подвергались жестокому обращению, пыткам. Условия содержания в были жестокими: принудительный труд, голод, болезни, отсутствие медицинской помощи и регулярное насилие со стороны охраны стали повседневной реальностью. Особенно страшной репутацией пользовалась тайско-бирманская железная дорога (она же «Дорога смерти»), строительство которой осуществлялось силами пленных, в том числе австралийцев, в тропических лесах Юго-Восточной Азии. Тысячи австралийских солдат, попавших в плен после падения Сингапура в 1942 г., были отправлены на стройку в джунглях. Пленные работали почти целыми сутками. Малярия, дизентерия, голод и избиения стали обыденностью. В японских лагерях пленные подвергались психологическим пыткам, «дисциплинарным расправам» и даже ужасающим экспериментам. За малейшее неповиновение или подозрение в саботаже могли последовать публичные казни. Известны случаи, когда австралийцев обезглавливали на глазах у товарищей или закапывали живьем.

Австралия после Второй мировой войны: память о конфликте

После завершения Второй мировой войны Австралия оказалась в противоречивом состоянии. С одной стороны — чувство победы, гордости за вооруженные силы, которые участвовали в сражениях в пустынях Северной Африки, в джунглях Новой Гвинеи и на просторах Тихого океана. С другой — тяжелое осознание масштабов жертв, ощущение предательства со стороны Британии, социальная дезориентация и тревожный взгляд в будущее в условиях начавшейся холодной войны.

Первые послевоенные десятилетия стали временем становления официальной памяти — особенно через День ANZAC, мемориалы, школьное преподавание и общественные церемонии. Наряду с мифом Галлиполи, в коллективную память все активнее внедрялись образы Тобрука, Кокоды, Дарвина и пленных в Японии. Однако характер этой памяти имел свои особенности: не учитывались, например, страдания местного населения Новой Гвинеи и других тихоокеанских территорий, почти полностью игнорировался вклад коренных австралийцев. Послевоенные поколения формировались в пространстве памяти, где героизм солдат противопоставлялся беспомощности политиков, где Британия теряла свой моральный авторитет, а США начинали восприниматься как новый гарант безопасности. Это восприятие стало фундаментом для формирования австралийского внешнеполитического курса в XX веке, основанного на переориентации от опоры на Британию к союзу с Вашингтоном. В 1951 г. был подписан АНЗЮС (ANZUS Pact) — трехсторонний договор между Австралией, Новой Зеландией и США.

В конце XX века австралийское общество начало активно переосмысливать официальную версию памяти о Второй мировой войне. Это связано с несколькими параллельными процессами: ростом мультикультурализма, большим признанием прав коренных народов, развитием постколониальной критики и глобализацией исторического знания. Появились новые исследования, документальные фильмы, романы и инициативы, фокусирующиеся на ранее забытых аспектах войны. Впервые стало массово признаваться участие коренных австралийцев. Их истории начали включать в школьные учебники, рассказывать о них в музеях.

Параллельно происходила регионализация военной памяти. Вместо того, чтобы воспринимать Вторую мировую как «дополнение к европейскому театру», все больше внимания стало уделяться Тихоокеанскому фронту. Кампания на Кокодской тропе, бомбардировка Дарвина, битвы в Папуа стали рассматриваться как моменты «внутренней войны». Это делалось для укрепления мнения об австралийской самостоятельности в военной истории.

***

Сегодня День ANZAC в Австралии сопровождается не только парадами и речами, но и дискуссиями о том, как должна выглядеть современная память: кому она принадлежит, кого включает и кого исключает. Праздник используется в том числе для разжигания страхов, и тем самым позволяет подогревать антикитайские и антироссийские настроения в австралийском обществе. Типичное явление — политизация памяти — приводит к ее упрощению и манипуляции. Однако реальный образ будущего требует критической зрелости в понимании прошлого. Сегодня, по прошествии 80 лет с окончания Второй мировой войны, австралийское общество оказывается в парадоксальной точке: с одной стороны, национальная память о войне остается мощной культурной конструкцией, но с другой — она все менее связана с живым, болезненным опытом. Новые поколения не несут в себе того инстинктивного трепета перед понятием «война». Для них Кокода, Дарвин, Сингапур — названия из учебников, и это делает общество уязвимым не только перед повторением ошибок, но и перед сознательным манипулированием историей.

В АТР, между тем, снова растет напряженность, формируется логика «новой конфронтации». В этом раскладе Австралия, вновь, как и в 1940-х гг., оказывается на краю возможного конфликта. Только теперь она уже не жертва обстоятельств, а участник антикитайского альянса. Вместо трезвой оценки рисков — риторика «новой угрозы». Вместе с попытками диалога идет активная милитаризация.