Будущее международной системы. Мир без войны или война без мира?

Дискуссия о войне и мире не имеет конца. Будучи объектом творения, человеческое сознание (повинуясь образам) находится между двумя крайностями: мир или война, рай или ад, добро или зло, ненасилие или насилие, порядок или хаос. Именно эта двойственность поддерживает наш оптимизм, надежду на лучшую судьбу и, конечно же, веру в смысл жизни. А для того, чтобы удостовериться в уготованной нам лучшей доле, мы стремимся заглянуть в будущее, понять основные векторы развития общества и государства, своё место в этом динамичном процессе. Однако, несмотря на смену декораций, имевших место в эпоху Древнего мира, Средневековья, Нового и Новейшего времени, одно остаётся неизменным – агрессивная природа человека, его стремление к власти, завоеваниям, которые достигаются преимущественно путём насилия.

Недаром греческий историк Фукидид связывал Пелопонесскую войну, поражение Афин, борьбу, которая довела до истощения сражающихся, с вечными человеческими страстями. Об этом с досадой говорят и мыслители масштаба Г. Лебона, З. Фрейда и К. Юнга. Все они в один голос заявляют: наше поведение регулируется коллективным бессознательным, если угодно — зовом крови. И только самые образованные индивиды могут преодолеть бессознательные инстинкты и сформировать приемлемые условия для согласия между народами. Что же касается самих народов, то их развитие носит стихийный, зачастую хаотичный характер, что превращает состояние всеобщего мира в утопию или кратковременное перемирие.

Катализатором столкновений между народами служат этнические и расовые противоречия, в основе которых лежит неумолимое стремление всякого этноса (т.е. живой самоорганизирующейся системы) к самосохранению. Основная масса эмоциональной энергии, питающая пламя вооружённых столкновений, поступает из глубинных запасников психики – оттуда, где правит бал этническая составляющая социальных и индивидуальных характеров. «Сильные мира сего» сплошь и рядом стремятся удовлетворять свои частные экономические интересы за счёт возбуждения глубинной этнической самоотверженности народов, посредством управления своего рода этнической агрессией, которая в той или иной степени присуща всем недостаточно образованным и не вполне благополучным в экономическом и душевном смысле людям [1, c. 4].

В историческом плане, война являет собой инструмент упорядочивания международных отношений, создания иерархии основных политических сил. Этот тезис применим к разного рода объединениям, будь то племенной союз, государство или наднациональная структура. Схожий смысл вкладывает в своё творчество и английский философ Т. Гоббс. В «Левиафане» (1651 г.) он рассматривает государство как результат договора между людьми, положившего конец естественному состоянию «войны всех против всех», словно не замечая, что отныне войны будут происходить с ещё большим размахом (только уже между странами).

Что же нас ждёт в XXI столетии? Сумеем ли мы преодолеть горький опыт прошлых поколений? Попробуем ответить на эти вопросы через анализ исторических формаций, они помогут нам понять настоящую и предугадать будущую модель социальных систем.

Феодализм, капитализм и турбокапитализм

Дабы облегчить наши искания, под государством мы будем понимать политическую надстройку, отражающую форму и уровень социально-экономических отношений в обществе. Важнейшей предпосылкой его возникновения (перехода от формы племенного союза) служит сохранение и приумножение богатств, человеческое стремление к власти, жажда признания, вынудившая наших предков сформировать рабовладельческий строй, позволивший осуществить первичное накопление и создать репрессивный аппарат для его защиты.

Международные отношения постоянно колеблются между хаосом и порядком. С неимоверной скоростью одно сменяется другим, что зачастую происходит благодаря нашей изобретательности и даже лени: новые технологии конструируют неведомую ранее форму взаимодействия в обществе. Так, с появлением в производственном процессе ветряной мельницы начинается процесс рассредоточения власти, известный нам со школьной скамьи как феодализм. Несмотря на то, что древнейшие мельницы были распространены ещё в Вавилоне, о чем свидетельствует кодекс царя Хаммурапи (около 1750 г. до н. э.), в Европе (во Фландрии, Юго-Восточной Англии и Нормандии) они стали известны только с 1180 г. Города, концентрирующие население и товары, постепенно демонтируют рабовладельческие образования имперского типа, сужая пространство человеческой мысли до этнических границ (Реформация М. Лютера тому пример). Духовная власть Папы Римского подвергается обструкции, на которую Святой престол отвечает созданием в 1540 г. Ордена иезуитов. Недаром эпоха Возрождения будет основываться на идеях антропоцентризма, готовя идейную почву для буржуазных революций.

При феодализме технический прогресс был крайне медленным, потому что классический феодализм – это натуральное хозяйство, а при нём нет стимулов к техническому прогрессу. Крестьянину незачем производить продукции больше, чем требуется для себя и для феодала, а в ремесле этот прогресс был под запретом. При капитализме же появляется сильный стимул технического прогресса – конкуренция. Если капиталист вводит новую технику, он получает дополнительную прибыль; техническая перестройка одного предприятия становится обязательной и для других: кто отстаёт в техническом развитии, тот разоряется [2, c. 119]. Конкуренция, породившая рынок, изменит человеческие отношения до неузнаваемости. Отныне индивидуум становится всего лишь частью «великой триады» – труда, земли и капитала, которые ранее подчинялись религиозным и этническим традициям.

Символом капитализма становится универсальный паровой двигатель, изобретённый англичанином Дж. Уаттом в 1774-1784 г. С этого научного открытия берёт своё начало индустриальная модель производства, при которой власть над политическим пространством сосредотачивается в руках национальных правительств. Это изобретение стимулирует развитие мировой промышленности и транспорта, концентрируя богатства планеты в руках узкого круга лиц. Процесс накопления и монополизации международной торговли провоцирует масштабные столкновения между народами: в XIX в. Старый Свет погружается в череду межгосударственных войн, запущенных Великой Французской революцией и её проводником — императором Наполеоном Бонапартом; а в XX – человечество самоуничтожается в двух мировых войнах.

Как и прежде, единственной гарантией от тотального истребления становится «баланс сил» — положение, при котором власть равномерно распределена между основными игроками; каждый из них осознаёт, что нарушение существующего равновесия встретит гарантированный отпор со стороны остальных участников «международного концерта» (в виде враждебных коалиций).

Примером забвения принципов политического равновесия служит Первая мировая война, в которой кайзеровская Германия бросит вызов морскому могуществу Британии. Хотя исторически данное стечение обстоятельств едва ли можно считать уникальным: конфликт 1914–1918 гг. вполне сопоставим по характеру с Пелопонесской войной (431-404 до н. э.), в которой Спарта (прообраз Германии) и Афины (прообраз Англии) взаимно ослаблялись на фоне усиливающейся Персии (прообраз США). Разница двух приведённых войн состоит в масштабе, но их суть одинакова: по итогам войны на материковой части Греции Персия усиливает там своё политическое влияние; а на развалинах послевоенной Европы Англия и Германия усиливают зависимость от банковского капитала Америки.

Обратимся к следующей фазе мирового социально-экономического развития.
В последней четверти XX в. экономическая система Запада, под влиянием спутниковой связи и интернета, вступает в стадию турбокапитализма, упразднившего границы национальных государств, ставя их в зависимость от локомотива мирового технологического развития — Америки. Символом новой эпохи становится интернет, позволивший создать экономическую инфраструктуру с преобладанием неосязаемых активов — услуг и технологий, которая снизила роль активов осязаемых, сосредоточенных в промышленном секторе. Отныне лидерство и конкурентоспособность обеспечиваются только с помощью знаний, новых информационных технологий, которые, соприкасаясь с человеческой амбициозностью, ложатся в основу кибероружия, применённого в ходе т.н. «арабской весны» на Ближнем Востоке и в Северной Африке.

Порождая «новую экономику», турбокапитализм заменяет государствоцентризм на сетецентризм, вовлекая народы в непрерывное общение, что, несмотря на расширившееся число этнических конфликтов, постепенно стандартизирует мировоззренческие модели наций, заменяя многовековые традиции универсальным набором стереотипов. В широком смысле, инстинкт территориальности, свойственный эпохе государствоцентризма, постепенно упраздняется под ударами урбанизации и информатизации, уступая место безграничным просторам глобальной сети. Все эти факторы только подтверждают планы правящих элит Америки и Европы по созданию единой цивилизации, в которой национальный суверенитет был бы делегирован наднациональному объединению – ООН. Теоретики глобализма, воодушевлённые вильсонианством, убеждены, что только транснациональный суверенитет позволит избежать большой войны, создав тем самым условия для всеобщего мира и согласия.

Этот позитивный тезис сопровождает все интеграционные проекты, реализованные англо-американской элитой на рубеже XX и XXI в., среди которых выделяется Европейский союз, НАФТА (с планами превращения в Северо-Американский союз) и Южно-Американский союз. Национальные государства, будучи членами этих объединений, осознают, что только расширение взаимодействия (в самых разных отраслях) между народами позволит им выжить в современных условиях жесткой конкуренции, требующей консолидации материальных и нематериальных потенциалов.

При турбокапитализме моноэтничные государства окончательно уходят в прошлое, уступая место странам полиэтничным, не говоря уже о многочисленных международных альянсах (ТНК и ТНБ) и повседневном перемешивании рас и наций (путём межнациональных и межрасовых браков) [1, c. 3]. Перечисленные наднациональные блоки знаменуют надвигающиеся перемены в международных отношениях, в которых экономические, политические и идеологические институты, определяемые в терминах государства-нации, безнадёжно устарели, а новые наднациональные объединения находятся на стадии форсированного строительства.
Просторы Северной Евразии также не стали исключением из правил: Москва, после долгих скитаний в поисках идентичности, решилась на создание собственного имперского образования – Евразийского союза, который (при благоприятных внешних условиях) будет оказывать возрастающее влияние одновременно на два двигателя мировой экономики – Брюссель и Пекин.

На пороге Третьей мировой: убережёт ли Россия человечество?

Глобализация, порождённая хозяйственной взаимозависимостью действующих акторов, оставляет слабую надежду на то, чтобы заключить: количество экономических, политических и культурных транзакций между народами будет вынуждать их договариваться, а не истреблять друг друга. Однако повседневные реалии вселяют лишь тревогу.

Как и сто лет назад, устойчивое развитие России и всей международной системы зависит от геополитического расклада на Ближнем и Среднем Востоке, точнее – от внутриполитической ситуации в Сирии и Иране. Парадоксально, но «балканизация» этих стран неизбежно приведёт к деформации ядра мир-системы, Америки, последним бастионом которой выступает долларовая гегемония, подкреплённая военным преобладанием Пентагона в нефтегазоносном бассейне Персидского залива.

Помимо политэкономических факторов, Иран и Сирия — живые памятники государственности и культуры для персов и арабов, которые и по сей день вселяют в эти народы уверенность и гордость. На территории иранцев располагалось древнейшее государство, известное нынешним поколениям историков – Элам (2700 — 539 до н. э.); а на территории арабов – Дамаск, одна из величайших культурных и политических столиц Арабского Халифата. Таким образом, распад нынешних территорий Ирана и Сирии (являющихся результатом Первой мировой) превратится в опаснейший прецедент, способный раздробить все остальные страны ББВ на этнорелигиозные коммуны. Постсаддамовский Ирак явный тому пример.

Необязательно обладать даром предвидения, чтобы понять: широкомасштабный конфликт в этом районе нарушит планетарный баланс сил между элитами Америки и Европы, установленный после Второй мировой; в первую очередь, предаст забвению т.н. «договорённости Куинси» — американо-саудовские договоренности по торговле нефтью, достигнутые 14 февраля 1945 г. в ходе встречи президента Ф. Рузвельта с королем Саудовской Аравии А. Азизом II на борту крейсера «Куинси», которые предоставили американской корпорации «Aramco» контроль над саудовскими запасами. В результате, доллар станет анахронизмом, от которого незамедлительно откажется весь мир в пользу золота. Несмотря на то, что этот сценарий неизбежен в силу неотвратимой девальвации доллара, его ускоренное претворение в жизнь может лишить Россию стратегических преимуществ в формируемом миропорядке; мы рискуем не успеть с перевооружением армии и наращиванием промышленной мускулатуры, способной объединить просторы Северной Евразии.

Ситуация вокруг Сирии и Ирана – наиболее значимый вызов российской государственности, сопоставимый по вероятным последствиям с нападением нацистской Германии на Советский Союз. Мы обязаны проявить стойкость в поддержке сирийского и иранского режимов, иначе дальнейшая эскалация насилия на Среднем Востоке подхлестнёт этнические противоречия на Южном и Северном Кавказе и лавинообразно обрушится на хрупкие политические режимы Средней Азии. При благоприятном сценарии российская элита может превратить «восточный кризис» в символ возрождения былого политического могущества, которого мы так ждём; даже те отдельные западные политики, недоверчиво отзывающиеся о России 1990-х годов, ныне возлагают большие надежды на нашу страну. Поистине, слишком многое изменилось в мире: из страны-изгоя, которую «для приличия» приняли в G8, мы становимся опорой существующего порядка. В очередной раз Россия становится миротворцем и в этом есть нечто мистическое: ведь мы — Родина Л.Н. Толстого, вдохновившего идеями ненасилия все последующие поколения, в том числе и скромного индийского юриста по фамилии Ганди. По большому счёту, только России решать: мир без войны или война без мира.

Список литературы:

1. Современная этнопсихология. Хрестоматия / Под общ. ред. А.Е. Тараса. – Мн.: Харвест, 2003.

2. Конотопов М.В., Сметанин С.Н. История экономики зарубежных стран. – М.: КНОРУС, 2010.