В 2015 году Европа столкнулась с резко возросшим потоком беженцев и нелегальных иммигрантов, крупнейшим после Второй мировой войны. Миграция в наиболее развитые регионы земного шара ради поиска лучшей доли всегда была делом понятным и естественным. Нельзя отрицать, что у этого явления есть и нелегальная сторона медали — кто-то бежит от бедности, не думая насчёт документов, кто-то избегает уголовного преследования у себя на родине, а кто-то хочет воссоединиться с семьёй, и мало кто из них думает насчёт изучения языка, культуры, законов и истории стран, в которые они бегут. Есть ещё одна проблема — беженцы, стихийно покидающие свои страны в силу чрезвычайных обстоятельств. Конвенция о статусе беженцев предписывает благосклонное к ним отношение и предоставление правовой и материальной помощи. Казалось бы, беженцы могут навсегда остаться в новой стране — выслать их не могут из-за соображений гуманности (исключение делается для «уважительных соображений государственной безопасности»), а если те чрезвычайные обстоятельства будут урегулированы, то желания вернуться в свой родной дом (пусть и разрушенный) особо не возникает. Но всплывают острые вопросы. Хотят ли беженцы принимать законы и культуру приютивших их стран или же их привлекают щедрые социальные пособия? Является ли конкретный человек беженцем или же он просто нелегальный иммигрант, вклинившийся в неуправляемый поток? И наконец, не очень удобный краеугольный камень всех диспутов о мигрантах — нужно ли всё это коренным жителям принимающих стран, а если нужно, то сколько они готовы принять? А если поведение иммигрантов их сильно не устраивает — как долго они готовы это терпеть и как эффективно с этим борются органы власти. События миграционного кризиса в Европе демонстрируют рост негативного отношения рядовых жителей, отсутствие новых решений миграционной проблемы и несогласие некоторых стран принимать переселенцев. Некоторые граждане начинают решать проблему самостоятельно и не путём переговоров. Власти повесили на вигилантов ярлык ультраправых.
Беда в том, что нынешний миграционный кризис в Европе был вызван резким и огромным потоком представителей других культур, и неспособность «переварить» его в кратчайшие сроки дали простор для бескомпромиссной риторики, простой и лёгкой по своему содержанию. Предлагающие любому внезапному явлению быстрый ответ, не углубляясь в его причины и не задумываясь о последствиях, националистические партии резко набирают популярность в странах, наиболее пострадавших от миграционного кризиса. Но выборы проходят всего лишь раз в несколько лет, а бытовая межнациональная рознь происходит ежедневно. Рост преступлений против иммигрантов показывает, что рядовые граждане не собираются дожидаться очередного обновления депутатского корпуса. Происходит самое опасное — к решению миграционного вопроса с помощью националистических структур (разной степени радикализма и законности) подключаются те люди, которые раньше не видели себя в их рядах. Настроения против ЕС и мигрантов даже прежних поколений уже присутствуют в парламентах европейских стран и рейтинг только растёт, но далеко не за счёт собственной привлекательности или политических программ. Это выражение отчаяния и разочарования нынешними политическими кругами, это протест и вотум недоверия.
В 2015 году Европа столкнулась с резко возросшим потоком беженцев и нелегальных иммигрантов, крупнейшим после Второй мировой войны. Миграция в наиболее развитые регионы земного шара ради поиска лучшей доли всегда была делом понятным и естественным. Нельзя отрицать, что у этого явления есть и нелегальная сторона медали — кто-то бежит от бедности, не думая насчёт документов, кто-то избегает уголовного преследования у себя на родине, а кто-то хочет воссоединиться с семьёй, и мало кто из них думает насчёт изучения языка, культуры, законов и истории принимающих стран. Есть ещё одна проблема — беженцы, стихийно покидающие свои страны в силу чрезвычайных обстоятельств. Конвенция о статусе беженцев предписывает благосклонное к ним отношение и предоставление правовой и материальной помощи. Казалось бы, беженцы могут навсегда остаться в новой стране — выслать их не могут из-за соображений гуманности (исключение делается для «уважительных соображений государственной безопасности»), а если те чрезвычайные обстоятельства будут урегулированы, то желания вернуться в свой родной дом (пусть и разрушенный) особо не возникает.
Но всплывают острые вопросы. Хотят ли беженцы принимать законы и культуру приютивших их стран или же их привлекают щедрые социальные пособия? Является ли конкретный человек беженцем или же он просто нелегальный иммигрант, «втихую» вклинившийся в неуправляемый поток? И наконец, не очень удобный краеугольный камень всех диспутов о мигрантах — нужно ли всё это коренным жителям принимающих стран, а если нужно, то сколько они готовы принять? А если поведение иммигрантов их сильно не устраивает — как долго они готовы это терпеть и как эффективно с этим борются органы власти. События миграционного кризиса (а такой мощный поток и неспособность его принять и распределить уже следует назвать кризисом) в Европе демонстрируют рост негативного отношения рядовых жителей, отсутствие новых решений миграционной проблемы и несогласие некоторых стран принимать переселенцев. Некоторые граждане начинают решать проблему самостоятельно и не путём переговоров. Власти повесили на вигилантов [1] ярлык ультраправых.
Было ли всегда так плохо?
В первой половине XX века в Европе происходили значительные перемещения населения в силу бушевавших конфликтов, перекройки границ, распадов империй. Но всё это касалось народов, веками проживающих на европейской территории. Западная Европа в 1960-е – 1970-е гг. как локомотив экономического развития сначала встречала переселенцев из наименее развитых субрегионов той же Европы. К началу 1990-х гг. к странам-реципиентам добавились государства Северной Европы, реализовавшие скандинавскую модель «государства всеобщего благосостояния». Существует и обратное движение — многие с холодного Севера предпочитают двигаться на солнечный Юг. Например, британские поданные активно осваивали Францию, Испанию и Кипр. Функционирует Шенгенское соглашение и начинает формироваться ЕС. Евросоюз расширяется на Восток, новые члены пользуются благами свободного перемещения, и их граждане ищут счастье за границей.
Наиболее богатые части европейского континента понравились и проживающим за пределами Европы. Началось всё с бывших колоний — бывшим метрополиям нужна была рабочая сила, индексы рождаемости падали, а жители новоиспечённых государств не сталкивались с языковым барьером. Например, мигранты из Магриба едут во Францию, Нидерланды, Бельгию и ФРГ, в 1980-х гг. они осваивают Италию и Испанию. Но если тогда приезжающих ждала работа и приезжали они как трудовые мигранты на законных основаниях, то, начиная с 1990-х гг. воспользоваться плодами готового социального государства хотят всё больше людей из менее обеспеченных стран.
Главным маршрутом африканских иммигрантов было Средиземное море — его просто переплывали на лодках, но такие путешествия были рискованными и сопровождались жертвами. Много досталось итальянскому острову Лампедуза — с 1998 года это был главный центр приёма беженцев, и уже в 2003 году в итальянском правительстве были слышны речи о миграционном кризисе. Тогда оценки в «более 2500 беженцев» за месяц казались устрашающими, сегодня же это капля в море. А для кого-то это бизнес — помощь контрабандистов стоила 2000 долларов. Справляться с потоком было сложно — Италия тайно договаривается с Ливией о возврате беженцев, ЕС критикует этот факт, лагерь переполнен, условия содержания грубо нарушаются, население всё больше настроено против мигрантов.
Начало 2010-х гг. не прибавило оптимизма в иммиграционную статистику. Северная Африка и Ближний Восток переживают события арабской весны — многочисленные протесты, некоторые из которых привели к государственным переворотам и гражданским войнам. С 2010 по 2013 гг. в ЕС ежегодно мигрировало около 1,3 млн человек (без учёта ищущих убежище). Однако география приезжающих была довольно разнообразна. Это и далёкие Китай, Индия, США, и близкие Россия, Украина, Молдова, Турция. Позже контингент приезжающих значительно сместится в пользу Ближнего Востока. А рост числа беженцев в Средиземном море привёл к гуманитарной катастрофе, в связи с чем, Италия привлекла армию для приёма мигрантов. В итоге было спасено 150 тыс. человек.
Отдельно стоит упомянуть про население стран, где бушевала «арабская весна». Преимущественно — это «молодые» народы с малой долей людей старше 65 лет и высокой долей трудоспособного населения. Например, в Египете трети населения нет и 14 лет, а доля пожилых колеблется в районе 3–4%. В Сирии и Ливии картина аналогичная. В 1970-е и 1980-е гг. арабские страны пережили всплеск рождаемости и падение уровня смертности, что привело к демографическому взрыву, а сегодня эти выросшие поколения участвуют в революциях. Молодые горячие головы, наблюдая вокруг войну, воспринимают экстремистские идеи как бескомпромиссный, «лёгкий» и «удобный» метод решения всех вопросов и участвуют в вооружённых формированиях. Научные достижения цивилизованного мира снизили смертность, но традиции рождаемости остаются те же, и никто не собирается от них отказываться.
Ранее европейские государства справлялись с потоками беженцев, но рост желающих обосноваться в ЕС далеко не всегда за свой счёт влечёт за собой нагрузку на экономику и возмущение коренных жителей — многие мигранты не горят желанием учить язык и устраиваться на работу. Европейцы наблюдали вокруг себя целые районы, где проживают только мигранты, они видели «исламские патрули» в Британии и ФРГ. Ультраправые партии зарабатывают голоса на выборах, а действующие политики заявляют об угрозе европейским ценностям и приглашают ещё больше беженцев. Житель Европы перестаёт понимать, на чьей стороне его правительство и собирается ли оно менять ситуацию в лучшую сторону.
Испытание терпимости — как встречали беженцев
Обострение сирийского кризиса, сокращение финансирования лагерей беженцев в Турции, Иордании и Ливане (сначала граждане Сирии убегали туда), и новый маршрут через Грецию вызвал всплеск количества беженцев — миллион за 2015 год, что практически в 4 раза больше, чем за 2014 год. Больше всего просят убежище в ФРГ, Венгрии, Франции, Италии, Швеции. Но мощный миграционный поток только расколол страны ЕС в вопросе предоставлении убежища. Страны начали восстанавливать пограничный контроль, либо просто пропускать людей дальше в Германию — туда, куда беженцы и стремились. Венгрия закрыла свою границу, но физические барьеры не помешали беженцам искать другие пути через Хорватию, Словению и Австрию. Свои границы укрепляют Северная Македония и Болгария. Людской поток доходит до Австрии, и Вена принимает решение тоже установить заграждения. Члены ЕС ссорятся из-за квот — Восточная Европа не хочет принимать беженцев, Италия грозится перенаправить своих мигрантов на север, Венгрия и Австрия продолжают ужесточать пограничный контроль. В общей беде европейское единство дало серьёзную трещину.
А этажом ниже поток мигрантов не встретил особого одобрения. Особо одиозным вышел канун нового 2016 года, когда более тысячи женщин на западе ФРГ подверглись домогательствам, как выяснилось позже, со стороны мигрантов. Большинство нападений не было раскрыто, а канцлер А. Меркель даже отменила свой визит в Давос. Немецкие граждане ответили демонстрацией, но всё закончилось столкновением с полицией. Помимо факта домогательств, их смутило сокрытие полицией информации о преступниках и количествах жертв. На лозунг «Refugees welcome» появляется «Rapefugees notwelcome». Отношение к иммигрантам на бытовом уровне стремительно ухудшается, и проблема не только в возможных столкновениях и беспорядках, а в том, что такое отношение может легко перекинуться на тех, кто иммигрировал в ЕС раньше, получил гражданство и уже давно является частью европейского социума. Это уже представление не только о сегодняшних мигрантах, а обо всех людях неевропейского происхождения. Разница в мировоззрении значительная, поэтому вопрос нахождения огромного количества беженцев в головах европейцев превращается в вопрос их собственного выживания и будущего облика Европы. Сами граждане начинают брать в руки миграционную повестку дня, хотя раньше этим занимались политические партии, которые через свою представительную функцию отражают мнения на тот или иной вопрос, конструируя государственную политику. Если же проблема становится неуправляемой, то некоторые граждане начинают стихийно участвовать в различных движениях, не представленных на высшем уровне.
PEGIDA
Движение основано в Дрездене ещё в конце 2014 года и началось с сообщества в социальной сети, где критиковалась миграционная политика ФРГ. Первая демонстрация прошла 20 октября 2014 г., после чего шествия стали еженедельными. В декабре число демонстрантов достигло 10 тыс. человек, в январе 2015 г. — 25 тыс. Главные лозунги протестующих: «За сохранение нашей культуры»; «Против религиозного фанатизма»; «Против религиозных войн на немецкой земле». Раньше в ФРГ не наблюдалось такого быстрорастущего движения против мигрантов. Но если в прежние времена это было прерогативной малочисленных ультраправых групп, то теперь против миграционной политики выступают представители немецкого среднего класса. Разного рода хулиганы всегда будут присутствовать, но их отпугивающее асоциальное поведение никогда не привлекло бы такое количество участников. Из-за угроз движению демонстрации были приостановлены и возобновились в октябре — тогда пришли 20 тыс. человек. Информационная деятельность движения сосредоточена в Интернете из-за того, что традиционные немецкие СМИ не позволяют себе транслировать подобную повестку дня, которую они сразу окрестили шовинистической и нацистской.
Несмотря на обвинения в популизме и попытках свержения государственного строя, такой метод протеста против провальной миграционной политики демонстрирует небывалую выдержку и терпимость немецкого народа. Это не разрозненные группы радикалов, совершающие нападения на центры по приёму беженцев, а обычное волеизъявление по насущному вопросу, пусть и не через политические институты, а улицы. Что-то похожее уже было в недавней истории — 30 лет назад еженедельные демонстрации (тоже по понедельникам) проходили в ГДР, но тогда требовали политических свобод. Это вылилось в объединение Германии, что воспринимается положительно, а такое количество негатива против приезжих не одобряется в ФРГ, которая усердно проводит политику преодоления нацистского прошлого. Теперь PEGIDA обвиняют ещё и в присвоении того свободолюбивого «духа» 1989 года, а возмущение по вопросу иммиграции смешивается с этнической ненавистью времён гитлеровской Германии. Пока немецкие граждане отдают предпочтение демонстрациям и голосованию — на парламентских выборах 2017 года третье место получила националистическая партия Альтернатива для Германии (сотрудничает с PEGIDA). Оппозиция приёму большего количества мигрантов остаётся высокой — 72%.
Солдаты Одина
Это движение возникает через год после PEGIDA на севере Европы, но оно не столь многочисленное в сравнении с вышеупомянутым. Помимо демонстраций члены этой организации патрулируют улицы и регистрируют преступления со стороны иммигрантов. Первые патрули появились в финском приграничном городе Кеми — туда отправлялись беженцы из соседней Швеции. Как и в случае с PEGIDA, группы дружинников координируют свои действия через социальные сети и распространяют свои патрули по стране. Основатель Мика Ранта ранее был обвинён в совершении преступления на почве ненависти и сотрудничал с ультраправой организацией «Северное движение сопротивления». По заявлениям организаторов патрулей, их цель — добровольная помощь финской полиции в пресечении противоправных действий независимо от национальности (такого рода самодеятельность в Финляндии не запрещается). Но они не скрывают, что случаи домогательств в Кёльне побудили их патрулировать места скопления людей (в частности, «Солдаты Одина» заявляли, что иммигранты преследуют молодых девушек возле школ). Финские правоохранительные органы с крайней осторожностью относятся к такому содействию и видят в организации не патрули, а ультраправые расистские группы. Но та же полиция неохотно стала раскрывать статистику преступлений и крайне боится проводить параллели между ростом числа беженцев и ростом преступности (в финской статистике в числе лидеров преступлений на сексуальной почве — выходцы из Афганистана, Ирака, Сирии и Турции. Ответная реакция — рост продаж перцовых баллончиков, открытие новых секций самообороны и демонстрации с уличными патрулями; только так граждане чётко доносят свою позицию не только до политиков, но и напрямую до самих иммигрантов. «Солдаты Одина» вышли за пределы Финляндии — новоиспечённые «дружинники» были замечены преимущественно в Швеции, Норвегии и Прибалтике (в Осло мигранты ответили своими патрулями).
Кратко также стоит еще раз упомянуть о «Северном движении сопротивления» — правой радикальной организации, активно сотрудничающей с «Солдатами Одина». В Финляндии история такого сотрудничества закончилась запретом «Сопротивления», ибо члены этой организации помимо патрулей и демонстраций пропагандировали откровенно нацистскую идеологию и нападения на иммигрантов. Что интересно, несмотря на малую долю беженцев, Финляндия породила тренд на антииммигрантские патрули. Члены этих патрулей часто имеют судимости за ранее совершённые нападения или высказывания на почве ненависти. И большинство финнов, датчан, норвежцев и шведов считают, что нужно прекратить принимать беженцев.
Труд и образование
Но беженцы — это конкретный вопрос. Люди бежали от гуманитарной катастрофы и европейцы проявили милосердие к обездоленным людям. Принимающие страны ответили образовательными услугами, ведь большое количество беженцев не имеет даже среднего полного образования; например, в Норвегии — 67% мигрантов, в Швеции — 50% мигрантов (и только 4% посещает школу после получения вида на жительство), в ФРГ только 38,3% имеют профессиональное или высшее образование (в том числе и неполное). ФРГ отметилась наибольшим количеством инициатив для мигрантов по изучению языка, поиску жилья, медицинским услугам, стипендиям. По оценкам ЮНЕСКО, только треть людей из Африки южнее Сахары имеют начальное образование, а высшее образование получает только 1% беженцев. Проблема образования определяется не только нехваткой учителей (ФРГ необходимо ещё 42 тыс. педагогов), но и особыми требованиями к профессиональной подготовке — мультикультурный подход подразумевает обучение в переполненных классах учеников с разными языками и разных возрастов. При этом, расходы на беженцев не воспринимаются негативно — немецкие экономисты видят в этом стимулирование экономики через создание новых рабочих мест.
Новая база ультраправых
Огромное количество приезжих трудно ассимилировать, им проще обосноваться у ранее приехавших земляков и жить на пособия, что стимулирует рост недовольства коренного населения и может стать причиной рецессии экономики. Нынешняя трудноуправляемая ситуация легко станет неуправляемой — и бдительные дружинники рискуют стать штурмовыми отрядами, которые уже не будут надеяться на помощь полиции. Нападения на приёмные центры и мечети были и раньше, но это было уделом малочисленных групп местечковых хулиганов из числа неблагополучной молодёжи. Однако обострение ситуации с мигрантами — это благодатная почва для крайне правых партий, глубоко не вникающих в причины миграции, социальные проблемы беженцев и ставящих всех лиц неевропейского происхождения в один ряд, вне зависимости от уровня образования и рода их деятельности. И здесь борьба идёт за средний класс — образованных людей с хорошим устойчивым достатком, умеющих считать свои деньги и не понимающих все тонкости возросшей нагрузки на их экономику из-за беженцев. Европа может похвастаться первым местом по количеству взрослого населения, относящегося к среднему классу — 194 млн человек в 2015 году. В процентном соотношении этот класс больше всего заметен в Бельгии, Италии, Великобритании, Норвегии, Испании, Нидерландах, Ирландии — более 50% населения стран; во Франции, ФРГ, Финляндии, Дании, Швеции, Австрии — от до 40 до 50%. Но средний класс предпочитает устойчивый доход и отсутствие каких-либо радикальных сломов, а стремление к наращиванию капитала интернационально.
В послевоенное время, помимо запрета этнического национализма, стирался и гражданский — европейская интеграция создала новые наднациональные институты и стёрла границы между странами. Приём беженцев из отдалённых от Европы регионов, возросший с 1990-х гг., постепенно давал трещину во внутриевропейских отношениях — менее обеспеченные страны взваливали миграционные проблемы на более обеспеченные. Новые члены ЕС, в прошлом закрытые и не обладающие большой долей среднего класса, отказываются брать на себя обязательства по приёму мигрантов, которым нужно предоставить жильё, работу и образование. Конечно, есть канал связи между обществом и властью в виде политических партий, и есть такие, которые продвигают антииммигрантскую повестку дня, но сейчас она выливается в евроскептицизм и национализм, когда каждая страна хочет не только избавиться от команд Брюсселя, но и транслирует все тяготы и лишения приёма беженцев вообще на всех представителей неевропейских этносов, даже если они приехали и ассимилировались ранее. Беда в том, что нынешний миграционный кризис в Европе был вызван резким и огромным потоком представителей других культур, и неспособность «переварить» его в кратчайшие сроки дали простор для бескомпромиссной риторики, простой и лёгкой по своему содержанию. Предлагающие любому внезапному явлению быстрый ответ, не углубляясь в его причины и не задумываясь о последствиях, националистические партии резко набирают популярность в странах, наиболее пострадавших от миграционного кризиса. Однако выборы проходят всего лишь раз в несколько лет, а бытовая межнациональная рознь происходит ежедневно. Рост преступлений против иммигрантов показывает, что рядовые граждане не собираются дожидаться очередного обновления депутатского корпуса. Происходит самое опасное — к решению миграционного вопроса с помощью националистических структур (разной степени радикализма и законности) подключаются те люди, которые раньше не видели себя в их рядах. Настроения против ЕС и мигрантов даже прежних поколений уже присутствуют в парламентах европейских стран и рейтинг только растёт, но далеко не за счёт собственной привлекательности или политических программ. Это выражение отчаяния и разочарования нынешними политическими кругами, это протест и вотум недоверия.
1. Вигиланты — лица или группы, преследующие обвиняемых в настоящих или вымышленных проступках, и не получивших, по их мнению, заслуженного наказания, в обход правовых процедур.