«Закон о запрете УПЦ»: совместима ли религиозная политика с религиозной свободой?

Украинский кризис церковно-государственных отношений, в центре которого находится старейший религиозный институт страны — Православная церковь — уже давно перестал быть внутригосударственным событием. Этот кризис носит международный характер и в нем задействованы как государственные, так и религиозные международные акторы. Закон 8371 «О защите конституционного строя в сфере деятельности религиозных организаций» (неофициально известный как «Закон о запрете Украинской православной церкви»), принятый Верховной Радой Украины 20 августа 2024 г., стал решающей вехой упомянутого кризиса. Сегодня сформировался консенсус скорее негативного восприятия этого закона у тех, кто оценивает его через призму современных норм международного права о свободе религии и убеждений. 24 августа 2024 г. на сайте Всемирного Совета Церквей (ВСЦ) было опубликовано заявление, согласно которому ВСЦ «глубоко встревожен возможностью неоправданного коллективного наказания и нарушением принципов свободы религии или убеждений в соответствии с новым законом Украины». 25 августа 2024 г. Папа Римский Франциск в воскресной проповеди упомянул новый закон: «…пусть те, кто хотят молиться, молятся в той Церкви, которую они считают своей. Пожалуйста, не упраздняйте прямо или косвенно ни одну христианскую церковь. Церкви не трогают!». В этих заявлениях религиозных лидеров напоминается о разделении сфер влияния государства и церкви. Украинскому государству предлагают отказаться от силовых решений и вернуться в те берега, в которых оно находилось 30 лет до этого, будучи государством, как считается, либерального религиозного законодательства с пестрым ландшафтом религиозного разнообразия. Осторожные выражения, которые при этом выбирают религиозные лидеры, показывают, что ни государства, ни церкви не автономны от той политико-этической ткани мирового сообщества, которая определяет приемлемость тех или иных поступков и заявлений.

Заявление Синода РПЦ от 22 августа 2024 г. указывает на прецеденты преследования украинских православных верующих в прошлом и настоящем и ожидает от международного сообщества реакции, похожей на международную компанию по защите прав верующих в СССР. Заявление описывает давление на УПЦ в форме разгула насилия и вражды, который государство не хочет и не может сдерживать: «кампания СМИ, нацеленная на диффамацию канонического Православия», массовые захваты храмов, организованные радикальными националистами, с избиением духовенства и верующих. Все это видится в Заявлении не как перегиб государственной силы, но ровно наоборот — как недостаток суверенной государственной силы и эффективности политических институтов.

Самой главной является та часть Заявления Синода, в которой упоминается негативная роль Константинопольского патриарха в кризисе вокруг УПЦ. В документе, адресованном широкому кругу международных организаций, эта открытая критика представляет существенную угрозу для политического авторитета патриарха Варфоломея. В последние десятилетия символический вес «Константинопольского престола» в области международной политики складывается из того, что он «представляет 300 млн православных по всему миру» (из которых большая часть относится к Московскому патриархату). Синодальное заявление РПЦ о неправомерном вмешательстве патриарха Варфоломея настолько чувствительно меняет эту сложившуюся картину, что пока остается даже не оспоренным, — его просто проигнорировали в западной прессе.

Заявление Синода РПЦ, очевидно, не сможет привести к международной реакции, способной изменить и улучшить ситуацию украинских православных. Тем не менее это важное свидетельство о реальных проблемах, которое можно будет обсуждать в более благоприятные времена.

Украинский кризис церковно-государственных отношений, в центре которого находится старейший религиозный институт страны — Православная церковь — уже давно перестал быть внутригосударственным событием. Этот кризис носит международный характер и в нем задействованы как государственные, так и религиозные международные акторы. Подобно тому как в военно-политическом конфликте сейчас находят свое применение новые технологии и тактики, украинское православие стало таким же местом столкновения не только базовых принципов из прошлого, но и различных стратегий будущего в области религии [1].

Александр Стенько:
Конфессиональная ситуация на Украине

Закон 8371 «О защите конституционного строя в сфере деятельности религиозных организаций» (неофициально известный как «Закон о запрете Украинской православной церкви»), принятый Верховной Радой Украины 20 августа 2024 г., стал решающей вехой упомянутого кризиса. Закон формулирует запрет в отношении религиозных групп, аффилированных с иностранными религиозными объединениями, административный центр которых находится в странах, признанных совершившими военную агрессию против Украины. Таким образом, создается база для судебного преследования и ликвидации приходов и епархий УПЦ (МП) только за то, что они находятся в каноническом общении с Русской православной церковью, несмотря на провозглашение Собором УПЦ 27 мая 2022 г. «полной самостоятельности и независимости Украинской православной церкви». Закон не предусматривает непосредственную ликвидацию УПЦ, но только потому, что, согласно украинскому законодательству, у УПЦ нет централизованного юридического лица; c юридической точки зрения существуют только ее части (епархии, приходы, монастыри и образовательные учреждения). Их судьба и будет решаться через 9 месяцев в судебном порядке по инициативе органов государственной религиоведческой экспертизы.

Закон готовился полтора года. По поводу его проекта высказывалась критика правозащитными организациями и политиками как внутри страны, так и в странах, поддерживающих Украину в нынешнем военном конфликте [2]. Самым серьезным предупреждением стало официальное письмо от Комиссии США о международной религиозной свободе, которое было вручено послу Украины в США 9 апреля 2024 г. В письме выражалась обеспокоенность ситуацией, вызванной рассмотрением в Верховной Раде законопроекта № 8371, ставился вопрос о расплывчатых критериях аффилированности с иностранным государством, о невозможности криминализации «идеологии русского мира». Комиссия предлагала передать законопроект на исследование Венецианской комиссии Совета Европы или Специального докладчика ООН по вопросам свободы религии и убеждений [3], чтобы подтвердить соответствие закона международному праву [4]. Эти критические возражения не помешали принятию Закона 8371 подавляющим большинством депутатов в Верховной Раде 20 августа 2024 г. Спорный и одновременно популистский закон с расплывчатым механизмом реализации был ратифицирован во многом благодаря борьбе за электорат между двумя основными партиями — «Европейская солидарность» и «Слуга народа». Для каждой из них признать законопроект несостоятельным означало передать заслуги его продвижения (в глазах ультранационалистов) другой партии. После его принятия последовали отклики как резко негативного, так и сдержанно-обеспокоенного характера. В целом можно сказать, что сформировался некоторый консенсус скорее негативного восприятия этого закона у тех, кто оценивает его через призму современных норм международного права о свободе религии и убеждений. Разумеется, те, кто высказываются против или выражают обеспокоенность как внутри страны, так и за рубежом, могут и не проявлять тем самым никакой солидарности с УПЦ (и тем более с РПЦ) и не переставать поддерживать другие инициативы украинских законодателей или правительства. Однако даже в этом случае промолчать оказывается почти невозможно, поскольку положения закона 8371 задевают сами основы устройства современного мира, которые включают в себя решение религиозных конфликтов в формах государственно-церковного компромисса, толерантности и свободы религии.

Международная правозащитная и религиозная критика

24 августа 2024 г. на сайте Всемирного Совета Церквей (ВСЦ) было опубликовано заявление, согласно которому ВСЦ «глубоко встревожен возможностью неоправданного коллективного наказания… в соответствии с новым законом» Украины.

Всемирный Совет Церквей со штаб-квартирой в Женеве задумывался в 1930–1940-е гг. как международная организация, своего рода аналог Лиги Наций со спецификой объединения церковных лидеров. В конечном итоге ВСЦ не вошел в систему ООН из-за принципов светскости государств, но обладает консультативным статусом. В настоящее время это скорее международный глобальный форум с широкими возможностями взаимовлияния, где представлены почти все христианские церковные организации.

Роман Лункин:
Развод по-украински. Две башни из слоновой кости

В Заявлении от 24 августа 2024 г., подписанном южноафриканским пастором Джерри Пиллэем и немецким протестантским епископом Генрихом Бедфорд-Штромом, говорится, что «правительство Украины имеет суверенное право и обязанность защищать территориальную целостность страны и защищать ее граждан… Украинская власть имеет право… привлекать к ответственности лиц, виновных в преступлениях против интересов Украины. В то же время ВСЦ глубоко встревожен возможностью необоснованного коллективного наказания целой религиозной общины и нарушением принципов свободы религии или убеждений в соответствии с новым законом… Ни преступления отдельных лиц, ни историческая принадлежность того или иного религиозного субъекта не могут быть достаточным основанием для принятия мер, равнозначных коллективному наказанию живой религиозной общины в Украине. Правительство Украины несет ответственность за защиту прав всех своих граждан».

25 августа 2024 г. Папа Римский Франциск в воскресной проповеди упомянул принятие нового закона: «… размышляя о недавно принятых нормах законодательства в Украине, я испытываю страх за свободу молящихся, потому что те, кто истинно молятся, всегда молятся за всех. Нет никакого зла в том, что кто-то молится. Если кто-то совершит зло против своего народа, он за это понесет свою вину, но он не мог совершить зло тем, что он молился. Поэтому пусть те, кто хотят молиться, молятся в той Церкви, которую они считают своей. Пожалуйста, не упраздняйте прямо или косвенно ни одну христианскую церковь. Церкви не трогают!».

В данном случае и протестантская, и католическая оценка имеют между собой много общего. В этих заявлениях религиозных лидеров напоминается о разделении сфер влияния государства и церкви, а также о компромиссах, которые восходят к эпохе европейского раннего модерна. При выражении лояльности по отношению к государству с его нейтральным территориальным принципом организации власти и монополией на силу (и украинскому государству как частному случаю), подчеркивается право индивидуального выбора религии, но также и право на коллективную форму этого выбора — в виде сложившейся организации культа. Провозглашение публичной свободы «молящихся» (под таким названием специфицируется Папой Франциском массовая религиозная деятельность) не исключает возможности и необходимости того, что государство будет добиваться лояльности конфессиональных лидеров и будет иметь свои интересы в этой области. Однако этот вопрос должен решаться только между теми, кого это касается (т.е. путем соглашений между государственными и церковными элитами), вне публичного законодательства, избегая поляризации общества и дискриминации. Папа Франциск также косвенно ссылается на идею «общего блага» («кто истинно молится, молится за всех»).

В целом, можно сказать, что Закон 8371 выставляется его западными критиками как единичное и уникальное явление без важной предыстории советского и постсоветского периода. Украинской власти преподносят урок плюрализма институтов. Порицание со стороны глобальных религиозных лидеров, однако, не означает экономических санкций (и возможно, избавляет от их необходимости). Украинскому государству предлагают отказаться от силовых решений и просто вернуться в те берега, в которых оно находилось 30 лет до этого, будучи государством, как считается, либерального религиозного законодательства с пестрым ландшафтом религиозного разнообразия. Осторожные выражения, которые при этом выбирают религиозные лидеры, показывают, что ни государства, ни церкви не автономны от той политико-этической ткани мирового сообщества, которая определяет приемлемость тех или иных поступков и заявлений.

Заявление Священного синода Русской православной церкви

Заявление Синода РПЦ от 22 августа 2024 г. имеет внешнее сходство с вышеупомянутыми высказываниями в том, что касается критики Закона 8371 и апелляции к международному праву (оно даже содержит прямое обращение к международным правозащитным организациям «с призывом немедленно и объективно реагировать на вопиющие притеснения верующих на Украине»). Однако Заявление Синода построено на других принципах: оно не описывает норму религиозной свободы, но оперирует конкретными прецедентами — случаями нарушений. К тому же, оно появляется раньше, как одна из первых реакций [5]. Оно более резкое и обвиняющее, ведь РПЦ может говорить более свободно, не имея официального статуса международного актора. Синодальный документ указывает на прецеденты преследования украинских православных верующих в прошлом и настоящем, и ожидает в качестве контрмеры реакции, похожей на международную компанию по защите прав верующих в СССР.

Ирина Борщ:
Почему международные организации не замечают преследования Украинской православной церкви?

Заявление рассматривает принятый закон в историческом контексте как кульминацию долгой истории оказания давления на УПЦ в целях ее национализации, изменения внутреннего устройства и канонических норм. Украинский кризис видится через призму шлейфа проблем — от Брестской унии до коммунистического режима СССР. Описывается прямое давление на духовенство УПЦ со стороны государственных органов, которое прогнозируемо усилится, так как новый закон даст правовую базу тем практикам, которые уже применяются на местах. Цель закона видится в ликвидации общин УПЦ «либо в принудительном их переводе в иные религиозные организации». В итоге «сотни монастырей, тысячи общин, миллионы православных верующих на Украине окажутся вне правового поля, потеряют свое имущество и место молитвы».

Заявление также дает картину не государственного, но общественного давления на УПЦ и вражды. Это «разгул народной стихии», который государство не хочет или не может сдерживать: на Украине имеет место «антицерковная кампания СМИ, нацеленная на диффамацию канонического Православия», массовые захваты храмов, организованные радикальными националистами, с избиением духовенства и верующих, закрытие храмов муниципальными властями. Таким образом, происходящее видится епископам РПЦ не как перегиб государственной силы или чрезмерная забота о суверенитете, но ровно наоборот — как недостаток государственной силы и эффективности политических институтов. Сама по себе инициативная государственная политика в области религии — не аномальное явление для Православной церкви. Известно, что ни одна православная автокефалия в Восточной Европе не была объявлена и признана без активнейшего участия государственных органов иностранных дел [6]. Однако в данном случае не усиление, но ослабление суверенитета привело к схватке государственных элит с исторической церковью [7].

Это не удивительно, если вспомнить, что вопреки поверхностному впечатлению о либеральном конфессиональном разнообразии, религиозное законодательство Украины — действующий Закон «О свободе совести и религиозных организациях» от 23 апреля 1991 г. № 987-XII — почти буквально повторяет многие статьи Закона о свободе совести СССР от 1 октября 1990 г., всего лишь дополняя их поправками о дозволенности международных контактов и даже подчинения управляющим центрам, которые находятся зарубежом. Таким образом, для Украины имел большое значение либеральный этап советской вероисповедной политики в 1988–1991 гг. [8] Поскольку Закон 1991 г. (повторяющий советский закон 1990 г.) продолжает действовать до сих пор, то сохраняются многие институты, типичные для советского вероисповедного права, и, в частности, непризнание УПЦ в качестве юридического лица. Это положение восходит в свою очередь к «Декрету об отделении церкви от государства и школы от церкви» 1918 г., согласно которому религиозные объединения были лишены прав юридического лица. Советское перестроечное законодательство восстановило юридические права для религиозных организаций только частично. Отсюда проистекает парадоксальная ситуация. УПЦ не признается государством юридическим лицом ввиду трансплантации советских норм в украинское законодательство. Она также не признается и Константинопольским патриархатом в качестве независимой церкви на основании позиции официальных властей Украины [9].

Самой главной с точки зрения международной политики является та часть Заявления Синода, в которой упоминается негативная роль Константинопольского патриарха. Это, пожалуй, первый раз, когда РПЦ открыто критикует патриарха Варфоломея в документе, который имеет адресатом широкий круг международных организаций и мировую общественность. Его односторонние и противоречащие внутреннему праву Церкви действия усугубили кризис. «Константинопольский Патриарх таким образом несет персональную ответственность за организацию преследований верующих Украинской Православной Церкви».

Даниил Пареньков:
Политика канонов и границ

Синодальное заявление помещает украинскую религиозную политику в ряд известных случаев гонений на христианство, и это также важное послание для международных экспертов по религиозной свободе. Сопоставление преследований христиан в языческом Риме и в коммунистических режимах XX в. — широко распространенный образ, но история Украины XVI–XVII вв., т.е. эпохи религиозных войн, а затем и формирования Вестфальской системы, остается почти не осмыслена с точки зрения истории религиозной свободы. Не говоря уже о влиянии французского революционного антиклерикализма на государственные элиты, осуществлявшие гонения на православных. Синодальное заявление, напоминая о том, что Церковь — транснациональный институт с тысячелетней преемственной историей, ставит важную проблему исторической ответственности в будущем всех тех, кто участвует в нынешней компании давления на УПЦ, в том числе и патриарха Варфоломея (но не одного, а с «единомысленными ему иерархами»).

Упоминание патриарха Варфоломея в таком ключе представляет собой существенную угрозу для его политического авторитета. Ведь его символический вес в области международной политики складывается из того, что он «представляет 300 миллионов православных по всему миру» (из которых большая часть относится к Московскому патриархату). Константинопольский патриарх называет себя «духовным лидером» всех православных. Его традиционное старшинство в формулах византийской эпохи для сегодняшней системы международных отношений превратилось в светскую символическую власть, стало формой экспертного и общественного представительства. Заявление от епископов РПЦ к международным организациям о том, что патриарх Варфоломей не может представлять верующих РПЦ, настолько чувствительно меняет сложившуюся картину, что пока остается даже не оспоренным, — его просто проигнорировали в западной прессе.

Заявление Синода РПЦ, очевидно, не сможет привести к международной реакции, способной изменить и улучшить ситуацию украинских православных. Тем не менее это важное свидетельство о реальных проблемах, которое можно будет обсуждать в более благоприятные времена.

1. Как довольно точно отметил президент Украины П. А. Порошенко в 2018 г. по случаю создания ПЦУ: «У нас тут решается и будущее всемирного православия..»

2. Nikolai N. Petro. Ukraine Has a Civil Rights Problem (foreignpolicy.com)

3. Должность была создана в 1986 г. С 2022 г. ее занимает британский юрист иранского происхождения Назила Ганеа. О ее подходе можно судить по монографии «Свобода религии или убеждений: комментарий к международному праву (Freedom of Religion or Belief. An International Law Commentary. Oxford, 2016), написанной совместно с Хайнером Билефельдтом (уполномоченным по вопросам свободы религии и убеждений ООН в 2010–2016 гг.) и Майклом Винером.

4. Немаловажным было то, что 24 марта 2024 г. был опубликован Доклад ООН о ситуации с правами человека на Украине, где говорилось о том, что УПЦ, возможно, подвергается дискриминации.

5. На его основании 24 августа Патриарх Московский и всея Руси Кирилл обратился к религиозным лидерам мира с просьбой о поддержке и молитве за верующих УПЦ.

6. См. Emilov P. Borshch I. Modern Debates on Autocephaly in Orthodox Theology // Edward G. Farrugia, S.J. — Željko Paša, S.J. (eds.), Autocephaly: Coming of Age in Communion. Historical, Canonical, Liturgical, and Theological Studies, vol. II. Rome, 2023. P. 1011–1028.

7. Поэтому новый закон нельзя назвать реализацией принципа cuius regio, eius religio, ведь он не определяет главенствующие конфессии, но косвенно указывает в сторону «изгоя», оставляя при этом страну открытой миссионерской территорией.

8. Вспомним, что подавляющее большинство возвращенных РПЦ в 1988–1989 гг. храмов находились на Украине. См. Шахов М.О. Правовые основы действия религиозных объединений в Российской Федерации. М., 2013.

9. Исследуя действиями Константинопольского патриархата на более раннем этапе, историки отмечают характерную установку его церковной политики: «Законна та церковная группировка, которую в данный момент поддерживает наличная государственная власть» (См. диссертацию на соискание ученой степени доктора теологии свящ. А. В. Мазырина «Обновленческий раскол в Русской Церкви и Православный Восток: специфика взаимоотношений неканонической организации с Константинопольской Патриархией и другими Поместными Церквами». М., 2023. С. 457).