Эти события показали, кстати сказать, провидческий характер постоянных призывов султана к развитию самодеятельности среди молодежи. В то же время монарх предупреждал об опасности бюрократического перерождения, которая не обошла ни одно общество — будь то буржуазное, социалистическое или традиционное. Именно факты злоупотребления своим положением служащими государственного аппарата обычно дают основания для обвинений в коррупции, порождают протестные настроения.
Вскоре после событий «оманской весны», в том же 2011 г. прошли выборы в Маджлис аш-Шура (Совещательный Совет), в результате которых в числе депутатов оказались и лидеры протестных выступлений. Султан тем самым дал понять, что ценит и критику, но только не в форме площадной ругани, а в виде конструктивной деятельности в стенах представительных учреждений. Уличные политики ничем себя особенно не проявили, и на выборах 2015 г. состав представительного органа решительно обновился за счет большего числа людей, профессионально подготовленных к законотворческой деятельности. Полномочия Маджлис аш-Шура становятся весомее от созыва к созыву, что предъявляет повышенные требования и к народным избранникам.
Там, где сохранилась историческая преемственность, в том числе привычная народам наследственная форма правления, монархия — это не пережиток прошлого, а живой политический организм, способный чувствовать запросы нации и встраиваться в многоукладную политико-экономическую среду современного мира. Действуя гораздо мягче, обдуманнее, чем многие внешне демократические режимы, монархия опирается на долгую историю взаимоотношений правящей семьи с национальным организмом. Многие ее решения пронизаны историческими реминисценциями, непонятными для внешнего наблюдателя, но инстинктивно воспринимаемыми нацией в контексте прецедентов, хранящихся в коллективной исторической памяти. И в ней же черпающих подтверждение легитимности принимаемых решений.