Трансформация экономической взаимозависимости Китая и Южной Кореи

Автор: Меркулова Арина Дмитриевна, студентка 4 курса бакалавриата, Институт востоковедения и африканистики, НИУ ВШЭ – Санкт-Петербург

24 августа 1992 года между Китайской Народной Республикой (КНР) и Республикой Корея (РК) были официально установлены дипломатические отношения. Их последующее экономическое взаимодействие стало практическим воплощением модели «летящих гусей» [1], где технологические и промышленные цепочки последовательно передаются от более развитых стран к развивающимся, подобно стае в полете. 

С 1992 года двусторонняя торговля демонстрировала высокие темпы роста, а экономические отношения между двумя странами в течение трех десятилетий служили образцом региональной взаимозависимости, в основе которой лежала промышленная комплементарность. Так, Южная Корея экспортировала в Китай высокотехнологичные промежуточные товары и комплектующие, капитал и ноу-хау, а КНР, используя свои конкурентные преимущества в виде рабочей силы и масштаба,  создавала уже готовую продукцию, становясь “фабрикой мира”.  В 2008 году отношения были закреплены как “стратегическое партнерство” (strategic cooperative partnership) [2], а в 2015 году - Соглашением о свободной торговле (FTA).

Источник: EurAsian Times

Однако в период после пандемии COVID-19 (2022-2023 гг.) модель экономического взаимодействия претерпела трансформацию, сместившись в сторону соперничества и разъединения (decoupling) [2]. Этот сдвиг был обусловлен взаимодействием трех ключевых факторов, среди которых структурное обострение глобального соперничества между США и КНР, а также ускоренный технологический подъем и стремление Китая к промышленной самодостаточности. Эти два процесса, в свою очередь, спровоцировали третью силу - стратегический отход Кореи от политики традиционного «хеджирования» в сторону «дерискинга» и активной диверсификации связей [2].

Современное состояние экономической взаимозависимости

На сегодняшний день экономические отношения КНР и РК представляют собой парадоксальное единство масштабного торгового оборота и нарастающего структурного дисбаланса. Исторически торговля с Китаем являлась ключевым источником профицита Южной Кореи. Так, например, в период с 2013 по 2018 годы профицит торгового баланса РК с КНР стабильно превышал 37 млрд долларов США, достигнув максимального значения в 62, 82 млрд долларов США в 2013 году. Однако после 2018 профицит стремительно сокращается, а в 2022 году баланс практически обнуляется, что указывает на структурные изменения: рост импорта из Китая (в том числе и готовых продуктов) и ослабление спроса на высокотехнологичные компоненты. В 2023 году Южная Корея впервые за три десятилетия переходит к значительному дефициту (около -18 млрд долларов США), а в 2024 году дефицит уменьшается, но остаётся отрицательным (-6,9 млрд долларов США), что говорит не о временном сбое, а о новой норме в экономических отношениях.

Несмотря на значительный дефицит торгового баланса, Китай по-прежнему остается крупнейшим торговым партнером РК. Согласно данным на 2023 год, Китай являлся первым партнером по импорту Южной Кореи с долей в 31% от общего объема импорта, значительно опережая США (13%) и Японию (9%). В период с 2000 года по 2022 год общая стоимость импорта из Китая выросла с 13 млрд долларов США до исторического максимума в 155 млрд долларов США, на что повлияли восстановление после пандемии и рост цен на сырьё и промышленные товары. В 2023–2024 годах виден небольшой спад (примерно до 140 млрд долларов США), однако Китай по‑прежнему остаётся главным импортным партнёром Южной Кореи, а масштабы импорта остаются значительно выше, чем в предшествующие десятилетия.

Структура обмена трансформируется от поставки сложных электронных компонентов для последующей сборки, особенно полупроводников и комплектующих для дисплеев, в пользу товаров, предназначенных для внутреннего рынка КНР, с чем и связано снижение южнокорейского экспорта в Китай. Это, в свою очередь, является следствием последовательной политики Китая, направленной на достижение промышленной самодостаточности и технологического суверенитета, выраженной в стратегии «Made in China 2025». КНР наращивает темпы производства в тех секторах, где ранее доминировал импорт из РК и других стран.

На фоне этих структурных изменений, наблюдается стратегический сдвиг Сеула от принципа максимизации экономических выгод к политике «дерискинга» [2], то есть управляемого снижения зависимости от одного партнера с целью избежания рисков. На практике же это выражается в диверсификации цепочек поставок для снижения зависимости от Китая, в особенности в высокотехнологичных отраслях, а также во «френдшоринге», то есть в поддержке «дружественных» производственных цепочек для повышения надежности поставок. 

Помимо этого, сдвиг привел к активному участию РК в ключевых американских инициативах, таких как Индо-Тихоокеанская экономическая рамочная программа (IPEF) и Chip 4. IPEF, несмотря на отсутствие традиционного режима свободной торговли, создает институциональную базу для продвижения общих стандартов в сфере цифровизации, «зеленой» энергетики и формирования устойчивых цепочек поставок, а Chip 4, будучи неформальным альянсом по цепочкам поставок полупроводников, выступает как специализированное дополнение к IPEF, направленное конкретно на стратегическую высокотехнологичную отрасль. 

Одновременно с этим Сеул стремится сохранить экономические связи с Китаем и держать некий баланс. Так, 29 ноября 2024 года Южная Корея и Китай обсудили экономическое сближение, включая расширение уже существующего Соглашения о свободной торговле (FTA). Эта встреча, последовавшая за трехсторонним саммитом РК-КНР-Япония 27 мая 2024 года, демонстрирует стремление Сеула к «управляемому» сохранению части экономической базы с КНР. 

Новым витком сближения двух стран в области экономики послужил первый за долгое время визит председателя КНР Си Цзиньпина в Сеул 1 ноября 2025 года. Его встреча с президентом РК Ли Чжэ Мёном подтвердила стремление обеих сторон избежать дальнейшего охлаждения отношений. В ходе переговоров стороны выразили намерение усилить связи, ускорить переговоры по расширению Соглашения о свободной торговле и совместно развивать проекты в области «зеленой» энергетики. Таким образом, на фоне переориентации РК на альянс с США, диалог с Китаем по-прежнему сохраняется как необходимый канал для поддержания региональной стабильности. 

Основные проблемы и вызовы трансформации

Трансформация экономической взаимозависимости между Китаем и Южной Кореей порождает комплекс  проблем и вызовов, влияющих как на устойчивость двусторонних связей, так и на региональную стабильность в условиях геополитической неопределенности. Причем речь идет не только об ослаблении промышленной комплементарности, но и о технологическом соперничестве, геополитических рисках и отраслевых дисбалансах.

1. Технологическое соперничество в полупроводниковой сфере

Из-за быстрого технологического развития Китая Южная Корея теряет свои конкурентные преимущества в области высоких технологий, а особенно в сфере полупроводников, исторически являющейся основой южнокорейского экспорта. Стремление Китая к самодостаточности и импортозамещению в рамках индустриальной политики привело к росту производственных мощностей, в результате чего объем выпуска критически важных компонентов, в том числе и кремниевых пластин, неуклонно растет, как и внутренний спрос, в то время как зависимость от импорта постепенно сокращается. 

Совокупный объем рынка китайских полупроводников в 2023 году оценивался в 1,26 трлн юаней. Производство кремниевых пластин демонстрирует активный рост, увеличившись с 65 гигаватт в 2016 году до 622 гигаватт в 2023 году. Показательно, что импорт в КНР кремниевых пластин растёт с примерно 1,9 млрд долларов США в 2018 году до пиковых 3,3 млрд долларов США в 2022 году, после чего снижается до примерно 2,6 млрд долларов США в 2023 году. Экспорт за тот же период увеличивается более чем вдвое: с около 3,2 млрд долларов США в 2018 году до примерно 6,4 млрд долларов США в 2022–2023 годах, причём с 2020 года экспорт устойчиво превышает импорт.  Этот тренд является свидетельством снижения потребности Китая в зарубежных поставщиках, в том числе и южнокорейских. 

В результате крупные конгломераты, такие как Samsung Electronics и SK Hynix оказываются под двойным давлением. С одной стороны, РК сталкивается с потерей доли на рынке КНР из-за усилений позиций местных производителей и политики импортозамещения; с другой стороны - сталкивается с ограничениями со стороны США и их союзников, которые затрудняют экспорт передовых технологий в Китай и препятствуют участию Южной Кореи в китайских проектах. Оба этих фактора в совокупности подрывают прежнюю модель взаимозависимости, где РК была поставщиком высокотехнологичных промежуточных компонентов, а Китай - местом сборки конечного продукта, что делает нарастающее технологическое соперничество центральным измерением современных двусторонних экономических отношений.

2. Геополитические риски и экономическое принуждение

Для Южной Кореи вопросы экономики неразрывно связаны с собственной безопасностью. Как уже было сказано ранее, южнокорейские компании, как и сама РК, подвержены двойному давлению как со стороны США, так и со стороны КНР. Так, Южная Корея вынуждена учитывать ограничения США на поставки передового оборудования, что напрямую затрагивает интересы Samsung Electronics и SK Hynix, имеющих крупные производства в китайских городах Сиань и Уси. 

Китай также оказывает существенное давление на РК, которая остается уязвимой перед инструментами экономического принуждения. Ярким примером служит установка на территории Южной Кореи американской системы ПРО THAAD  в 2016 году. Этот шаг был расценен Китаем как угроза собственной безопасности, поэтому в ответ на действия Сеула Пекин ввел незамедлительные ограничения в отношении южнокорейского бизнеса и туризма. Стоит отметить, что ограничения носили неофициальный, «теневой» характер, и Китай не объявлял юридически оформленный санкционный режим против Южной Кореи. Практически же давление выражалось в проверках и закрытии магазинов Lotte, одного из крупнейших южнокорейских конгломератов (чеболей), ограничениях китайских турпоездок в РК, составлявших большой процент от всей туристической индустрии Южной Кореи, а также негласных призывах к бойкоту товаров и контента, в том числе музыки и дорам. Подобные ограничительные меры трудно предсказуемы, что усиливает восприятие экономического взаимодействия с Китаем как источника риска, а не выгоды.

Стремление Сеула к упрочению связей с Вашингтоном и его союзниками расценивается Пекином как «стратегическое дистанцирование» [2]. Это усиливает взаимное недоверие и напряженность, а нестабильность на геополитической арене несет непосредственную угрозу экономике РК, делая ее мишенью для ответных мер.

3. Отраслевые дисбалансы

Помимо полупроводников, нарастающее стратегическое разъединение и конкуренция затрагивают и другие отрасли, в которых Южная Корея исторически удерживала лидирующие мировые позиции. Так, например, в судостроении экспортная выручка РК, в 2011 году составлявшая 56,59 млрд долларов США (пиковое значение), в 2024 году снизилась до 25,64 млрд долларов США, тогда как Китай, нарастив долю на мировом рынке, укрепил свои позиции и стал одним из крупнейших игроков в индустрии (в 2022 году объем сданных судов у КНР составил 36,7 млн гросс-тонн, в то время как у РК 23,7 млн гросс-тонн). Кроме того, ежегодный объем новых заказов для китайских верфей увеличился с 59,95 млн до 113,05 млн метрических тонн дедвейта в период с 2014 по 2024 годы, что объясняется масштабными государственными субсидиями и расширением производственных мощностей. Это вынуждает РК переориентироваться на более сложные и высокомаржинальные проекты (СПГ-танкеры и специализированные суда), требующие дополнительных инвестиций.

Аналогичные тенденции наблюдаются и в других сегментах, например, в автомобильной промышленности и «зеленой» энергетике. В частности, доля КНР в глобальном производстве транспортных средств достигла 33,82% в 2024 году. Китай стал одним из лидеров в мировом производстве легковых автомобилей, выпустив 27,47 млн единиц 2024 году, тогда как Южная Корея произвела 3,85 млн единиц, заняв лишь 5-е место в статистике. При этом доля экспорта легковых автомобилей в общем объеме производства КНР резко выросла с 7,54% в 2021 году до 15,85% в 2023 году, что усиливает конкуренцию для корейских автопроизводителей на внешнем рынке. Рост китайского производства и экспорта происходит на фоне общего снижения импорта автомобилей в сам Китай, число импортированных машин сократилось с пикового значения в 1,423 млн в 2014 году до 705 тысяч в 2024 году. 

Помимо этого, Китай лидирует в сфере «зеленой» энергетики с инвестициями в размере 818,4 млрд долларов США в 2024 году, значительно опережая остальные страны. Таким образом, трансформация взаимозависимости ведет к новому формату отраслевой структуры, основанной не на промышленной комплементарности, а на жесткой конкуренции. 

Рекомендации и выводы 

Можно сделать вывод, что экономические отношения между КНР и РК в ближайшей перспективе будут развиваться по сложному и двойственному сценарию. С одной стороны, масштаб товарооборота будет препятствовать полному “разъединению”, сохраняя Китай в позиции важнейшего, хотя и рискованного, торгового партнера Южной Кореи. С другой стороны, южнокорейский курс на «дерискинг», наращивание Китаем производственных мощностей и экономической самодостаточности, геополитическое влияние США будут способствовать дальнейшему снижению промышленной комплементарности. 

Для Южной Кореи рекомендации сводятся к необходимости балансирования и управляемой диверсификации:

1. Ускорение технологической диверсификации. Критически важно снижать зависимость от Китая в цепочках поставок, особенно в полупроводниках, и активно использовать механизмы IPEF и Chip 4, укреплять связи с «дружественными» странами (френдшоринг) для снижения рисков.
2. Переход к высокомаржинальной нишевой экономике. Находясь в условиях конкурентного давления со стороны КНР, которая наращивает производственные мощности в сфере полупроводников, автомобилестроении, судостроении и других областях, РК следует стремиться к развитию производства инновационных, сложных и высокомаржинальных продуктов, например, СПГ-танкеров, премиальных автомобилей и передовых полупроводников.
3. Сохранение каналов диалога с Китаем. Несмотря на необходимость «дерискинга», РК по-прежнему должна сохранять партнерские отношения с КНР. Встречи на высшем уровне, подобные визиту Си Цзиньпина в Сеул, должны стать инструментом «управляемого» сохранения части экономической базы с КНР, а также поиска новых точек соприкосновения в сферах с более низким геополитическим риском и конкуренцией, например, в «зеленой» энергетике.

Литература

1. Kojima K. The “flying geese” model of Asian economic development: origin, theoretical extensions, and regional policy implications // Journal of Asian Economics. Vol. 11, No. 4. 2000. P. 375–401.
2. Zhang M., Wu Y. Toward Rivalry and Decoupling: South Korea's Changing Economic Dynamics with China // Pacific Focus.