Пожары в Южной Азии. Грозит ли региону спокойствие?

Южная Азия в различных научных школах определяется в разных границах. Однако, для упрощения подхода мы воспользуемся тем вариантом, который представляет Южную Азию как территорию в границах восьми государств: Афганистан, Бангладеш, Бутан, Индия, Мальдивы, Непал, Пакистан и Шри-Ланка. Страны, связанные общим историческим прошлым, территориально отделенные от остальной Азии (несколько спорно относительно Афганистана) высокими горами и представляющие собой конгломерат наций, культур, религий с весьма неоднородной средой.

Источник: сгенерировано ИИ

В трех из них в ближайшем прошлом произошла насильственная смена власти. Август 2021 – в ходе наступления «Талибана» и вывода американского контингента в Афганистане пало проамериканское правительство, Ашраф Гани бежал из страны, представители Талибана учредили новое правительств. Март 2022 года – протесты на Шри-Ланке, которые сопровождались погромами в том числе правительственных зданий и насилием с обеих сторон, завершившиеся отставкой правительства. Летом 2024 года полыхнул Бангладеш – разгромлены здания, правительство Шейх Хасины бежало, власть перешла в новые руки. В сентябре 2025 года число взорвавшихся стран достигло половины в регионе – к ним присоединился Непал. В небольшой, горной стране, живущей в основном за счет туризма, на улицы вышла протестная молодежь и все прошло по предыдущим сценариям: захват и поджог правительственных зданий, насилие на улицах, высокая вероятность смены власти. Если исключить из списка стран дзеновый, практически не ведущий внешней политики и заключенный в самом себе Бутан, а также малополитичный курортный рай Мальдив (хотя напряженность в молодежной среде есть и здесь), то в ближайшей перспективе следующими равновероятностно могут стать Индия и Пакистан.

Вчерашние события в Непале уже окрестили «Революция Z», что дает яркую отсылку к участвующим в ней протестующим: это молодежь. Такая же молодежь выходила на улицы в Шри-Ланке, Бангладеш, она же составляла костяк оперативных подразделений Талибана. Зумеры, родившиеся в конце 90-х и начале нулевых и названные «цифрвыми аборигенами» при всей своей схожести в разных странах имеют собственные отличия. Есть они и в государствах региона. Можно ли события в Южной Азии считать аналогом и логичным продолжением «Арабской весны»? И да, и нет – модели не совсем совпадают, хотя внешнее влияние прослеживается.

Страны Южной Азии сталкиваются со сходными проблемами в своем развитии: экономические сложности, коррупция и наследственность власти, блокировка сервисов интернета и государственный контроль в доступе к информации, высокая доля образованной и интернет-активной молодежи в социуме. Невозможно полностью исключить и иностранное влияние – западных грантовых систем во всех странах региона достаточно, как и центров влияния – но это определенно не самое главное.

Возвращаясь к зумерам. В странах Южной Азии – их доля в социуме высока, и абсолютно точно превышает количество пожилых. Они получают хорошее образование, нередко учатся в университетах, затрачивая на него немалую часть семейного дохода (образование в странах преимущественно платное) или полученных грантов (вот оно – окно влияния), при этом – не имея возможности трудоустроиться на соответствующую должность или позицию. Последнее связано со слабой экономикой в странах, экономическими кризисами последних лет (в том числе ковидным), высокой коррупцией (все «хлебные места» достаются золотой молодежи), квотностью и наследственностью власти. Для многих из них вариантом заработка становятся соцсети или удаленная работа через интернет, что при блокировке или замедлении работы интернета по решению властей нивелирует и так не высокий доход. В Пакистане, к слову, этот период блокировки прошел в декабре 2024 года и довольно быстро завершился, власти успели спрогнозировать дальнейшее развитие ситуации.

В целом поколение Z характеризуется следующими особенностями: хотят сделать мир лучше, ценят саморазвитие и аутентичность, имею разные ценности, переосмысливают отношения с работой, понимают важность отдыха и хобби и др. Странами западного мира оно осмысляется как достаточно инфантильное поколение, привыкшее легко решать проблемы за счет интернета, не готовое усердно трудиться даже за высокую зарплату, склонное к тревожности, нуждающееся во внимании и стремящееся наслаждаться жизнью. Однако, в странах Южной Азии акценты сдвинуты несколько иначе, это связано в том числе и с тем, что страны относятся к развивающимся и поздно вступили в постиндустриальный период, а еще точнее – представляют собой бурное смешение веков от 15 до 21. Поколение южноазиатского Z активно и даже слишком. Полагая себя относительно образованными (а им действительно есть с кем сравнивать – уровень образования родителей намного ниже) и прекрасно осознавая цену, которую им пришлось заплатить за получение этого образования (это и материальные средства, и затрата времени, усилий) они мечтают работать. Однако, работа которой заняты их родители, то оговоренное традициями место в социуме (можно даже провести аналогию с кастовым местом) их не устраивает. Они хотят большего: более высокой позиции, более высокого социального уровня и социальных гарантий, более высоких зарплат…. То, чего государство дать не в состоянии. Более того, как например в Бангладеш, еще и вынуждено ограничивать, вводя квоты для набора сотрудников по «принадлежности к правящей верхушке». С другой стороны, доступный контент их соцсетей делает прозрачной жизнь «золотой молодежи» верхушки общества: осознание общественной несправедливости вкупе со свойственными зумерам тревожностью и потребностью во внимании, а также стремлением к обеспеченной жизни выливаются в формирование весьма жесткого общественного эгрегора, требующего «революционного вмешательства». Целенаправленная «раскачка» тоже имеет место, хотя и проводится иными методами, играя на эмоциях неустроенности, а также, как правило, является триггером событий.

С учетом того, что подавляющая часть описанного выше характерна для всех сообществ Южной Азии, логично предположить, что следующими в этой цепочке волнений могут стать Индия или Пакистан. Конечно, столь вовремя проведенные мероприятия по стравливанию внутреннего пара - да и такая роль была у весеннего обострения между странами – несколько отсрочила социальные взрывы, однако не ликвидировала напряженность полностью. При этом сложно сказать, в какой из этих стран удержать контроль будет возможно в более долгосрочной перспективе. В Пакистане крайне слабое правительство, которое пытается заигрывать со студентами и молодежью с помощью дотационных схем, выборочной раздачи ноутбуков и скутеров, но не решающее проблему трудоустройства. Однако, есть шансы удержаться с помощью армейско-полицейской политики запретов. В Индии правительство Моди тоже достаточно шаткое, многим индийцам претит выбранный курс национализации и распространения идеологии хиндутвы, хотя в настоящее время наиболее активная молодежная часть общества мигрирует за границу в поисках лучшей доли (в Пакистане легальная трудовая миграция затруднена), что «активно вымывает мозги», но способствует уменьшению шансов на развитие глобальных протестов. Некую устойчивость индийскому обществу добавляет БРИКС и международные проекты, которые дают новые рабочие места. Пакистану могла бы помочь интеграция с ЕАЭС и выходом на сотрудничество со странами СНГ, впрочем, сейчас Исламабад активно продвигает эту возможность. Однако, в условиях подобной конкуренции, не исключено, что Кашмирский конфликт будет активизироваться все чаще и чаще, в качестве клапанного механизма, что может при уходе от рациональности и излишнем заигрывании с «партиями войны», которые есть в обеих странах, привести к мировому военному кризису. Возможно, некоторое урегулирование на уровне ШОС могло бы очертить границы конфликта, окончательно превратив его в локальный.

Так или иначе, молодежные волнения в странах Южной Азии скорее всего не ограничатся Непалом, а вовлекут в себя и другие страны региона. Возможный негативный вариант – цикличность, когда зумеры пристрастятся к политике насильственной смены власти как возможности реализовать свои желания и волнения начнут идти повторно во всех странах, превращая регион в одну громадную и глобальную зону конфликта.