Визит Ким Чен Ына в Китай: очередной тактический разворот к потеплению?

Сегодня мы наблюдаем новый виток потепления между КНДР и КНР, который очень хорошо виден по елейной риторике их лидеров. Причиной тому послужили обострение китайско-американских отношений и «олимпийское потепление» 2018 г. Напряженность на полуострове ощутимо снизилась, совершен ряд встреч на высоком уровне, грядущие американо-южнокорейские учения будут иметь меньший масштаб, а на горизонте маячит запланированный на 27 апреля межкорейский саммит.

Хотя перспективы саммита Д. Трампа и Ким Чен Ына куда более туманны, чем саммита Ким Чен Ына и Мун Чжэ Ина, в Пекине такое стремительное сближение КНДР с «традиционными противниками» восприняли с некоей долей ошарашенности.

Представляется, что стороны получили то, что хотели. Ким обрел определенную поддержку за спиной, которая пригодится в преддверии будущих саммитов, где США и их союзники будут вынуждены поднять тему «ядерного разоружения». Кроме того, в такой ситуации появляется надежда, что экономическое сотрудничество Китая и КНДР как минимум в какой-то мере будет восстановлено. Си же получил подтверждение своей роли как силы, которая контролирует и направляет процесс мирного урегулирования на полуострове.

Соединенным Штатам вряд ли удастся сделать из Кореи второй Вьетнам, заключив союз на почве антикитайских опасений. Возможность окончательного мирного разрешения кризиса также остается туманной, поскольку на самом деле главным объектом воздействия желающих избежать войны должен быть не Пхеньян, а Вашингтон.

С 25 по 28 марта 2018 г. председатель Трудовой партии Кореи и лидер КНДР Ким Чен Ын совершил неофициальный визит в Китай по приглашению председателя КНР Си Цзиньпина. Как сказали бы лет 20 назад, «визит прошел в теплой и дружественной обстановке» и, возможно, ознаменовал новый тактический поворот в отношениях двух стран. Однако перед тем, как говорить о перспективах нового этапа, имеет смысл обрисовать общий очерк отношений Китая и Северной Кореи, проходящих под знаком стратегической неопределенности и тактической волатильности.

Выбор из двух больших зол

Городской завтрак РСМД с участием Дмитрия Кику и Владимира Нелидова «Возможна ли единая Корея? Разрешение ядерной проблемы и позиции региональных игроков»

Идеологические связи двух стран давно уступили место прагматизму, и если официальная китайская пресса обычно освещает ситуацию в стиле «мы за все хорошее против всего плохого», то в остальном дискуссия по данному вопросу носит открытый и публичный характер. В СМИ КНР или заявлениях экспертов при желании можно найти самые разные точки зрения от «Северную Корею надо сдать, потому что она является для нас токсичным активом» до «нам придется учиться жить с ядерной Северной Кореей». Выбирая статьи соответствующей направленности или общаясь с представителями определенного лагеря, эксперту легко принять такую точку зрения за мейнстрим, отчего материалы о том, что Китай сдал или вот-вот сдаст Северную Корею, всплывают на Западе с завидной периодичностью.

Такая ситуация связана с тем, что со стратегической точки зрения Китай стоит перед очень неприятным «выбором из двух больших зол», и укрепление власти Си Цзиньпина только усложняет этот выбор, поскольку он не должен выглядеть проблемным и обязан продемонстрировать величие политической мудрости руководителя страны. Однако оба варианта стратегического курса влекут за собой существенные проблемы.

Поддержка Северной Кореи приводит к осложнению и без того напряженных отношений КНР и США. При этом, по мнению Пекина, к серьезному противостоянию Китай пока не готов. Время, возможно, и работает на него, но Соединенные Штаты пытаются навязать ему реактивную модель политического поведения. Кроме того, играя на страхе перед большой войной, которая может разразиться на границах северо-восточного региона КНР, Д. Трамп и его окружение пытаются убедить руководство Китая в том, что поддержка американской стратегии «максимального давления», может быть, и не лучший выбор, но как минимум лучше, чем военный конфликт. Накладывается это и на желание Пекина окоротить непослушного соседа, чья политика в области обеспечения своей безопасности за счет развития ракетно-ядерной программы не соответствует национальным интересам Пекина хотя бы по факту того, что Китай, как и Россия, обязан поддерживать существующий миропорядок в качестве члена Совбеза ООН. Попытки Северной Кореи войти в ядерный клуб выбьют из этого здания сразу две несущих колонны: авторитет ООН как арбитра в кризисной ситуации и режим ядерного нераспространения. Новый мировой порядок, в котором за ядерной КНДР только в СВА могут последовать ядерные РК, Япония и Тайвань, не вызывает у китайского руководства никаких позитивных эмоций.

Но к чему приведет поддержка США? Таковая закончится ликвидацией северокорейского суверенитета, и в этом вопросе не надо обольщаться — в Вашингтоне воспринимают Северную Корею как, в лучшем случае, «страну-изгоя», в отношении которой даже вероломство является военной хитростью. Именно поэтому США последовательно отказываются и от дипломатического признания КНДР (хотя признание Севера и Юга должно было быть перекрестным еще в 1990-е гг.), и от заключения мирного договора, который должен поставить юридическую точку под Корейской войной: напомним, что США технически нарушили соглашение о прекращении огня 1953 г. пять лет спустя, разместив на Юге полуострова тактическое ядерное оружие, а Север разорвал его в 2016 г. на фоне очередного обострения межкорейских отношений.

Ликвидация Северной Кореи наносит по Пекину двойной репутационный удар. Во-первых, исчезновение непослушного соседа хуже, чем существование буферного государства, которое скорее является другом Китая, чем его противником. Во-вторых, в Китае все-таки хватает тех, кто считает, что термин «дружба, скрепленная кровью китайских добровольцев в Корейской войне» — это не пустой звук. Между тем увеличившаяся вдвое РК вряд ли освободится от американских войск на своей территории, и, таким образом, в случае потенциального противостояния США и КНР Пекин окажется в более слабой позиции. Эта слабость будет касаться и информационного аспекта противостояния, так как с исчезновением Северной Кореи главным нарушителем прав человека в регионе оказывается Китай.

И это мы пока не разбираем вариант, при котором исчезновение северокорейского режима будет сопровождаться военными действиями.

В результате подобной стратегической неопределенности политика Китая в «корейском вопросе» на тактическом уровне может быть названа равноориентированной. Китай однозначно и жестко реагирует на любые угрозы своим интересам, будь то северокорейская ядерная программа или размещение в Южной Корее американской ПРО. Оттого применительно к КНДР китайский курс может быть назван волатильным, колеблясь в определенном диапазоне в зависимости от того, кто на данный момент раздражает Пекин больше — Пхеньян или Вашингтон.

Естественно, каждое ядерное испытание северян выглядело в глазах китайского руководства как минимум несвоевременным и вело к периоду охлаждения отношений Пхеньяна и Пекина, следствием которого оказывалось сотрудничество КНР и США в санкционном вопросе. Хотя Китай, как правило, не принимал американские санкционные проекты безоговорочно, он и не выступал против. Однако через некоторое время (и обычно в связи с соответствующими действиями США) начинался разворот в сторону потепления, и закрученные гайки, формально или нет, откручивались обратно. Так было, например, когда Соединенные Штаты начали размещать на территории Южной Кореи комплексы THAAD, во многом нацеленные не только против Северной Кореи, но и против Китая.

Разворот к потеплению?

Георгий Толорая:
Что ждет Корейский полуостров после Олимпиады?

Последний по времени период охлаждения отношений КНР и КНДР начался после всплеска ракетно-ядерной активности, кульминационным элементом которого было ядерное испытание 3 сентября 2017 г. В результате Китай, в частности, прекратил практически все формы трансграничного сотрудничества, а «Глобал Таймс» и «Нодон Синмун» обменялись серией статей-нападок, причем с пхеньянской стороны Китай несколько раз был назван по имени. Это важный маркер, так как при меньшей напряженности СМИ КНДР критикуют «некоторые страны».

В настоящее время мы наблюдаем новый виток потепления, который очень хорошо виден по елейной риторике обоих лидеров. Причин этому как минимум две. Первая — это обострение китайско-американских отношений, и здесь надо отметить не только «торговую войну» (которая не столько началась, сколько вышла на серьезный и заметный уровень), сколько американский Закон о поездках на Тайвань, который был очень болезненно воспринят в КНР. В изданиях «державного толка» практически сразу же заговорили о том, что прекращение сотрудничества с Вашингтоном по корейскому или иранскому вопросу является достойным ответом на попытки Вашингтона отказаться от концепции «одного Китая».

Вторым фактором является «олимпийское потепление» 2018 г. Хотя, по мнению автора, оно также носит скорее тактический, чем стратегический характер; с точки зрения конкретных шагов сделано довольно много. Напряженность на полуострове ощутимо снизилась, совершен ряд встреч на высоком уровне, грядущие американо-южнокорейские учения (как говорят) будут иметь меньший масштаб и менее наступательную направленность, а на горизонте маячит запланированный на 27 апреля межкорейский саммит. При этом Мун Чжэ Ин сочетает попытки сближения с Севером с риторикой о нерушимости южнокорейско-американского союза, пытаясь оказаться посредником в диалоге Пхеньяна и Вашингтона.

Заметим в сторону, что в этом диалоге Сеул многого не договаривает. Например, хотя позиция Пхеньяна всегда заключалась в готовности к денуклеаризации в случае, если а) она распространится на весь полуостров, б) исчезнет американская военная угроза/военное присутствие в регионе и соответствующий вектор американской политики, то южнокорейцы пытаются представлять позицию Пхеньяна как готовность к денуклеаризации без предварительных условий.

Но хотя перспективы саммита Д. Трампа и Ким Чен Ына куда более туманны, чем саммита Ким Чен Ына и Мун Чжэ Ина, в Пекине такое стремительное сближение КНДР с «традиционными противниками» восприняли с некоей долей ошарашенности. В «державных СМИ» изменился тон, и Пхеньяну стали напоминать, что его главным региональным и традиционным партнером является Китай, в то время как остальные могут и обмануть.

На таком фоне уже стоит задаться интересным вопросом: когда на самом деле началась проработка визита Кима в Пекин и кто был его инициатором. Понятно, что китайские СМИ позиционируют визит как приглашение Си Цзиньпина, однако некоторые разночтения в формулировках СМИ КНР и КНДР скорее говорят о том, что мы имеем дело с северокорейской инициативой, которую Китай с радостью поддержал. Хотя никакой официальной информации о подготовке визита не было, и его молниеносность заставила многих, включая автора, полагать, что Китай посетил не сам руководитель КНДР, а кто-то из его доверенных лиц, нельзя полностью отказываться от мысли, что на деле решение могло быть принято и параллельно олимпийскому потеплению, исходя из того, сколько обычно времени уходит на подготовку и организацию таких мероприятий.

О конкретной сути договоренностей при этом обе стороны не рассказали. Формально все тонет в «хинди руси бхай бхай» и четырех предложениях Си Цзиньпина, которые сводятся к подтверждению принципа «традиционной дружбы» и необходимости развивать сотрудничество: поддержание контактов на высшем уровне (в том числе взаимные визиты и обмен спецпосланниками); поддержание прямых межпартийных связей; совместное мирное развитие; активизация «народной дипломатии».

Тем не менее представляется, что стороны получили то, что хотели. Ким обрел определенную поддержку за спиной, которая пригодится в преддверии будущих саммитов, где США и их союзники будут вынуждены поднять тему «ядерного разоружения» КНДР хотя бы для того, чтобы их собственная позиция не выглядела бы «капитулянтской уступкой тоталитарному режиму». Кроме того, в такой ситуации появляется надежда, что экономическое сотрудничество Китая и КНДР как минимум в какой-то мере будет восстановлено. Си же получил подтверждение своей роли как силы, которая контролирует и направляет процесс мирного урегулирования на полуострове. Во многом по аналогии с тем, какую роль играл Китай и в инициировании процесса шестисторонних переговоров, и в том, что они исправно проходили на китайской территории, подчеркивая роль КНР как площадки для установления и развития диалога.

Хорошо, но что потом?

Глеб Ивашенцов:
Можно ли развязать корейский узел?

Итак, на тактическом уровне мы наблюдаем очередной разворот «от охлаждения к потеплению». Однако насколько он сможет подтолкнуть ослабление региональной напряженности не в краткосрочной перспективе? Здесь хотелось бы воздержаться от излишне оптимистичных оценок. Как уже было сказано, с точки зрения американских консерваторов сам факт переговоров с Ким Чен Ыном уже является серьезной уступкой («Америка не договаривается со злом, она его побеждает». — Дик Чейни). А значит, Д. Трамп обязан вернуться с чем-то, что он должен представить если не как капитуляцию Пхеньяна, то как серьезную дипломатическую победу над ним, иначе его ждут большие проблемы с внутренней оппозицией.

На некоторые вещи Ким может пойти без вреда для себя. Если его заявление о завершении программы создания стратегических ядерных сил верно, то объявление моратория на дальнейшие ядерные испытания или ракетные пуски никак по нему не ударит: с технической точки зрения они уже не нужны, как на данный момент и с политической. Однако большие уступки будут требовать встречных шагов. И непонятно, насколько к ним готовы Соединенные Штаты.

Добавим к этому и усиление позиции «ястребов». Возвращение из «нафталина» Джона Болтона заставляет вспомнить не только «наши клинки остры», но и то, что военного на посту советника по национальной безопасности заменил политик. Между тем при обсуждении вопросов о грядущем конфликте, вопреки мнению гражданских, те, кто нюхал порох, не особо рвутся махать шашкой, начиная считать сапоги, патроны и возможные потери. В то время как люди без опыта военной или даже административной деятельности обычно принимают решения, «оказываясь выше таких мелочей». Обратим внимание и на то, как президент США довольно жестко давит на Сеул, используя рычаги экономического воздействия даже более откровенно, чем это делал Китай в вопросе о THAAD. Повышение пошлин, дебаты о соглашении о свободной торговле, из которого американцы грозятся выйти, закрытие заводов GM в Южной Корее, попытки увеличить южнокорейскую долю ответственности за содержание американских войск — все это очень сильно бьет по популистским проектам Муна. Д. Трамп фактически открыто связал итог переговоров о соглашении о свободной торговле с тем, как пройдет межкорейский саммит.

Максимальное давление на Север тоже никуда не девается. 31 марта под давлением США ООН приняла очередной пакет санкций, которые дублируют введенные ранее односторонние санкционные меры в рамках стратегии «вторичного бойкота». А официальный Вашигтон, несмотря на заявления из президентского Твиттера о возможности «великой сделки», пока повторяет риторику прошлых лет: коварные северокорейцы 25 лет нас обманывали, поэтому пусть они сначала убедят нас в своей искренности (сделав ряд шагов, желательно необратимых). И только после этого мы подумаем, отвечать или нет на их предложения. Продолжается и демонизация Севера, в рамках которой недоказанный северокорейский след в отравлении Ким Чен Нама в Куала-Лумпуре превращается в очередной пакет санкций, наложенных на КНДР из-за того, что она, оказывается, «применяет против собственных граждан химическое оружие массового поражения». Хотя даже факт «массового поражения» можно ставить под вопрос, ибо кроме покойного Кима не отравились не только люди вокруг, но даже непосредственные исполнительницы преступления.

***

Улучшение отношений КНР и КНДР, безусловно, способствует упрочению региональной стабильности, хотя окончательный уход Северной Кореи в сферу китайского влияния не менее маловероятен, чем «сдача Пхеньяна». Насколько Северная Корея сумеет балансировать между интересами крупных региональных игроков — вопрос непростой, но все свое предшествующее существование Пхеньян умело играл на противоречиях великих держав, и потому Соединенным Штатам, по выражению директора Центра корейских исследований ИДВ РАН Александра Жебина, вряд ли удастся сделать из Кореи второй Вьетнам, заключив союз на почве антикитайских опасений. Вместе с тем возможность окончательного мирного разрешения кризиса также остается туманной, поскольку на самом деле главным объектом воздействия желающих избежать войны должен быть не Пхеньян, а Вашингтон.