Война за статус

По официальным данным, Россия направила свои Воздушно-космические силы (ВКС) на помощь Башару Асаду для борьбы с террористической группировкой «Исламское государство». Лидеры Запада тонко намекают, что задача Москвы — спасение Б. Асада и российских позиций в Сирии. Украинские элиты и поддерживающие их силы в США и Европе убеждены в том, что В. Путин начал войну в Сирии, чтобы отвлечь весь мир от своей «агрессии» на Украине. В действительности российская операция — это не просто борьба с терроризмом и спасение Б. Асада, но и выход внешней политики России на принципиально новый уровень.

По официальным данным, Россия направила свои Воздушно-космические силы (ВКС) на помощь Башару Асаду для борьбы с террористической группировкой «Исламское государство». Лидеры Запада тонко намекают, что задача Москвы — спасение Б. Асада и российских позиций в Сирии. Украинские элиты и поддерживающие их силы в США и Европе убеждены в том, что В. Путин начал войну в Сирии, чтобы отвлечь весь мир от своей «агрессии» на Украине. В действительности российская операция — это не просто борьба с терроризмом и спасение Б. Асада, но и выход внешней политики России на принципиально новый уровень.

Два компонента

Российская операция в Сирии только началась, но уже обросла множеством мифов. Один из них — В. Путин влез в Сирию с «шашкой наголо», без четкого плана входа, действий и выхода. И в лучшем случае Москва получит от этой операции дипломатическое фиаско и новые теракты на своей территории, в худшем — новый Афганистан. Возможно, разговоры об этом ведутся потому, что Запад не может выступать напрямую против российской антитеррористической операции. Поэтому ему приходится критиковать косвенно — через разговоры о бомбежках не тех сил и непродуманности операции.

Безусловно, доля истины в этой критике есть, особенно в части возможных терактов. Однако Москва четко понимает, зачем она пришла в Сирию и почему именно в данный момент. В. Путин ясно дал понять, что линия обороны страны от международного терроризма проходит не по границам России и даже не по таджикско-афганской границе, а в Сирии, где «по разным оценкам, на стороне ИГИЛ уже воюют от пяти до семи тысяч выходцев из России и других стран СНГ». И в этом понимании своих задач кроется одна из причин успешности российского вмешательства по сравнению с американским. Именно понимание, по мнению бывшего госсекретаря США Кондолизы Райс и бывшего министра обороны Роберта Гейтса, привело к тому, что В. Путину удалось так хорошо «разыграть свои слабые карты».

EPA / ALEXANDER ZEMLIANICHENKO
Игорь Иванов:
План Путина

Еще одна причина успешности — своевременность. Россия давно могла отправить авиацию на помощь Сирии, не сейчас (по словам официального представителя МИД Марии Захаровой, «на стадии запущенности»), а гораздо раньше, когда армия Б. Асада была более многочисленной и боеспособной. Однако для начала операции Москве нужна была группировка ИГ, которая благодаря своим роликам стала ассоциироваться с абсолютным злом. Соответственно, начав операцию в последних числах сентября 2015 г., В. Путин предстал перед миром не угнетателем сирийских борцов за свободу, а избавителем региона от всемирного зла, которое не смогли или не захотели победить американцы. И ракетно-бомбовые удары российских ВКС за последние три недели оказались более эффективными, чем действия американской коалиции. По данным ВВС, к середине сентября 2015 г. американцами и их союзниками всего было нанесено более 6000 ударов в Сирии и Ираке. Однако они не остановили ИГ — террористы продолжали захватывать новые территории и продвигаться в Сирии. Российские же ВКС менее чем за месяц (с конца сентября 2015 г.) нанесли более 700 авиаударов, разрушили множество объектов инфраструктуры боевиков и как минимум остановили их наступление на позиции Б. Асада. Правда, часть ударов была нанесена не по ИГ, а по другим террористическим группировкам.

Что касается самой операции, то, по словам официального представителя МИД М. Захаровой, концепция России в Сирии включает два компонента: первый — борьбу с ИГИЛ, «Джабхат ан-Нусрой» и теми, кто использует террористические методы, второй — консолидацию усилий всех, кто занят урегулированием кризиса в стране.

В рамках первого компонента войска Б. Асада наступают на Алеппо. Наступление идет с трудом, однако стратегическое преимущество на стороне правительственных войск: боевикам, которые к тому же активно воюют между собой, нечего противопоставить ни российской авиации, ни иранским резервам. В рамках второго аспекта Москва пытается принудить оппозицию сесть за стол переговоров, причем не только словами [1], но и бомбами. По словам К. Райс и Р. Гейтса, в Москве прекрасно понимают, что дипломатическое измерение конфликта зависит от состояния дел на театре военных действий, а не наоборот. В. Путин уже заявил об этом в интервью ведущему телеканала «Россия-1» Сергею Соловьеву: пока террористы осаждают Дамаск, никто из оппозиции с Б. Асадом договариваться не будет.

Компромисс есть

REUTERS/Alexei Nikolsky/RIA Novosti
Иван Тимофеев:
Новая предсказуемость России

Возможно, переубедить оппозицию помогут некоторые ее спонсоры. Перед операцией Москва провела серьезную работу на дипломатическом поле. Если отбросить официоз и ряд детерминированных публичных заявлений, то можно заметить, что Россия пришла к взаимопониманию по Сирии с основными заинтересованными сторонами.

Наибольшего успеха, как ни странно, удалось достичь на переговорах со странами коллективного Запада, отношения с которыми из-за кризиса на Украине резко ухудшились. Да, американцы сейчас критикуют Россию за ее операцию в Сирии, но эта критика связана скорее с внутриполитическими обстоятельствами (разногласия между Белым домом и Конгрессом) и вопросом имиджа. По мнению некоторых исследователей, молчание американцев относительно российской операции в Сирии, которое Б. Обама называет «стратегическим терпением», можно было бы истолковать как признак слабости Вашингтона, готовности уйти из региона и бросить его на произвол русских, иранцев, китайцев и др. На деле же Москве удалось достичь с американцами и европейцами рамочного компромисса по двум основным вопросам: судьба Б. Асада и судьба условной светской оппозиции в Сирии.

Долгое время вопрос о том, должен ли Б. Асад остаться у власти, был одним из камней преткновения между Москвой и Тегераном, с одной стороны, и Вашингтоном с Брюсселем — с другой. Америка и Европа требовали немедленной отставки Б. Асада, поскольку она открыла бы им двери для выхода из столь затратной в имиджевом отношении сирийской операции. Западу нужна победа, в противном случае очередное военное поражение на Ближнем Востоке может стать серьезным ударом по американскому и европейскому лидерству. А поскольку США и ЕС всегда заявляли, что их цель — отставка Б. Асада, соответственно, уход сирийского президента можно было бы считать победой. Однако Москва и Тегеран не давали Западу победить, так как для них сохранение Б. Асада у власти — гарантия незыблемости их позиций в этой стране (для Москвы Сирия — плацдарм ближневосточной политики, для Ирана — выход в Левант и к Средиземному морю), которые они не хотели бы потерять.

В итоге стороны пришли к общему знаменателю на основе формулы «Башар Асад должен уйти, но когда-нибудь потом». «Мы готовы обсуждать разумный план передачи власти, в рамках которого Б. Асад будет какое-то время вовлечен в этот процесс, — заявил министр иностранных дел Великобритании Филип Хэммонд. — Мы не требуем, чтобы он сразу покинул свой пост». С аналогичным заявлением выступил и госсекретарь США Джон Керри, добавивший, что немедленный уход Б. Асада повлечет за собой дополнительную нестабильность. В ответ Москва и Тегеран дали понять, что Б. Асад может и не участвовать в президентских выборах, которые будут объявлены после окончания гражданской войны в стране.

Относительно судьбы светской оппозиции также был найден рамочный компромисс [2], смысл которого заключается в том, что оппозиция должна подписать коалиционное соглашение с властью. Об условиях этого компромиссного соглашения договориться, естественно, не удалось — оппозиция не является ни централизованной силой, ни полностью подчиняющейся американцам структурой, которой Вашингтон мог бы диктовать свои требования. Поэтому в силу вступил естественный отбор, и все нынешние действия в отношении оппозиции — Москва бомбит, США критикуют российские бомбежки — связаны с определением того, какая ее часть и на каких условиях подпишет данное соглашение.

Новая политика

Министерство обороны РФ
Александр Ермаков:
«Сухие» в Сирии

Разумеется, чисто теоретически Москве не нужно было вести многонедельные крайне сложные переговоры с США, ЕС, Саудовской Аравией и другими странами. Россия вполне могла бы вступить в сирийский конфликт без согласований, и позиция Запада вряд ли чем-то отличалась бы от нынешнего «стратегического терпения». Дело в том, что, во-первых, речь идет о борьбе с «абсолютным злом», во-вторых, Россия фактически решает за американцев их проблемы. Вместо элемента сдерживания Ирана или вовлечения его в войну на периферии сирийская гражданская война превратилась в источник сложнейших проблем. Она породила ИГ, вирус, угрожающий американским союзникам из числа арабских монархий, а также проблему беженцев в Европе. Учитывая серьезные внутриполитические ограничения в ЕС и США, решать эту проблему так, как нужно, т.е. ликвидацией военной инфраструктуры ИГ, отстрелом боевиков и наведением порядка в Сирии, может только Россия.

Однако Москва все равно пошла на согласование по одной простой причине. Кремль рассматривает операцию в Сирии не просто как защиту России от угрозы терроризма. Сирийская операция может и должна ознаменовать переход российской политики на качественно новый уровень — от региональной и реактивной к мировой и инициативной дипломатии.

Ни для кого не секрет, что Россия на всех форумах и площадках позиционирует себя как великая держава, достойная роли одного из центров силы многополярного мира. Однако при этом Кремль проводил политику, далекую от своих амбиций. Даже уже в период правления В. Путина значительная доля сил и средств российской внешней политики уходила на постсоветское пространство, что позволило американцам называть Россию не глобальной, а «региональной державой». Безусловно, в серьезном отношении к собственной периферии ничего предосудительного нет, но только в том случае, если эти средства тратятся на усиление позиций и укрепление тылов для того, чтобы заниматься глобальными задачами. Между тем в реальности политика России в странах СНГ была направлена лишь на пассивную защиту своих интересов от агрессивной политики коллективного Запада. Глобальной политики как таковой вообще не было: она строилась на отрицании американской гегемонии и призывах к многополярному миру, была реактивной и не предполагала выстраивания собственной системы координат.

Однако постепенно российская внешняя политика эволюционировала. Неуспешная поначалу защита постсоветского пространства после второго Майдана переросла в относительно успешную тактическую игру, в ходе которой Россия смогла переиграть Запад в определенных партиях. Затем появились глобальные идеи типа «поворота на Восток». Сирийская кампания представляет собой первую сущностную (в отличие от «поворота на Восток») российскую инициативу глобального характера, предлагающую решение серьезнейшей мировой проблемы. Причем это инициатива не наперекор США и западному миру, а в партнерстве с ним (как минимум молчаливом), на основе выработанных правил игры и, что важно, на абсолютно легитимных началах и в рамках существующей мировой системы. То есть так, как это должна делать уважаемая великая держава, а не так, как это делали американцы последние полтора десятка лет.

В результате операция в Сирии для России — это своего рода тест на соответствие статусу великой державы. Если Москва его пройдет, то ее авторитет поднимется до такого уровня, который позволит ей претендовать на роль одного из ключевых полюсов будущего многополярного мира. Это будет полюс, интересы и сфера влияния которого будут уважаться и признаваться во всем мире и который будет конструктивно участвовать в разрешении проблем будущего мироустройства. Сам факт, что ассоциируемая с Россией коалиция справилась с задачей, оказавшейся не под силу Америке, даст Москве колоссальные возможности на всем пространстве от Восточной Азии до Латинской Америки. Россия, имеющая хорошие отношения с рядом государств третьего мира, получит имидж страны, способной решать мировые проблемы. Сочетание этих факторов превратит Москву в идеального посредника в урегулировании региональных конфликтов, и ее позиции во многих регионах мира резко усилятся.

1. Например, заместитель главы МИД, спецпредставитель президента РФ по Ближнему Востоку и странам Африки Михаил Богданов встречался с одним из лидеров сирийской оппозиции Ахмедом Джарбой.

2. Об этом можно говорить хотя бы потому, что договоренности по будущему Сирии носят пакетный характер: если бы не договорились по оппозиции, не договорились бы и по Б. Асаду.