Книга с амбициозным названием «Рассвет всего: новая история человечества», написанная американским антропологом Дэвидом Гребером и британским археологом Дэвидом Уэнгроу, в каком-то смысле стала научным феноменом. Опубликованная в 2021 г. после десяти лет работы, она быстро была переведена на тридцать языков, получила множество различных оценок специалистов, а в 2022 г. была удостоена Премии Оруэлла как выдающаяся политическая работа. Несмотря на внушительный объем, исследование написано живым и увлекательным языком и представляет интерес как с академической, так и с литературной точки зрения.
Книга начинается с фундаментального вопроса — в чем причина неравенства в человеческой цивилизации? Гребер и Уэнгроу выдвигают тезис, согласно которому историческое развитие нельзя рассматривать как линейный процесс от простого к сложному. Для иллюстрации этой мысли авторы проводят сравнение общественного строя и жизненного уклада европейцев эпохи колонизации Нового Света и североамериканских индейцев, выдвигая по результатам сравнения идею того, что европейская эпоха Просвещения во многом стала ответом на социально-философскую критику государств и обществ Европы со стороны иных обществ. Кроме того, по словам авторов, видно, что наши предки были гораздо более изобретательны в том, что касается управления и самоорганизации. Они относительно свободно экспериментировали с различными формами социального и административного устройства, что позволяло им создавать более свободные и справедливые общества.
Однако, если история человечества оказывается не линейной, а разнообразной, что привело нас к текущему состоянию? По мнению Гребера и Уэнгроу, мы временно застряли в одной из возможных форм существования — государственной. Сама концепция государства, по мнению авторов, базируется на феномене трех форм господства — монополии на насилие, контроле над информацией и харизматической власти. По Греберу и Уэнгроу произошла потеря трех свобод, свойственных человеческим обществам: свободы уйти из сообщества, свободы не подчиняться и свободы создавать новые формы социального устройства.
Работа выделяется за счет ряда преимуществ и интересных моментов. Авторы сознательно отходят от классического понимания истории как линейного процесса, что позволяет им не ограничивать себя заранее дихотомией «совершенных» и «несовершенных» форм общественного устройства. Можно отметить нелинейность повествования, позволяющую свободно рассматривать самые разные аспекты исторического процесса по мере необходимости и свободно строить новую модель истории. Еще одно важное достоинство книги — рассмотрение роли незападных обществ не просто как уникальных феноменов в истории человечества, но и как акторов, повлиявших на становление самой европейской цивилизации.
С другой стороны, столь масштабное и междисциплинарное исследование не может не содержать и слабых сторон. Недостатки книги можно разделить на несколько категорий: фактологические, структурные и логические. Внимательному читателю бросается в глаза спорный характер некоторых представленных в книге тезисов. Еще один серьезный недостаток — избирательный подход к выбору фактов и интерпретаций тех или иных исторических ситуаций. Создается впечатление, будто факты подбираются под выдвинутую гипотезу, а не формируют ее. Наконец, при построении своей модели авторы как бы отодвигают на задний план целый ряд аспектов, традиционно считающихся важными факторами развития общества.
Несмотря на перечисленные критические моменты, книга «Рассвет всего: новая история человечества» производит впечатление монументальной работы. Во многих моментах ее можно назвать спорной, но все же она точно представляет собой свежий взгляд на ход развития цивилизации. Книга выполняет свою главную роль — не предоставляя четких рецептов и «правильных» ответов, она, тем не менее, задает читателю достойные размышлений вопросы и приглашает его мыслить об истории шире.
Несколько предварительных мыслей
Книга с амбициозным названием «Рассвет всего: новая история человечества», написанная американским антропологом Дэвидом Гребером и британским археологом Дэвидом Уэнгроу, в каком-то смысле стала научным феноменом. Опубликованная в 2021 г. после десяти лет работы, она быстро была переведена на тридцать языков, получила множество различных оценок специалистов, а в 2022 г. была удостоена Премии Оруэлла как выдающаяся политическая работа.
На момент написания рецензии это исследование, несмотря на свой ошеломительный успех, все еще более известно за рубежом, чем в нашей стране. Тем не менее, несмотря на внушительный объем (американское издание содержит около 700 страниц текста и 63-страничную библиографию), написано оно живым и увлекательным языком (авторам удалось органично совместить академическую щепетильность с публицистическим задором, тем самым сделав книгу близкой как экспертам, так и широкой аудитории) и несомненно представляет собой как академический, так и литературный интерес. Не будем пытаться пересказать его целиком, вместо этого попробуем проанализировать суть работы, ее сильные стороны и некоторые неоднозначные аспекты.
При этом важно иметь в виду политические предпочтения авторов — один из них придерживался анархических взглядов, что, вероятно, в некоторой степени отразилось в книге. Это не означает ее ангажированности, однако может внести некоторые важные уточнения в дальнейший анализ.
С чего мы начали…
Итак, книга начинается с фундаментального вопроса — в чем причина неравенства в рамках человеческой цивилизации? Авторы приводят два наиболее популярных объяснения: версию Руссо (изначально добрые, примитивные люди с развитием потеряли первозданную простоту жизненного уклада и пришли к диктату государственных систем) и версию Гоббса (изначально злые люди были вынуждены подчиниться такому диктату ради собственного выживания в войне всех против всех). Однако затем повествование делает крутой и довольно неожиданный поворот — авторами заявляется, что сумма накопленных исторических и антропологических фактов противоречит как первой, так и второй концепциям. Реальная жизнь оказывается сложнее. Дальнейшие рассуждения нацелены на построение альтернативной модели развития человечества, а сам изначальный вопрос объявляется бессмысленным.
Гребер и Уэнгроу выдвигают тезис, согласно которому развитие человечества нельзя рассматривать как линейный процесс от простого к сложному (например, движение «от анархии до государства») или от хорошего к плохому. Подобное мышление чрезмерно упрощает картину и является пережитком Эпохи Просвещения. Для иллюстрации этого тезиса авторы проводят сравнение общественного строя и жизненного уклада европейцев эпохи колонизации Нового Света и коренных народов Америки.
На первый взгляд привлекательность европейской цивилизации перед примитивными племенами должна быть неоспоримой. Однако этому простому выводу противоречат сразу несколько фактов. Во-первых, указывается, что индейцы оказались способны поддерживать общественный порядок без явных и привычных нам механизмов принуждения и вообще классических государственных институтов — члены племени не были обязаны беспрекословно подчиняться вождю, не существовало даже привычных методов наказания за преступления. Кроме того, существовало множество случаев, когда европейцы тем или иным образом попадали в индейскую среду, после чего отказывались возвращаться в родную цивилизацию. С интеллектуальной же точки зрения коренные американцы оказались не просто не слабее развитых европейцев, но стали неожиданно сильным противником в философских дебатах — настолько, что сами концепции Просвещения, как доказывают авторы, во многом оказались попыткой европейских мыслителей «защититься» от критики Западной цивилизации со стороны индейцев.
Может показаться, что это аргумент в пользу идеи Руссо о «потерянном рае» примитивных обществ. Однако антропология и изучение древнейшей истории говорят о том, что четкого момента перехода от «райской» простоты к «жестким» обществам не существует. Более того, среди племен коренных народов Америки, Африки и Азии исследователями отмечаются существенные различия — если некоторые общества действительно были эгалитарными, то другие походили на аристократические сообщества Запада с жесткой структурой и рабовладением. Учитывая примерно одинаковый технологический уровень племен, это подрывает еще один распространенный (свойственный, в основном, марксизму) тезис в духе «линейного развития» о том, что общественный строй порождается способом производства.
Вместо этого авторы начинают развивать мысль в другом направлении, описывая, что в некоторых племенах существует «сезонность», когда сообщества способны полностью менять свое устройство (от централизованной системы к демократической и даже к анархии) в зависимости от внешних условий, например, времени года. По некоторым свидетельствам, это же могло быть характерно и для самых ранних сообществ еще в эпоху Ледникового периода. Этот факт ломает традиционное представление о социальном развитии в духе «племя → вождество → государство», поскольку вместо прямого движения вперед цепочка оказывается гораздо более гибкой.
Нельзя считать точкой невозврата и возникновение городов как мест централизации власти. По словам авторов, вопреки распространенному заблуждению, даже в Месопотамии, считающейся эталоном модели развития типа «город → государство», ситуация обстояла куда сложнее, а первые города управлялись чем-то наподобие народных собраний. Города без признаков централизованной власти (например, дворцов или царских гробниц) находили также в Азии, Америке и Европе. Иными словами, не следует автоматически приравнивать урбанизацию к появлению государственного устройства и, как следствие, неравенства.
В целом наши предки были гораздо более изобретательны в том, что касается управления обществом. Они не рассматривали это как путь к чему-то лучшему — скорее, относительно свободно экспериментировали с различными формами социального и административного устройства, часто сознательно выбирая именно то, что подходило им в конкретный момент, имея свободу изменить все в случае необходимости.
...и к чему пришли?
Однако, если история человечества оказывается столь разнообразной с точки зрения форм социального, экономического и административного устройства, а найти четкий момент «потери рая» не представляется возможным, что же тогда привело нас к текущему состоянию? По мнению Гребера и Уэнгроу, мы временно застряли в одной из возможных форм существования — государственной.
Сама концепция государства, согласно авторам, базируется на феномене трех форм господства — монополии на насилие, контроля над информацией (это подразумевает в том числе управление с помощью бюрократической системы) и харизматической власти. Они в том или ином виде и сочетании существовали в каждом человеческом обществе, но в большинстве случаев присутствовал и активно использовался лишь один элемент. К примеру, власть вождей некоторых индейских племен была харизматической по своей природе, в связи с чем им приходилось скорее убеждать своих соплеменников, нежели руководить в классическом западном понимании. Однако в определенный момент и в определенных обществах эти три формы власти слились воедино, что породило государственность в ее современном виде. Именно такова модель устройства европейских обществ, и именно такую форму организации постепенно тем или иным образом приняли практически все общества мира. Однако к настоящему моменту человечество лишилось возможности гибко настраивать эту модель под текущие потребности и реалии времени. По Греберу и Уэнгроу произошла потеря трех свобод, свойственных изначальным человеческим обществам: свободы уйти из сообщества, свободы не подчиняться и свободы создавать новые формы социального устройства.
Заканчивают свою книгу авторы на позитивной ноте — несмотря на такие негативные изменения, мы все еще имеем возможность вернуться к более гибкому восприятию социальных моделей и тем самым вновь обрести как утраченные три свободы, так и вырваться из западноцентричной (и государство-центричной) парадигмы, в рамках которой история человечества предстает не чередой экспериментов, а линейным процессом «падения», а затем поступательной попытки построения «лучшего мира». Если человечество осознает ошибочность такого взгляда, мы сможем вернуться к истокам в хорошем смысле этого слова и наметить путь преодоления множества общественных проблем, свойственных современной цивилизации, в том числе неравенства.
Насколько стройна новая история?
Нельзя не заметить, что авторы совершили титанический труд. Конечно, до этого уже существовали глубокие описания истории человечества под принципиально отличающегося от классического углом (например, знаменитая книга Джареда Даймонда «Ружья, микробы и сталь» [1] или «Sapiens. Краткая история человечества» Юваля Харари [2]), однако исследование Гребера и Уэнгроу отличается сразу несколькими важными аспектами.
Прежде всего авторы сознательно отходят от классического понимания истории как линейного процесса, что позволяет им не ограничивать себя заранее дихотомией «совершенных» и «несовершенных» форм общественного устройства, а рассматривать каждую форму по отдельности, анализируя как некий уникальный феномен со своими сильными и слабыми сторонами. Кроме того, довольно свежо звучит концепция «трех свобод», позволяющая легко представить будущее вне жесткой парадигмы мира государств, запечатывающей, по мнению авторов, проблему неравенства.
Еще одно важное достоинство книги — рассмотрение роли незападных обществ не просто как уникальных феноменов в истории человечества, но и как акторов, повлиявших на становление самой европейской цивилизации в современном ее виде. Иными словами, условные коренные американцы оказываются не просто интеллектуально равны европейцам, но и способны формировать их мировоззрение и основы идеологии, что до этого не звучало так остро ни в одном исследовании.
Также представляется интересным, что в своей книге авторы как бы воплощают свое же собственное видение истории. Человечество, по их словам, «играло» с разными формами организации, свободно экспериментируя и не ограничиваясь жесткими рамками. Гребер и Уэнгроу, в сущности, делают то же самое — «Рассвет всего» не дает жестких и окончательных ответов. По ходу повествования исследовали свободно рассматривают самые разные факты и стороны истории, создавая своего рода площадку для исторического эксперимента, цель которого — понять сущность развития цивилизации. Этому служит и нелинейность повествования — авторы свободно переходят от североамериканских индейцев к эпохе Ледникового периода, а от нее — к городам Месопотамии и Индии.
Не стоит упускать из виду и литературную сторону вопроса — книга написана живым и увлекательным языком, изобилует многочисленными примерами, отрывками из писем и иных документов, представляет не просто набор фактов, а целые истории в каждой отдельно взятой главе. Вероятно, это в значительной степени обеспечило изданию судьбу бестселлера, однако в данном случае похвала в отношении стиля представляется вполне заслуженной.
С другой стороны, конечно, столь масштабное, амбициозное и междисциплинарное исследование не может не содержать и слабых сторон. Недостатки книги можно разделить на несколько категорий: фактологические, структурные и логические.
Внимательному читателю бросается в глаза спорный характер некоторых представленных в книге фактов. Как минимум, неточности заметны уже в самом начале, где, описывая историю Жан-Жака Руссо, авторы предполагают принадлежность его к высшим социальным слоям Франции того времени, хотя известно, что философ имел простое происхождение. Встречаются и более уязвимые для критики случаи. Например, используемый авторами тезис о том, что европейцы если не массово, то в частых случаях предпочитали жить в среде индейских племен вместо своей собственной, подвергается сомнению. Так, американский историк Дэниел Иммервар прямо опровергает этот тезис.
Одна из важных концепций книги — идея об историческом значении дебатов европейских колонистов с индейскими интеллектуалами — подается через упоминание того, что многие идеи Просвещения звучат из уст представителей коренных народов Америки в записанных европейскими мыслителями хрониках. Однако некоторые современные исследователи замечают, что это было лишь литературным приемом самих европейцев, пытавшихся таким образом изложить свое собственное видение общества того времени, а авторы книги чрезмерно упрощают и искажают идеи Просвещения.
Еще один серьезный недостаток — избирательный подход к выбору фактов и интерпретаций тех или иных исторических ситуаций. К примеру, в книге явно выражена идея большей свободы сообществ североамериканских индейцев в сравнении с современными им европейскими обществами, что было результатом отсутствия классической системы принуждения, свойственной более авторитарным политическим образованиям. Однако, следуя такой логике, авторы игнорируют очевидный факт, что менее организованные индейские племена в конечном счете оказались вытеснены, ассимилированы или даже уничтожены колонизаторами. В связи с этим уместно задаться вопросом — разве в жестоких реалиях политического реализма не является ли сопротивляемость общества внешним воздействиям основным критерием его эффективности и жизнеспособности? Уэнгроу и Гребер аккуратно обходят этот вопрос стороной.
Кроме того, приводя различные примеры «неклассических» обществ (к примеру, месопотамские города без классической системы власти или племена, подстраивавшие свое общественно-политическое устройство под время года), авторы как бы заранее подразумевают, что они являются доказательством именно их взгляда на историю. Создается впечатление, будто подобные факты подбираются под выдвинутую гипотезу, а не формируют ее. При этом попытки рассмотреть их через призму общепринятого исторического нарратива не предпринимаются, что создает некоторое ощущение отсутствия баланса.
Возможно, здесь имеет место некий политический аспект — как уже было ранее указано, Дэвид Гребер придерживался анархистских взглядов. В таком случае подобный взгляд на историю оказывается не чисто научной попыткой рассмотреть те или иные события, а отчасти еще и выражением личных идеологических симпатий как минимум одного из авторов.
Наконец, при построении своей модели авторы как бы отодвигают на задний план целый ряд факторов, традиционно (и небезосновательно) считающихся важными факторами развития общества: плодородность земли, обилие природных ресурсов, сложность управления растущим населением после появления сельского хозяйства (о чем писал Ю. Харари) [3], климат в ту или иную историческую эру (что глубоко анализировал Дж. Даймонд) [4] или даже нематериальные факторы (рассмотренные, к примеру, М. Вебером в книге «Протестантская этика и дух капитализма» [5]). На первый же план выходит вопрос согласия людей на социальные и политические эксперименты, что сложно рассматривать в отрыве от всех остальных элементов уравнения.
Выводы
Несмотря на перечисленные критические моменты, книга «Рассвет всего: новая история человечества» производит впечатление монументальной работы. Во многих отношениях ее можно назвать спорной, но все же она точно представляет собой свежий взгляд на ход развития цивилизации.
Сущность этого произведения можно суммировать как свободное путешествие по разным эпохам и регионам мира с целью не только и не столько рассказать что-то читателю, сколько провести вместе с ним своеобразный «мозговой штурм», чтобы вместе наметить возможные контуры нового видения истории. Иными словами, в данном случае авторы не претендуют на абсолютную фактическую точность, поскольку ставят перед собой иную цель.
Книга выполняет свою главную роль — не предоставляя четких рецептов и «правильных» ответов, она, тем не менее, задает читателю достойные размышлений вопросы и приглашает его мыслить об истории шире.
1. Ружья, микробы и сталь: история человеческих сообществ / Джаред Даймонд; [пер. с англ. М. Колопотина]. — Москва: АСТ, 2016 г. - 720 с.
2. Sapiens. Краткая история человечества / Юваль Ной Харари; [пер. с англ. Л. Сумм]. — Москва: Синдбад, 2019 г. - 516 с.
3. Sapiens. Краткая история человечества / Юваль Ной Харари; [пер. с англ. Л. Сумм]. — Москва: Синдбад, 2019 г. - 516 с.
4. Ружья, микробы и сталь: история человеческих сообществ / Джаред Даймонд; [пер. с англ. М. Колопотина]. — Москва: АСТ, 2016 г. - 720 с.
5. Избранное: протестантская этика и дух капитализма / Макс Вебер; [пер. с нем.: М. И. Левина, П. П. Гайденко, А. Ф. Филиппов]. — 2-е изд., доп. и испр. — Москва: РОССПЭН, 2006 г. — 648 с