«Выбирай жизнь. Выбирай ЕС..», или «национализм по-шотландски»

REUTERS/Russell Cheyne

Романы Вальтера Скота, образ благородного горца и тартан — первое что приходит в голову, когда речь заходит о Шотландии и шотландском национализме. При дальнейшем погружении в тему вспоминаются восстания якобитов и их отчаянная уверенность в том, что у Шотландии есть только один истинный король — католик принц Чарльз.

Казалось бы, именно эта глава шотландской истории и последующее ужесточение политики Лондона в отношении культуры Хайленда, которое по некоторым оценкам привело к геноциду, могли бы лечь в основу национального мифа Шотландии. Что может звучать трагичнее, чем гибель тысяч горцев и целых кланов в один апрельский день 1746 года[i]? Что может быть более вдохновляющим на сопротивление, чем история об угнетении бравых шотландцев?

Но нет, современный шотландский национализм вовсе не строит на этом свою риторику — то был удел деятелей искусства и интеллектуалов конца XVIII–XIX веков, не чуждых романтизму и стремившихся возродить интерес к истории Шотландии. Да и католический монарх — уже не вариант для протестантской Шотландии. Сейчас нет никаких сомнений в том, что Елизавета II — истинная королева шотландцев: в преддверии референдума о шотландской независимости 2014 года в программных документах Шотландской национальной партии (ШНП) отдельно подчеркивалось, что в случае достижения независимости Шотландия останется монархией, а Елизавета II ее главой.[ii]

А если заглянуть еще и в их манифесты, то обнаружится, что и проблема сохранения культурного наследия, в том числе шотландского (Scots) и гэльского (Gaelic) языков, значится там лишь скромным пунктом[iii] — самобытность Шотландии не является чуждым Соединенному королевству элементом, а ее отличительные черты широко известны всему миру. Более того, шотландское наследие составляет неотъемлемую часть британской культуры. В отличии, например, от английской (или, скорее, англо-саксонской) мифологии, отсутствие которой так расстраивало Дж. Р. Р. Толкина и его товарищей, кельтский пласт мифов и легенд занимает почетное место в культуре Британских островов.

Сформировавшаяся в том числе и под влиянием Унии Англии и Шотландии 1707 года современная шотландская идентичность не вступает сама по себе в противоречие с британской или европейской. Текущий вызов для шотландского самосознания как раз и состоит в том, что «британскость» (britishness) и европеизм вынужденно оказались противопоставлены друг другу в результате Брексита. Их мирное сосуществование отныне не представляется возможным, и, как следствие, шотландцам предстоит сделать выбор.

Так, результаты референдума 2014 года о независимости[iv] и референдума 2016 года о членстве Британии в Евросоюзе[v] показали, что шотландцы не желают видеть себя отдельно от Европы, что суверенитет вне Европы их не устраивает. Текущие призывы ШНП провести повторный референдумы дают сигнал о том, что европейская идентичность на данном этапе развития является гораздо более важным элементом шотландского самосознания. Возможно, некоторую надежду на сохранение союза наций дают слова Терезы Мэй о том, что Великобритания покидает Евросоюз, но не Европу.[vi]

На протяжении веков Шотландия активно контактировала со странами континентальной Европы. В раннее средневековье можно было говорить об особых отношениях с Норвегией. После Норманнского завоевания Англии — с Францией: именно оттуда отправился покорять Британские острова ласково именуемый шотландцами Красавчик принц Чарли (Bonnie Prince Charlie), а двумя столетиями раннее прибыла Мария Стюарт.

Сейчас «европейский» дискурс является и вовсе центральным в риторике ШНП. Новый шотландский национализм — это национализм в значительной степени основанный на европейских ценностях, но в еще большей степени — экономический. Об этом, например, пишет исследователь современного шотландского национализма Чарльз Кинг[vii] (Charles King), имя которого воплощает все опрокинутые надежды якобитов о Красавчике принце Чарли на шотландском престоле. С его точки зрения современные шотландские националисты строят свою политическую повестку не на принципах исключительности своего историко-культурного наследия и нации — их существование на современном этапе не надо никому доказывать, но на экономических основаниях и общности ценностей с европейскими странами — ценностей, которые, как им кажется, Лондон не слишком стремится разделить.

По сути, мечта современных шотландских националистов — это не просто Шотландия, а Шотландия процветающая. Именно это показал референдум 2014 года, именно это показывает складывающаяся вокруг референдума 2016 года ситуация. А процветающая Шотландия в понятии шотландских националистов, которым (и не только им) иногда приписывают сформированную зависимостью от выплат из бюджета ЕС «субсидиарную ментальность»[viii] (subsidy mentality) — это европейская Шотландия.

Почти все, кто смотрел (да и те, кто не смотрел) культовый фильм Дэнни Бойла «На игле» (Trainspotting, 1995), действие которого разворачивается как раз в Шотландии, помнят открывающий первую сцену монолог:

«Выбирай жизнь. Выбирай работу. Выбирай карьеру. Выбирай семью. Выбирай большие телевизоры, стиральные машины, автомобили, компакт-диск плееры, электрические консервные ножи. Выбирай хорошее здоровье, низкий уровень холестерина и стоматологическую страховку. Выбирай недвижимость и аккуратно выплачивай взносы. Выбери свой первый дом. Выбирай своих друзей. Выбери себе курорт и шикарные чемоданы. <… >»

И если в фильме герои не хотели следовать этой максиме и выбирали наркотики, то современные шотландские националисты не выбирают этот вариант только по той причине, что они выбирают лучшую жизнь, более высокооплачиваемую работу, телевизоры с еще большей диагональю, более экологически-чистые автомобили, курорт более высокого класса… И, судя по всему, они считают, что это возможно только при членстве Великобритании, или в, идеале, самой Шотландии, в Евросоюзе.