22 июня

Великая Победа 1945 года — предмет законной гордости любого русского и российского человека, не утратившего окончательно чувства исторической памяти и ощущения своей национальной принадлежности. Что бы ни случилось потом, это наш праздник, наше торжество и наша правда!

Тогда почему же всякий раз, когда в сознании всплывает 22 июня, моя кожа вдруг покрывается мурашками, руки непроизвольно сжимаются в кулаки, и к горлу подступает комок? Почему при первых звуках песни «Священная война» Александра Александрова у меня, уже совсем не молодого, не слишком сентиментального и вполне циничного человека, тут же сводит челюсти, и по моим скулам начинают ходить желваки?

Вроде, особых причин снова и снова вспоминать 1941 год у меня не имеется. И все же, все же… Историческое торжество Победы 9 мая при всем его значении не способно полностью заслонить в моей памяти трагедию 22 июня.

Что же такое 22 июня для людей моего поколения?

Символ огромной, неимоверной исторической катастрофы, не поддающейся рациональному осмыслению и разделяющей историю государства и судьбу каждого отдельного человека на отрезки «до» и «после».

Символ общей беды, перед которой заведомо меркнут, становятся неважными и уходят на задний план любые личные драмы и трагедии, как, впрочем, и личные достижения и успехи довоенного времени.

Символ человеческого мужества и готовности бороться до конца даже тогда, когда шансы на победу кажутся призрачными, а поражение — неминуемым.

Символ величайшего народного единства и коллективной жертвенности, подобных которым не было никогда в прошлом, и которые вряд ли повторятся в будущем.

Советский Союз давно распался, но эта дата по-прежнему объединяет всех нас. В 2021 году 22 июня будут отмечать и в соседних с Россией странах, пусть и под другими названиями. Для Белоруссии это День всенародной памяти жертв Великой Отечественной войны, для Украины — День скорби и чествования памяти жертв войны.

Я родился в 1957 году, через двенадцать лет после окончания Второй мировой войны. По историческим меркам двенадцать лет — не такой уж и большой срок. В моем детстве медленно затихающее эхо войны время от времени напоминало о событиях недавнего прошлого — безногими инвалидами в вагонах подмосковных электричек, военными песнями из уличных репродукторов, первым юбилейным металлическим рублем «ХХ лет Победы» с изображением памятника советского солдата-освободителя в берлинском Трептов-парке.

Мальчишки моего поколения воспитывались на старых советских фильмах «про войну»; все мы снова и снова пересматривали «Подвиг разведчика», «Щит и меч», киноэпопею «Освобождение» и некогда сверхпопулярный в СССР польский сериал «Четыре танкиста и собака». В нашем дворе, как, наверное, и во всех тогдашних московских дворах, с увлечением играли в прошедшую войну, и не было у меня и моих друзей горше доли, чем по жребию оказаться в команде «фашистов».

Я хорошо помню, как 9 мая впервые объявили нерабочим днем, и этот весенний праздник начал год от года теснить по своей эмоциональной приподнятости давно привычный и уже несколько пожухший советский Первомай. С предвкушением приближающегося Дня Победы могло сравниться разве что предвкушение наступающего Нового года; никакие другие официальные даты и торжества не воспринимались мною как свои личные праздники. День Победы — это еще и верный знак того, что последняя школьная четверть стремительно мчится к своем завершению, а впереди — манящие свобода и необъятный простор бесконечных летних каникул.

Помню народные гуляния в центре Москвы, помню парадную форму и золотые ордена стареющих, но еще бодрых и тогда еще многочисленных ветеранов. Помню по-советски скромные, но всегда удивительно светлые праздничные застолья в нашем многоквартирном доме, горделиво выступавшем своей серой гранитной глыбой из запутанной паутины арбатских переулков.

Помню, как по телевизору объявляли минуту молчания, и как долго-долго тянулись медленные секунды этой минуты… И как в эти бесконечные секунды я особенно остро чувствовал, что мне все-таки сказочно повезло родиться и вырасти в Советском Союзе — в нашей сильной и гордой стране, победившей величайшее зло, которое только и может быть на свете.

Но это все эти отрывочные детские воспоминания так или иначе связаны с праздником Победы 9 мая. 22 июня — совсем другая дата. Народам, как и отдельным людям, свойственно помнить о своих победах и забывать о своих поражениях. Поэтому в Париже есть вокзал Аустерлиц, а вокзал Ватерлоо нужно искать в Лондоне. Было бы удивительным, если бы колонну «Золотой Эльзы» установили не в Берлине, а на одной из центральных площадей французской, австрийской или датской столицы. Великая Победа 1945 года — предмет законной гордости любого русского и российского человека, не утратившего окончательно чувства исторической памяти и ощущения своей национальной принадлежности. Что бы ни случилось потом, это наш праздник, наше торжество и наша правда!

Тогда почему же всякий раз, когда в сознании всплывает 22 июня, моя кожа вдруг покрывается мурашками, руки непроизвольно сжимаются в кулаки, и к горлу подступает комок? Почему при первых звуках песни «Священная война» Александра Александрова у меня, уже совсем не молодого, не слишком сентиментального и вполне циничного человека, тут же сводит челюсти, и по моим скулам начинают ходить желваки?

Ведь 1941 год уж никак нельзя считать временем триумфов русского оружия. Напротив, это время, и особенно, первые три-четыре месяца войны, стало временем бесконечных отступлений, разнообразных «котлов» и окружений, временем безнадежных попыток прорывов и контрнаступлений, временем эпических поражений. Лето–осень 1941 года — время роковых ошибок командования Красной армии и колоссальных потерь не только военных, но и гражданского населения СССР. События этого периода войны были многократно и подробно описаны в исторических исследованиях, мемуарах участников войны, художественной литературе, показаны в кинохронике и художественных фильмах. Горькие события, чудовищные катастрофы, до сих пор до конца не объясненные историками.

Мария Орешина:
В поисках вакцины от нацизма

Но разве в 1945 году мы не поквитались сполна с фашистами за 1941 год? Разве сладость конечной победы не перебивает горечь временных поражений?

Вроде, особых причин снова и снова вспоминать 1941 год у меня не имеется. И все же, все же… Историческое торжество Победы 9 мая при всем его значении не способно полностью заслонить в моей памяти трагедию 22 июня.

Интересно, что никакая другая трагическая дата отечественной истории такой эмоциональной реакции у меня почему-то не вызывает. Ни 25 октября, когда в 1917 году в России произошла революция, повлекшая за собой ожесточенную гражданскую войну и невиданные бедствия бывшим подданным Российской империи. Ни 26 декабря, когда в 1991 году состоялся распад Советского Союза, позднее названный В.В. Путиным «крупнейшей геополитической катастрофой ХХ столетия».

Полагаю, что мое глубоко личностное восприятие 22 июня — не исключение, а, скорее, правило для старшего поколения россиян, да и многих других моих сверстников на постсоветском пространстве.

Имеет ли это восприятие какое-то отношение к современной Германии и к современным немцам? Не думаю. Уже потому, что вместе с немцами 22 июня 1941 г. на нашу землю пришли венгры, финны, словаки, испанцы, французы, итальянцы, румыны и другие народы Европы. Что же, всех их теперь считать своими вечными врагами? И можно ли забыть о многочисленных Восточных легионах Вермахта, укомплектованных представителями самых разных национальностей Советского Союза?

Да и едва ли на территории бывшего Советского Союза сегодня найдется много людей, прямо связывающих Федеративную Республику третьего десятилетия XXI века с Третьим Рейхом сороковых годов прошлого столетия. Такое представление о коллективной ответственности современных немцев за трагические ошибки и преступления давно ушедших поколений их соотечественников было бы, как минимум, странным. Не станут же сами немцы считать нынешних французов ответственными за неблаговидные деяния кардинала Ришелье и отца Жозефа, принесшие неисчислимые бедствия Германии в годы Тридцатилетней войны XVII века?

Вообще, в современной России если и критикуют немцев, то не столько за их имперское прошлое, сколько за их непоколебимую трансатлантическую лояльность в настоящем. Многие в России полагают, что в наши дни Германии остро недостает здорового национализма, что немецкий политический класс слишком растворил себя в европейском проекте и в «совокупном Западе». Именно поэтому у нас подчас приходится слышать одобрительные комментарии в адрес «Альтернативы для Германии», которая, дескать, стремится возродить почти угасший в Федеративной Республике «истинный немецкий дух». Иногда даже складывается впечатление, что в России больше беспокоятся о сохранении немецкого духа, чем в самой Германии. Но это уже совсем другая история, не имеющая отношения к теме 22 июня.

Что же такое 22 июня для людей моего поколения?

Символ огромной, неимоверной исторической катастрофы, не поддающейся рациональному осмыслению и разделяющей историю государства и судьбу каждого отдельного человека на отрезки «до» и «после».

Символ общей беды, перед которой заведомо меркнут, становятся неважными и уходят на задний план любые личные драмы и трагедии, как, впрочем, и личные достижения и успехи довоенного времени.

Символ человеческого мужества и готовности бороться до конца даже тогда, когда шансы на победу кажутся призрачными, а поражение — неминуемым.

Символ величайшего народного единства и коллективной жертвенности, подобных которым не было никогда в прошлом, и которые вряд ли повторятся в будущем.

Если бы мне предложили поучаствовать на выбор в одном событии XX века, я выбрал бы не штурм Зимнего дворца восставшими матросами в октябре 1917 года. И даже не Парад Победы в июне 1945 года. Немного чести в том, чтобы влиться в ряды победителей, не принеся никаких жертв на алтарь победы. Я бы, скорее, присоединился к защитникам Брестской крепости 22 июня 1941 г., разделив с ними их трагическую и героическую судьбу. Именно эта точка во времени и это место на карте, как мне кажется, определили всю дальнейшую историю прошлого, а в чем-то — и нынешнего столетия.

В советские времена дата 22 июня никак особенно не отмечалась. Руководители СССР от Иосифа Сталина до Леонида Брежнева не очень-то любили напоминать себе и народу о неудачах 1941 года. Только в последнее время эта дата постепенно приобретает в России официальный статус как День памяти и скорби, вокруг нее складываются свои традиции и ритуалы. Теперь 22 июня на всей территории России приспускают государственные флаги. Каналы телевидения и радиостанции, как правило, не включают в свои программы развлекательные передачи и рекламу.

Советский Союз давно распался, но эта дата по-прежнему объединяет всех нас. В 2021 году 22 июня будут отмечать и в соседних с Россией странах, пусть и под другими названиями. Для Белоруссии это День всенародной памяти жертв Великой Отечественной войны, для Украины — День скорби и чествования памяти жертв войны.

Историки наших стран могут бесконечно спорить об истоках войны, о роли Мюнхенского соглашения или о значении пакта Молотова-Риббентропа, о причинах неудач Красной армии в 1941 году. Будут спорить и о том, кто какой вклад внес в дело общей Победы, и как лучше отмечать окончание Второй мировой войны. Педанты могут снова и снова напоминать нам, что вообще-то Вторая мировая война началась в Европе не 22 июня 1941 г., а почти два года раньше — 1 сентября 1939 г., когда Гитлер напал на Польшу. Но все эти споры и напоминания не имеют никакого значения для тех поколений, которые роковая дата 22 июня навсегда спаяла в единое и неразрывное целое. Это не личный выбор каждого из нас, это — общая судьба, которую не выбирают.

Как человек, получивший историческое образование, я не очень верю в генетическую память народов. Коллективная память не слишком долговечна, она выцветает и стирается точно так же, как со временем выцветают и стираются индивидуальные воспоминания. Уже у моих детей дата 22 июня не рождает такого сильного эмоционального отзвука, какой она рождает в моей душе. Так, наверное, и должно быть. Наверное, пройдет время, и 22 июня окончательно превратится для россиян и их ближайших соседей в очередной листок отрывного календаря, ничем принципиально не отличающийся от других его листков.

Но только не для нас.