Вызовы германской конкурентоспособности: китайский фактор

5 февраля 2019 г. германский федеральный министр экономики и энергетики П. Альтмайер представил «Национальную промышленную стратегию 2030», которая предполагает, что государство будет оказывать поддержку избранному кругу компаний, представляющих ключевые отрасли германской экономики. 19 февраля канцлер А. Меркель заявила о необходимости обсудить новую европейскую индустриальную политику на саммите ЕС в конце марта, сконцентрировав внимание на реформировании европейского конкурентного права. В тот же день министр экономики П. Альтмайер и его французский коллега Б. Ле Мэр приняли «Франко-германский манифест европейской индустриальной политики XXI века», в котором вновь говорится об изменении правил конкуренции ЕС.

«Если некоторые страны усиленно субсидируют свои компании, как же могут компании, действующие в основном в Европе, честно конкурировать с ними?» — задаются вопросом авторы документа. — «Существующие правила должны быть пересмотрены, поскольку… в число 40-ка крупнейших компаний мира входят лишь пять европейских».

В Европе, где «скрытыми чемпионами» традиционно были малые и средние предприятия, размер компании внезапно стал главным критерием ее конкурентоспособности, а отказ от зрелой и хорошо функционирующей конкурентной политики ЕС — залогом создания «отраслевых чемпионов». Неясно лишь, как уничтожение здоровой внутриевропейской конкуренции и нарушение германского антимонопольного законодательства поспособствует развитию промышленности и «отраслей будущего», и каким образом это заставит Китай отказаться от государственного финансирования компаний, кражи интеллектуальной собственности или ограничений доступа на свой рынок.

Создается впечатление, что Германия и ее партнеры ищут универсальное и очевидное решение, представляя линейной проблему, которая на деле является объемной и состоит из нескольких измерений.

Во-первых, речь идет о росте тенденций протекционизма, нарушении устоявшихся партнерских связей, торговой войне «всех против всех». В этих обстоятельствах дальнейший осознанный отказ от достижений глобализации, особенно со стороны ФРГ, в значительной степени зависящей от свободной торговли, кажется нелогичным. Таким представляется и намерение субсидировать неконкурентоспособное производство батарей для электромобилей в Германии, и безосновательная блокировка компании, способной обеспечить ФРГ сетями 5G, наличие которых критически необходимо для развития коммуникации, управления, интернета вещей, а значит, и промышленности, и без которых глобальные конкурентные позиции определенно будут утрачены.

Во-вторых, адаптация германской (и европейской) экономики к этим условиям происходит через укрепление конкурентных (штандортных) преимуществ — инвестирование в НИОКР и образование, реформирование системы налогообложения для малого и среднего бизнеса, сокращение отставания в процессах дигитализации и т.д.

Наконец, экономические амбиции КНР реализуются с использованием нерыночных инструментов при поддержке авторитарного государства; существует риск возникновения угрозы технологической и информационной безопасности. Необходима интенсификация диалога с Китаем, в том числе, в рамках ВТО, выработка упорядочивающих рамочных условий партнерства (например, дальнейшее развитие всеобъемлющей стратегии по наращиванию связей между Европой и Азией, основы которой были представлены в сентябре 2018 г.), защита стратегических отраслей экономики, законодательное ужесточение контроля над инвестициями в отрасли, связанные с безопасностью.

5 февраля 2019 г. германский федеральный министр экономики и энергетики П. Альтмайер представил «Национальную промышленную стратегию 2030», которая предполагает, что государство будет оказывать поддержку избранному кругу компаний, представляющих ключевые отрасли германской экономики. Причина появления такого документа, потенциально противоречащего принципам социального рыночного хозяйства и свободного рынка, — опасения федерального правительства по поводу утраты Германией своих конкурентных позиций на фоне неопределенности и новых вызовов мировой экономики. Очевидно, что соперник в первую очередь внушающий страх — это Китай. Именно Китай все в большей степени составляет конкуренцию Германии в тех сферах, в которых последняя традиционно сильна.

Андрей Кортунов:
Европейский союз и ветер с Востока

Еще в июле 2017 г. федеральное правительство приняло поправку к Постановлению о внешнеэкономической деятельности (Außenwirtschaftsverordnung), ужесточающую подход к проверке иностранных капиталовложений и ограничивающую возможности китайских инвесторов в первую очередь в сфере «технологий будущего» и критической инфраструктуры. Она была применена в 2018 г., когда государственный банк KfW выкупил 20% акций оператора электросетей 50Hertz, чтобы предотвратить их приобретение китайским концерном SGCC. В декабре 2018 г. кабинет принял решение о дальнейшем снижении порога проверки до 10% долевого участия, в случае если сделки затрагивают интересы безопасности ФРГ.

Впрочем, государственное вмешательство касается не только поглощений, но и защиты в самом широком смысле. Лишь в начале февраля завершилось резонансное обсуждение возможности участия китайского концерна «Huawei» в строительстве 5G сетей на территории Германии. Главным поводом для сомнений, можно ли допускать компанию на немецкий рынок, стали недоказанные обвинения в шпионаже. В результате было принято решение не запрещать Huawei участвовать в строительстве сотовых сетей нового поколения, но ужесточить требования ко всем поставщикам оборудования на законодательном уровне. Отметим, что скорейшее обеспечение всей территории Германии технологиями 5G является одной из целей действующего коалиционного договора, при этом по степени дигитализации (и развития цифровой инфраструктуры в частности) ФРГ значительно отстает как от собственных планов, так и от европейских партнеров; и сокращение этого отставания является залогом реализации других ключевых промышленных стратегий. В подобных обстоятельствах отказ от сотрудничества с одним из мировых лидеров в сфере 5G-оборудования означал бы лишь усиление этого отставания.

Сама «Национальная промышленная стратегия 2030» пока не стала четким указанием к действию, но послужила катализатором широкой общественно-политической дискуссии, которую, возможно, уже давно стоило начать: каковы основные угрозы конкурентоспособности ФРГ на мировом рынке, меняются ли правила игры, как следует отвечать на эти вызовы и какова возможная роль государства в этом процессе? Очевидно, что мнения политиков и экономистов по этому поводу расходятся.

В апреле 2018 г., открывая Ганноверскую промышленную ярмарку, канцлер Германии А. Меркель заявила о необходимости выстоять в конкурентной борьбе с Китаем в сфере искусственного интеллекта. Политик при этом отметила, что государство должно обеспечить рамочные условия и налоговые преференции для инновативного малого и среднего бизнеса. Ее преемница на посту председателя ХДС и, вероятно, будущий кандидат на пост канцлера А. Крамп-Карренбауэр гораздо более активно выступает за «сильное государство» и «стратегическую индустриальную политику».

«Национальная промышленная стратегия 2030» сразу стала объектом острой критики со стороны многих германских экономистов. Предложения П. Альтмайера о пересмотре германского и европейского конкурентного права с целью создания гигантских «корпораций-чемпионов» и формирования специального фонда государственного участия дали повод упрекнуть его в заигрывании с плановой экономикой и использовании «китайских инструментов». Союз германских промышленников (BDI) поддержал такое начинание, полагая, что конкуренция с Китаем не является справедливой, поскольку за спиной китайских компаний всегда стоит государство и его промышленная политика. Впрочем, исполнительный директор Союза Й. Ланг считает, что правительству не следует защищать бизнес от поглощений, но стоит оказать поддержку новым технологическим проектам, а руководитель BDI Д. Кемпф заявил, что «решения об инвестициях принимает бизнес». Президент Объединения торгово-промышленных палат Германии (DIHK) Э. Швайцер скептически отнесся к новой стратегии и, опираясь на прошлый опыт, усомнился в том, что «политики знают лучше, что такое рынки, отрасли или технологии будущего». Он порекомендовал правительству сконцентрировать свои усилия на улучшении штандортных факторов. Действительно, отход от традиционной промышленной политики адресной поддержки в пользу штандортной политики, произошедший в последние 30–40 лет, стал залогом процветания германской индустрии. Улучшение требующих этого рамочных условий и есть «политика порядка», осуществление которой является традиционной ролью государства в германском социальном рыночном хозяйстве. Возвращение к практике избирательной государственной поддержки может иметь для германской промышленности обратный эффект, недаром лидер СвДПГ К. Линднер назвал предложения министра П. Альтмайера «политикой беспорядка».

Сотрудничество с Китаем: риски и возможности

destatis.de

Между тем китайский рынок остается одним из важнейших направлений развития для германского бизнеса. За минувшие 10 лет германо-китайские торгово-экономические отношения пережили стремительный рост и качественные изменения. В 2016 г. Китай впервые стал важнейшим торговым партнером ФРГ, заняв место США (а ранее — Франции, которая оставалась главным партнером ФРГ с 1975 по 2014 гг.), а в 2017 г. только укрепил свои позиции. Стоимость двусторонней торговли товарами составила 188 млрд евро, при этом импорт из Китая достиг 101, 8 млрд евро. В 2018 г. Китай вновь стал важнейшим торговым партнером ФРГ, объем двусторонней торговли при этом составил 199,3 млрд евро. Китайский рынок настолько важен для германских компаний, что порой приходится говорить о зависимости бизнеса — порядка 15% продаж концернов, входящих в индекс DAX-30, в 2018 г. приходилось на Китай, где расположены 700 их дочерних предприятий. Особенно велик этот показатель для автомобильных компаний. Так, для Volkswagen он составил 39%, для BMW 25%. Столь же значим этот рынок и для германского производителя полупроводников Infineon, доля продаж которого в Китае достигла 34% [1]. Основными покупателями его продукции являются китайские цифровые гиганты, например, Huawei, который продает свое оборудование на германской рынке. Еще одно перспективное направление — бурно развивающийся китайский рынок электромобилей, которому требуются полупроводники как для самих транспортных средств, так и для зарядных станций. Несмотря на растущий спрос, в 2018 г. концерн начал строительство нового автоматизированного производства чипов не в Азии, а в австрийском Филлахе в первую очередь из-за опасений утратить ноу-хау как стратегическое преимущество и уступить позиции китайским производителям.

Согласно китайской статистике, Германия — четвертый в мире по значимости и крупнейший европейский торговый партнер страны. Кроме того, ФРГ была и остается основным центром притяжения китайских инвестиций в Европе. Капиталовложения китайских компаний неуклонно росли с середины 2000-х гг. и достигли своего максимума в 2016 г. Тогда количество приобретенных компаний или долевого участия составило 390, а их стоимость — 85,8 млрд долл., из которых на Германию пришлось 68 сделок стоимостью 12,5 млрд долл., китайские инвестиционные проекты обеспечили создание 2,4 тыс. новых рабочих мест. При этом 41% поглощений пришелся на германские промышленные предприятия. Именно 2016 год стал годом резонансных приобретений высокотехнологичных компаний, в число которых вошли производитель робототехники «Kuka», энергетическая компаний «EEW», производитель светотехники «Osram» и машиностроительная компания Krauss-Maffei». Среди причин переориентации с привычной модели дешевого массового производства на высокие технологии — несомненное качественное развитие китайской экономики наряду с ее замедлением и ростом стоимости труда. Дополнительным катализатором стала появившаяся в 2015 г. стратегия «Made in China 2025», которая предполагает превращение Китая в индустриального лидера путем модернизации и дигитализации 10-ти ключевых отраслей. В числе этих отраслей — приоритетные для Германии направления: машиностроение, производство электромобилей, робототехника, железнодорожное оборудование и другие. Достижение целей стратегии, во многом совпадающих с германскими целями, щедро финансируется через государственные программы поддержки.

Несмотря на это, в 2015 г. в Пекине федеральный министр экономики З. Габриэль и его китайский коллега Мяо Вэй подписали протокол о намерениях, который стал развитием начатого в 2014 г. германо-китайского инновационного партнерства в сфере «Industrie 4.0» и связал его с новой стратегией КНР. Эта кооперация в дальнейшем углублялась, и к концу 2018 г. насчитывалось уже более 40-ка германо-китайских проектов в этой области, состоялись два германо-китайских симпозиума по умному производству и сетевизации производственных процессов («Industrie 4.0 Symposium»). С одной стороны, это создает повышенный спрос на германские разработки — как оборудование, так и программные продукты — в сфере роботизации промышленности; с другой — возникают риски трансфера технологий и злоупотребления данными, которые особенно болезненны для малого и среднего бизнеса.

В 2017 и 2018 гг. количество сделок слияния с участием китайского капитала в Европе в целом заметно уменьшилось, их было 247 и 196 соответственно, сокращение в 2018 г. составило 21%. В стоимостном выражении сокращение составило 46% — 57,6 млрд долл. в 2017 г. и 31,2 млрд долл. в 2018 г. (в Германии — 22%, до 10,7 млрд долл.) [2]. Среди причин отрицательной динамики, помимо некоторых изменений приоритетов китайской политики, усиление настороженности и избирательности в европейских компаниях и ужесточение законодательных барьеров. В 2017 г. председатель Еврокомиссии Ж.-К. Юнкер заявил о необходимости создания механизма проверки прозрачности инвестиций в европейскую инфраструктуру и высокотехнологичные компании. Более строго подхода Комиссии потребовали отдельные государства — члены ЕС, в том числе, Германия, Франция и Италия (содержание этого механизма было согласовано Еврокомиссией в ноябре 2018 г.) В ответ Китай предостерег Евросоюз от усиления протекционизма и связанных с этим потерь, при этом доступ на китайский рынок для европейских инвесторов по-прежнему остается затрудненным. Стоит отметить, что ЕС и Германия уже многие годы тщетно добиваются большей открытости китайского рынка и устранения дискриминационных норм в отношении своих компаний. Заключение двухстороннего инвестиционного соглашения между Европейским союзом и Китаем могло бы способствовать достижению прогресса в этих вопросах.

Андрей Кортунов:
Взгляд на площадь Тяньаньмэнь через Бранденбургские ворота

Переговоры по такому соглашению перешли на новый уровень на 20-м саммите ЕС — Китай, состоявшемся в Пекине в июле 2018 г. В ходе саммита стороны обменялись предложениями о доступе на свои рынки. Европейский инвестиционный фонд (EIF) и китайский Фонд Шелкового Пути (SRF) подписали меморандум о взаимопонимании, направленный на укрепление инвестиционного сотрудничества между ЕС и Китаем и развитие взаимодействия между «Инициативой пояса и пути» (BRI, или ИПП) и т.н. Планом Юнкера (Investment Plan for Europe). Напомним, что значительная часть китайских инвестиций в Европу связана с BRI — капиталовложения в железнодорожную и портовую инфраструктуру; а в мае 2017 г. эта инициатива приобрела еще и цифровое измерение (Digital Silk Road). Открывая форум «Пояс и путь», председатель КНР Си Циньпин заявил о необходимости инновационного развития и кооперации в сфере передовых технологий, связанных с четвертой промышленной революцией, искусственным интеллектом и цифровой экономикой. Масштабные инициативы, связанные с созданием Цифрового шелкового пути, наряду со стратегией Made in China 2025 в еще большей степени обостряют конкуренцию ЕС и Китая в сфере высоких технологий, повышая давление в том числе на германскую экономику.

В декабре 2018 г. канцлер А. Меркель заявила, что в период председательства ФРГ в Совете ЕС в 2020 г. Саммит ЕС — Китай пройдет в Германии. А. Меркель проводит двухсторонние межправительственные консультации на высшем уровне с 2011 г., и она заинтересована в том, чтобы возглавить диалог с КНР на европейском уровне и попытаться выработать единую позицию, отражающую интересы не только институтов ЕС, но и государств — членов Евросоюза. Пока их взгляды на усиление китайского присутствия в Европе сильно расходятся.

Германские идеи на европейском уровне

Вернемся к «Национальной промышленной стратегии» ФРГ, в которой делается существенный акцент на необходимости поддержки европейской индустрии в целом. Это вполне естественно, учитывая то, какое значение придает федеральное правительство укреплению европейской экономики как надежной среды для сохранения собственной конкурентоспособности. 19 февраля канцлер А. Меркель заявила о необходимости обсудить новую европейскую индустриальную политику на саммите ЕС в конце марта, сконцентрировав внимание на реформировании европейского конкурентного права. В тот же день министр экономики П. Альтмайер и его французский коллега Б. Ле Мэр приняли «Франко-германский манифест европейской индустриальной политики XXI века», в котором вновь говорится об изменении правил конкуренции ЕС. Очевидно, страны болезненно восприняли недавний запрет Еврокомиссии на слияние подразделений концернов «Siemens» и «Alstom», занимающихся производством железнодорожного транспорта. Вместе они должны были составить достойную конкуренцию китайскому государственному гиганту «CRRC». «Если некоторые страны усиленно субсидируют свои компании, как же могут компании, действующие в основном в Европе, честно конкурировать с ними?» — задаются вопросом авторы документа. — «Существующие правила должны быть пересмотрены, поскольку… в число 40-ка крупнейших компаний мира входят лишь пять европейских».

Николай Власов:
Германия между Востоком и Западом

Итак, в Европе, где «скрытыми чемпионами» традиционно были малые и средние предприятия, размер компании внезапно стал главным критерием ее конкурентоспособности, а отказ от зрелой и хорошо функционирующей конкурентной политики ЕС — залогом создания «отраслевых чемпионов». Неясно лишь, как уничтожение здоровой внутриевропейской конкуренции и нарушение германского антимонопольного законодательства поспособствует развитию промышленности и «отраслей будущего», и каким образом это заставит Китай отказаться от государственного финансирования компаний, кражи интеллектуальной собственности или ограничений доступа на свой рынок.

Создается впечатление, что Германия и ее партнеры ищут универсальное и очевидное решение, представляя линейной проблему, которая на деле является объемной и состоит из нескольких измерений.

Во-первых, речь идет о росте тенденций протекционизма, нарушении устоявшихся партнерских связей, торговой войне «всех против всех». В этих обстоятельствах дальнейший осознанный отказ от достижений глобализации, особенно со стороны ФРГ, в значительной степени зависящей от свободной торговли, кажется нелогичным. Таким представляется и намерение субсидировать неконкурентоспособное производство батарей для электромобилей в Германии, и безосновательная блокировка компании, способной обеспечить ФРГ сетями 5G, наличие которых критически необходимо для развития коммуникации, управления, интернета вещей, а значит, и промышленности, и без которых глобальные конкурентные позиции определенно будут утрачены.

Во-вторых, адаптация германской (и европейской) экономики к этим условиям происходит через укрепление конкурентных (штандортных) преимуществ — инвестирование в НИОКР и образование, реформирование системы налогообложения для малого и среднего бизнеса, сокращение отставания в процессах дигитализации и т.д.

Наконец, экономические амбиции КНР реализуются с использованием нерыночных инструментов при поддержке авторитарного государства; существует риск возникновения угрозы технологической и информационной безопасности. Необходима интенсификация диалога с Китаем, в том числе, в рамках ВТО, выработка упорядочивающих рамочных условий партнерства (например, дальнейшее развитие всеобъемлющей стратегии по наращиванию связей между Европой и Азией, основы которой были представлены в сентябре 2018 г.), защита стратегических отраслей экономики, законодательное ужесточение контроля над инвестициями в отрасли, связанные с безопасностью.

1. Рассчитано автором на основе данных Statista https://de.statista.com

2. Chinesische Unternehmenskäufe in Europa Eine Analyse von M&A-Deals 2006–2018. Ernst & Young GmbH, Februar 2019.