Японское стратегическое мышление и дискуссия о «наступательных вооружениях»

Сообщения о возможности приобретения Силами самообороны Японии так называемых «наступательных вооружений» на первый взгляд могут показаться свидетельством намерения Токио отказаться от принципов государственного пацифизма, определявших его внешнюю политику на протяжении всего послевоенного периода. Однако более внимательный взгляд на ситуацию, учитывающий и специфику системы принятия решений в японской политике, и особенности международного окружения Японии, показывает, что такой шаг, даже если он и будет реализован, вряд ли поколеблет те основания, на которых покоится стратегия японского государства в сфере национальной безопасности. Скорее, это станет естественным следствием тех вызовов, которые стоят перед современной Японией — серьезными потенциальными угрозами своей безопасности и со стороны обладающей ядерным оружием Северной Кореи, и со стороны ведущего себя все более напористо Китая. Если же это и будет иметь негативные последствия с точки зрения безопасности Российской Федерации, то они будут связаны не с непосредственной военной угрозой со стороны Японии, а с тем, что подобная ситуация может привести к дальнейшей милитаризации региона Восточной Азии в целом.

Как сказал американский экономист Джон Гэлбрейт, «политика — это выбор между гибельным и неприятным». Ситуация, в которой оказывается Токио в связи с растущей напряженностью в восточноазиатском регионе, является наглядной иллюстрацией этого тезиса. Бесконечно полагаться только на гарантии безопасности со стороны Соединенных Штатов Япония не может хотя бы потому, что практически сразу же после окончания периода послевоенной оккупации и оформления японо-американского союза Вашингтон однозначно дал понять: американская сторона ждет, что Япония станет все в большей степени брать на себя ответственность за обеспечение собственной безопасности. Более того, несмотря на все заверения в нерушимости альянса, звучащие из уст американских лидеров, изоляционистский курс Д. Трампа, а также политическая нестабильность в самих Соединенных Штатах порождают вполне обоснованные сомнения в надежности американских гарантий безопасности в долгосрочной перспективе.

Какова же в этой ситуации должны быть стратегия России? Как представляется, принципиально важными ее основаниями должны стать, во-первых, трезвый анализ причин и значимости тех изменений в военной политике Токио, которые мы можем увидеть в обозримом будущем, а во-вторых, стремление к реализации, прежде всего, собственных национальных интересов. Как уже говорилось выше, даже если Токио пойдет на приобретение новых наступательных вооружений, это не означает, что Япония будет представлять военную угрозу для России. Четко выраженное пусть и не согласие, но понимание позиции Токио станет позитивным фактором развития двусторонних отношений в целом, что может быть дополнительно закреплено активизацией обменов на уровне военных ведомств двух стран. С другой стороны, даже несмотря на всю важность для России сохранения и развития отношений стратегического партнерства с КНР, следует соблюдать осмотрительность в вопросе о том, следует ли Москве солидаризироваться с Пекином по его позиции относительно развития японского военного потенциала. Рефлекторное выражение согласия с китайской критикой Токио или даже участие в тех или иных шагах, имеющих целью оказание давления на японскую сторону (например, в совместных учениях) далеко не обязательно будет целесообразным и с точки зрения развития российско-японских отношений в частности, и с точки зрения поддержания стабильности в регионе Восточной Азии вообще.

Сообщения о возможности приобретения Силами самообороны Японии так называемых «наступательных вооружений» на первый взгляд могут показаться свидетельством намерения Токио отказаться от принципов государственного пацифизма, определявших его внешнюю политику на протяжении всего послевоенного периода. Однако более внимательный взгляд на ситуацию, учитывающий и специфику системы принятия решений в японской политике, и особенности международного окружения Японии, показывает, что такой шаг, даже если он и будет реализован, вряд ли поколеблет те основания, на которых покоится стратегия японского государства в сфере национальной безопасности. Скорее, это станет естественным следствием тех вызовов, которые стоят перед современной Японией. Если же это и будет иметь негативные последствия с точки зрения безопасности Российской Федерации, то они будут связаны не с непосредственной военной угрозой со стороны Японии, а с тем, что подобная ситуация может привести к дальнейшей милитаризации региона Восточной Азии в целом.

Вряд ли найдется другая страна, у которой контраст между воинственным прошлым и пацифистским настоящим был бы силен так же, как у современной Японии. Знаменитая девятая статья Конституции 1947 г. провозгласила отказ от войны как суверенного права нации и от создания сухопутных, морских и военно-воздушных сил, равно как и других средств войны. За весь послевоенный период Япония, имеющая в своем распоряжении Силы самообороны (которые фактически можно считать японской армией), ни разу не принимала прямого участия в боевых столкновениях. Хотя начиная с 1990-х гг. японские военнослужащие начали отправляться за рубеж для участия в миротворческих операциях ООН, участвовали в тыловом обеспечении международной коалиции в Афганистане и послевоенном восстановлении Ирака, все эти миссии принципиально не были связаны с применением силы со стороны японских военнослужащих. В этом смысле Япония превзошла даже послевоенную Германию, войска которой все же участвовали в боевых действиях, например, в Афганистане.

Джеймс Браун:
Японские ударные ракеты и их значение для Азиатско-Тихоокеанского региона

Тем не менее большее внимание привлекают периодически появляющиеся сообщения о том, что в японских политических кругах ведутся активные дискуссии относительно возможности приобретения Силами самообороны наступательных вооружений, таких как, например, американские ракеты «Томагавк».

Официальная риторика сводится к тому, что подобные системы, если они действительно поступят на вооружение Сил самообороны, могут быть использованы только для предотвращения непосредственной угрозы нападения на Японию. Наиболее часто обсуждаемый сценарий — ситуация, при которой достоверно известно, что КНДР готовится нанести ракетный удар по Японии, и в этом случае Силы самообороны могли бы использовать имеющиеся у них средства, чтобы поразить готовящуюся к старту баллистическую ракету еще на пусковой площадке.

Тем не менее, понятно, что подобные инициативы, пусть и сопровождающиеся множеством оговорок, становятся мишенью для острой критики и со стороны соседей Японии (прежде всего, Китая), и со стороны немалого количества представителей японской общественности, полагающих, что это может привести к росту напряженности в Восточной Азии и что это не соответствует принципам исключительно оборонительной военной политики, от которой Япония официально отказываться не собирается.

Что же на самом деле стоит за этими дискуссиями, насколько опасным для соседей Японии может стать расширение ударного потенциала японских Сил самообороны, и как к этой ситуации следует относиться России? Попробуем разобраться.

Начать следует со специфики военной политики Японии и процесса принятия решений японским правительством. Если сравнивать то, как происходит выработка важных политических решений в Токио, с тем, как она идет в Москве, Вашингтоне или Пекине, сильнее всего бросается в глаза то, что в случае с Японией подавляющее большинство важных решений принимается после долгого процесса обсуждений, согласований и корректировок, и даже когда на месте премьер-министра оказывается лидер, обладающий достаточной волей и политической поддержкой, чтобы проводить в жизнь свой собственный курс, ему приходится сталкиваться со значительным сопротивлением и со стороны части общественного мнения, и со стороны оппозиции, и, в некоторых случаях, со стороны определенной части бюрократии.

У подобной системы принятия решений есть и очевидные минусы, и некоторые плюсы. С одной стороны, подчас она оказывается слишком медленной, чтобы реагировать на внезапно появляющиеся вызовы, особенно внешнеполитического характера. Так, во время войны в Персидском заливе в 1990–1991 гг., несмотря на настоятельные просьбы со стороны Вашингтона, до самого конца конфликта японские политики не смогли договориться об отправке даже символического контингента Сил самообороны для помощи возглавляемой США коалиции. Эта медлительность нанесла существенный урон международному престижу Токио.

С другой стороны, стремление к тому, чтобы важные решения проходили всестороннее обсуждение, означает, что Япония не ввязывается в сомнительные внешнеполитические авантюры (в отличие, к примеру, от США и некоторых их союзников, чье нападение на Ирак в 2003 г. привело к сотням тысяч жертв со всех сторон конфликта и дестабилизации всего ближневосточного региона). В некоторых случаях это приводит к тому, что даже, казалось бы, уже принятые решения не проводятся в жизнь. Так произошло с решением о развертывании противоракетной системы Aegis Ashore, отмененным в июне 2020 г. Есть здесь и менее очевидный плюс: когда принятие важного решения осуществляется не одним человеком или узким кругом лиц, а проходит множество этапов и сопровождается активной общественной дискуссией, можно с гораздо большей степенью уверенности говорить о том, что за ним (скорее всего) не стоит каких-либо скрытых мотивов или планов.

Возвращаясь к теме наступательных вооружений или, как это чаще называют в Японии, «возможностей для удара по базам противника», можно сделать вывод, что нет оснований не доверять тем причинам и обоснованиям, которые приводятся японскими политиками и экспертами. Япония действительно сталкивается с серьезными потенциальными угрозами своей безопасности и со стороны обладающей ядерным оружием Северной Кореи, и со стороны ведущего себя все более напористо Китая. Имеющихся на вооружении Сил самообороны средств недостаточно для того, чтобы обеспечить сдерживание этих угроз при негативном развитии ситуации. И Япония не собирается возвращаться к довоенному милитаризму и не вынашивает агрессивных планов в отношении кого бы то ни было из своих соседей, включая Россию. Вряд ли можно считать доказательством таких коварных планов, например, пьяную выходку депутата японского парламента Маруяма Ходака, в мае 2019 года во время визита на Южные Курилы заявившего, что единственная возможность для Японии вернуть эти острова — война с Россией. Но даже в этом случае незадачливый политик скорее имел в виду, что никакого реалистичного способа вернуть эти так называемые «северные территории» у Японии нет. А если посмотреть на это с той точки зрения, что российско-японские переговоры по территориальной проблеме по-прежнему находятся в тупике, нельзя не признать, что доля истины в пессимизме Маруямы все же есть.

Как бы то ни было, с точки зрения целей и мотивации возможного приобретения Японией «наступательных вооружений», вполне можно согласиться с оценкой специалиста по российско-японским отношениям, доцента токийского Университета Темпл Джеймса Брауна, отметившего: «[…] из-за сохраняющегося решительного нежелания применять военную силу и строгих юридических ограничений, Япония по-прежнему остается самой миролюбивой страной в регионе. Это не изменится даже если Япония закупит ударные ракеты».

Но проблему можно поставить и иначе. Даже если допустить, что подобные шаги Японии вполне оправданы с точки зрения обеспечения ее безопасности от вполне реальных внешних угроз и что другое государство поступило бы на месте Японии таким же образом, остается вопрос о том, какие это может иметь негативные последствия, не зависящие от мотивации и намерений японского руководства.

И здесь приходится признать, что эти негативные последствия, по всей видимости, неизбежны в силу самой логики международных отношений. Другие региональные игроки, наблюдая качественную трансформацию военного потенциала Японии, будут наращивать свои арсеналы вне зависимости от того, насколько убедительными будут аргументы японского правительства в пользу необходимости такой трансформации. В результате вполне может оказаться, что Токио, стремясь и даже будучи вынужденным реагировать на внешние угрозы путем развития потенциала сдерживания, обнаружит, что вызванное этим усугубление международной обстановки только обострило эти угрозы. В теории международных отношений подобная ситуация называется «дилеммой безопасности»: усилия государства по укреплению своей безопасности провоцируют аналогичные усилия со стороны других государств, в результате чего безопасность всех игроков только уменьшается.

Олег Парамонов:
Индо-Тихоокеанская доктрина Синдзо Абэ — основа будущей внешней политики Японии

Как сказал американский экономист Джон Гэлбрейт, «политика — это выбор между гибельным и неприятным». Ситуация, в которой оказывается Токио в связи с растущей напряженностью в восточноазиатском регионе, является наглядной иллюстрацией этого тезиса. Бесконечно полагаться только на гарантии безопасности со стороны Соединенных Штатов Япония не может хотя бы потому, что практически сразу же после окончания периода послевоенной оккупации и оформления японо-американского союза Вашингтон однозначно дал понять: американская сторона ждет, что Япония станет все в большей степени брать на себя ответственность за обеспечение собственной безопасности. Более того, несмотря на все заверения в нерушимости альянса, звучащие из уст американских лидеров, изоляционистский курс Д. Трампа, а также политическая нестабильность в самих Соединенных Штатах порождают вполне обоснованные сомнения в надежности американских гарантий безопасности в долгосрочной перспективе.

В то же самое время перспективы развития собственного военного потенциала сдерживаются целым рядом «пацифистских» норм, включающих в себя 9 статью Конституции, но ею не ограничивающихся. И даже хотя многие из этих ограничений со временем оказались отменены или ослаблены — как, к примеру, нормы о запрете на экспорт вооружений, или запрет на коллективную самооборону — часть из них не только сохранилась, но и стала основой для широкого общественного консенсуса. Это относится, например, к принципиальному курсу на исключительно оборонительный характер военной политики и неучастие в вооруженных конфликтах за рубежом или мнению о недопустимости обладания ядерным оружием. Таким образом, инициатива пересмотра таких, глубоко укоренившихся норм была бы крайне проблематичной не только юридически, но и политически.

Наконец, не говоря уже о том, что у Японии нет дипломатических отношений с КНДР, не снижается градус недоверия в ее отношениях с двумя другими ближайшими соседями — Южной Кореей и КНР. Причем если в случае с КНР эта напряженность во многом вызвана более широким международным контекстом, а именно — все более усугубляющимся американо-китайским противостоянием, то в отношениях Токио и Сеула наиболее серьезным отягощающим фактором является проблема ответственности Японии за период колониального господства в Корее в 1910–1945 гг. Подобно тому, как это бывает и в других регионах мира (достаточно посмотреть на Восточную Европу), националистически настроенные представители южнокорейского политического истеблишмента и общественности используют исторические обиды как инструмент консолидации своих сторонников и оказания давления на Токио.

Какова же в этой ситуации должны быть стратегия России? Как представляется, принципиально важными ее основаниями должны стать, во-первых, трезвый анализ причин и значимости тех изменений в военной политике Токио, которые мы можем увидеть в обозримом будущем, а во-вторых, стремление к реализации, прежде всего, собственных национальных интересов. Как уже говорилось выше, даже если Токио пойдет на приобретение новых наступательных вооружений, это не означает, что Япония будет представлять военную угрозу для России. Четко выраженное пусть и не согласие, но понимание позиции Токио станет позитивным фактором развития двусторонних отношений в целом, что может быть дополнительно закреплено активизацией обменов на уровне военных ведомств двух стран. С другой стороны, даже несмотря на всю важность для России сохранения и развития отношений стратегического партнерства с КНР, следует соблюдать осмотрительность в вопросе о том, следует ли Москве солидаризироваться с Пекином по его позиции относительно развития японского военного потенциала. Рефлекторное выражение согласия с китайской критикой Токио или даже участие в тех или иных шагах, имеющих целью оказание давления на японскую сторону (например, в совместных учениях) далеко не обязательно будет целесообразным и с точки зрения развития российско-японских отношений в частности, и с точки зрения поддержания стабильности в регионе Восточной Азии вообще.