Трехсторонний саммит Китая, Японии и Южной Кореи

27 мая 2024 г. в Сеуле впервые за пять лет прошел саммит лидеров КНР, Японии и Республики Кореи. На данный формат с самого начала возлагались большие надежды как на средство решения политических и экономических проблем в условиях глобальной политической нестабильности и деградации двусторонних отношений Японии и РК с КНР. Между тем у каждого из участников наблюдалась и собственная мотивация.

Для Китая ключевым моментом стало проведение встречи в условиях его обострившейся конкуренции с США. КНР надеется использовать форум для оказания давления на Японию и Южную Корею с целью ослабить напряженность в двусторонних отношениях, увеличившуюся на фоне геополитического противостояния с Вашингтоном. Свою роль играет и наметившееся в 2022–2024 гг. сближение Японии и Республики Кореи, которое во многом происходит на фоне восприятия КНР Сеулом и Токио в качестве стратегического вызова и даже прямой военной угрозы. Самоощущение «окружения» со стороны «недружественных» стран в результате проводимой США и их союзниками консолидированной блоковой политики заставляет Пекин искать пути противостояния путем активизации «альтернативных» многосторонних структур, в том числе с участием тех же самых «недружественных» стран из числа его региональных соседей. И если в политической сфере у Китая нет никаких оснований рассчитывать на смену вектора в ориентации Японии и Южной Кореи, развитие экономической составляющей трехстороннего формата представляется Пекину весьма плодотворным и полезным.

Для Японии выработка подхода к трехстороннему саммиту в этой обстановке представляется делом непростым и требующим большого дипломатического искусства. Нельзя не учитывать тот факт, что для Японии Китай по-прежнему остается ведущим торговым партнером, а состояние китайской экономики — важнейшим фактором экономического роста самой Японии. На форум в Токио возлагаются большие надежды как на способ активизации отношений с Пекином в экономической сфере в условиях его неготовности заключить двустороннее соглашение о свободной торговле. Однако, с другой стороны, Япония на китайском направлении уже давно перешла от политики взаимодействия к курсу с гораздо большим акцентом на сдерживание в соответствии с консолидированной политикой Запада, и слишком сильное сближение с Пекином могло бы поставить ее доверительные отношения с союзниками под угрозу.

Для Южной Кореи ситуация с участием в саммите также является далеко не такой однозначной. С одной стороны, Сеул остается верным союзником Вашингтона на международной арене и проводит курс на укрепление отношений с Японией в области безопасности. В экономической области у РК наметился отход от КНР, который наглядно проявляется в Индо-тихоокеанской стратегии Сеула, участии РК в совместных усилиях по диверсификации производства полупроводников с США, Японией, Тайванем и Нидерландами, а также приоритете южного направления инвестиционной политики, которая ориентирована теперь не на Китай, а на Юго-Восточную Азию. Снижение значимости Китая для Южной Кореи связано и с тем, что в 2023 г. США впервые за 20 лет опередили Китай в качестве ведущего торгового партнера РК. Южная Корея вынуждена следовать введенным администрацией Байдена ограничениям на торгово-инвестиционные отношения с КНР, так как надеется занять китайскую долю на американском рынке, используя введенные США тарифные ограничения на импорт некоторых видов китайской продукции, включая чипы и электромобили. Вместе с тем между двумя странами сохраняется взаимная заинтересованность в развитии торговых и инвестиционных отношений, позволяющих обеспечить друг другу доступ к «чувствительным» товарам и технологиям. Кроме того, администрации Юн Согёля было важно продемонстрировать общественности, что линия на сближение с Японией, а также укрепление связей с Америкой на антисеверокорейской и антикитайской основе, которая не находит полной поддержки в среде леволиберальной части южнокорейского общества, балансируется усилиями по развитию экономических отношений с Китаем.

Достигнутые на саммите договоренности можно оценить как успех, а для Южной Кореи они стали новым шагом в деле закрепления ее самопровозглашенного статуса «глобального ключевого государства». Однако большие сомнения вызывает готовность сторон выполнить многие из обещаний. Трудно ожидать и начала политической оттепели в отношениях Токио и Сеула с Пекином. Очевидно, что в дальнейшем значимость этого формата будет все больше ограничена экономической повесткой, так как в политическом и военном плане национальные интересы Японии и Южной Кореи будут в видимой перспективе расходиться с интересами КНР еще сильнее.

27 мая 2024 г. в Сеуле прошел саммит лидеров трех стран Северо-Восточной Азии — КНР, Японии и Республики Кореи. Данная встреча привлекла к себе внимание по нескольким причинам. Примечательным был сам факт возобновления данного формата после пятилетнего перерыва. Трехсторонний саммит впервые был проведен в 2008 г., в период мирового финансового кризиса, и преследовал цель оказания взаимной поддержки для вывода из создавшейся сложной ситуации экономик трех стран. Сперва он проводился ежегодно, а в 2011 г. в Сеуле даже был создан постоянно действующий секретариат. Однако после этого данный формат потерял импульс, во многом по причине визита японского премьера С. Абэ в храм Ясукуни в декабре 2013 г. и последовавшего ухудшения политических отношений Китая и Южной Кореи с Японией.

За шесть лет после 2012 г. прошел только один саммит, состоявшийся в ноябре 2015 г. Форум проводился и в 2018–2019 гг., однако обострившиеся после этого проблемы исторического прошлого в отношениях трех стран, а также начавшаяся в 2020 г. пандемия коронавируса вновь поставили данный формат на паузу. Свою роль, в числе прочего, играло и определенное охлаждение интереса к форуму со стороны Японии, которая считала уровень представительства Китая на нем недостаточным: если со стороны Токио и Сеула в саммитах участвовали высшие должностные лица государства в лице, соответственно, премьера-министра и президента, Пекин ограничивал свое участие уровнем главы правительства, а не политическим лидером страны, каким является председатель КНР Си Цзиньпин.

Андрей Кортунов:
Когда закончится холодная война в Азии?

Состоявшийся в 2024 г. девятый трехсторонний саммит с этой точки зрения не привнес ничего нового — со стороны Китая в нем вновь участвовал премьер-министр Ли Цян. Тем не менее на саммит каждой страной с самого начала возлагались большие надежды как на средство решения политических и экономических проблем, поскольку его проведение пришлось на период глобальной политической нестабильности и деградации двусторонних отношений Японии и РК с КНР. Многие наблюдатели также обращали внимание на тот факт, что саммит был возобновлен вскоре после прошедшего в августе 2023 г. в Кэмп-Дэвиде трехстороннего саммита США — РК — Япония, на котором был дан новый импульс развитию пресловутого треугольника как способу решения насущных проблем региональной безопасности, которые стороны не могут с должной эффективностью решать на двустороннем уровне. Предполагалось, что и на этом трехстороннем форуме партнерам удастся обсудить накопившиеся противоречия и укрепить институциональную основу отношений, внеся в них элемент большей стабильности и последовательности.

Ключевые интересы сторон

Между тем у каждого из участников наблюдалась собственная мотивация участия в саммите. Для Китая ключевым моментом, очевидно, являлось то, что встреча проводилась в условиях его обострившейся конкуренции с США, которая перешла в стадию глобального соперничества. КНР надеется использовать форум для оказания давления на Японию и Южную Корею с целью ослабить напряженность в двусторонних отношениях, увеличившуюся на фоне геополитического противостояния с Вашингтоном. Свою роль играет и наметившееся в 2022–2024 гг. сближение Японии и Республики Кореи, которое во многом происходит на фоне восприятия КНР Сеулом и Токио в качестве стратегического вызова и даже прямой военной угрозы, в связи с чем Пекин рассчитывает если не полностью предотвратить, то хотя бы ослабить их блокирование на антикитайской основе. Важный для Китая мотив, таким образом, заключается в попытке «расположить» к себе своих соседей в условиях активизации личностной дипломатии южнокорейского президента с лидерами «идейно близких» стран — США и Японии, а также и наблюдаемого в последние два года ренессанса в японо-южнокорейских отношениях.

Геополитический контекст побуждает Китай к активизации региональной дипломатии. Напористая политика Пекина в отношении тайваньской проблемы, укрепление отношений с Россией на фоне украинского кризиса, а также сдержанность в осуждении действий ХАМАС в Израиле, которые привели к существенному ухудшению его отношений с Западом, послужили и причиной серьезного похолодания с теми странами Восточной Азии, которые делают ставку на США в своей политике безопасности. Значимым было и то, что в рамках своей индо-тихоокеанской стратегии США проводят курс на укрепление не только и не столько двусторонних, сколько многосторонних форматов (AUKUS, Quad, треугольники Вашингтон — Токио — Сеул, США — Япония — Филиппины и т.д.). Самоощущение «окружения» со стороны «недружественных» стран в результате проводимой США и их союзниками в Восточной Азии консолидированной блоковой политики заставляет Пекин искать пути противостояния путем активизации «альтернативных» многосторонних структур, в том числе с участием тех же самых «недружественных» стран из числа его региональных соседей. И если в политической сфере у Китая нет никаких оснований рассчитывать на смену вектора в ориентации Японии и Южной Кореи, развитие экономической составляющей трехстороннего формата представляется Пекину весьма плодотворным и полезным.

Свою роль играет серьезное замедление экономического развития Китая, сопровождающееся обострением кризиса на рынке недвижимости, увеличением безработицы, усилением проблем в банковском секторе, структурным дисбалансом. Саммит, стимулирующий региональное сотрудничество, мог бы стать действенным способом замедлить проводимый южнокорейскими и японскими компаниями в рамках политики «снижения рисков» процесс переориентации цепочек поставок с КНР на США и подстегнуть китайскую экономику. Кроме того, в условиях стратегической конкуренции с Вашингтоном Пекин лишился доступа ко многим «чувствительным» технологиям, в том числе используемым в стратегически важных сферах экономики, и укрепление связей с развитыми в этой области соседями позволило бы ему чувствовать себя гораздо более уверенно.

Месседж Пекина в адрес Сеула и Токио, очевидно, заключается в том, что «от дальнего родственника» в лице США для них будет меньше пользы, чем от «близкого соседа»: возобновление переговоров о заключении трехстороннего соглашения о свободной торговле принесет Японии и Южной Корее больше преимуществ от сотрудничества с Китаем, чем навязанная Вашингтоном линия на конфронтацию с ним. Пекин пытается донести до Сеула и Токио идею о том, что их опасения в сфере безопасности по поводу угрозы со стороны Китая навязаны им США, преследующими цель сохранения своей гегемонии в регионе, и что экономические и торговые вопросы не стоит политизировать и уж тем более привносить их в региональную повестку безопасности.

Кроме того, даже если бы этот саммит не привел к ощутимым экономическим результатам, Китай мог бы, рассматривая его больше в символическом, чем содержательном ключе, попытаться представить само свое согласие на участие в форуме с партнерами, которые проводят в отношении него конфронтационную линию, в качестве «жеста доброй воли», как проявление своей доброжелательности к «неразумным» соседям.

Глеб Ивашенцов:
Новые нюансы и акценты на Корейском полуострове

Что касается Японии, для нее выработка подхода к трехстороннему саммиту в обстановке стратегической конкуренции США и КНР является делом непростым и требующим большого дипломатического искусства. С одной стороны, в Токио взаимодействие с Пекином в различных форматах рассматривается в качестве важного способа урегулирования региональной напряженности, особенно с учетом того, что трехсторонний диалог в большей степени, чем двусторонние контакты, позволяет обмениваться откровенными мнениями с соседями и наметить пути решения проблем в областях, вызывающих общую озабоченность, например, в чувствительной для Японии сфере урегулирования на Корейском полуострове. Нельзя не учитывать и тот факт, что для Японии Китай по-прежнему остается ведущим торговым партнером, а состояние китайской экономики — важнейшим фактором экономического роста самой Японии. На форум в Токио возлагаются большие надежды и как на способ активизации отношений с Пекином в экономической сфере в условиях его неготовности заключить двустороннее соглашение о свободной торговле.

Однако, с другой стороны, Япония на китайском направлении уже давно перешла от политики взаимодействия к курсу с гораздо большим акцентом на сдерживание. Примером этого сдвига является Стратегия национальной безопасности 2022 г., в которой Китай обозначен в качестве «вызова» и перечислены соответствующие ответные меры, включающие укрепление отношений в сфере безопасности с США, Австралией и Великобританией и развитие многосторонних структур с «идейно близкими» партнерами. Кроме того, в Токио не могут не учитывать консолидированную политику Запада по сдерживанию КНР в «чувствительных» областях, прежде всего технологической, а также проводимую Вашингтоном линию на «снижение рисков» со стороны Китая. Угрожая ограничить доступ на свой рынок, США пытаются склонить своих союзников к тому, чтобы они самостоятельно наказывали компании, которые имеют «чрезмерные» связи с КНР. Поиск «золотой середины» становится для Токио в этих условиях делом все более сложным.

Кроме того, на Японию давит и тайваньский вопрос. Поскольку позиция Пекина в отношении Тайбэя становится все более напористой, для Японии, обвиняющей Китай в намерении решить этот вопрос с помощью силы, активное развитие отношений с Пекином в экономической области выглядело бы как минимум нелогичным. Иными словами, чересчур активное потепление в отношениях с КНР, не согласованное с США, могло бы в глазах Токио поставить под удар доверительные отношения с Вашингтоном и таким образом нанести ущерб национальным интересам страны.

Наконец, для Южной Кореи ситуация с участием в саммите также является далеко не такой однозначной. С одной стороны, Сеул остается верным союзником Вашингтона на международной арене и проводит курс на укрепление отношений с Японией в области безопасности, что было в очередной раз подтверждено в ходе недавнего Кэмп-Дэвидского саммита. В экономической области у РК наметился отход от КНР, который наглядно проявляется в Индо-тихоокеанской стратегии Сеула, участии РК в совместных усилиях по диверсификации производства полупроводников с США, Японией, Тайванем и Нидерландами, а также приоритете южного направления инвестиционной политики, которая ориентирована теперь не на Китай, а на Юго-Восточную Азию. Снижение значимости Китая для Южной Кореи связано и с тем, что в 2023 г. США впервые за последние 20 лет опередили Китай в качестве ведущего торгового партнера РК. Южная Корея, кроме того, вынуждена следовать введенным администрацией Байдена ограничениям на торгово-инвестиционные отношения с КНР, так как надеется занять китайскую долю на американском рынке, используя введенные США тарифные ограничения на импорт некоторых видов китайской продукции, включая чипы и электромобили.

Вместе с тем между двумя странами сохраняется взаимная заинтересованность в развитии торговых и инвестиционных отношений, позволяющих обеспечить друг другу доступ к «чувствительным» товарам и технологиям. Кроме того, администрации Юн Согёля было важно продемонстрировать общественности внутри страны, что линия на сближение с Японией, а также укрепление связей с Америкой на антисеверокорейской и антикитайской основе, которая не находит полной поддержки в среде леволиберальной части южнокорейского общества, балансируется усилиями по развитию экономических отношений с Китаем. Особенно эта задача актуализировалась на фоне прошедших в РК в апреле 2024 г. выборов в парламент, где победу одержали прогрессисты, критикующие политику консерватора Юн Согёля.

Наконец, символический успех саммита был для Южной Кореи важен и с точки зрения поставленной ею задачи превращения страны в «ключевую державу глобального уровня» (global pivotal state), решение которой предполагает в числе прочего успешную организации крупных международных мероприятий. Для администрации Юна было важно не допустить провала саммита, позиционировать его как большой успех южнокорейской дипломатии и добиться подписания на нем значимых документов, даже если их практическая реализация вызывает на данном этапе сомнения.

Андрей Губин:
Спицы против осей: особенности региональной безопасности в Северо-Восточной Азии

Накануне проведения саммита, 26 мая, южнокорейской стороной была организована серия двусторонних встреч между лидерами трех стран. Президент РК Юн Согёль и премьер-министр КНР Ли Цян наметили в ходе двусторонней встречи ряд инициатив, направленных на то, чтобы вернуть в более позитивное русло двусторонние отношения в области безопасности и экономики. Стороны договорились о проведении корейско-китайского диалога по дипломатии и безопасности в формате «2+2» (министров иностранных дел и обороны), о налаживании других каналов коммуникации, включая стратегический диалог заместителей министров иностранных дел.

Также была достигнута договоренность о продолжении перехода ко второму этапу корейско-китайского соглашения о свободной торговле, вступившего в силу в 2015 г., в рамках которого данное соглашение выйдет за рамки торговли товарами и охватит нематериальную сферу, включая вопросы правового регулирования, туризма и иных услуг, а также культурных связей. Само по себе это решение имеет большой психологический эффект, позволяя преодолеть напряженность в двусторонних экономических отношениях, которая превалировала после ведения в 2016 г. Китаем санкций в связи с решением Сеула развернуть у себя систему THAAD. Эти санкции привели к значительным потерям для южнокорейской стороны в условиях сокращения туризма и культурных связей с Китаем.

Достаточно острые вопросы были затронуты в процессе двусторонних переговоров между премьер-министром Японии Фумио Кисидой и Ли Цяном. Кисида, в частности, озвучил требование к Китаю отменить полный запрет на импорт японских морепродуктов, который был введен после сброса в Тихий океан в 2023 г. очищенных жидких отходов с АЭС «Фукусима». Затронут был и тайваньский вопрос: японская сторона высказала озабоченность в связи с проведением НОАК военных учений вблизи Тайваня после инаугурации президента Тайваня Лай Циндэ 20 мая.

Что касается двусторонней встречи лидеров Японии и Южной Кореи, она ожидаемо была гораздо более позитивной, чем их встречи с китайским визави. Стороны избегали затрагивание проблем в двусторонних отношениях, включая тему сброса фукусимских отходов, которая вызывает большой общественный резонанс в Южной Корее, и сосредоточились на развитии «взаимовыгодных отношений, основанных на общих стратегических интересах». Можно предположить, что президент Юн предпочел продемонстрировать Пекину свою идейную близость с Японией даже несмотря на усиление негативного отношения к ней в южнокорейском обществе, используя это в качестве средства психологического давления на Китай накануне проведения трехстороннего саммита.

Основные достижения саммита

Прошедший Девятый трехсторонний саммит продемонстрировал некоторые позитивные результаты для всех его участников. Лидеры договорились об институционализации трехсторонних консультаций путем проведения регулярных встреч на высшем и министерском уровнях. Как и следовало ожидать, повестка дня строилась вокруг неполитических вопросов, которые не относятся к числу источников напряженности.

В итоговой совместной декларации содержались пространные заявления о нацеленности на совместную работу по выстраиванию «глобального игрового поля» в интересах создания условий для открытой инклюзивной и недискриминационной торговой и инвестиционной среды. В целях укрепления сотрудничества и стабилизации цепочек поставок товаров лидеры пообещали содействовать эффективной реализации продвигаемого Пекином Всеобъемлющего регионального экономического партнерства, согласились возобновить начатые еще в 2012 г. переговоры по трехсторонней зоне свободной торговли.

Было определено в общей сложности шесть приоритетных областей сотрудничества: людские обмены, устойчивое развитие, экономика и торговля, здравоохранение и стареющее общество, наука и техника, цифровая трансформация, помощь при стихийных бедствиях и безопасность. Было также принято решение об учреждении «Трехстороннего сотрудничества плюс Х» — концепции применения скоординированного подхода к взаимодействию в шести определенных на саммите областях с другими странами Индо-Тихоокеанского региона, включая Монголию и страны Юго-Восточной Азии.

Были согласованы и приняты такие документы, как Совместное заявление, Совместное заявление о предотвращении будущих пандемий, готовности к ним и реагировании на них, а также Совместное заявление о 10-летнем видении трехстороннего сотрудничества в области интеллектуальной собственности, в которых стороны декларировали свое намерение расширять взаимодействие в ряде ключевых областей, уделяя особое внимание восстановлению торговых отношений, расширению технологического сотрудничества и содействию культурным обменам.

Лидеры трех стран также договорились о проведении в дальнейшем ежегодных встреч на высшем уровне в трехстороннем формате. Следует отметить, что саммит изначально задумывался как ежегодное мероприятие, а отсутствие регулярности было связано только с политическими проблемами в отношениях участников. Иными словами, саммит как бы вернулся в свое исходное русло.

Что касается «политических» вопросов, они все же получили ограниченное место в повестке дня, хотя и было сделано все, чтобы избежать публичной конфронтации или даже «выяснения отношений» между участниками. Стороны, например, обсудили конфликты в Европе и на Ближнем Востоке. Однако наиболее заметной темой стала проблема безопасности на Корейском полуострове, особенно в контексте ракетно-ядерной программы КНДР.

Андрей Губин:
Современные планы США в сфере создания национальной противоракетной обороны: преломление для Восточной Азии

Лидеры Южной Кореи и Японии призвали к денуклеаризации Корейского полуострова, тогда как китайская сторона, согласившись с включением этого термина в итоговые документы (хотя и без определения «полная», как это было на предыдущем саммите 2019 г.), предпочла не говорить напрямую о Северной Корее, заявив только о том, что будет поддерживать региональную безопасность и стабильность в Азии. Очевидно, Пекин вынужден учитывать, что в нынешних геополитических условиях обладание ядерным оружием становится для Пхеньяна важнейшей гарантией выживания. Кроме того, косвенно поддерживая КНДР, Пекин, очевидно, исходит из того, что Токио и Сеул, как и Вашингтон, будут в дальнейшем в большей степени тратить свои внешнеполитические и военные ресурсы на эту страну, а не на сам Китай, что позволит снизить уровень конфронтационности в его отношениях с ними. Однако даже такая сдержанность формулировок, вероятно, вызвала сильное недовольство Пхеньяна, который демонстративно запустил в период проведения саммита, хоть и неудачно, очередной разведывательный спутник.

***

Можно заключить, что достигнутые на саммите договоренности, касающиеся возобновления переговоров о трехсторонней ЗСТ и укрепления экономического сотрудничества, можно оценить как успех. В заявлении премьер-министра Китая Ли Цян говорится о том, что встреча ознаменовала «перезагрузку» и «новое начало» в отношениях между азиатскими гигантами. Для Южной Кореи они стали новым шагом в деле закрепления статуса «глобального ключевого государства». Однако большие сомнения вызывает готовность сторон выполнить многие из обещаний, перечисленных в Совместном заявлении. Несмотря на прозвучавшую в официальных заявлениях высокую оценку самих итоговых документов, надежды на их эффективную реализацию пока невелики.

Трудно ожидать и начала политической оттепели в отношениях Токио и Сеула с Пекином. Очевидно, что в дальнейшем значимость этого формата будет все больше ограничена экономической повесткой, так как в политическом и военном плане национальные интересы Японии и Южной Кореи будут в видимой перспективе расходиться с интересами КНР еще сильнее.